Вероника затаила дыхание. Лезвие, плавно покачиваясь взад-вперед, погрузилось в мышечную ткань, отрезая тончайший пластик, сразу начавший закручиваться в миниатюрный рулон. Она работала осторожно, чтобы срез получился равномерной толщины и как можно тоньше — такой, чтобы можно было рассмотреть его на просвет. Все было бы гораздо проще, если бы была специальная машинка, но увы, редкий вуз может позволить себе такую роскошь. Академия, в которой преподавала Вероника, не могла, поэтому все срезы приходилось делать вручную, да и не только их.
Нержавеющая сталь отделила прозрачный листик рыбьего мяса, Вероника пинцетом сняла его с поверхности лезвия и осторожно положила на стекло. Аккуратно расправила, прикрыла сверху другим стеклом и поднесла к настольной лампе.
Ей хватило одного взгляда. Удовлетворенно кивнув, положила стекла и пододвинула к себе лист бумаги.
Собственно, делать анализ необходимости не было: практически вся рыба камского бассейна поражена описторхозом, и этот судак исключением не был — на просвет хорошо были видны светлые точки, да еще в таком количестве, будто кто-то специально обсеменял. Можно было сразу в заключении так и написать, не тратя время на приготовление среза. Но рыбину просил исследовать лично проректор по научной работе, поэтому пришлось попотеть.
Поставив последнюю точку, Вероника встала, убралась на столе, выбросила в ведро судака, помыла стекла и лезвие, раствором аммиака тщательно вымыла руки. Описторхис — штука на редкость вредная, поселяется в протоках желчного пузыря и ничем его оттуда уже не выживешь, поэтому к правилам дезинфекции лучше относиться серьезно. Вытирая руки, посмотрела на часы.
Половина седьмого. Все уже разошлись по домам, только завкафедрой еще колотил по клавишам пишущей машинки в своем кабинете — у его аспиранта на днях намечалась предзащита. Вероника окинула взглядом лабораторию и решительно стащила халат: хватит на сегодня. Неотложных дел не осталось, а дома душ и пельмени. Опять же, Каменская через час. Все, домой. Надела пальто, у двери оглянулась еще раз и выключила свет.
Сходила до лаборантской, повесила там на гвоздь ключ от лаборатории, потом, проходя мимо кабинета завкафедрой, заглянула к нему:
— Николай Данилович, я ухожу, до свидания.
— До свидания, Вероника, — рассеянно откликнулся тот, не переставая набивать текст.
Вероника развернулась и чуть не вскрикнула от неожиданности, лицом к лицу столкнувшись со стоявшей за ее спиной девушкой.
— Господи, Света, ну и напугала же ты меня! — сердито сказала она, прикрыв дверь кабинета. — Ты чего подкрадываешься?
— Извините, Вероника Анатольевна, я не хотела, — расстроилась девушка.
— Да чего уж там, не хотела она… Небось хотела в гроб меня уложить, чтобы экзамен не сдавать, — улыбнулась Вероника, быстро отошедшая от испуга. — Ну давай, говори, что хотела?
Девушка замялась, явно не зная, с чего начать. Веронике не понравилось выражение ее лица — какое-то оно было испуганное, напряженное. "Как будто привидение увидела", — подумала она.
— Вероника Анатольевна, — решилась наконец Света, — вы говорили, что можно образец мяса принести на исследование…
— Да, говорила, — кивнула она, — что принесла?
— Телятину. Наверное… Понимаете, мама купила сегодня с рук два килограмма мяса, мы его начали варить, а оно как-то странно пахнет и на бульоне пена появилась. А вы сегодня на занятии говорили, что говядина пену при варке не дает.
— Верно, не дает. Это человечина пенится при варке.
Девушка отшатнулась, широко распахнув испуганные глаза, и Вероника, мысленно ухмыльнувшись, добавила:
— И свинина тоже. А также конина и просто несвежее мясо. У кого покупали?
— Мама сказала, что возле рынка мужик какой-то стоял, клялся, что утром только теленка зарезали.
— Ох, учу вас, учу, и все без толку… Сколько раз говорила, чтобы брали мясо только на рынке и в магазинах! Там, конечно, тоже гарантия не стопроцентная, но хоть какая-то… А если вы купили мясо вынужденного убоя или трихинеллезное? Отравиться не боитесь? Мужик, небось, врал, что у него взятку на рынке вымогают за ветосмотр?
