Часы

Негорюй
Если ты все время на колесах, но любишь ходить пешком, то поломку машины воспринимаешь как  счастье. Короткое счастье - брести домой вечером после работы, всматриваясь в лица вечноспешащих куда-то людей. Брести мимо  подсвеченных изнутри аквариумов кафе и витрин, наполненных вместо воды и рыбы разноцветным воздухом и веселой публикой.

Поворот, поворот, центральная улица. Мысли  неторопливые , как твои  шаги . Фары, фонари, пятна лиц, разноцветные звезды светофоров, мерцание реклам. Глубокий вдох,выдох. Пар от дыхания. Налево по переходу и на темную улицу прочь от огней и шума.

Интересно, что меня все-таки отвлекло. Невиданная ранее машина или она? А может быть зрелище в целом? Серебристый родстер "Ауди" приткнулся у обочины, положив грустную, обтекаемую морду с непогашенными фарами на бордюр тротуара. Двигатель работает, но в машине никого. Дверь со стороны водителя настежь. Фары проезжающей мимо машины выхватывают согнувшуюся у дерева женскую фигуру в дорогой шубе.

В скользящем свете  фар длинные светлые волосы. Искаженное красивое, холеное лицо. Нагибается ниже. Чуть не оступается на краю бордюра. Ловит равновесие и поднимает глаза на меня. С ненавистью, пьяно проговариваривая слова, цедит сквозь зубы :
          - Что смотришь козел! Давай пшел отсюда...
         Не люблю холеных наглых сук. Качаю головой и прохожу мимо. Встречный свет фар ослепляет глаза. Прикрыв глаза, отворачиваю лицо. Вслед несется:
       - Слышишь козел! Трахнуться хочешь! Денег дам! Козел,что не отвечаешь? Да пошел ты...
        Делаю еще пару шагов и слышу глухой удар и звук осевшего тела. Почему-то становиться жалко эту пьяную дуру. Поворачиваюсь и иду обратно. Так и есть -садилась в машину и оступившись ударилась переносицей о дверной проем, а затем, отшатнувшись назад, затылком о бордюр. Сажусь рядом на корточки и рукой щупаю пульс на шейной артерии. Жива, но, как говаривал  наш инструктор, с учетом кратковременного рауша. Сильно бью по щекам, пытаясь привести в чувство. Голова безжизненно мотыляется из стороны в сторону. Задумчиво сам себя поправляю - с учетом долговременного рауша. Беру на руки, обхожу машину и сажаю на пассажирское сидение. В свете слабой лампы кабины видно, как из рассеченной переносицы течет кровь. Сейчас лицо утратило хищное выражение -оно красивое и спокойное.  Между сиденьями валяется женская сумочка. Не церемонясь, вытряхиваю содержимое. Документы, сигареты, деньги, презервативы, косметика, платок, сотовый телефон. Вытираю кровь из носа и промокаю лопнувшую кожу на переносице. Переносица быстро опухает. Черт! Не оставлять же ее здесь. Роюсь на задней полке. То, что надо - аптечка. Раздавливаю антитермический пакет и прикладываю к переносице. Опять промокаю кровь. Ампула с нашатырем. Заворачиваю в платок и отламываю головку. Резкий запах бьет в нос. Подношу. Начинает ворочаться и приходит в себя. Садится и спрашивает:
             - Ты кто?
             - Я? - Пожимаю плечами. - ...Козел
             - ...Какой такой козел?
             - Проходивший мимо козел.
             - Где я?
             - В машине...
             - В какой машине?
             - В своей машине!
             - А ты кто?
            Так, это мне начинает надоедать.
            - Тебя отвезти?
            - Куда?
            - Домой, ведь ты же живешь где-то...
