Capriccio

CAPRICCIO
1
Все началось в тот момент, когда мое сердце остановилось. Собственно, сначала ты ушел. Просто ушел, не сказав ни слова. И я металась по городу в надежде найти тебя и заглянуть в твои глаза. Просто заглянуть и понять: «Почему?» И когда ты отыскался у знакомых ребят, и вышел ко мне в полутемный коридор, и наши взгляды встретились... вот тогда мое сердце остановилось. Потому что, страшно было не то, что ты разлюбил, а то, что я больше не любила.
И то, что болело, перестало болеть, и я не помню, как вышла во вселенскую пустоту из замкнутого пространства нашей с тобой влюбленности. И от этой пустоты вдруг стало так страшно и плохо, что я присела на ступеньки высокого бетонного крыльца незнакомого дома.
И не было звезд на небе. И не было слез - до противного сухи были глаза.
И молчало, молчало сердце.
Грузный, тяжелый бассет с печальными глазами подошел и лизнул мою руку...

2
С утра у меня болело горло, и я попросила яблоко. Лидочка заказала мороженное. Мы сидели в маленьком, тесном бистро и ждали, когда ты принесешь заказ. Три бывших одноклассника, случайно встретившиеся в толчее огромного города и моментально потерявшиеся в старом, давно забытом нами, бермудском треугольнике бывших симпатий.
Ты принес мороженное Лидочке, яблоко мне и коктейль для себя. Яблоко было большое, твердое и, пока я примеривалась, как бы откусить первый кусок, Лидочка очень эротично слизывала мороженное с длинной деревянной палочки, обхватывала его пухлыми губками и, клянусь, это было зрелище! Ты потягивал коктейль через соломинку и снисходительно посматривал, как я сражаюсь с яблоком, переводя взгляд на Лидочку, умело расправляющуюся с мороженным.
Я откусила, наконец, первый кусок яблока с капустным хрустом. Мне показалось, что этот звук заглушил все остальные.
Лидочка ворковала о последней поездке в Москву, о встрече с Валерием Золотухиным.
Я мужественно боролась с яблоком.
Лидочка слизнула последние капли растаявшего мороженного с губ, ты допил коктейль и вы поднялись.
Я тоже встала, прихватив с собой яблоко, которого не съела и половину.
- Ну, мне пора! - Лидочка вопросительно глянула на тебя. - Тебе в какую сторону?
Ты неопределенно махнул рукой.
- Ну ладно, пока, звоните. - Лидочка вынула из сумочки визитку. Скрипнули тормоза остановившейся машины, и Лидочка унеслась на черной «Волге», обаятельно улыбнувшись напоследок.
И вот тут случилось самое необычное, что могло произойти. Ты обернулся ко мне и сказал, улыбаясь:
- Ну? Куда пойдем? Предлагаю просто так, погулять.
И ты забрал у меня яблочную половинку, и с хрустом откусил огромный кусок.

3
- Что такое любовь? Странный вопрос. Глупый. Дай спички, я прикурю. Даже и не знаю, как ответить... Наверное, это когда не спишь по ночам, ожидая его звонка... когда перечитываешь письма до тех пор, пока они не начинают распадаться на четвертинки, а потом склеиваешь эти четвертинки скотчем.
Когда ревнуешь до безумия, до потери рассудка не только к женщинам, а к друзьям и книгам, я уже и не говорю о любимой собаке!
Когда ждешь его вечерами, прислушиваясь к шагам на лестничной площадке, к каждому хлопку подъездной двери. И всматриваться в темное ночное окно, пытаясь угадать его силуэт в случайном прохожем... а вдруг это он?
Любовь? До чего вопрос нелепый. А почему ты спросила? Подай мне еще одну сигарету, пожалуйста......
4
- Я ничего не хочу! - и: - О-о-о! - глубоко и тяжело вздохнула куда-то в небо белого потолка. Кому - то неведомому, кто смог бы ее понять.
« Ну что она вздыхает? К кому обращено это ее «О-о-о!», что сделать, как успокоить, как остановить эту сцену, попахивающую истерией?»
- Не трогай меня! - (как будто я собирался!) и закрыла лицо ладонями, сжавшись, скорчившись в глубоком кресле. И уже и плечи подрагивают.
«Боже! Ну, к чему этот концерт. Зачем эти слезы? Женщины странные существа. Ведь все было хорошо. И сказал только: «Схожу-ка я за пивом», и вот, пожалуйста!..»
- Я всегда знала, что ты эгоист? - смахивает со щек слезинки, смотрит искоса, настороженно.
«Ну почему я эгоист? Что криминального в том, что хочется пива? Элементарно. Банально. Пошло. Просто хочется пива. Что в этом плохого?»
- Что ты молчишь? - и снова дрожь в голосе.
«Господи! А что я могу сказать? Что сегодня у меня был трудный день, и я устал чертовски? Что каждый мужчина, мать его! Имеет право выпить пиво после рабочего дня. Снять напряжение. И что такого, если он выпьет это пиво? Дома. Рядом с женой. И с ней поделится...»
- Ну не молчи... скажи что нибудь... Ну, хочешь, сходи за пивом. А, правда, возьми пару баночек, вместе выпьем?.. А?.. Ну что ты?..
- Хорошо. Больше ничего?
- Нет. Приходи скорее, ладно?
- .....
- Что ты сказал?
- Ничего. Я люблю тебя...
 
