.......Ты идешь на работу, уходишь с работы,
.......Постепенно забывая, откуда и кто ты,
.......Постоянно забывая, откуда и кто ты,
.......Навсегда забывая, что тебе это снится.
...............А. Васильев "Сплин"
Маяковский лежал за барханом. На нём была жёлтая кофта, довольно грязная, - она отлично маскировала. В руках Маяковский держал красный автомат Калашникова.
Он уже пять дней лежал здесь. Вода в канистре кончалась. Спирт тоже. Солнце нещадно палило. За пять дней мимо не прошёл ни один человек. "Никого - это очень подозрительно…" - думал Маяковский и крепче сжимал автомат.
Вечерело. Солнце скрылось за горизонт. Из песка выпрыгнул серый кролик и проскакал мимо Маяковского. " Неплохо бы сейчас свежей крольчатины поесть" - Маяковский хотел погнаться за кроликом. (Патронов в автомате не было, и подстрелить ушастого было просто невозможно). Но тут из песка вылетел Карлсон и, пролетая, чуть не задел Маяковского пропеллером. "Наверное, я сплю" - подумал Маяковский и проснулся.
Проснулся он одетым в кресле в своей каморке средь знакомых стен. С этих самых знакомых стен на Маяковского смотрели портреты: Ленина с надписью - Владимиру от Владимира; Пушкина с надписью - поэту от поэта и Бритни Спирз с надписью - БРИТНИ СПИРЗ ФОРЕВЕР. Маяковский пошарил рукой вокруг, нашёл ленивчик и включил телевизор.
В прямом эфире транслировали перестрелку между волоколамской и можайской братвой. Маяковский переключил. По другому каналу показывали интервью министра внутренних дел, который утверждал, что через несколько дней с организованной и дезорганизованной преступностью будет покончено. Министра внутренних дел Маяковский не любил и поэтому снова переключил.
Игра была в самом разгаре. Сборная России выигрывала у сборной ОАЭ 4-3. Через минуту арабы провели великолепную комбинацию и сравняли счёт. А уже перед финальной сиреной забросили ещё одну, решающую шайбу и в очередной раз стали чемпионами мира по хоккею. Расстроенный Маяковский вновь переключил и нарвался на поп-концерт. С первой попытки певец не попал в фонограмму и попросил звукорежиссёра перезапустить минидиск. Режиссёр перезапустил. Во второй раз певец открыл рот вовремя. Первый куплет был просто гениальным:
Там хорошо, где меня много,
Где меня мало - хуже немного,
Где меня нет - там плохо совсем,
Я всеми любим, я нужен всем…
Второй чуть похуже
Где меня нет - там все люди плачут
Я знаю, что быть не может иначе,
Моими словами любой сейчас дышит,
Завою погромче, пусть каждый услышит.
И певец завыл.
От громкого воя Маяковский проснулся.
Выла машина ГАИ, расчищающая дорогу для правительственного автомобиля. Чёрный "Мерседес" пронёсся мимо машины Маяковского, пробки правительству не страшны. Чёрный "Мерседес" скрылся из виду, а шоссе всё ещё стояло. Что поделаешь?! Час пик. Пробки даже в метро. Все спешат, хотят пораньше добраться до работы, садятся в свои авто и тратят на путь, длинною в девять километров, час с минутами. Гудят. Ругаются, злятся друг на друга, на автоинспекторов, на пешеходов, на дороги и на весь мир целиком. А тут ещё и тушканчики. Рассядутся посреди дороги, опершись на свои хвосты и смотрят нахально по сторонам, а давить их нельзя - прибегут гринписовцы, вытащат из машины, да и разукрасят тебя аэрозолевой краской в зелёный цвет и ещё пацифики гвоздями на машине нацарапают, хорошо если живым от них уйдёшь, а уж если на своём авто уедешь - вообще счастье.