            Опять начинает глупо, по-пьяному хихикать. Разбираю документы. Это на машину. Пропуск на проезд по центральной улице города. Вот! Паспорт. Смотрю адрес... Недалеко. Совсем рядом. Хорошо, если она там живет! Ее снова пробивает смех, что-то пьяно бормочет и все время наваливается телом. Отбрасываю ее от себя и пристегиваю ремнем безопасности. Она вдруг отваливается к дверце и...засыпает. Облегченно вздыхаю. Управление незнакомое. Черт, и коробка -автомат. Снова вспоминаю слова комроты: "Хороший десантник должен уверенно ездить на всем, что движется и кое как на том,что в припципе ездить не может". С непривычки даю слишком сильные обороты. Легко разворачиваюсь. Машинка прелесть - послушна и легка в управлении. Выезжаем на центральную улицу и, мягко урча, набираем скорость. На втором перекрестке торчит ГИБДДшник. Машет жезлом. Класс - пьяная девка в отключке, чужая машина, запах алкоголя.
            -Старпргргибдддбр вчр, - стандартная фраза в приспущенное стекло. Протягиваю ее документы, достаю свои права.
            - Тааааак, - врастяжку произносит он. - Пили?
            - Я? Нет. 
            - Пройдемте ко мне в машину.
            Тут снова просыпается она:
            - Мусор -вали! Достал козел!
Поднимаю тонированное стекло и, поборовшись с искушением взять ее деньги, рассыпанные между сиденьями, вылезаю из машины. Прапор взвинчен. Садимся в его машину. 
          - Значит так, - говорит он. - Сейчас медленно и плавно едем в медэкспертизу...               
         Я достаю из кошелька три сотенные бумажки:
         - Вы извините ее, товарищ старший прапорщик. Она дурная, когда напьеться. Он показывает рукой на пол. Бросаю деньги на резиновый коврик салона.
         - Подруга значит!
         Пожимаю плечами, мол, что поделаешь - такой крест...
         - Ну, ладно, езжайте. Хотя, если  вас потрясти... Спасибо, товарищ прапорщик! Не надо нас трясти,стошнить может. Вылезаю из патрульной машины.  В "Ауди" тихо, прислонившись головой к стеклу, девушка спит. На следующем, небольшом перекрестке, сворачиваю налево. Скупать на корню все ГИБДД города в мои планы не входит, тем более, что у меня денег больше нет.
Вот и ее дом в четырнадцать этажей новой постройки. Металлопластик, кругом сплиты. Элита! Паркуюсь на небольшой стоянке. Долго бьюсь в запертую дверь подьезда . Открывает консьержка и испуганно отступает в свою каморку.
           -Добрый вечер! Извините. Она..., - трясу плечом, чтобы голова девушки,  уткнувшаяся в мое плечо, повернулась в ее  сторону, - живет в вашем доме?
          - Да, - недоуменный взгляд консьержки сквозь толстые стекла очков, - Она с шестого этажа.
          - Вы не могли бы позвать кого-нибудь  из родных... она немного перепила, - Я смущенно улыбаюсь.
          - А она одна живет...Домработница придет утром, часов в девять.
          - Замечательно, тогда я оставлю ее у вас?
          - Нет-нет, - поспешно говорит консьержка. - У меня и места нет.
          Ругаясь в душе, прошу поискать в сумочке  ключи и вызвать лифт.
Войдя в темную прихожую, осторожно кладу девушку на пол. Черт, я и так сделал больше, чем мог. Поворачиваюсь к открытой двери, чтобы уйти. В этот момент она начинает ворочаться и захлебываться от вновь наступившей рвоты.  Еле успеваю перевернуть девушку на бок и придерживаю голову. В промежутках она плачет.
