Я рассказал людям о своих видениях Рая, как до меня это делали другие безумцы - Босх, Ван Гог, Вагнер, Бетховен, Эйнштейн.
Пауло Коэльо "Вероника решает умереть"
Молодой человек по имени Эдуард стоял на высокой горе, окруженный со всех сторон кучерявыми облаками. Это была самая вершина мира, на которую он взобрался. Выше был только Бог и ангелы, где-то там, за теми облаками, которые висели над головой. Где-то там, куда не сможет взобраться ни один человек. Очень далеко, чтобы не слышать причитающие голоса людей, молящихся ему, взывающих к нему. Настолько далеко, чтобы не слышать их даже с самой высочайшей горы мира. Но одновременно он был так близко, в сердце каждого человека, в уголке каждой души, чтобы люди не забывали о его существовании, чтобы всегда помнили о небесном покровителе. Он удалялся от них, но оставался близок, приближался к ним, но был недосягаем.
- Спустись ко мне, - тихо проговорил Эдуард, направляя свой взор вверх, вслушиваясь, чтобы не пропустить ответ, вглядываясь в облака, чтобы рассмотреть возможный знак.
- Спустись ко мне, - твердил он эти слова, как заклинание, однако не Бога просил снизойти.
- Спустись ко мне, - повторял он как молитва. Он хотел, чтобы их услышала та единственная, о которой грезил он, без которой страдал и днем и ночью, о которой думал постоянно. Без мыслей о ней, он не мог существовать, не мог ни есть, ни пить.
- Спустись ко мне, - вновь и вновь разносились его причитания в ожидании чуда. Ибо сошествие ангела на землю, да еще в облике прекрасной девушки, являлось истинным из чудес.
- Спустись ко мне, - снова повторил он. Ведь в последний раз ее голос пообещал, что они скоро увидятся. Однако сомнения всегда присущи человеку, вот он и сомневался, что увидит ее впредь. Одновременно он жаждал этой встречи и боялся, потому что не знал будущего. Он даже не мог представить, к чему приведет его любовь к ангелу, сошедшему с небес. Возможно, кара настигнет его, а возможно…
- Я приду, - послышался долгожданный ответ. И голос ее звучал нежнее флейты, и был он мягче бархата, и разливался, подобно нежной песни молодой пастушки, что гуляет рано по утрам.
Эдуард застыл на месте, не решаясь пошевелиться.
- Спустись ко мне, - с новой надеждой в голосе проговорил он. Его сердце забилось чаще от переживаемых чувств, переполнявших молодого человека, их можно было ощутить, но у него не хватало слов, чтобы описать их. Все существующие в мире слова были ущербны по сравнению с его чувствами, не могли их отразить в полной мере, так как он их переживал каждой частичкой своей души.
- Я приду, - пообещал ее голос. В последний раз она сказала, что сойдет к нему, если он будет усердно молиться об этом. Он не умел молиться, потому что никогда раньше не верил, но теперь понял, что был не прав, что существует некая высшая сила, небесный покровитель.
- Спустись ко мне, - эти слова звучали в его разуме, в его душе, в его устах подобно молитве. Он вкладывал в них те чувства, которые переживает любой верующий человек, будь то христианин, мусульманин, кришнаит или кто-то другой. Значение имело не то, какой ты веры, а то, как искренне ты веришь, как искренне молишься.
- Я приду, - сказала она, и воцарилась тишина. - Всего лишь миг, и ты увидишь меня.
Он возликовал всем сердцем, ибо надеялся, ждал, лишь слегка сомневался, но теперь его сомнения пропали. Они исчезли, потому что не имели ни малейшего шанса и права на существование. Молодой человек чувствовал, что внутренне весь напряжен и взволнован, поэтому приказал себе успокоиться и расслабиться. Он внимательно наблюдал за облаками над своей головой, гадая, как она выйдет к нему, какие первые слова он скажет ей, что ответит она.
Задумавшись об этом, он на секунду закрыл глаза, затем открыл.