Маяковский сделал радио погромче и объехал очередного тушканчика. Потом ещё одного и тут он увидел, что прямо на него с противоположной стороны шоссе, на которой пробки обыкновенно бывали вечером, но не утром, вылетает огромный грузовик. Столкновение было неизбежно. Мощный КАМАЗ расплющил розовый Запорожец Маяковского. Маяковский умер и проснулся…
"Сколько раз мне говорили - не спи на пляже, обгоришь, перегреешься, солнечный удар получишь" - думал Маяковский, поднимаясь с раскалённого песка. Голова кружилась. Благо, море было рядом. Солёная вода, достаточно холодная, чтобы остудить перегревшуюся голову, но одновременно, достаточно тёплая. Маяковский нырнул и достал со дна ракушку с рапаном. Нырнул ещё раз и достал раковину с жемчужиной. Нырнул в третий раз и поймал золотую рыбку. Золотая рыбка и говорит ему человеческим голосом… "Не умеют рыбы говорить, перележал я на солнце" - Маяковский выкинул чудо природы обратно в море. Поныряв ещё минут десять, Маяковский собрал со дна монеты, которые бросают отдыхающие на счастье. Набравшейся суммы хватило на чебурек и стакан кваса. Зарабатывать на жизнь сбором монет было удобно, Маяковский даже хотел остаться жить у моря, но потом понял, что зимой к морю никто не ездит и придётся искать другие виды заработка.
Маяковский сидел в тени большой сосны, запивая чебурек квасом. Тут к нему подсела симпатичная девушка. "А я вас знаю" - сказала она - "вы вчера загорали рядом со мной. Вы мне очень понравились!". Девушка придвинулась поближе к нему. "Меня зовут Иля." Маяковский одним глотком допил квас, бросил бумажный стаканчик (попал прямо в мусорное ведро, стоявшее на другой стороне улицы). "Вова" - представился он. Она взяла его руку в свою. "Знаете, в этом городе так скучно, я уже устала завтрак - пляж - обед - пляж - ужин, однообразно, вы не находите?" - сказала она, глядя ему в глаза. "Ну почему же, здесь очень…" - договорить Маяковский не успел.
Она целовала его. Целовала страстно, жарко. Её язык обжигал его губы.
Язык облизывал его щёки. Холодный мокрый нос коснулся его лба. Маяковский открыл глаза. "Джим… фу… уйди… ща встану…". Собака просилась гулять. Маяковский спихнул овчарку с кровати и встал. Воды в чайнике как всегда с утра не было. Маяковский открыл кран. Из крана полилась красно-коричневая жидкость, которую и водой-то назвать было нельзя. В надежде, что вода сольётся и станет попрозрачнее, Маяковский оставил кран открытым.
В холодильнике обнаружилась бутылка с боржоми… Из-под боржоми… Минералки хватило всего на четверть стакана.
Маяковский накинул куртку, обулся, Джим принёс ему поводок.
Мрачный подъезд. Грязный двор. Маяковский отпустил собаку. Джим выбежал на середину двора и сделал его ещё грязнее. Дворничиха Клава с вечной, всесезонной метлой в руках появилась внезапно из-за спины. "Понаразвели собак, а мне убирать!" - ругалась она, хотя никто никогда не видел её, убирающей двор. Джим полаялся с дворничихой. Дворничиха, обидевшись ушла. Маяковский пристегнул собаку и сходил до палатки, купить сигарет. Когда он вернулся к подъезду, там стояла Клава с Васей - участковым милиционером. "Пройдёмте, гражданин!" Пришлось пройти до участка.
