Жертва перестройки

Элеонора Полянская
Cмешно и одновременно тоскливо вспоминать 1990. Как будто всё было не со мной и в другом измерении…
Утром я поехала в общагу к сестре. Обшарпанное пятиэтажное здание, охранялось как крепость. Мне не повезло, нарвалась на коменду, которая была женщина не для общения со слабонервными:
– Ходишь постоянно без пропуска. Знаешь, что сейчас много абитуриентов, вот и пользуешься этим, - раскричалась она. При этом у неё был очень противный, визгливый голос, как электрошок действующий на органы слуха.
– У меня здесь сестра живёт. Могу паспорт показать. Мы редко видимся. Я из далека приехала, тоже абитуриентка, но с другого факультета, - безуспешно оправдывалась перед ней.
Впрочем мне было некуда спешить. Посидев на потёртом диванчике в коридоре с пол часа, я дождалась ухода коменды. Пожилая женщина, сидящая на вахте, сказала сердобольно:
– Ладно, проходи, но только до двух часов.
Сестра ещё валялась в кровати, когда я пришла чуть не плача. Оглядываясь на соседок по комнате, она спросила: «У тебя сигареты есть? А то девчонки уже с утра вешаются без них».
 Я протянула девчонкам пачку «Астры» и  усевшись на подоконник, выкурила за компанию с ними несколько сигарет подряд.
– Где достала? – спросила смуглолицая Таня c любопытством.
– Случайно попались в маленьком магазинчике на отшибе. Я сразу купила побольше. У нас в городе это уже давно дефицит, – поделилась секретом я.
Тем временем до двух часов оставалось минут двадцать.
– Ну, что решила? – спросила меня сестра.
– Поеду домой. В институт не поступила, а в техникум не хочу, – ответила я.
– Сама виновата, Норка. В том году ты сдала в институте первый экзамен и не пошла на второй. Нам сказала, что завалила экзамен. А я мимоходом случайно заглянула в институт, просмотрела списки результатов экзаменов и обнаружила, что у тебя – тройка. Гордости совсем нет, наверное? Я бы никогда не стала говорить о себе хуже, чем есть.  Ведь там даже конкурса не было, –  отчитывала меня сестра.
– Мне коллектив не понравился. Тьма  парней, ругающихся матом. Одним словом сборище колхозников.
– В этот же раз ты умудрилась опоздать на второй экзамен.
– Замешкалась, а потом автобус долго ждала, – оправдывалась я.
– Ну и шла бы на экзамен, хоть и с опозданием. Безвольная ты, Норка, и в этом все твои проблемы.
– Наоборот, вольная, – гордо взмахнула я головой. – И не знаю ещё точно, чего именно хочу.Там мне всё равно не понравилось –  одни вульгарные девицы трудного поведения. Не хочу тратить своё драгоценное время на общение с людьми неинтересными мне. Даже, если я на поверку гораздо хуже их.
– Ну ничего. По логике вещей следующий год для тебя будет удачный. Появятся все шансы дотянуть до третьего экзамена, – успокоила меня и мою сестру круглолицая Лида, с пышными каштановыми волосами.
– Сейчас, смотрю на вас и вижу, что вы обе всё таки очень похожи друг на друга. Только с первого взгляда в вас нет ничего общего, – сказала мне Таня на прощание и прокомментировала:
 – Походка и манера высоко держать голову одинаковые, и осанка королевская.
Мы действительно внешне с сестрой очень непохожи. Иногда кажется, что чем природа наделила сестру, тем обделила меня и наоборот, поэтому я очень удивилась тому факту, что у нас может быть с ней какие-то общие черты во внешнем облике. Она среднего роста, плотного телосложения, несколько широкие плечи придают ей спортивный и стройный вид, а тонкие губы и нос с горбинкой в обрамлении тёмных волос придают высокомерность и возвышенность взгляду зеленовато-карих глаз.  Я же высокая, длинноногая худышка, смахивающая до сих пор на подростка, со светлыми волосами цвета платины и серовато-голубыми глазами почти им в тон, а тонкий, приподнятый нос в сочетании с пышными губками придают мне довольно беспечный вид.