Облака забурлили, словно клубы белого дыма, и стали медленно расплываться в сторону. Он ожидал услышать звуки фанфар, возвещавшие о пришествии, как читал в какой-то книге, но вместо них раздался плач одинокой скрипки, раздиравший душу и сердце. И ее стон был полон бескрайней печали и одиночества, будто девушка оплакивала свою утраченную любовь, будто вместе с ней плакали небеса.
Еще через миг Эдуард увидел, как плывет к нему на маленьком облаке его возлюбленный ангел. Впредь ожиданиям, у нее не было крыльев, да и кто сказал, что они есть у ангелов. Она приближалась, паря в воздухе. Стройная, как березка, распущенные золотые с завитками волосы развивались от движения. Голубые, как летнее небо, глаза светились таинственным огнем. Белый полупрозрачный саван прикрывал ее свободное обнаженное тело. Она была похожа на Афродиту, вышедшую из морской пены, только еще прекраснее.
- Я ждал тебя, - проговорил молодой человек, сделав шаг вперед, навстречу к девушке. Он хотел сказать что-то еще, спросить много вещей, но не мог выговорить больше ни слова, словно невидимая рука наложила запрет на его уста, опечатав их молчанием.
Совершенно безвольно, он развел руки в стороны, открывая объятья плывущему навстречу ангелу. Посторонняя сила руководила им, а не собственный разум, но сейчас он поступил бы так же. Ибо девушка, окруженная ореолом света, стремилась к нему, чтобы обвить его своими нежными руками, укутать в свои объятья.
С каждым мгновением, она приближалась. Еще миг и она сделала шаг, и ее стройные ножки ступили на вершину самой высокой в мире горы. Теперь их разделяло расстояние не больше метра. Их глаза встретились в немом разговоре.
Эдуард бросился в ней, чтобы прижать ее к себе, поцеловать, и больше никогда не отпускать. Но она исчезла.
* * *
Он проснулся с ощущением, что его обманули, словно ребенка, которому обещали игрушку, но передумали в последний момент. Уткнувшись лицом в подушку, он закрыл глаза, и пытался снова уснуть, чтобы вернулись сновидения, чтобы вернулась она. Но сон упорно не шел, мысли крутились вокруг видения, не давая покоя. Он переживал, что так и не смог прикоснуться к ангелу, не смог коснуться мистического создания, чтобы приблизиться к нему. Кто-то не давал ему совершить сие действие. Он чувствовал себя марионеткой, которой управляют, которой отпущены лишь определенные сценарием действия, а дальше… Быть так близко от нее, где-то в сердце, в душе, в голове, но одновременно оставаться так далеко. Он здесь, на земле, она там, в небесах, куда он никогда не сможет подняться. Но как же сильно он хотел обрести крылья, чтобы взмыть в облака, отыскать свою возлюбленную. Или пусть даже без крыльев, просто воспарить, как поступала она. А может быть, он не достаточно усердно молился, призывая ее снизойти в земной мир, снизойти до него. Вдруг она считает, что его просьбы не стоят того, чтобы спускаться с высоты небес на эту грешную землю для такого ничтожного человека.
Последнее время, когда начались ночные видения ангела, Эдуард взглянул на себя и на прожитый отрезок своей жизни совсем иначе. К тридцати годам он закончил академию искусств, все преподаватели прочили ему прекрасное будущее. Он отыскал свой стиль, свое направление в живописи, друзья помогли устроить несколько успешных выставок. Иногда он писал картины по заказу богатых людей, заработав достаточно денег, чтобы содержать собственную мастерскую и, тем самым, опровергнув утверждение, что художники всегда бедные люди.
Начиная с учебы в академии, он немного пристрастился к спиртным напиткам, но не так основательно, чтобы превратиться в человека, который и дня не может прожить без стакана водки. Испробовал разное множество наркотических веществ и транквилизаторов, но устоял перед зависимостью от них. Они были не самоцелью, а лишь средством погружения в другую реальность. Но побег был не от суеты настоящего мира, как случается со многими. Он лишь пытался найти новые средства художественного выражения для себя.
