Из цикла «Сны о Пенжине»
(продолжение - № 12)
Сорочий подарок
За долгую зиму я привык к этой сороке. Вообще-то, в селе было много других сорок: они летали возле домов, франтовато помахивая длинными хвостами-вилками, заглядывали в окна, и ребятишки выносили им в стужу какую-нибудь пищу, чтобы птицы не замерзли от холода. С ними свыклись, как в больших городах с голубями.
Моя сорока была старой и мудрой. Когда термометр по утрам показывал минус пятьдесят, она выбиралась из пакли за карнизом, где пристроилась на зиму, и начинала требовательно стучать в стекло. Я просыпался и подходил к окну, и сорока, скащивая блестящие глаза на термометр, что-то хрипло кричала. Наверное, она говорила: "Ну и засоня! Спишь в тепле, а я погибаю!.."
Я открывал форточку и, чтобы птица не бранилась больше, сыпал на большую фанерку-кормушку хлеб, обрезков сыра и колбасы. Она внимательно наблюдала за моими руками, отскочив на безопасное расстояние. Я знал, что сорока любит сушёную корюшку-маленькую рыбку, пахнущую свежими огурцами. Если я не клал её на кормушку, сорока начинала ругаться хриплым голосом и, прыгая по фанерке, так громко возмущалась, что на её крики прилетало ещё, несколько птиц, чтобы посмотреть, в чем дело. Они, немного помолчав, тоже начинали браниться.
Тогда я высовывал в форточку их любимый деликатес - корюшку, и моя сорока, царственно поглядывая на остальных подружек, выбирала самую вкусную рыбку. Только после этого другим птицам разрешалось приступить к дележу угощения.
Позавтракав, сорока куда-то улетала. Летела она низко, почти над самой землёй: от не заметённых снегом кустов и деревьев, от теплотрассы, опутавшей всё село, всё-таки было тепло, и птица не боялась замёрзнуть.
Весной, когда стал таять жёлтый снег, а ручейки робко засочились из сугробов, сорока надумала делать мне ответные подарки. То и дело я обнаруживал на кормушке фольгу от конфет, разноцветные стёклышки и невесть где найденные бусинки. Птица, наверное, думала, что я тоже люблю разные блестящие и сверкающие вещички.
Однажды я увидел на фанерке тонкое золотое колечко с редким камнем аквамарином, который добывают в Финляндии. "Ого, - подумал я. - Сорока-то моя - воровка!" Пришлось повесить объявление, чтобы отыскать владелицу драгоценности. Ею оказалась девушка Лариса, живущая в доме напротив. Днем она проветривала квартиру и не закрыла форточку. Кольцо лежало на подоконнике. Сорока, видно, углядела его и стянула.
Когда солнце пригрело землю и первые цветы засверкали в тундре вспышками радуги, все сороки исчезли из села. Улетели строить гнезда вдали от людей. Одно дело, видать, жить зимой с людьми, другое - налаживать свою, семейную сорочью жизнь: здесь никто не должен мешать. Но каждую зиму старая сорока вновь поселялась за карнизом моего окна.
Рододендроны
Есть на Севере чудесные цветы - рододендроны. Весной они выпархивают из-под снега огромными жёлтыми бабочками, и сопки становятся лимонного цвета. Набежит ветер - и цветы, покачиваясь на стеблях, кажется, вот-вот взлетят и, набирая высоту, растворятся в синем воздухе.
Долга северная зима, и люты её пречендалы -морозы, позёмки, бураны. Солнце почти не показывается, и только древняя корякская богиня Завина-кугагт помогает отличить день от ночи. Она обожает румяниться, и короткие зимние дни полностью использует на любимое занятие: небо, розовое с утра, постепенно становится к вечеру ярко-красным.
В стужу и холода с пронзительной тоской понимаешь, что быстротечное лето с нежными белыми ночами - самая большая награда за долгое зимнее терпение.
Засидевшись дома, пойдёшь бродить в выходной день по сопкам и вдруг вспомнишь, что тут, под ногами, цвели весной рододендроны, и ты по-детски радовался им и. приносил пышный букет своим друзьям... А сейчас они спят. И находит вдруг на тебя беспричинное беспокойство: да тут ли они, под снегом? А вдруг их убьют морозы - и значит, не будет весной праздника?
Снег не так глубок. Набираешь горсть за горстью -и вскоре в ямке видишь: вот они, рододендроны! Зелёные, крепкие на ощупь листья и среди них - о, чудо! - маленькие чешуйчатые бутоны. Значит, тоже ждут - не дождутся тепла прекрасные вестники весны.