            Плохо дело. Включаю свет. С присвистом - живут же люди! Огромная прихожая размером с мою однокомнатную квартиру. Быстро снимаю с нее шубу. Ей немного легче. Жалобно смотрит на меня и плачет, прикрывая рот руками. Сдираю с нее и платье. А у нее очень красивая грудь! Беру на руки и волоку в ванную. Да, ванная у нее тоже с мою квартиру. Кафель, джакузи, душевая кабина и зеркала кругом. Ставлю на колени около унитаза. «Я тебе покажу сейчас небо в алмазах,» - проносится в голове. Пока она падает головой в унитаз, нахожу кухю и чайник холодной кипяченной воды. На стене аптечка. Развожу слабый марганцовый раствор и опять в ванную. Она обессиленно лежит рядом с унитазом. Приподнимаю  и отклоняю назад  голову. Тонкой струйкой начинаю лить воду в приоткрытые губы. Губы у нее тоже ничего. Вдруг девушка начинает слабо трепыхаться и отталкивать чайник. Выплевывает воду изо рта. C каким-то садизмом зажимаю ей нос. Она начинает судорожно пить. Даю передохнуть и снова заставляю пить, пить, пить, пока не вижу, как начинает дергаться в спазме гортань. Опять сую лицом в унитаз. И снова, и снова. Все, вода идет чистая. Обессиленно шепчет:
            - Хватит, я больше не могу.
            - Можешь, можешь - сейчас я тебе, дрянь, покажу, как пить. Срываю с нее остатки одежды. Пускаю в душевой кабинке ледяную воду и заталкиваю тело под обжигающие струи. Хозяйка квартиры кричит и захлебывается от холода, сползая на пол. Снимаю головку душа и хлещу ее со всех сторон. Затем контрастным душем привожу ее в чувство. Она, пошатываясь, встает и остается стоять передо мной, низко опустив голову и придерживая ее руками. Убавляю напор воды.
             - Ты как ?
             - Нормально ! - дрожащим голосом говорит она.
             Ни тени от прошлой высокомерной девки. Снова даю холодной воды.
             - Прекрати, мне холодно! - плача просит меня. 
             Снова пускаю горячую до обжигающей воду.
             - Стоять можешь ?
             - Могу!
             - Давай, мойся. Что тебе принести из одежды?
             - В спальной халат...
            Приношу халат. Вытирая волосы, она выходит из ванной.
            - Одевайся и приходи на кухню. Я сейчас приготовлю кофе. У тебя есть кофе? 
            - Кто ты такой? - тихо спрашивает она. - Кто ты такой? Что тебе нужно? - истерично кричит на меня.
            Я поворачиваюсь к ней спиной и подбираю сброшенную мною куртку. «Да пошла она ! -проносится в голове - не надо было обращать внимания». Иду к входной двери, осторожно обходя лужи на полу. Около двери останавливаюсь и оборачиваюсь. Бросаю к ее ногам ключи:
            - «Ауди» твоя на стоянке, документы и деньги в сумочке, вот здесь, на столе. Не напивайся так больше. Женский алкоголизм, в отличии от мужского, не излечим. Дергаю ручку.
            - Подожди ! - говорит она более спокойно. - У меня в голове... Ничего не помню...
            - А что тут помнить ? Пьяная, хорошо одетая на улице. Жалко стало - обдерут или сделают, что.
            - Ну а ты благородный...
            Открываю дверь:
            - Да пошла ты ...
            Вкладываю что-то непечатное в последние слова.
            - Подожди, - уже шепчет она, - не уходи. Ты же обещал кофе. 
            Какая-то пустота в ее словах заставила закрыть перед собой дверь.

Одиннадцать часов вечера. Мы до сих пор сидим на кухне. Она сидит напротив. Светлые волосы высохли. На ней теплый белый халат и теплые белые носки. В руках самая здоровая кружка крепчайшего кофе со столовой ложкой рома. Она держит ее в руках, опираясь локтями в край стола. В квартире давно наведен порядок, и мрак сонно заполнил ее. Только яркое пятно света на кухне заливает стол и нас, сидящих друг напротив друга.Она мне рассказывает, а я внимательно слушаю.

Ее зовут Света. Двадцать пять лет - филолог по образованию, три языка. Образована, красива, богата. Приехав в город, поступать в институт, из отдаленной деревни, поняла, что деньги - это все. Денег хотелось, хотелось жить, одеваться. Хотелось квартиру и машину, такую, как сейчас.
         - Надоела вечная бедность родителей и жизнь эта беспросветная, - говорит она мне.
