Их уже нельзя было назвать деревьями. Обрубки, уродцы, даже не столбы. Мужики обрезали кроны, закидали ветви в грузовик, собрали мелкий мусор, равнодушно уехали.
Вокруг деревьев осталась боль. Густым кричащим облаком. Почему не убрали боль? Не увезли её в машине? Вы не слышали её? Вы не видите этого крика? Вы - слепые и глухие. Вы - счастливые люди. Вы и дальше сможете спать и видеть свои сны из борща.
Деревьям теперь нечем видеть. Им нечем видеть даже сны. Им трудно дышать. Они не знают, что с ними будет дальше. Деревья не умеют убивать себя. Только умирать от старости. Но эти еще молоды и у них нет выбора. Надо жить, надо терпеть, надо жить такими. У них не выбора, как и нет ненависти. Это просто люди. Маленькие глупые, слепые и глухие люди. У деревьев не осталось надежд. Где-то в глубине есть смутные воспоминания о весне, о новых листочках, но даже там нет надежд. Только облако боли вокруг. Облако обиды. Облако непонимания.
Шел снег. Даже не шел. Снег в растерянности висел вокруг деревьев, не узнавал их, искал уже несуществующие ветви. Снег не видел боли. Каждый видит по-своему. Он просто спешил с неба укрыть ветви. Это был заведенный порядок – снег укрывает ветви. Он так делал каждую зиму. Год из года. Он знал эти деревья. Деревья ждали его. Снег рассказывал деревьям про облака, про небо, про то, как он стал снегом. Деревья подолгу разглядывали сверкающие кристаллики, хвастались друг перед другом новыми нарядами, рассказывали снегу про весну и свежие листочки. Снег не верил им, но рассказы ему нравились. А теперь? Куда теперь? Под ноги пешеходам? Под колеса машин? Стать серой кашей? Почему деревья так поступили? Разве им было плохо со снегом…
Андрей подставлял снегу ладони. Хотя бы ненадолго. Успеть рассмотреть. Успеть объяснить хоть что-то, рассказать про боль деревьев, про глухих и слепых людей, про весну, которая сможет что-то исправить. Снег быстро таял в ладонях, успевая растворить в себе капельку боли, и это было лучше, чем стать серой кашей. Андрей прижимаkся к стволам, чтобы хоть на время заменить им ветви, руки, глаза. Андрей просил прощения, и говорил, говорил, говорил с ними, их нельзя было оставлять наедине с собой. У вас будут новые ветви, вы будете жить, у вас могучие корни, вы обязательно справитесь, уже этой весной появятся новые листочки, шелестящие и живые, вы снова будете говорить, а следующей зимой опять прилетит с неба снег и расскажет про облака, про небо, со снегом ничего не случилось, и с небом, и с облаками, это просто слепые и глухие люди, простите их, простите нас…
Андрей провел с деревьями целый день. Ушел, когда закончился снег, когда в темноте боль утихла.
Завтра он будет что-то сочинять на работе. Его, наверное, уволят. Потом он будет сочинять что-то дома, оправдывая очередное увольнение и выслушивать про своих знакомых, которые люди, как люди, а он тряпка и на что они жить будут теперь. Но это только завтра…Знакомые… А что знакомые? Один из них в тот день заработал очередные 7 тысяч долларов, другой чуть меньше, третий заработал 230 рублей, но они ему были очень нужны, мама второй месяц в больнице. Ещё один, акушер, помог родиться трем мальчикам и двум девочкам; пятый написал песню, пусть немножко неуклюжую, но он вложил в неё часть себя; у шестого расцвел кактус, он два года ждал этого.
Остальные восемьдесят три знакомых и сами не сумели бы ответить, для чего у них был этот день.