НАХАЛЬНАЯ ВОРОНА
(Из цикла "Тропинка в лес")
Откуда та ворона взялась, не знаю. Только Маркиза о ней срезу оповестила: замяукала так истошно, что я моментом выскочил на крыльцо. Что такое?
Кошка сидела на яблоне, а под деревом стояла растрёпанная черная ворона. Склонила голову набок и на мурку косится.
- Кыш! - сказал я вороне. Она - ноль внимания.
А Маркиза меня завидела и ещё пуще возопнла. Чудеса, да и только! Наша кошка даже соседского Аолкана не боялась. Забежит тот, бывает, на крыльцо, где у Маркизы всегда блюдце с едой стоит. Кошка поначалу делает вид, будто не замечает его, даже мордочку отворотит в сторону,но стоит псу сунуть нос в блюдечко, как она тотчас же выгибает спинку, распушивает хвост и хвать-хватъ Полкана по щекам. Тот не выдерживал ее шипения и ретировался. При этом Маркиза успевала хватить его разок-другой за хвост, после чего с гордым видом усаживалась на верхней ступеньке крыльца.
И вот такая Маркиза оказалась вроде пленницы у какой-то вороны! Что за притча? Решил я в дом вернуться, из окна посмотреть, что дальше будет.
Постояла ворона у яблони, постояла и двинулась к крыльцу. Скок-скок- оглянется на Маркизу, та сидит, в комок сжалась. Так и добралась гостья до блюдечка со вчерашней рыбой. Клюнула разок-другой, понравилось - принялась кошкин завтрак уплетать. Маркиза не выдержала, с дерева сорвалась и пулей к вороне подлетела. Та развернулась, крылья растопырила и клювом щелк-щелк кошку по носу - отскочила Маркиза, мявкнула обиженно. И только ворона шагнула к ней, как, смотрю, мурлыка наша - хвост трубой и к яблоне. Вскарабкалась на нижнюю ветку, села и нос лапками заотирала.
Только расправилась ворона с рыбой, как появился Дружок. Он у нас совсем еще маленький: кругленький, как колобок, лопоухий и, можно сказать, бестолковый - часами, бывает, собственный хвосг ловит. Юлой искручивается!
В отличие от Полкана Дружок пользовался покровительством Маркизы - она ничего не имела против, если песик доедал остатки с её блюдца.
Дружок деловито потрусил к крыльцу и тут увидел ворону. От неожиданности пёсик привал на передние лапы, чтобы затормозить, но не удержался и перевернулся через голову. Ворона вытянула шею и внимательно на него смотрела. А тот склонил голову набок, насторожил левое ухо и вопросительно гавкнул:
- Рр-нга-нга?
Дескать: кто ты такая?
Ворона с места не сдвинулась и ничего ему не ответила. Тогда Дружок сел на землю, поизучал птицу, наклоняя голову то вправо, то влево. И, видно, страшной она ему не показалась - смело направился к крыльцу, забрался на верхнюю ступеньку и, отчаянно взвизгнув, кубарем покатился вниз. Потому что ворона, не долго думая, тюкнула его клювом прямо в нос.
В мгновенье ока Дружок оказался в своей будке. И только там обиженно заскулил. Маркиза выразила ему солидарность протяжным воплем.
А ворона, как ни в чем не бывало, доклевала крошки, соскочила с крыльца и вразвалку, как утка, прошествовала в дальний угол сада. Там и скрылась под кустом смородины.
Такой разбой меня возмутил, и решил я ворону прогнать. Увидела меня Маркиза - заголосила: ммяв да ммяв! И неловко так закрутилась на своей ветке - слезть никак не может, подсобить, значит, просит. Да и вороны, видно, опасается: вытаращенных глаз с куста смородины не сводит.
Снял я Маркизу с ветки. Задрала она пушистый хвост и опрометью в открытую дверь на веранду заскочила. Смотрю: на подоконнике уселась, охорашивать себя лапками принялась да сквозь стекло нет-нет и взглянет во двор сердито.
Подошел я к смородиновому кусту. Увидела меня ворона - скок в сторону, усатый клюв раскрыла:
-Кра-а-а!
Не улетает. Правое крыло, замечаю, по земле волочится. Ах, вот оно что! Подбито крыло. Ну, думаю, сейчас я ее поймаю, подлечить птицу надо...
Не тут-то было! Только я к вороне шагну - она быстренько от меня отскакивает, дистанцию шагов на десять выдерживает четко. Я к ней бегом - и она скачет вприпрыжку; делаю медленный шаг - она тоже бочком - бочком от меня отдаляется. Ладно, спрятался я за стволом груши - стою, дыхание сдерживаю: подумает ворона, что ушёл, успокоится - тут-то ее и сцапаю. Ан нет, смотрю: соблюдая все ту же дистанцию, она обошла дерево и уставилась на меня настырным глазом. Мало того, что разоблачила, так еще и тихонько так, укоризненно каркнула: "Кар-р?" Как, мол, не стыдно: такой взрослый, а бедную ворону-хромоножку изловить хочешь. А может, она другое спрашивала. Ну, например: "Ну как? Раскрыла я твою хитрость?"
