- Улица Прибрежная. Следующая остановка – «Тамбовский вокзал», - прогремел по салону трамвая голос вагоновожатой, заставил задремавшую Ису вздрогнуть.
Вообще-то, в городе два вокзала: железнодорожный и Тамбовский. Первый – вокзал как вокзал, типового проекта, таких много по стране, - с большими часами, которые почему-то всегда спешат ровно на семь минут, с пятью окошечками касс, три из которых чаще всего закрыты, с буфетом, где продают плохо прожаренные беляши, бледные ватрушки и эклеры; с большой люстрой под ободранным потолком и огромным, во всю стену, мозаичным панно, оставшимся еще от эпохи социализма, - на нем изображены комсомольцы с бездушно-кирпичными лицами и вождь мирового пролетариата во весь рост с рукой, показывающей почему-то на газетный киоск. Есть зал ожидания, где расположены три или четыре ряда желтых пластиковых кресел. Воздух там навсегда пропитан целым букетом волнующих запахов, столь присущих всем вокзалам – тут и жирный запах, струящийся из буфета, и резкий запах мочи и хлорки из туалета, который, кстати сказать, имеет отдельный вход со стороны платформы, тут и запах новеньких газет, копченой колбасы, духов, табачного дыма, натуральной кожи… Можно еще конечно упомянуть бомжей, которые зимой приходят на вокзал греться, в зал ожидания их не пускают, и поэтому таборок мужчин и женщин в рваной одежонке располагается прямо на полу, в углу между кассой и газетным киоском. Бомжи дурно пахнут, плюют на пол и, дергая за полы спешащих на электричку людей, требуют милостыню. Пожилой полный милиционер гоняет их резиновый дубинкой и при этом смачно матерится.
Тамбовский вокзал – дело другое. Это даже не вокзал совсем, а - городская достопримечательность. И как у любой достопримечательности у Тамбовского вокзала есть своя легенда. И как гласит эта самая легенда – зимой1847 года проезжал через городок важный чиновник с письмом к самому императору. Не простой это был чиновник, а самый настоящий граф. И случилось так, что в то самое время как экипаж высокопоставленного чиновника проезжал через Н-ск, разыгралась страшная пурга, и продолжать путь было бы делом рисковым. Остановился граф на Н-ском постоялом дворе. И так уж его сиятельству этот самый двор не понравился – и лакеи-де пьяницы и грубияны, и обед невкусный, и водка разбавленная, и тарелки немытые, а уж про нумера и говорить нечего, срам один – постели несвежие, соседи буйные, клопы кусачие, а уж тараканы, то не тараканы вовсе, а целые бегемоты. Смотритель постоялого двора, имя которого история не сохранила, наверное, долго ломал голову над словом «бегемот». Словом, утром, когда стихия улеглась, ускакал в Петербург чиновник страшно недовольный, злой и не выспавшийся. А спустя недели две губернатору пришло высочайшее распоряжение построить в городке приличный вокзал. Закипела работа, и скоро на окраине городка выросло здание – двухэтажное с колоннами и балконом, с навесом для экипажей, с рестораном и нумерами. А вот почему назвали вокзал Тамбовским – тут мнения дотошных краеведов расходятся. Одни говорят – что чиновник тот был родом из Тамбова, другие отвечают, что фамилия ему была – Тамбовский, а третьи считают, что все дело в фамилии архитектора – Тэмбоу, то ли англичанина, то ли испанца.