— Говорил… Да и недорого продавал.
— Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной… Ладно, оставляй, завтра с утра посмотрю.
— А почему не сейчас? — удивилась Света.
— Ну уж извини, дорогая, — разозлилась Вероника, — у меня рабочий день уже полтора часа как кончился. Я, знаешь ли, вообще-то домой собиралась.
— Ой, простите, Вероника Анатольевна, — снова испугалась девушка, — я просто подумала… Конечно, можно и завтра… До свидания!
— До свидания. Завтра к обеду подойди, скажу, что это такое вы купили.
Пришлось снова идти в лаборантскую за ключом, открывать лабораторию и идти в дальний ее конец к холодильнику. Положив в него взятый у студентки пакет, Вероника развернулась было и пошла к выходу, но на полпути остановилась. Конечно, дома были ужин и Каменская, но… Ведь не даст покоя это мясо! Она слишком хорошо себя знала, чтобы понять, что если сейчас не заглянет в пакет, весь вечер будет думать только о нем. Вечер, соответственно, будет испорчен. Пельмени в горле встанут.
Мысленно плюнув, она вернулась к холодильнику, достала пакет и заглянула в него. То, что там увидела, ей не понравилось.
Немного подумав, Вероника отнесла мясо на стол, включила настольную лампу и сняла пальто. Принесла белый эмалированный поддон и вытряхнула на него содержимое пакета.
Принесенный девушкой образец представлял собой небольшой кусок грудной клетки — четыре коротких отрезка ребер с прослойками мышц между ними, ни позвонков, ни грудины.
Вероника минут пять рассматривала его, нависнув над столом, потом сходила и надела халат. Подумав, натянула и резиновые перчатки. Странное было мясо, подозрительное.
Вернувшись за стол, взяла образец и принялась медленно поворачивать его, пристально осматривая со всех сторон. Понюхала.
Запах был вовсе не странным. Мясо пахло рыбой. Такое бывает, если животное обильно кормят ею или мясо долго лежит вместе с ней — в холодильнике, например. Несвойственный запах, конечно, считается недостатком, но в общем-то ничего страшного, вот только видовую принадлежность по запаху теперь уже не установить. Ладно, можно пойти другим путем. Видовую принадлежность можно определить и по массе других признаков, например, по форме костей.
Ребра выраженно дугообразные, овальные в сечении. Это не телятина однозначно. У крупного рогатого скота вообще, и телят в частности, ребра плоские. Такой формы они могут быть у собаки, лошади, свиньи и человека.
Веронике стало не по себе. Ребра образца не были похожи ни на собачьи, ни на конские, ни на свиные. Эх, знать бы, как выглядят человеческие…
Она встала и принялась ходить по лаборатории, заложив руки за спину и косясь в сторону стола. Да, для конских мелковаты, для собачьих великоваты, а свиные просто другие. Эти по размеру соответствуют бараньим, но форма не та — слишком округлые. Хорошо, обратимся к другим особенностям.
Она вернулась к столу.
Цвет мышц светло-красный. Это характерно для мяса молодняка, свинины и, опять же, человечины. Ее передернуло.
Конина темнее, даже мясо жеребят. Свинина примерно такая, но жиру маловато для свиньи. И форма ребер не такая. Ладно, дальше.
Жир светлый, мажется. Сероватого оттенка, типичного для собачьего, нет. Желтого, как у лошадей, тоже. Жир легкоплавкий, значит — может быть свиной, конский и… человеческий. Черт. Для конского слишком белый, зато очень похож на свиной. Ну очень похож. Если бы не форма ребер…
Вероника встала и снова принялась ходить по лаборатории, нервно кусая нижнюю губу. По всему выходило, что остался только один вариант, но… допускать такую мысль ей очень не хотелось. Хотелось верить, что это свинина.
Впрочем, это ведь можно было проверить, сделав реакцию Нибеля. Свиная вытяжка должна остаться бесцветной, человеческая — дать интенсивную окраску.
Принесла ножницы, ступку, скальпель, достала со шкафа лабораторные весы с набором гирь. Потом отрезала от образца ножом небольшой кусок и ножницами измельчила его в ступку. Отвесила на весах пятнадцать грамм, переложила их в колбу, отмерила и залила туда же воду. Перенесла колбу на электроплиту, включила ее и достала глицериновый раствор люголя. Оставалось ждать, когда в колбе закипит, и потом кипятить полчаса.