Осторожно срываешь несколько веточек и, чтобы не замерзли по дороге, держишь под тулупом. Несколько дней стоят рододендроны в вазе, удивляясь теплу и свету - и вдруг, словно опомнившись, начинают набухать бутоны. И однажды утром, просыпаясь, ты не веришь чуду: прекрасные жёлтые бабочки расселись на тонких веточках среди зелёных листьев. И сердце твоё успокаивается: значит, там, в полоне у зимы, копят силы все травы и цветы, чтобы вместе с тобой встретить весну.
Дуэт
Сорока в своем парадном мундире делала смотр деревьям.
Снег лежал ещё плотным слоем, и жучки, спрятавшиеся на зиму в коре, не успели отойти от сна. Они забрались слишком глубоко, и сорока не могла достать их коротким клювом.
Птица клюнула пухлую почку тополя и сердито вскрикнула: почка была клейкой и горькой. Высоко в небе солнце толкло в золотой чаше свои лучи, и они выплескивались на землю, растворялись в сверкающих снегах, проникая к рододендронам. Цветы стремились вырваться наружу, взглянуть на чистое небо. Снег тихо шуршал и звенел под их напором.
Лапы стланика, разлегшиеся на мшистой земле, обнимали кустики брусники и шептали им весенние слова...
Сорока чутко прислушалась к этим шорохам и, чтобы вернее в них разобраться, уселась на сухую ветку берёзы поудобнее.
Птица повернула голову к сверкающему диску и, пригретая неярким теплом, вдруг почувствовала, что долгожданная весна наступила. И в ней проснулась песня. Она не только умела стрекотать и надоедать охотникам. Она умела петь! В сорочьей песне словно забулькал горный ручеёк, ожили трели жаворонка и теньканье пуночек, некогда ею подслушанные... В её песне были чужие слова, но составляла она из них свою песню самозабвенно - перышки на шейке вздрагивали и топорщились от вдохновения.
Сорочья песня была пронизана светом такой новизны, что пролетавшая мимо ворона - на что уж мрачная птица! - удивилась и, примостившись рядом, долго слушала её.
Ворона не могла петь, но то ли солнце на неё подействовало, то ли нехитрое сияние весеннего воздуха, то ли сорочья песня -она раскрыла клюв и, встрепенувшись, стала нежно подкаркивать. И каждое "карр-р!" было тихим ударом в бубен.
Так они сидели и пели.
Шёл мимо человек. Неладно у него было на душе. Услышал он песню и улыбнулся: "Значит, и в самом деле - весна!"
Запахи лета
До летнего тепла ещё далеко. На сопках лежат серые полосы снега. Издали они похожи на пласты камня, вырубленного для неведомых дворцов. Но, забытые каменотесами, они успели зарасти зелёными кустиками карликовых берез.
Под ногами сырая земля; во взлохмаченной рыжей траве пробиваются тоненькие стрелы кукушкиного льна. Выглядывают из-под хвойного прикрытия упругие розетки листьев брусники - совсем уже настоящие, жесткие, покрытые темным лаком, они тускло светятся на солнце. Подношу брусничный листик к лицу - может, услышу тот летний, ни с чем не сравнимый густой запах? Листик, ещё не разморённый солнцем, не пропечённый жаром августа, сонно безмолвствует в моей руке.
Начинает накрапывать дождик - мелкие, редкие капельки скатываются по веткам ольхи, задерживаются на её маленьких шишечках - должно быть, вязнут в клейкой смоле. Из почек торчат зелёные клювики - листья ещё не решаются выглянуть наружу из своих гнёзд, боятся холода.
Под ольхой нахожу заросли рододендрона. В пенжинских краях из цветов они - первые. Но спят ещё соцветья, хотя на некоторых бутонах уже начали отгибаться чешуйки.
Домой приношу лохматую ветку стланика с мягкими зелёными иглами. Ставлю в вазу вместе с ней и букетик рододендронов. Их листья, похожие на лавровые, тщательно скрывают нераспустившиеся бутоны.
"Когда же ты, лето, придёшь?" - думаю и смотрю в окно. Серый вечер опускается на село, свет не хочет исчезать - он льётся из-за сопок, куда, должно быть, спряталось солнышко. Скоро, совсем скоро наступят белые ночи...
Утром сквозь сон чувствую, что в комнате случилось какое-то чудо. Кос теребит вязкий запах смолы. Теплый душистый воздух струится от окна. Слышу неясный тихий шорох. Что это такое?
Шлёпаю босыми ногами к окну. Медленно, словно крылья майского жука перед полётом, расправлялись чешуйчатые шишки рододендронов - и там, внутри их, плотно, как стропы парашюта, - лежали желтые цветы. Им ещё предстояло оправиться после сна, раскрыть свои чашечки.
Отошедшая в тепле, ветка стланика излучала свой летний аромат. Запахи лета поселились в моей комнате, а за окном всё только находилось в его предчувствии.