На этом история не заканчивается. В конце девятнадцатого века железная дорога стала проходить и через Н-ск. Железная дорога подходила к городу с восточной стороны, а Тамбовский вокзал был расположен с южной. Решили, что дешевле будет построить новый вокзал, чем выкладывать еще два километра рельс. Лет пять в бывшем вокзале работал ресторан, однако когда хозяин его разорился, здание купил какой-то богатый воротила и основал там швейное производство. После революции здание швейной фабрики сбежавшего за границу буржуина отдали под приют для беспризорников. В войну в Тамбовском вокзале сперва устроили склад боеприпасов, а потом госпиталь. После войны несколько лет здание было заброшено, и городские власти уже поговаривали о том, что неплохо было бы его снести, а на освободившейся площади разбить детский парк с аттракционами. Помог случай. Какой-то седенький профессор-историк по фамилии Заозерцев привез из Министерства культуры бумагу о том, что здание Тамбовского вокзала – архитектурный памятник и подлежит охране государством. Обреченный было вокзал отреставрировали и открыли в нем универмаг. А лет семь назад, когда универмаг переехал в новое, более современное здание, Тамбовский вокзал вновь купил какой-то богач и, после реконструкции, открыл в нем развлекательный центр – с казино, рестораном, кинотеатром, стрип-баром и рок-клубом под названием «Че Гевара». А в целом называется это заведение, конечно же, «Тамбовский вокзал». Вот и вся история.
На остановке в трамвай вместе с другими пассажирами, деловитыми и озабоченными, нервными и спешащими, вошли две женщины, старшей было лет сорок пять-сорок семь, младшей - около пятнадцати. Иса почему-то сразу решила, что это мать и дочь. Обе женщины выглядели растерянными, несколько испуганными. Младшая из женщин держала в руках большой сверток. Держала так осторожно и боязливо, что на миг Исе подумалось, что женщины эти - террористки и в руках одной из них – бомба.
Растерянные женщины сели рядом с Исой, так уж получилось, что девушка оказалась как раз напротив. По ее лицу, еще по-детски трогательно-глупому и некрасивому было заметно, что недавно она плакала, тушь с неумело накрашенных ресниц растеклась, юношеские прыщики на вздернутом остреньком носике покраснели. Жидкие пепельно-белокурые волосики девочки были заделаны в жалкую косичку, одета она была в розовую болоньевую куртку, старенькую, но опрятную и джинсовую юбчонку, вышедшего из моды фасона. Девочка пристально и сосредоточенно смотрела на сверток.
- Ничего, дочка, вытянем, ничего, - вздохнула ее мать, - Ладно, себе откажем, вытянем, ничего, - словно бормотала заговор женщина.
Сверток в руках девочки внезапно зашевелился и закряхтел. Тут наконец-то до Исы дошло, что этот вовсе не бомба, а новорожденный ребенок.
Подошла кондукторша, грудастая женщина лет сорока. Видно, заметив, как старшая из женщин засуетилась, взялась было открывать сумку, кондукторша замахала руками, «Что вы, ладно, ладно, я понимаю», участливо заглянула в лицо юной маме, спросила: «Мальчуган?»
- Нет, девочка, я только не знаю, как назвать.
- Оно и лучше, с девками хлопот меньше, а мужики эти… э-эх! - кондукторша махнула рукой и добавила, - Гляди, молодая еще, а то наплачешься от них, от мужуков-то. А папашка-то небось в армии, да? – медовым голосом спросила толстуха-кондукторша. Лицо ее было обращено на младенца, поэтому она не могла видеть, как по лицу девочки потекли крупные, подкрашенные фиолетовой тушью слезы. Как ее маленькое некрасивое личико сморщилось, а тоненькие искусанные губки мелко задрожали.
- Спасибо, спасибо, - стала благодарить кондукторшу старшая, - вы уж извините, что без билета. Вот, сами понимаете, так уж вышло…
Кондукторша ее уже не слышала, так как командирским голосом, не то грассируя, не то картавя, Иса так и не поняла как лучше всего описать ее голос, уже вещала на весь трамвай: «Не допускаем безбилетного проезда. Плотим. Передаем на проезд! Молодой человек, вторую остановку без билета едете! Плотим!». Невидимый Исе парень, а может уже и солидный мужчина, что-то ответил кондукторше, может, попросту послал ее, на что та на весь салон продекламировала: «Стыдиться надо, раз ничего нет! А еще мужик!». Две пацаненка лет десяти, толкавшиеся у двери, прыснули.
- Ты одеяло-то заштопала? – спросила женщина свою дочь, - Ну, то, голубое. Дырка в нем, прямо посередине, это я гладила и прожгла. Заштопать надо, а то нехорошо.
Девочка ничего не ответила, как зачарованная сидела она и, не моргая, смотрела на личико своего ребенка.