Мне не хотелось так быстро уходить, но время подгоняло. Я забрала свои вещи и поехала на вокзал. Билеты домой удалось купить лишь простояв несколько часов огромную очередь.
Мой поезд уходил ночью. У меня почти не оставалось денег, запас продуктов в дорогу был минимальный, но я всё равно побаловала себя, купив абрикосовое мороженое на последние деньги.   Такое в нашем городе не продавалось, а многое вообще было только по талонам: чай, сахар, стиральный порошок, спиртное, крупа, колбаса, масло, поэтому  здесь для меня всё было в изобилии, жизнь била ключом и до слёз не хотелось уезжать отсюда.
После длительного ожидания объявили посадку на мой поезд. Я вошла в купе и удивлённо оглянулась: стол был заставлен различными баночками, коробками с иностранными наклейками. Я только и смогла изумлённо выдохнуть из себя: «Сколько здесь еды!»
Проснулась я словно в другой стране. Вокруг звучала иностранная речь. Парень с сигаретой в зубах и две улыбающиеся девушки помахали мне рукой: - Hello! Do you speak english?
Вопрос был мне хорошо понятен. Но я стеснялась своего плохого произношения и поэтому ответила отрицательно: No, I did not.
Одна девушка немного знала русский язык. Мы познакомились. Её звали Лора, она предложила мне кофе и стала угощать пирожными и печеньем. На американку по-видимому  произвела впечатление моя худоба из-за которой мне на вид не давали больше 15 лет. А я естественно не смогла отказаться от невиданных до сего момента продуктов, импортного качества. Ничего такого я раньше не ела. И вообще всё потом мне казалось просто продолжением сна: приветливые, улыбающиеся лица, исключительно английская речь. Кроме меня в вагоне был только один русский – высокий, крепкий курсант военного училища. Когда он проходил мимо нашего купе, американцы улыбаясь пригласили его к нам:
– Зольдат, рашен зольдат, – с любопытством говорили они. – Афгонистане?Афгонистане?
Курсант знал английский хуже моего и пытался объяснить:
– Неу Афгонистане. Я из Ташкента.
– Курсант похоже политически был вполне грамотен. Он потом стоял с американцем в коридоре и пытался что-то объяснить ему:
– У вас полиция, у нас милиция.
Они плохо понимали друг друга и мне было забавно за ними наблюдать. Потом американка протянула курсанту горсть конфет, но он отказался. Я была не настолько политически зрелой и наелась от души всякими пирожными, печеньями, конфетами, шоколадом, бутербродами, едой из ресторана, которую не скупясь покупали американцы. Одновременно вокруг меня было столько вещей о предназначении которых я могла только догадываться, а уж о применении и потребности в них в реальной жизни с трудом имела представление.
Лора показывала мне открытки, пыталась что-то объяснить, но я мало что уже понимала. Словно очутилась в другой стране, далёкой и недостижимой для меня.
Рано утром я вышла на своей станции. Американки уже не спали и на прощание помахали мне рукой, предложили шоколадку, но я отказалась. Мне пришлось снова окунуться в жизнь обыкновенного, ещё советского человека. За два дня я так отвыкла от русской речи, что обилие русской  брани, буквально оглушили меня, как и множество угрюмых, недоброжелательных лиц.
По приезду домой по желанию мамы сходила в профессиональное училище для поступления на специальность - банковский кассир. В приёмной комиссии вежливо поздоровалась с женщиной, сказала:
– Я документы принесла.
– В ответ услышала язвительное:
– Осчастливила.
Ненавижу таких грубиянок на официальном уровне.
– Я здесь должна быть уже записана.
– Твоей фамилии нет в списке. А ты была на зачислении?
– Нет.
– Значит нечего тебе здесь делать, – констатировала факт женщина, – Можешь, правда, сходить в Управление. Если тебе дадут направление, приходи, – смилостивилась она.
– Я никуда не пойду, - гордо ответила ей и поспешила уйти.
Домой пришла очень расстроенная. Лежала на диване и плакала. Позвонила подруга мамы:
– Подойди завтра к Галине Витальевне. Почему к ней сразу не подошла?