  5
Он ушел и она осталась одна. Плакать не могла, но внутри словно окаменело все. Ходила, почерневшая, с мертвыми глазами. Соседка заходила к ней по вечерам и наставляла, сочувствуя:
- А ты поставь ему свечку за упокой... Или, вот, я тебе наговор принесла, почитай-ка.
Соседка ушла, оставив на столе белый квадратик бумаги. А она и не заметила. Через несколько дней взяла машинально со стола, грустная, в невыносимой тишине пустой квартиры, развернула и прочла несколько строк:
Встану я раба Божия из двери в двери, из ворот в ворота. Выйду в чистое поле, широкое раздолье, на три дороги, на три росстани...
 Слова завораживали, убаюкивали, укачивали. Как будто благодать сошла на сердце.
...Как это рыба без воды не может ни быть, ни жить, так бы и раб Божий без меня - рабы Божьей не мог ни быть, ни жить, ни дней дневать, ни ночей ночевать...
Ну, вот она и заплакала. Воздуха, воздуха не хватало и она, задыхаясь, бросилась к окну, и стала бить ладонями по стеклу, словно хотела разбить, чтобы впустить в душную комнату ветер. А слова все звучали вкрадчиво:
...Как это коровушка по теленочку тоскует, горюет, так бы и ты раб Божий по мне - рабе Божьей тосковал бы да горевал, плакал бы да тосковал бы...
И отчаянье ее было настолько велико, что она решилась, и пошла было в церковь, накинув черный платок на голову, но встретила старушку-нищенку на углу у булочной. Достала мелочь и протянула ей. А старушка возьми да и скажи:
- Не дело затеяла, дочка. Знаю, что плохо тебе, да только ты отпусти его. Приди домой. Успокойся. Лицо холодной водой умой да и скажи...- И прошептала несколько слов негромко.
А ночью, когда уснуть было невозможно, она, глядя в ночь, все не могла забыть этих завораживающих слов:
Как это коровушка по теленочку тоскует...
Но только она их не произносила. Они сидели глубоко в сердце, а звучали в сознании другие. Горькие до боли. И она зашептала тихонько:
- С любовью и нежностью, отпускаю тебя. Отныне ты я и свободны...
А потом чуть погромче, чтобы самой услышать и постичь до конца то, что говорит:
С любовью и нежностью, отпускаю тебя... Отныне ты и я свободны...
А потом еще громче:
- С любовью и нежностью...
А потом тихо-тихо, еле заметным движением губ:
- ..отпускаю тебя...
А потом совсем неслышно, там, внутри себя:
-... отныне ты и я свободны...
И еще много-много раз шепотом и мысленно. Пока не пришло странное спокойствие. И все мысли куда-то ушли, и все потеряло смысл, осталось только это:
С любовью и нежностью отпускаю тебя, отныне - ты и я свободны.

6
От синего, холодного неба было зябко. Ветер дул пронизывающий, и солнце равнодушно сияло ледяным, не греющим светом.
Она ежилась, подергивала плечами, всем своим видом стараясь показать, как ей неуютно на улице.
- Может быть погуляем? – Он закурил сигарету и с надеждой заглянул в ее глаза.
Она молча помотала головой и так же молча повернулась и направилась к дому.
- Ну, куда ты пошла? Подожди! – Он догнал ее и зашагал рядом, стараясь попасть в ногу. – Ты что же думаешь, я все время так за тобой бегать буду?
Она шла быстро, и он семенил рядом, забегая чуть вперед, пытаясь понять по выражению лица, что же она сейчас еще выкинет.
У подъезда она остановилась.
- А завтра, можно я приду? – Она молча кивнула и подставила ему щеку
для поцелуя.
 Он чмокнул ее неуклюже, и осторожно погладил по плечу, стараясь запомнить это ощущение прикосновения. И долго смотрел вслед, и стоял, запрокинув голову, глядя на ее окна. И считал часы, когда же они вновь увидятся. А потом побежал домой, перепрыгивая через лужи, и, прибежав, тотчас уселся писать письмо, которое начиналось, как все его письма словами: «Здравствуй, милая, мы только что расстались…». А после того, как написал, долго сидел в ванной, полной горячей пенистой воды, пытаясь, таким образом, укрыться от проницательных взглядов своей многочисленной семьи. И представлял себе: как она, делая уроки, читает учебник, наматывая прядку волос на палец, задумавшись; как укладывается спать, раздеваясь перед сном; как уютно устраивается под одеялом, прижимая к себе игрушечного котенка.
А завтра в школе, он будет сидеть, за своей партой, у окна, и смотреть на нее, а потом они будут бродить по улицам и молчать. Он проводит ее до подъезда и она, как всегда, подставит щеку для поцелуя. Все повториться, еще и еще, до тех пор, пока это не выльется в новое качество их свиданий, но сейчас он об этом не думал. Он знал только, что будет писать ей каждый вечер письма, каждое из которых будет начинаться словами: “ Здравствуй, милая, мы только что расстались…”