М И Х А
(быль)
История эта записана была мною со слов ее героя. Записана потому, что я впервые в жизни столкнулся с человеком столь странной судьбы. С той поры прошло тридцать лет. Где он сейчас - Миха, Михаил ФИЛИПÓВИЧ, жив ли, и если да, то куда занесла его судьба, которую в значительной степени лепил себе он сам?
Когда Михе было 15 лет, он как то раз зимой пошел на реку. Ступил на лед - и лед стал проваливаться под ним. Миха рванул было к берегу, но оглянулся и увидел на льдине огромных карасей. Азарт взял верх, и Миха, вернувшись, залез в воду по колено, стал хватать карасей руками и выбрасывать их на берег. Валенки намокли, он скинул валенки и, стоя в воде босиком, продолжал выхватывать из реки карасей...
... Два месяца спустя у Михи опухли суставы ног, затем - рук. Врачи объявили свой приговор: безнадежен.
Он лежал дома в постели, лежал не двигаясь. Мать ухаживала за ним: кормила, мыла, прибирала.
Однажды в их деревню приехала девушка, уроженка тех мест. Она была довольно развита, училась в столице, даже снималась в кино. Она была наслышана о прежних Михиных подвигах: он слыл в тех местах заводилой, часто устраивал настоящие рыцарские побоища, вооружив местных пацанов "доспехами" - щитами и мечами, которые сам же мастерил из древесной коры да березовых досок. Нередко местное "воинство", вооруженное подобным образом, ходило стенка на стенку против городских мальчишек. Обо всем этом девушка знала, знала о неуемном Михином характере, его неиссякаемой энергии. И она навестила Миху, чтоб посмотреть на него, живого, реального. Она не знала, что парень 0, был уже безнадежно прикован к постели, и придя к нему в избу, сказала: "Это ты тот самый Миша? Я много слышала о тебе и твоих подвигах. Чего же ты сейчас-то лежишь без движения?". Миха в ответ буркнул: "Надоело всё. Хочу - и лежу!". Сказал и... влюбился в дивчину без памяти. И спустя несколько дней вдруг ощутил, что правая нога отходит и начинает что-то чувствовать! Опухоль стала опадать!
Вот так Миха и начал жить по-новой. А всё потому, что ОНА приходила к нему каждый день, и один раз даже поцеловала... Он любил ее всё сильнее и отчаяннее, и эта его любовь сделала то, перед чем врачи безнадежно опускали руки.
Он выздоровел. Но ОНА уехала в Кишинев. А вскоре до него дошла весть, что на Нее напали хулиганы. Подлецы оставили на ее голове семь тяжелых ран. Миха, узнав о несчастье, поклялся жестоко отомстить. Для этого приехал в Кишинев, и вскоре стал там известным городским заводилой по кличке "Каррамба". В конце концов он нашел-таки в Кишиневе ту самую свою любовь, но много позже, когда она давно уже была замужем, и у нее было двое детей. Миха часто приходил к ее дому, и если перед тем принимал для храбрости стаканчик-другой, то валялся у ее ног и плакал. А Она гладила его по голове и тихо говорила: "Ну Мишенька, ну не нужно. Если очень хочешь - я стану твоей". А Миха, который все еще бредил ею, жаждал видеть ее обнаженной, обладать ею - после таких ее слов ну никак не мог этого сделать, потому что не хотел быть подлпецом по отношению к ней. И продолжал страдать.
... Но всё меняется, что-то уходит и забывается. Перегорел и Миха. И началась у него другая жизнь, полная приключений и шараханий из крайности в крайность. Занявшись борьбой, он пару лет спустя стал известным борцом Михаилом АЙТÓ, завоевывал приз за призом во множестве соревнований различного уровня, и... одновременно оставался заводилой уличных и ресторанных "свалок", побывал в "бизнесменах", был фантазером и неудачником, и даже занесло его в контрреволюционную организацию потомков русских эмигрантов "Народно-Трудовой Союз" (НТС). И его взяли на заметку органы госбезопасности СССР - за историю с завозом в Союз запрещенной в те годы литературы. Успел Миха поработать и на строительстве автогиганта ВАЗ в Тольятти.
А к моменту нашего с ним знакомства Миха, осев в Таллине, стал маляром-отделочником; попутно разводил аквариумных рыбок и продавал их, мечтая вдальнейшем разводить нутрий и песцов, чтобы с продажи шкурок постепенно сколотить себе "сносный капитал".