Мир, в котором он жил, вполне устраивал его. Он получал от жизни все, что хотел. Признание своего таланта, множество женщин, готовых отдаться известному художнику, однако, ни одна из них не задерживалась долго рядом с ним. Но не в силу его дурного характера, а по каким-то своим женским причинам, известным только их алогичному разуму. Имея хорошее, они всегда стремились найти лучшее. Иногда это лучшее оказывалось врагом хорошего, тогда они пытались вернуться, но он придерживался правила, что уходя, уходи навсегда. Чтобы забыть очередную знакомую, или отыграться на другой женщине за доставленные страдания, он находил молоденькую дурочку, развлекался с ней некоторое время, потом бросал. Впрочем, ни к одной из них он не питал особых привязанностей или чувств, лишь мимолетные порывы страсти. А в душе все больше росла пропасть неудовлетворенности собой.
И вот увидев эти вещи совершенно в другом свете, он задумался. Порой ему казалось, что его сердце создано из камня, и он не способен испытать истинной и всепоглощающей любви. Тогда и начались сновидения, в которых бархатный голос шептал ему, что настанет время, когда придут настоящие чувства. Этот нежный и ласковый голос сводил молодого человека с ума, заставлял с нетерпением дожидаться каждого вечера, каждой ночи, чтобы встретиться с ним.
- Я приду к тебе, - шептала она, и он трепетал в ожидании и нетерпении встречи. Он пытался представить ее, насколько позволяло его художественное воображение, но, увидев, понял всю ущербность своих взглядов об истинной красоте, о внеземной красоте, о совершенстве. Она была тем идеальным созданием, о котором мог лишь мечтать любой мужчина на всем земном шаре. И даже вселенная сжималась в крохотную точку, плененная ее чарами.
Испытывая на себе влияние ее совершенства, он чувствовал свое душевное уродство. Осознавая совершенные ранее поступки, отношение к женщинам, к обществу, ко времени, отпущенному для жизни, он понимал, что тратил его совершенно не так, как следовало бы. Он не мог повернуть время вспять, но в его силах было изменить себя и свои взгляды на будущую жизнь. Сделать так, чтобы душевная неудовлетворенность сменилась пониманием того, что каждый день прожит не просто так, а с вполне определенной целью.
Ведь каждый из нас в конце пути хочет найти спокойствие, которое дарует понятие обретенного Рая, правда, у каждого он свой. У одного человека он заключается в душевном спокойствии, другие создали себе земной рай с помощью богатства и положения в обществе, но с пустотой внутри. Иные вообще бежали в другие реальные и нереальные миры, лишь бы подальше от действительности. А его собственный Рай заключался в видениях, которые преследовали во снах.
И пусть он не мог выразить свои чувства словами, однако он владел кистью и красками, чтобы посредством картин донести до людей те немногие истины, которые понял. Что стремиться достигнуть собственного Рая надо каждым днем своего существования, каждым своим поступком. И тогда он станет чуть ближе, а со следующим днем еще ближе.
В этом порыве, Эдуард вскочил с кровати, стоявшей в углу его мастерской, последнее время он жил там, среди написанных картин, спутанных мыслей и грядущих замыслов. Полностью погруженный в себя и свое творчество, пытаясь рассказать другим о своих видениях и переживаниях, связанных с ними.
Он накинул халат и подошел к пустому холсту, подготовленному для будущей картины. Проведя руками по длинным волосам, собрал их в хвост и крепко затянул резинкой, чтобы не мешали во время работы, пригладил небольшую бороду. Теперь он был готов. Отошел в сторону, взял кисть и краски, вернулся к холсту.
Некоторое время он стоял, глядя в одну точку перед собой, абсолютно не замечая, где он находится, полностью погруженный в себя. Перед мысленным взором представало будущее полотно, какой экспрессией оно будет обладать, какие чувства и мысли будет вызывать у людей, смотрящих на него.
Еще через несколько минут он принялся за работу. Штрих за штрихом, мазок за мазком ложились рядом, друг на друга, по вертикали и горизонтали, по диагоналям, справа и слева, сверху и снизу, вдоль и поперек. Один цвет перемешивался с другим, преобразовываясь в новые оттенки и полутона. Кисть взлетала в воздух и опускалась на холст. Медленно изображение принимало все более и более отчетливые очертания, а тем временем утро за окном сменилось днем, день вечером. Он не обращал внимания на то, что происходило вокруг.