Приехала на каникулы сестра. Я её очень люблю. Жалко, что мы плохо понимаем друг друга. Мама же теперь просто не замечает меня. А если и замечает, то только для того, чтобы сказать:
– Зачем тебе этот халатик? Подари его своей единственной сестрёнке. Он на ней так хорошо сидит. А зачем тебе финские колготки?
Ночью я плачу: «Ну зачем я такая родилась? Нелюбимая, некрасивая, несчастливая».

В восемь утра меня разбудил телефонный звонок. Взяла трубку, но в ответ услышала только гудки. Вспомнила, что собиралась ехать с Галей за сигаретами и стала потихонечку одеваться. Пошла через час к Гале. Дверь была не заперта и я вошла. Галя уже не спала, но собиралась ещё медленнее меня. Растормошить её трудная задача. Впрочем процедура купли сигарет оказалась намного сложнее.
На базаре подошли к двум кооператорам торгующим шапками, сказали:
– Сигареты нужны.
– У нас только пачка. Подождите немного. Я сейчас отправлю приятеля за сигаретами, он найдёт.
Галя одновременно приценивается к шапке:
– Почему такая дорогая?
– Сейчас всё стоит дорого. Познакомимся поближе, подарю за так, - хитро улыбается продавец.
– Какой ты! Мы пошли.
– Если хотите купить сигарет подойдите к женщине в синей куртке с полоской.
Купили сигареты, зашли за ларёк, покурили. Проходя мимо кооператоров, услышали, как всё тот же озабоченный продавец сказал:
– Подружки наши идут.
– Если мы ваши подружки, то встанем с вами за прилавок. Чур, выручка пополам, – съязвила на прощание Галя.

Домой я пришла в седьмом часу вечера. «Есть что-нибудь съедобное?» – спросила я маму, но она только отмахнулась от меня, злобно что-то проворчав в ответ. Я поскорее выскользнула из квартиры опять.

На улице холодно, поэтому скучающая молодёжь собралась в пустующей квартире отчима Гули. Она сегодня добрая и поэтому постригает всех желающих ребят. Королю я, потому что у меня есть сигареты.
– Дай, я первая, – протянула руку Гуля.
– Только после меня. Учти, я заразная. У меня фолликулярная ангина, – пытаюсь задеть я её. Покурив, передаю пол сигареты Гуле.
Мы с Галей лежим на диване и наблюдаем за Гулей. Из неё вышел бы первоклассный парикмахер. Но у нас в стране люди редко занимаются тем к чему имеют призвание.
– Всё завтра открываю кружок «умелые руки». Гуля будет парикмахером. Я – швеёй. Галя – моделью. Будем её фотографировать в чём мать родила. Много денег будем зашибать.
Таких идей за вечер у меня возникает не мало. Не всерьёз конечно:
– Давайте откроем кооперативный кабачок «Аленький цветочек». Посетителей будем кормить вареньем из одуванчиков. Дополнительно будем разводить тараканов и клопов.
– А твои посетители не позеленеют от этого, – возникает постригаемый Гулей, Женя.
– Тебя не спрашивали. И вообще ты не доверяй Гуле. Смотри, как она смеётся. Сдаётся мне, в конце концов она обстрижёт твои уши.
– Ты меня кажется уже заразила, – замечает Гуля.
– А ты как думала. У тебя уже глаза покраснели, – пугает её Женя.
В это время я смотрю на хорошенькое личико Гали в обрамлении светлых волос, с тёмными длинными ресницами от природы, которое портят юношеские угри и в голове у меня возникает новая идея:
– Откроем кооператив “Золушка”. Будем делать косметические операции. Цена по договорённости. Первой клиенткой будет Галя.
– Прибыль поделим пополам. Мне 80%. –  добавила Галя.
Настал черёд Жени угощать нас своими длинными сигаретами с позолоченной каёмочкой. Курим по штуке на двоих, разбившись на пары.
Женя сидит в кресле на другом конце комнаты. Он протягивает мне пол сигареты, а я не хочу подниматься с дивана:
– Только на блюдечке с золотой каёмочкой.
– Гуль, передай сигарету, – вмешивается Галя.
Гуля передаёт её мне, но при этом отстригает ножницами часть фильтра.
– Вы очень любезны.
– Слушай, что с тобой сегодня? – задаёт мне вопрос Гуля.
– Я все таблетки, которые мне выписали в поликлинике за раз проглотила и «Каметоном» запила.
Уже поздно. Пора расходится по домам. Перед уходом я замечаю:
– И чего квартира зря пустует. Давайте сдавать её за червонец в сутки.
Так мы пытаемся обсуждать больную тему – нехватки денег и непривычной ещё коммерциализации нашей жизни.