Всё сие было в далекие 70-е, когда Перестройкой в стране еще и не пахло. Женился же Миха на красавице-молдаванке, в жилах которой помимо молдавской текла еще и греческая кровь. Звали ее Галиной: она была молода, моложе Михи лет на пятнадцать. По его словам, он "спас ее от улицы", и она увязалась за ним, и даже грозилась покончить с собой, бросившись под машину, когда он не захотел связывать свою беспутную жизнь с нею. Они поженились и приехали в Таллин. Вместе малярили, на одной стройке, вместе поступили в Таллинский стройтехникум. Там мы и познакомились. Там же увидел я Галину и оценил, насколько щедро одарила ее природа физическим совершенством. Мужики из нашей группы буквально со стоном уговаривали Миху: "Познакомь с женой!". А он кривил гримасу и отвечал: "Да забирайте!..". Почему так? - удивлялся я, покуда он сам не рассказал мне про свою семейную жизнь.
Не заладилась она у них, эта самая "семейная жизнь". Галина частенько оскорбляла Миху, потому что, по его словам, была далеко не умной молодой женщиной (хотя какая уж там "женщина", когда тебе только-только исполнилось восемнадцать!).
Однажды познакомился Миха в поезде с женщиной из Каунаса. И завязалась у них мощнейшая переписка. Почтовый роман перерос в сильную взаимную тягу, и Миха решил в конце концов взять развод у Галины и переехать в Каунас. Развод дался ему ох как непросто! Галина устроила ему серию семейных сцен, категорически отказываясь от развода - по сути, она была беспомощна в жизни без Михаила, и панически боялась остаться одна (видать, природа, сполна одарив ее внешностью греческой богини, на том и выдохлась, не оставив бедняжке шансов на развитие ума).
Как бы то ни было, но Миха уехал в Каунас, забрав немудреные пожитки, бóльшую часть которых составляли аквариумы и банки с живыми рыбками и без них. И вскоре после отъезда он пропал. Никто ничего не знал о нем два года - в том числе не знали о нем и в нашем стройтехникуме. И вдруг он столь же внезапно объявился. Пришел ко мне, и рассказал, как вновь кидала его по сторонам жизнь за эти два года. Новая супруга Михи оказалась замешанной в каком-то неблаговидном "деле", связанном не то с валютой, не то с перепродажей ковров, и он сказал ей "до свиданья", поскольку ему и своих грехов хватало с головой, чтобы еще и за чужие расплачиваться.
А потом занесло его в водоворот Каунасских событий, кажется, 72-го года, когда пьяные "революционеры" - разного рода "хиппи", "гашисты" и прочая - устроили смуту, и их пришлось разгонять с помощью милиции и войск. Сигналом к тому "выступлению" будто бы послужил акт публичного самосожжения 17-летнего пацана на одной из площадей Каунаса, накануне приезда президента США Р.Никсона с визитом в Москву. А затянуло Миху в эти "события" так: утром, проснувшись от какого-то гуда снаружи и еще не вполне протрезвев после вчерашнего, Миха спросил: "Что за шум?". Ему ответили: "Революция!". И он, не став разбираться, сдуру и с похмелюги (это с его слов!) бухнул: "Раз революция - я с вами...". Вскоре он оказался на улице, посередине между "революционерами" и солдатами. Первые кидали во вторых камни, и Михе пришлось укрываться от этого обстрела за деревом. Потом его хряпнули дубинкой по руке, заволокли вместе с кучкой "революционеров" в машину, и вскоре заставили разбирать баррикады. Миха, растаскивая ящики, втихаря поставил их один на другой "лесенкой" - да и удрал через забор. На следующий день его все же нашли, и вскоре стали допрашивать. Когда он пытался придуриваться - его колотили. А поскольку никто из "революционеров", с которыми ему устраивали очную ставку, не опознал (да и не мог опознать!) в Михе кого бы то ни было (его просто не знали), через три месяца его отпустили, запретив проживать на территории Литвы.
Судьба вновь свела его с Галиной, которую ЕГО родители забрали к себе, узнав о разводе. Но с той поры он стал придерживаться по отношению к ней другой тактики. "Умнее она все-равно не станет, - говорил мне он, - а портить из-за нее нервы не имеет смысла". Он просто стал выслушивать ее без особых возражений, а если дело совсем заходило в тупик, исчезал на время из дому, пока всё не уляжется.
В тот год Михе было уже за тридцать (а это начало семидесятых), и в голове его все еще гнездилась масса целей и планов, на мой взгляд, в ближайшие несколько лет невыполнимых. Впрочем, одна из его задумок была вполне серьезной: продолжить прерванную было учебу в стройтехникуме и все же окончить его. И впереди его ждали по меньшей мере два-три десятка лет сознательной жизни. Куда могла бы вывести Миху линия его судьбы? В какие новые передряги попал бы он? И наступил ли когда-то конец беспорядку в его голове и жизни? Трудно сказать. Я этого не знаю, потому что Миха выпал из поля моего зрения с четверть века тому назад. Чем завершился этот щедрый и сумбурный вулкан энергии, которым наделила Миху природа? Неужто ничем? Жаль, если так.
17.05.1973 - 12.02.2003
Таллин