Наконец, молодой человек оторвался от картины, отложил кисть и краски в сторону. Взял тряпку и вытер перепачканные руки, оценивающим взглядом посмотрел на полотно, отошел в сторону, улыбнулся, довольный своей работой. Теперь его душа поднялась еще на одну ступеньку по лестнице восхождения к спасительным небесам.
Он подошел к окну, чтобы посмотреть на этот безумный мир, проносящийся мимо со скоростью поезда. Когда-то и он был его частичкой, искал в нем вдохновения, но не теперь. И вдруг Эдуард отшатнулся от окна, словно прикоснулся к прокаженному.
Там, по ту сторону стекла, он увидел дымящиеся белые облака на розовом закатном небе. Ему показалось, что они вот-вот расступятся в стороны, пропуская вперед небесную красавицу. Он отпрянул, но не из страха, а потому что не ожидал ее прихода сейчас. На лице проступило блаженство человека, ожидающего и готового к долгожданной встречи. Он моргнул. В следующий миг видение исчезло, перед его взором простиралось лишь бескрайнее небо с обыкновенными облаками.
Но не успел он опомниться, как послышался звук плачущей скрипки. Настолько отчетливый, что он готов был принять его за реальный. Вот стон потревоженных струн, и опять. Он повернулся в сторону, откуда исходило звучание, однако ничего не увидел. Пришла мысль, что он и не должен был что-либо увидеть.
И снова исчезло очередное видение.
Через пространство мастерской он смотрел на входную дверь и слышал электрический звонок, кто-то пришел к нему. Еле сдвинувшись с места, пораженный тем, что видения вышли из области сна и стали являться в реальности, он медленно подошел к двери, открыл.
На пороге стоял его давнишний приятель по академии искусств, с которым они вместе пережили много интересных и сомнительных моментов их жизней.
- Проходи, - проговорил Эдуард упавшим, без особого энтузиазма, голосом. Он пропустил друга в помещение.
- Я звонил тебе днем, но никто не подходил к телефону, - как можно бодрее произнес гость.
- Я работал, - пояснил молодой человек. Сейчас он находился не в том настроении, чтобы принимать гостей и разговаривать с ними о причинах своего сегодняшнего затворничества. Он должен был обдумать последние события наедине.
- Давай что-нибудь выпьем?
- У меня только чай, - отозвался Эдуард.
- Я захватил, - гость принялся извлекать из внутреннего кармана куртки какую-то бутылку.
- Не нужно, - остановил его молодой человек легким прикосновением руки. - Сними куртку и присядь.
- Хорошо, что может быть лучше крепкого черного чая…
Они сели на кресла возле небольшого журнального столика. Чайник закипел через несколько минут, но за это время никто не проронил ни слова. Пришедший рассматривал картины, находящиеся в мастерской, затем повернулся к Эдуарду.
- Ты знаешь, - начал он, - мы старые друзья и можем поделиться друг с другом своими переживаниями. Мне кажется, что с тобой происходит что-то странное. За последние полгода ты сильно изменился, не только внешне, я не имею ввиду длинные волосы и бороду. Временами ты становишься просто невыносим. Посмотри вокруг, ты растерял всех своих знакомых, они сторонятся тебя, твоих разговоров об изменении этого мира. Но я думаю, что мы не в силах его изменить.
Молодой человек загадочно улыбнулся. Он знал, что его друг не прав, но сейчас не было ни времени, ни желания объяснять ему столь очевидные истины. К тому же не все можно объяснить, иногда лучше, если люди сами поймут смысл вещей.
- И у тебя проблемы с творчеством. За все это время ты не создал ничего отличного, ничего выдающегося, кроме своих заоблачных далей, далеких незнакомок. Твои картины профессиональны, но не являются теми шедеврами, которые ты творил раньше. Мне кажется все дело в несчастной любви. - Друг прищурился и хитро посмотрел на Эдуарда.