Сидели у Гули дома. Парни купили водки, а закуски у неё дома не оказалось.  Гуле тут же пришлось купить у брата бутылку лимонада за рубль и ещё одну – за три. Закрылись в небольшой комнате. Пили из двух стопок по очереди. Валява обращался всё время ко мне, давал покурить. Я успела хорошо его рассмотреть вблизи: крепко сложен, симпатичный, аккуратный, с очень красивыми глазами – тёмными, но добрыми.
– Выходи за меня замуж, – говорил мне он с очень серьёзным видом.
– У него машина есть, квартира, дача, – подмахивала ему Галя.
– Я за тебя замуж выйду, если ты Галю в домработницы наймёшь, а Гулю возьмёшь в приживалки. Согласен? – шутливо отвечала я.
Гуля села к Валяве на колени. Я задумчиво взглянула на них: волосы у обоих чёрные, очень благородного цвета, причём у Гули в разрезе глаз и овале лица проявляются восточные мотивы, что для меня природной блондинки имеет особенную прелесть. Поэтому я со смехом сказала:
– Родите мне ребёнка, я его усыновлю. А то мне так нравится цвет ваших волос. Гуль, поцелуй его пока за меня, а то я ещё от ангины не излечилась – заразная.
Гуля полезла к Валяве целоваться, а он отвернулся и обиженно взглянул на меня.
Я встала и ушла с Галей курить на балкон:
– Галь, оставь мне покурить.
– Оставлю.
Валява постучался к нам на балкон, поэтому я попыталась крепко удержать дверь.
– Сюда нельзя. Здесь укрылись лесбиянки. – ответила я.
– Да пусти ты его сюда. Тебе жалко что-ли? – заступилась за него Галя.
Я отпустила дверь. Валява вошёл и тоже начал курить:
– Ты будешь? – протянул он мне сигарету.
– Давай.
Потом я решила идти домой. Сказала на прощание:
– Спокойной ночи. Пока!
– Ты не заблудишься? – спросил меня Валява
– Нет.  Я кентов пошла снимать. – ответила я шутя и сама удивилась своей манере говорить глупости, так как в нашем районе в это время не то что людей, собаки бродячей не встретишь.

Начались и для меня трудовые будни. Пришлось устроиться  на завод. А что делать? Нигде больше трудовые резервы не требуются. В итоге мне здесь всё сразу не понравилось. Я никого совсем не знала и никому не было до меня дела. Я уже начала тихо умирать от скуки, когда познакомилась со Светой. Она сразу поразила меня своей жизнерадостностью и шустрыми манерами.
– У тебя есть что-нибудь покурить?
– Нет.
– А как тебя зовут?
– Норка.
– Знаешь, ты неправильно паяешь магнитопровода. Так очень долго провозишься, – сказала мне Света. Она взяла вентилятор и очень быстро бокорезами  оголила провод.
– Меня так не учили.
– И не научат. Ладно, пошли вместе стрекать сигареты.
Подошли на пару к двум мужикам:
– Ребята, не найдётся покурить?
– Нет. Мы у вас собирались стрекать. У нас только одна сигарета. Придётся курить её на четверых.
Только мы присели в курилке, как один мужик, который помоложе, положил мне руку на колено. Я убрала её. Тогда он полез ко мне обниматься. Я сразу вскочила на ноги, отодвинувшись от него.