        У меня в душе гамма чувств. Мне тридцать три. У меня однокомнатная квартира и жена с ребенком. Старенькая машина и немного денег, чтобы просто выживать. Я не жалуюсь на жизнь. Хочу сказать ей это, но передумываю, предпочитая слушать. Получив все - в двадцать пять лет поняла, что не получила ничего. Мужчины, мужчины кругом и в то же время все время одна. Нужна не она, а то, что осталось от нее - красивая радужная оболочка. Пресловутые 90-60-90. И вот вся жизнь. Она долго мне рассказывае, и слова ее складываются у меня в уме в кадрики. Жизнь за витринами ресторанов, гостиниц и раскошных авто. Жизнь и в то же время бесцельность ее. Она потеряла что-то, чего не может осознать, а уж найти и подавно. И вот это ощущение потери неизвестно чего и вызвало сегодняшний запой.
             - Предстваляешь, - захлебываясь тихим плачем, говорит она. - Сегодня клиент после ресторана отвез меня пьяную и отымел по полной программе - даже домой не отправил, скот. - Потом пристально смотрит на меня,
            - Как тебя зовут?
            - Татарин? 
            - Это не имя!
            - Это мое армейское прозвище....Называй меня так. Что тебе скажет мое имя?
            - Ну, я все-таки тебе благодарна...Хочешь я тебя отблагодарю, - смотрит на меня оценивающе.
            - Света! Мне уже домой пора, - я встаю, - Рад , что все сегодня хорошо закончилось. Ты не пей больше. Ни к чему это. Знаю не понаслышке. Сам после армии чуть не спился. Потом нашел все-таки себя. И ты себя найдешь.....
            Она встает и ошарашенно спрашивает:
            - Ты правда не хочешь? Верность подруге или импотент?
           Я улыбаюсь:
           - Считай меня кем хочешь, Светик! Просто ты не поверишь, что значит для меня любить женщину...
           - Тогда возьми деньги!
           Оборачиваюсь от двери и качаю головой.Она с отчаянием просит телефон.      
           - Зачем? - спрашиваю я.
           - Ты умеешь слушать. Пожалуйста, мне легче стало после разговора с тобой, - почти умоляет она. Я вытаскиваю старую визитку и пишу ей свой номер сотового телефона.
          - Пока !- машу рукой и сбегаю вниз по лестнице.....
Холод на улице освежает после душной квартиры. Засовываю руки в карманы и бреду опять по ночному осеннему городу. И снова аквариумы домов и машин, проносящихся мимо...
Она позвонила через три дня. Голос веселый:
            - Я хочу тебя увидеть.
           Поколебался в ответ:
            - Ладно, после работы часов в полседьмого. Даю адрес.
Мы сидим в ресторане на окраине армянского поселка. Здесь жарятся самые лучшие и вкусные шашлыки. Сидим за столиком вдвоем. Приносят заказ.
          - Светка ! У меня нет таких денег....
          Она улыбается:
           - Это от меня. Самому удивительному мужчине в моей жизни.
           - Ты мне льстишь...
           - Да нет, просто удивительно, как мы встретелись.

Сидим, болтаем ни о чем. Временами танцуем. С разных столов на нас глядят. Я про себя усмехаюсь. Контраст, наверное, разительный – молодая, шикарно одетая женщина и парень, в потертых джинсах и старой стоптанной обуви. Чувствую себя все же не в своей тарелке.
           - Расскажи мне о себе Татарин! - просит она.
           - А что рассказывать - растерянно бормочу я. - Родился, школа , иститут, армия, снова институт, ничего необычного.
           - А семья? - спрашивает она.
           Я молча достаю две фотокарточки.
           - Она, наверное, счастливая ?
           - Кто ?
           - Ну, твоя жена ?
           Пожимаю плечами:
           - Не знаю...Честное слово не знаю, Света... У нас в жизни у каждого свои трудности. Я тоже не подарок....У нее были мечты - я их поразбивал в свое время. Ей трудно было со мной. Но все-таки у нее в жизни все есть... - Снова пожимаю плечами.
           - Все - не все, счастье относительно....Но главное, что у нее есть ты и ребенок...Она счастливая. Ты со мой разговариваешь так односложно, как не хочешь..... Ты меня ненавидишь ? - вдруг спрашивает она.