- Если так, то мы тебя быстро вылечим. Скажи, кто она, мы с тобой найдем ее и объясним природу твоих чувств к ней.
- Это не легко. Надо заслужить, чтобы она пришла ко мне. Надо стремиться к светлому началу, к самосовершенствованию. И тогда, может быть, она снизойдет ко мне.
- Мне кажется, что ты слишком критичен к себе. Иногда это идет на пользу, чтобы продвинуться в творчестве, чтобы взглянуть на вещи под другим углом зрения.
- Как своему единственному другу, я расскажу тебе, в чем дело, что случилось со мной, что вызвало эти заметные изменения внутри меня, в самой глубине, самой основе моего сознания. Я хотел бы взять с тебя клятву, что, услышав мою историю, ты не отвернешься от меня, но не смею поступать так. Возможно раньше, смог бы, но не теперь, когда понял, что за каждый шаг нужно нести ответственность. А другие люди должны поступать так, как им велит их собственный разум, совесть, или что-то еще, к чему они прислушиваются.
- Значит, я был прав, что во всем виновата женщина, - глаза гостя вспыхнули страстным огнем.
- Да, - подтвердил Эдуард, - она пришла ко мне.
Далее он долго рассказывал о сновидениях, о голосах, о прекрасном лике ангела, о своих переживаниях, о том, как совсем недавно у него появились настоящие видения, и о том, что он слышал музыку. И по выражению лица своего друга понимал, что ни одно слово не трогает его каменного сердца, ничто не затрагивает струны его души.
Потом повисла длительная пауза.
- Мне видится все иначе, - наконец произнес гость. - Я бы поверил во все услышанное, если бы не существовал доктор Фрейд. Он опровергает твой мистицизм. У тебя никогда не было настоящей любви, вот почему тебе этого так хочется. Ты стремишься обладать телом своей прекрасной незнакомки, совершить все самое гнусное и омерзительное с ней, потому что она чиста и невинна.
Эдуард похолодел от страха и ужаса, от произнесенных слов, а еще больше от того, что они могли оказаться правдой. Он еще сомневался в себе, в своих робких шагах на истинном пути.
- Тебя соблазняют, как юнца, - продолжал друг. - Ведь она искусительница, разве ты не видишь. Искушают всегда молодостью, красотой, невинностью и непорочностью. К тебе никогда не придет мужчина, или старик, или старуха, чтобы испытать твои соблазны.
- Что же ты такое говоришь? - возмутился молодой человек и вскочил с кресла. - Не бывает ангелов-искусителей, ангелов-соблазнителей! Тем более она…
Гость тоже поднялся с места.
Однако Эдуард знал, и не сомневался в своей правоте, что его знакомый ошибается. Возможно, не понимает, а возможно специально пытается запутать его. Принадлежащий к числу тех людей, которые привыкли брать от жизни все, и не давать ничего в ответ, он затягивал его обратно в пучину повседневного грехоневедения, грехопадения. Этот мир еще держал его, а связующей нитью был стоящий перед ним человек. Когда-то сам он был также плох, безнадежен, глуп и слеп, но не сейчас и не теперь, он разрывал старые связи.
- Я думал, что у меня есть друзья, готовые последовать за мной, - горько вскрикнул Эдуард. - Я ошибался. У меня больше нет друзей.
И он бросил полный презрения и негодования взгляд на бывшего друга, от которого только что отрекся. После этого уже ничто не могло его остановить, пусть они сами выбираются из грязи, в которой оказались, а он может послужить другим, еще непорочным юношам и девушкам, которых так много на улицах безумного города.
Дверь захлопнулась, он вновь остался сам с собой, но он не был одинок. Его должны услышать другие, а он готов выйти к ним и нести свое слово, чтобы они слышали и проникались теми мыслями и чувствами, которые он понял и испытал.
Подойдя к окну, он взглянул на улицу. Только начинало темнеть, серые тучи затянули небо, было прохладно. Люди высыпали из зданий и заторопились домой. Молодой человек накинул куртку и устремился прочь из мастерской, на воздух. Он выбрал ближайшую площадь, где суетилось больше народа, который обратили бы на него внимание.