В конце рабочего дня я возвращаюсь домой чуть не плача. Неужели это и есть моё место в жизни. Если так, то я лучше повешусь. На улице уже холодно и хоть по календарю ещё осень, но уже наступила настоящая зима. Я замёрзла в своей искусственной шубке и поэтому прижала руки по ближе к телу.
– Ты очень интересно идёшь, – заметила, догнавшая меня Света.
– Это потому, что я замёрзла. Иду как пингвин, а ты как медведь – переваливаешься с одной ноги на другую. Так что мы с тобой с разных полюсов.
– С разных ли?

Мне уже в конец надоел завод и магнитопровода в частности, которые приходиться паять. Смотреть на них не хочется, а глаза начинает резать от  ламп дневного света и дыма от паяльников. Сидела за своим рабочим столом и тихо проклинала эту работу. Поэтому, когда появилась Света и предложила:
– Пойдём выпьем. Кто работает во вторую смену?
Я ответила: «Пойдём».
Пошли в другой цех к мужикам. Станки здесь стоят в полном молчании. Зато за столиком, над которым висит табличка «место для курения», шла во всю игра в домино. Мы присели рядом с ними. Света достала пачку «БТ» и штуку подала мне, а другую взяла себе. Курим.
– Ребята, мы выпить хотим! – капризно сказала Света.
– Подождите. Ещё раз сыграем, – сказал самый старший из мужиков, чем то похожий на одуванчик: не высокого роста, с усами и удивительно большими глазами. Он подал Свете связку ключей и произнёс: «Идите пока».
Света похоже уже знала дорогу, уверенно ведя меня к цели.
– Что это? – спрашиваю я, оказавшись в помещении с рядами шкафчиков.
– Мужская раздевалка. А здесь рядом душ.
– Значит нам сюда нельзя.
– Можно, здесь сейчас никого нет.
Машинально шли в конец помещения. В двери появился Одуванчик, сказал:
– Света, ты уже по запаху различаешь, куда идти?

Он открыл один из шкафчиков и достал канистру с пивом и стакан. Появились остальные парни.
– Познакомьтесь, это Норка, – представила всем меня Света.
– Слава.
– Алексей.
Начали пить из одного стакана по очереди. Разливал Слава, высокий и худощавый, коротко остриженный парень. Каждый раз он озабоченно заглядывал в канистру и смотрел: сколько ещё осталось.
– Пол литра, – оценил на этот раз Слава её содержимое.
– Стакан мне, стакан Норке и тебе ещё стакан, - подсказывала ему Света.
Наконец канистра опустела. Света грустно вздохнула.
– Переходим ко второй части марлезонского балета, то есть во второе отделение, – сказал довольно Слава, открывая ещё один шкафчик и доставая очередную канистру с пивом.
– О… Да у вас здесь в каждом шкафчике по канистре. У нас же ключи были. Как же мы не догадались сразу всё стащить и удрать подальше, – заметила Света с сожалением. Я больше молчу и чувствую себя достаточно неловко. Я пожалуй впервые оказалась в таком грубом обществе, где разговор состоит в основном из плоских шуточек типа:
– Слава, ты что «БТ» куришь? Светку что-ли трахал? – спрашивал Одуванчик. – А что Норка всё молчит?
– А ты её не трогай, – заступалась за меня Света.
– Действительно, я здесь за самую крайнюю?
– Ребята, нам пора идти, - встала Света.
– Не отпускайте их, - вмешался Одуванчик, пытаясь нас испугать.
Мы ушли по английски не прощаясь и не обращая на них внимания.

Через месяц я уволилась с завода, а через пол года поступила в институт по специальности "организация производства", выдержав конкурс три человека на место. После письменного экзамена по математике был большой отсев  абитуриентов. Особым подвигом для меня стала сдача экзамена по физике на пять, которую я никогда не учила и не знала, поэтому буквально за неделю выучила весь курс средней школы. По иронии судьбы мне попался вопрос про магнитную индукцию, о которой грех было не рассказать, намаявшись с магнитопроводами на заводе. Ну а последний экзамен был письменный по литературе, где проблем для меня не могло возникнуть при моей склонности к фантазиям.