"Что же это вы? Нарушаете! А ведь мусорить во дворах нельзя! За это штраф положен. Ну и что, что у собаки нет денег! У вас-то они должны быть! А вот вы знаете, что из-за таких, как вы у нас во дворах чёрти что творится. Грязь, весной - не пройти. А двор - это ведь почти подъезд. А в подъездах кто-то постоянно выкручивает лампочки. Кто это может быть? Тот кто свой подъезд не любит! А кто свой подъезд не любит? Тот кто свой двор не любит! А зачем лампочки выкручивают? Чтобы грабить и разбойничать в темноте ворам удобней было! Вот вчера, например, в метро у женщины кошелёк вытащили. А кто кошельки вытаскивает? Воры, бандиты, то есть, гангстеры, так сказать! А ещё эти гангстеры рэкетируют всех подряд на рынке, шантажируют всех, смертоубийства совершают. Вчера бизнесмена крупного убили. Кто убил? Правильно, гангстеры! А гангстеры - это кто? Разбойники, воры то бишь! А воры, они лампочки постоянно выкручивают, подъезд свой не любят. А раз подъезд не любят, то двор уж тем более. А кто у нас двор не любит? Вы! Потому что вы со своей собакой пачкаете его! Что из этого получается? Что тот самый убийца-гангстер, который вчера убил бизнесмена - это вы! А тут уже штрафом не обойдёшься, это уже статья!" - участковый достал наручники и заковал Маяковского. "Вот я попал!" - подумал Маяковский и проснулся.
Проснулся Маяковский в камере. Три совершенно чёрных стены. Четвёртая - прозрачная. Потолок невысокий, метра два, светится голубоватым светом. Пол тёплый, относительно мягкий. Не паркет, не мрамор, не железо, не бетон. Больше всего покрытие было похоже на спортивный мат. Кроме этого пола в камере ничего не было. "А где же удобства?" - подумал он, и тут же в углу в полу образовалось отверстие.
Трубка с водой появилась из стены не позже чем через мгновение, после того, как он подумал о воде. Вода была кристально-чистая.
Маяковский подумал о еде. В той же стене появилась дыра, из которой торчал серый кубик. Кубик не пах. Маяковский надкусил его. Вкусный, а главное сытный. "Теперь бы ещё пивка!" - подумал он, но пиво не появлялось.
Полчаса ещё Маяковский думал о том, что хорошо бы сюда стол, компьютер, или хотя бы ручку и бумагу, в тишине можно бы было написать гениальное стихотворение про одиночество. Но ни компьютер, ни ручка из стены не появлялись. Тогда Маяковский попытался рассмотреть, что там, за прозрачной стеной.
Серебрится коридор. Напротив - такая же камера. В ней никого, если не считать большой зелёный шар с жёлтым пятном на боку. Или наверху? Или внизу? Шар постоянно катался по своей камере. Больше ничего через эту стену видно не было. Ещё через полчаса к камере кто-то подошёл. Розовый, с большими глазами и ушами. Своими лапками-присосками он опёрся на стекло и несколько минут глядел в камеру. Сначала Маяковский испугался. Потом решил изучить этот новый вид. Без шерсти. Коротенькие ноги (или задние лапы?). Подробнее рассмотреть не получилось. Розовый ушёл. Вскоре появился другой такой же. Потом ещё два. Потом ещё. Они подходили, задерживались у камеры на некоторое время и уходили. Уже через несколько часов Маяковский перестал обращать внимание на этих розовых. Проголодался. Съел ещё один серый кубик.
"Что-то мне это напоминает, очень сильно напоминает" - Маяковский вгляделся в глаза ещё одного розового - "очень… Это же зоопарк! И я в роли животного!.. Зоопарк…" - подумал Маяковский и проснулся.
Проснувшись, Маяковский огляделся и ничего не увидел. Протёр глаза… Ничего. Всё это можно бы было списать на туман, но под ногами Маяковский тоже ничего не видел, более того, он не ощущал под ногами землю, или какую-нибудь другую опору. Под ногами не было ничего. Над головой тоже. Нигде не было ничего. Везде было ничто. Маяковский прислушался. Не было ни звука. "Лучше б я не просыпался" - думал он - "в камере хоть стены были, хоть какой-то шум, шорох, скрежет, розовые иногда что-то лялякали, а тут - ничего! А может быть, я и сейчас сплю?! Сейчас всё это кончится!" - Маяковский захотел ущипнуть себя и… не смог. Здесь НИЧЕГО не было и его самого тоже не было. "Вздор, я есть. Я здесь. Я мыслю, стало быть существую." Маяковский посмотрел на себя… Тела не было. "Я сплю! Я сейчас проснусь!!! Я…"
Но просыпаться было некуда…