           - С чего бы это?
           - Просто вы, бедные, всегда ненавидите тех, кто чего-то достиг в жизни.
           - Да почему же - усмехаюсь я .
           Вдруг ее лицо преображается. Снова то хищное выражение в лице. Она начинает орать мне в лицо:
           - Счастье? Это я, я его заслужила! В сутки по пять - восемь жирных мужиков имеют! Меня имеют! Субботники, бандюки, менты. Я мечтала! О семье, о мужчине и детях! Пахала и работала! Да что ты видел в своей жизни? Школа, институт, мамочка с папочкой, все на блюдечке с каемочкой. В армии он служил ....родители, наверное, пристроили единственного... - Ее кричащее лицо придвинулось ко мне
Она осеклась. Наверное, увидела мои глаза. А я отключился...
           В голове лопался воздух от близких выстрелов и вертолетных лопастей, мимо меня несли раненых, и воздух пах порохом. Передо мной стояли ребята, трясли меня за плечи и кричали в лицо:
           -Татарин ! Что с тобой?
           Густые черные фонтаны земли, взлетающие в небо, и стрелы штурмовиков заходящих на цель. Потом все начало крутиться вокруг, и яркое-яркое солнце упало в глаза....
Я зажмурился и закрыл лицо растопыренными пальцами. Солнце с  ревом пролетело мимо, обдав выхлопным дымом. Темнота, холод, осень - вернулся к реальности. Только не пойму, где я, и как здесь оказался. Засунул руки под мышки и побрел вдоль трассы навстречу видневшимся впереди огням города. Фары проносящихся мимо машин освещали поверхность обочины под ногами. Вот мимо пролетела еще одна , обдав тугим воздухом, напоминающим взрывную волну, от которой меня пошатнуло. Вдруг она резко тормозит впреди, съехав на обочину. Кто-то кинулся мне на шею. Зареванное лицо, заплаканные глаза.
             - Татарин, миленький, я же не знала ! Прости меня, мальчик! Я же не хотела, я думала ты как все... - Тыкается лицом в грудь, пытается прижать к себе голову.
            Я держу замерзшие ладони под мышками.
            - Отвези меня домой, - шепчу.
            - Да, да, - пойдем.
            Как больного под руку доводит до машины. Едем, я постепенно теплею снаружи и внутри.
            - Что я там наплел в ресторане?
            Она улыбается:
             - Да ничего такого не сказал.
             Пока едем, она сжимает мои пальцы своей ладонью. Подьезжаем к моему дому. Я открываю дверцу.
             - Татарин! Я тебе позвоню?
             - Звони, только сегодня оставь меня в покое.
Она звонит через неделю. Потом еще и еще. У нас завязывается странная дружба. Она рассказывает, я слушаю. Иногда звоню я, просто  чтобы узнать, как дела.
Но однажды телефон молчит. Я прыгаю в машину и несусь к ее дому, сломя голову. Она сидит в прихожей около стены и горько плачет. На лице три кровоподтека, и кровь из носа. Осторожно сажусь рядом и кладу ее голову себе на плечо. Весь вечер она тихонько плачет, а потом засыпает, вздрагивая на моем плече. Я поднимаю ее на руки, отношу в спальню и кладу на кровать. Закутываю в одеяло и некоторое время сижу рядом. Потом встаю и, уходя, пишу ей коротенькую записку:
           - Светка! Все будет хорошо!
Она звонит на следующий день.
           - Приходи сегодня - у меня для тебя сюрприз.
           Вечером она открывает мне дверь. Привет! Проходи.
           На кухне накрыт стол. Мы сидим и разговариваем.
           - Вкусно? - спрашивает она.
           - Бесподобно, -  отвечаю я с набитым ртом.
           Впрочем, она не ест - сидит и смотрит, как я жую. Сидит, по-женски подперев щеку рукой.