В медленном кружении полетели снежинки. Он подставил ладонь, они опускались и таяли от человеческого тепла. Так и новое восприятие мира попадало на его душу, в сознание, и растворялось там крепнущей решимостью свершить изменения.
Через несколько минут Эдуард вышел на площадь.
Он чувствовал некоторую неловкость, замешательство, сомнение, уже не первое за сегодня, словно голый стоял на улице. Он и был обнаженным, только духовно, раскрыт всем взорам, доступен для восприятия. А люди бегали, суетились вокруг, даже не желая замечать его присутствия.
- Послушайте, - проговорил он, но как-то тихо.
Идущая шаркающей походкой старушка обернулась на его голос и посмотрела старческим взглядом, полным жизненного опыта и страдания от вынужденного одиночества. Не было у нее никого близкого и родного на всем белом свете.
Молодой человек не знал, что сказать ей. Она отвернулась и побрела дальше, потому что знала мудрость этого мира и сама могла многое поведать ему, но привыкла молчать.
- Я хотел вам сказать, - чуть громче, но звук машин будто пытался заглушить его слова.
На противоположном тротуаре другая женщина обратила на него внимание, однако, он сам отвернулся от нее, когда она подмигнула одним глазом. Яркий цвет губной помады, вызывающее поведение, безвкусная одежда. Он не мог ничего поведать падшей особе, да и не хотел.
Какой-то мужчина задел его плечом, проходя мимо. Ссутулившись, и даже не заметив этого касания пошлепал дальше, ни остановки, ни извинения, лишь полное безразличие.
- Простите меня, - сказал Эдуард шепотом, еле слышно, ибо только учился просить прощения у окружающего мира. Он испытывал новое и сладкое ощущение прощенного человека, хотя ему никто ничего не ответил, ведь главное знать это.
Он смотрел на безликую массу людей, пытаясь взглядом отыскать того человека, который бы захотел слушать его, но не видел такого. Все они были одинаковы, но ведь так не бывает. Даже снежинки, что ложились на ладонь, и те разные, каждая уникальна по своей структуре. Так не может быть и одинаковых по своей природе людей, но они были. Мир давал им право на существование.
- Послушайте меня, - вновь попытался Эдуард. Теперь он говорил уверенно, громко, но не кричал.
Некоторые взгляды обернулись на него, он устоял перед натиском пошлых мыслей и пустых сердец. Они смотрели на него испепеляюще, требуя немедленно ответить на вопрос о причинах такого вынужденного беспокойства посторонним для них человеком. Они готовы были встретить в штыки любого, кто нарушил их покой неведения.
- Я хотел спросить у вас, - продолжил он. - Вы знаете, где находится Рай, как достичь его?
Остановившиеся на его первые слова, они тронулись с места, ибо не смогли услышать той глубины, что таилась в этом простом вопросе. Простым он был для молодого человека, они же считали его банальностью, лунатизмом, бредом безумца.
Проходящий мимо мужчина покрутил пальцем у виска.
- Сегодня так много сумасшедших на улице, - проговорила идущая навстречу женщина. Короткий взгляд, порожденный короткой мыслью. И вновь полное погружения в себя, как будто не существует больше ничего на свете, кроме секундных проблем.
- Таких надо лечить, - отозвался другой человек.
- Может быть вызвать психиатров, - предложил кто-то еще.
Опять стрельба коротких взоров, затем все засуетились дальше, словно ничего не произошло, словно никто ничего не говорил, словно здесь, на площади, на углу дома, не стоял человек, готовый повести их в лучший мир. Они отказывались от него и от его слов, от тех ангелов, которые бы встретили их в небесных вратах.
Он устоял пред ними, гордо подняв голову, они продолжали свое беспорядочное движение, свое блуждание в потемках жизни. Возможно, они еще не были готовы осознать то, что открылось ему, познать истину, сокрытую в самых простых вопросах и ответах. Они называли его умалишенным, но он не считал себя таковым. И раньше было много людей, подобных ему.