- Коляску у Гусевых возьмем, у них Алешка уже большенький, не нужна ему коляска. Я договорилась. Ползунки тоже они дадут. Пеленок сама нашьешь, - женщина словно разговаривала сама с собой, отрешенно глядя в окно, - Да, чуть не забыла. Кроватка! У этих, армян с пятого этажа попросить надо. А не дадут, так и в кресле поспит. Ты у меня до трех месяцев в кресле спала. А у Борисовны сын и вовсе в ванночке спал. Не пропадем.
Трамвай резко дернулся и остановился. Девочка подалась вперед и, если бы не натолкнулась на Ису, то выронила бы ребенка. «Извините» - робко пролепетала девочка. Иса почему-то почувствовала себя виноватой перед этой юной особой, попыталась великодушно улыбнуться, но не получилось.
-
- Все-таки, дура она, эта девчонка, ей всего-то лет 15, не больше, а уже мамаша. И о чем она думала? И думала ли вообще? – размышляла Иса. – Нет, никаких детей, мне и без них хлопот хватает. На работу, и то по-человечески не устроишься. Заколебали. – Иса вспомнила, всего как пару лет назад пришла она на собеседование в одну занюханную типографию (а других в нашем городе нет) с целью заполучить место дизайнера. Дизайнер, это, конечно, громко сказано, но, кто-то же должен рисовать всякие бланки или эскизы похвальных грамот, открыток, ну знаете, продаются такие открытки во всех переходах, там зайчик нарисован или слоненок, и надпись «Люби меня, как я капусту» и что-нибудь в этом роде. Только и качество у этих открыток было провинциальное. Дело не в открытках и не в умение Исы сочинять надписи к оным (Вспомните неудовлетворенные литературные амбиции.) и уж никто не сомневался в том, что Иса хотя бы знает с какой-стороны подходить к компьютеру.
Типография располагалась на первом этаже бывшей прачечной. (Иса вспоминает, как в детстве она с мамой по субботам ходила относить в прачечную белье.)
- У вас есть ребенок? – в очередной раз спросил маленький потный человечек, являющийся, наверное, директором типографии. Своими потными красными ручками он все время комкал какой-то розовый пищащий шарик. – Знаете ли, больничные, декреты.
- Да нет у меня ребенка, - раздраженно ответила Иса.- Я же вам уже говорила.
- Странно, очень странно, - человечек стал раскачиваться на стуле. – Так, о чем бы вас еще спросить? – Он смешно задрал голову и стал рассматривать сиротливо торчащую посреди потолка одинокую пыльную лампочку. – И в декрет не собираетесь?
- Да нет же! – чуть не закричала Иса. – Я же на работу к вам устраиваюсь, причем здесь это? – возмущения Исы были столь громкими, что она тотчас поняла, что это место она потеряла, так и не получив. Что ж, тогда придется преподать толстячку правила хорошего тона.
- Девушка, как вас, Раиса ведь? Так вот Раиса, месяц назад от меня уже ушла в декрет менеджер, чуть раньше – бухгалтер, предыдущий дизайнер сбежал в телекомпанию простым оператором, а я… У меня фирма маленькая, я не могу людьми кидаться, - толстячок перевел дыхание, вытер платочком пот со лба, нечаянно задел локтем розовый шарик, тот пискнул, мужичок нервно дернулся и плаксивым гнусавым голосом, словно желая добиться жалости, продолжил - А вот вы, вы же тоже скоро уйдете в декрет. И кто у меня будет работать? Я разорюсь. Нет, девушка, лучше не рисковать. Да, мне нужен человек, у меня заказ на двести тысяч от банка висит, но только не вы. Такие как вы сразу уходят в декрет. Кто даст мне гарантию, что вы не уйдете?
- Послушайте, товарищ, - зло и четко начала Иса, - Меня не печет, что весь ваш коллектив разом забеременел, включая оператора с телевидения. Лично мне нужна работа. И если дело только в ваших дурацких опасениях, то проваливайте! Рисуйте свои идиотские открытки сами! Все! И главное, меня зовут Иса, ясно? - девушка резко встала, больно ударившись коленями о столешницу, и вышла из кабинета.