           - Это я сама приготовила, для тебя.  Я еще никогда сама не готовила для мужчины. Так хорошо сидеть и смотреть, как ты ешь, придя с работы. - Грустно улыбается. - Знаешь, а я уезжаю в Германию.
           - Зачем? - спрашиваю я.
          Она мнется. Буду сопровождать одного бизнесмена.
          -  Понятно.
          - Знаешь, страшно, что я не могу это бросить. Меня не отпускают.
          Я смотрю на слезы в ее глазах и чувствую себя беспомощным. Она вдруг улыбается сквозь слезы:
          -  Не бери в голову, Татарин! Ты не можешь изменить сложившееся. Все как- нибудь образуется.
         Потом мы прощаемся. В прихожей она долго держит меня за руку. Потом поднимает ее и целует пальцы. У меня вырывается:
          - Зачем?
          Она тыкается лбом в мою грудь:
          - Спасибо тебе!
Через три месяца меня один за другим застают два звонка. Первым забасил в трубку мой однополчанин Толька, виноват, майор Анатолий Иванович.Татарин! -             
           - Давай, на аэродром подкатывай через пару часов. Я прилетаю награду обмывать. Жду тебя на КПП.
           И сразу же она. Веселый говорок.
           - Жду тебя около «Интуриста». Очень соскучилась.
           В ресторане за столиком с ней сидел седоватый, но крепкий мужчина лет сорока пяти.
           - Привет, Татарин! Познакомься. Мой жених. Эрих Хейнц.
           Я назвался и подал руку.
           - Света мне про вас много рассказывала, - русский язык почти без акцента.
           Я улыбнулся.:
           - Очень рад, Эрих, и за вас, и за нее.
           Сидели и болтали. Она уезжает с ним. Он служит в армии, но скоро отставка.
           - Приедете в Германию, милости просим к нам в Баварию.
           Я еще раз улыбнулся:
            -  Светка ! Вы подбросите меня в военный городок?
            -  Конечно! Ну, тогда поехали...
Толик меня уже ждал, прибивая своими ножищами КППшную пыль. Подъехавшего «мерина» он, конечно, проигнорировал. Я хлопнул задней дверцей, он обернулся.
           - Татарин!
           - Подожди, - раздался голос Светки из-за моей спины.
           Я успокаивающе махнул ему рукой и обернулся. Она подошла вплотную:
          - Знаешь, я тут подумала и решила, что у настоящего мужчины должны быть настоящие мужские вещи. Вобщем, это тебе мой подарок.
          Она взяла мою кисть и застегнула на ней браслет швейцарской «Омеги».
           - Пусть у тебя все будет хорошо, - обняла меня за шею и поцеловала в губы.             
          Отошла на шаг, держа мою руку в своих ладонях, и прокричала уже нам с Толиком:
           - Пусть у вас всегда все будет хорошо, мужики! - Села в машину и
«мерс», подняв столбом пыль с обочины, помчался по дороге.
            Первым обрел дар речи Толик:
            - Не понял, Татарин, это кто?
            - Друг, Толяныч, - усмехнулся я ,- Просто друг.
            - Какая девушка! А за что это она тебе такой презент преподнесла. Я посмотрел на титановый корпус и секундную стрелку, бегущую по кругу. Вздохнул:
            - Да я и сам толком не понял.
            Потом мы пили спирт за его орден, лежавший в котелке. Потом за нас. Потом за мотострелков, десантников, ВВшников и, конечно же, за разведку. За мужиков, в общем. Браслет часов приятно холодил руку и тяжесть корпуса придавала какую-то уверенность. Время от времени я подносил руку к глазам, чтобы посмотреть на фосфоресцирующие стрелки.
А через год мы парились в сауне альплагеря, спустившись с вершины. И часы украли - оставил их на полке перед входом в парилку. Я сидел и рассказывал эту историю Толику, вернувшемуся из очередной командировки в Чечню.
         - Да ладно тебе, командир, жалеть. Легко пришло-легко и ушло.На, держи, - и он отстегнул с запястья свои Timex-ы. Не Омега, конечно, но вполне приличные. Дарю.
Так мы с ней и расстались. Навсегда.