Вдруг он заметил в переулке бродягу в лохмотьях, сидящего на сломанном стуле и смотрящего на него. Никто бы не назвал этого несчастного безумцем. Ему было позволено говорить разные вещи, и никто бы не осудил его за эти слова. Эдуард понял, кем он должен стать, чтобы люди слушали его, внимали его слову, следовали за ним.
Он направился в переулок.
Неожиданно весь мир вокруг замер, словно время прекратило свое движение. Все остановилось на месте, все люди в нелепых позах, в невысказанных фразах и бессмысленном молчании. Он стоял на тротуаре в окружении этого театра пантомимы, где каждый был актером, все вместе труппой. И окружающий мир сузился до маленького пространства, состоящего из небольшого отрезка улицы и переулка.
- Это конец? - спросил молодой человек у пустоты.
Не было ответа. Он чувствовал себя так, будто находился на вершине самой высочайшей горы в мире. С одной стороны кромка тротуара, с двух других серые глухие стены домов, да полумрак. За пределами этого круга не существовало более ничего.
- Что будет дальше?
- Долгий путь, - ответила женщина. И голос ее звучал нежнее флейты, и был он мягче бархата, и разливался, подобно нежной песни молодой пастушки, что гуляет рано по утрам. Он возликовал, ибо узнал бы его среди бесконечного сонма других голосов.
- Спустись ко мне, - попросил он, блуждая взором по замкнутому пространству, однако он ощущал себя свободнее, чем в своих сновидениях, стараясь рассмотреть ее силуэт сквозь завесу реальности.
- Зачем? - поинтересовалась она.
- Разве не к тебе я стремился? - спросил он в ответ.
- Не ко мне, - ответила она, - но к себе.
Эдуард задумался, она была права. В стремлении к ней он искал собственный Рай, частичкой которого она была. В начале этого долгого пути он совершенно не знал самого себя, но теперь познал всю глубину собственного разума, своего я, своей души. Через нее он в итоге пришел к осознанию себя.
- Но я могу существовать только рядом с тобой, - сказал он.
- Я приду.
Застывшая толпа людей на тротуаре озарилась ореолом света, он расширился из точки в большое круговое пятно. Сияя в его свечении, она вышла к нему в объятья.
Раздался плач одинокой скрипки, раздиравший душу и сердце. Ее стон был полон бескрайней печали и одиночества, будто девушка оплакивала свою утраченную любовь, будто вместе с ней плакали небеса.
И его возлюбленная стояла стройная, как березка, с длинными распущенными золотыми с кудряшками волосами. Голубые, как летнее небо, глаза светились таинственным огнем. Белый полупрозрачный саван прикрывал ее свободное обнаженное тело. Она была похожа на Афродиту, вышедшую из морской пены, только еще прекраснее.
Он прижал ее к себе, забыв обо всем на свете, ибо сейчас, здесь и теперь не существовало человека, счастливее его. Он готов был ради этого момента отдать все остальные мгновения своей жизни. После долгих странствий он достиг своего Рая.
Эдуард улыбнулся в объятьях ангела.
Она чуть отстранилась.
- Я должна тебе кое-что сказать.
- Говори, - нежно попросил он.
- Я не ангел, я демон.
Он вспомнил слова друга, что есть ангелы-искусители, ангелы-соблазнители. Затем свои слова, что таких не существует, а ведь он оказался прав. Она демон-искуситель, демон-соблазнитель.
- Теперь это не имеет значение, - ответил он без определенной интонации в голосе и странно-загадочно улыбнулся. - Я знаю свой путь.
Он повернулся к ней спиной и пошел в темноту переулка с гордо поднятой головой.
Он был безумен, как бывает безумен самый нормальный человек.
Стоя под снегом, она подумала, что вот так люди уходят в никуда один за другим. Потом развернулась и исчезла в сиянии, которое повисело немного в воздухе, сжалось в точку и исчезло.
Остановившееся время вновь пошло вперед, люди суетливо забегали по улицам, торопясь, каждый по своим делам.
Норма - это всего лишь вопрос соглашения…
Пауло Коэльо "Вероника решает умереть"
Март 2002, Москва.