Делать нечего, притворился я, что ухожу со двора. Дошел до поленницы, пригнулся за ней, выждал минут пятнадцать. Рядом малинник как раз начинался - вот я в него и решил перебраться, оттуда по-за кустами можно незаметно до воронь доползти, один бросок - и она в моих руках! Только начал я в малинник перебираться, глядь: ворона тут как тут, стоит, шею вытянула и на меня взирает. Нy и ну!
Покружал я для порядка за ней по саду еще немного да ушел домой. Все равно, думаю, на ночлег где-нибудь во дворе устроится - вот тогда я к ней в темноте и подберусь.
И точно, вечером ворона озабоченно повертелась у яблоня, на забор покосилась, но взлететь на него не смогла - высоко. Зато поленница ей явно приглянулась: по дровам, как по ступенькам, без особого труда можно забраться наверх. Так ворона и сделала. А над поленницей распластала ветви старая груша. Птица прыгнула на нижнюю ветку, зацепилась клювом за соседнюю, что повыше. Мало-помалу и докарабкалась чуть ли не до верхушки. Попробуй достань ее теперь!
Утром разбудили меня поскуливания Дружка. Не иначе, ворона хулиганит? Точно, расположилась у будки на перевернутой миске, в которую вечером я бросил бараньи косточки. Вот ими-то и лакомилась чёрная нахалка: прижмёт кость лапой и долбит ее клювом - мясо обклевывает. А Дружок забился в дальний угол будки и уже не поскуливает - визжит. Вороне слушать его надоело, бросила она кость, подошла к будке, вся насупилась и грозно так гаркнула:
- Кра-а!
Ещё и вовнутрь заглянула, для острастки клювом щёлкнула. Дружок сразу смолк - затаился, бедняга. Да и Маркиза из отчаянной гулёны вдруг стала примерной домоседкой. Как улеглась утром на подоконник, так и не слазила с него. Ей, наверное, хорошо было видно, как соседские куры столпились у забора. Впереди их стоял Петя. Надо сказать, что он не робкого десятка. Не одному петуху на нашей улице задавал жару - большой забияка. Да и люди его боялись: подберется бочком к прохожему, хвост растопорщит и драться кинется.
Нахальная ворона чем-то очень петуху не понравилась. Он перемахнул через забор - как раз напротив вороны очутился. Та от неожиданности аж к земле пригнулась, но тут же выпрямилась и всем корпусом на петуха развернулась. Принял Петя боевую стойку: голову к земле наклонил, будто что-то там разглядывает, перышки на шее встопорщил, крыльями хлопает. Ворона ни с места. Как стояла, так и стоит.
Бормотал Петя, бормотал злодейские свои ругательства, шоркал шпорами траву, шоркал да и прыгнул на ворону. Та от него увернулась, да не будь дура, за петушиный хвост клювом ухватилась - дернулся кочет, ахх! Самые красивые перья в вороньем клюве остались.
Еще больше разозлился Петя, наскочил на свою обидчицу - вот где крику-то, пух да перья так и летят в разные стороны! Курицы из-за забора во все горло кудахчут, с соседних дворов откликаются им гуси, воробьи откуда-то взялась - чирикают, с ветки на ветку перепрыгивают. Все за Петю болеют. Тот поначалу, вроде, верх держал, а потом ворона умудрилась вскочить ему на спину да как примется долбить прямо в петушиный гребень - только перья полетели! Вскрикнул Петя оглашено и к забору бросился, насилу в щель протиснулся, да неудачно: ворона, видно, крепко в него вцепилась - так и не разжала лап. Покоголтился тот у щели, побился да и оставил вороне на память чуть ли не весь свой хвосг. Кинулся от забора в сарай, за ним - куры гурьбой. До вечера там сидели, боялись выйти, только и слышно было из сарая недовольное клокотанье.
Вот так и распугала всех нахальная ворона и, никого не боясь, ходила по двору целый день барыня-барыней. Андрей тоже решил за ней поохотиться - надо же ей, глупой, крыло подлечить. Но и у него ничего не получалось: ближе, чем на десять шагов, ворона к себе не подпускала - эту дистанцию выдерживала старательно . На ночь она опять на ту же грушу таким же макаром забралась.
Наутро проснулись мы от тишины. Выглянул я в окно. Где, думаю, ворона? Нет её. Ни на груше, ни у собачьей будки, ни на крыльце. Обошел весь двор, сад обошел - нет как нет, ушла, видно, от нас ворона. Словно прознав об этом, откуда-то явился Дружок - завилял грязным хвостом; не иначе, где-то в болоте отсиживался. И Маркиза, томно мяукнув, с подоконника спустилась, к своему блюдечку подошла. И куры соседские, по сторонам озираясь, из сарая выбрались - постояли, покудахтали и принялись травку щипать. А Петя так до самого обеда и не высунулся из сарая, пока дед Николай не накрошил в корытце ботвиньи из молодых листьев свеклы вперемешку с кукурузой. Тут уж петух не выдержал - вышел из сараюшки и, озираясь, бочком-бочком подобрался к угощению.
Видимо, Ворона сама сумела подняться на крыло. А всё её нахальство, может быть, объяснялось очень просто: она защищалась, как могла.
На нашем дворе снова установились мир и покой. Но мы ещё долго вспоминали нахалку. Как-то скучно без неё стало!