Дождавшись и повернув ручку конфорки в положение "1", Вероника достала из стола лаборантки пачку сигарет. Закурила. Последний раз она курила года три назад, потом бросила, и вот теперь опять не выдержала.
Выкурила сигарету, посматривая на часы, и машинально сунула окурок в ступку. Время тянулось очень медленно. Секундная стрелка настенных часов переползала с деления на деление нехотя, как будто кто-то подталкивал ее, а сама она упиралась, пытаясь остаться на прежнем месте.
Ей вдруг вспомнилось, что всего лет пять назад обезвредили группу, специализировавшуюся на отлове бомжей. Эта группа делала и продавала на улицах города пирожки, используя этих самых бомжей в качестве начинки. Шуму тогда было много… Сейчас, конечно, уже не те времена, схлынул угар начала девяностых, но… Кто этот мужик, который продавал "телятинку"? И где он ее взял? И кстати, а Света сама не успела ли продегустировать это мясо? Надо бы найти ее телефон и позвонить, предостеречь…
По лаборатории из колбы распространился запах рыбы, перебив даже табачный дым. Вероника прикурила еще одну сигарету.
Свете лучше позвонить позже, когда реакция даст результат. А пока… Пока остается только сидеть и тупо смотреть на колбу. Ждать.
Последние полминуты Вероника не отрывала взгляд от секундной стрелки. Конечно, можно было бы снять колбу и немного раньше, на реакции это практически не сказалось бы, но она боялась, что если хоть немного отступит от технологии, анализ даст неверный результат.
Дождавшись, когда время истечет, сняла колбу и подставила ее под струю холодной водопроводной воды. Пока колба остывала, поставила в штатив пробирку с воронкой, вложила фильтровальную бумагу. Потом принесла колбу и профильтровала в пробирку бульон.
Наступил самый ответственный момент. Вероника взяла раствор люголя и начала капать его в пробирку. Первая капля, вторая, третья… Капли растворялись в мутной жидкости, не меняя ее окраски и на душе Вероники немного полегчало. Если после семи капель бульон останется бесцветным, или приобретет максимум соломенно-желтый цвет, то можно будет с определенной долей уверенности сказать, что это — свинина.
Четвертая… Раствор слегка потемнел.
Пятая… Капля растворилась в верхней части столбика жидкости в пробирке, резко порозовев. Веронике стало нехорошо. Она встряхнула пробирку. Содержимое порозовело полностью.
Уже получив результат, Вероника все равно продолжала капать реактив, решив довести дело до конца.
Шестая… Жидкость стала отчетливо вишневой.
Седьмая. Ничего не изменилось.
Вероника села на табурет, не сводя глаз с вишневого раствора в пробирке.
Реакция Нибеля дала положительный результат. Мясо, из которого была сделана вытяжка, свининой быть не могло. Надо было звонить в милицию.
Она сгорбилась на табурете, обхватив руками голову и вспоминая признаки экзотических видов мяса — медвежатины, оленины, лосятины и других, какие знала. Ни один из них не подходил. Вроде бы. Можно было еще провести реакцию преципитации, которая дала бы абсолютно точный результат, но ход анализа требовал много времени и дорогостоящих компонентов. С другой стороны, альтернативы не было. Ей не хотелось верить, что на ее столе лежит фрагмент человеческого трупа, и реакция преципитации была единственной возможностью доказать обратное. Даже если для этого придется просидеть в лаборатории до утра.
Вероника решительно встала и направилась к завкафедрой.
— Николай Данилович…
— А-а, Вероника… А я думал, ты уже дома.
— Нет, задержалась пока… Вы не могли бы мне дать сыворотку для реакции преципитации?
Завкафедрой поднял голову.
— Сдурела? — ласково поинтересовался он. — Вероника, ты в курсе, сколько она стоит?
— Я знаю. Но без нее мне никак, по-другому не получается.
Вздохнув, Николай Данилович поднялся из-за стола и достал из кармана брюк связку ключей.
— Ладно, грабьте меня, разоряйте… Какую тебе?
— Человеческую, — немного задержавшись, ответила Вероника.
Завкафедрой вздрогнул и выронил связку. Поднял ее, аккуратно сел обратно на стул и только потом сказал:
— Так. Ну-ка, говори, зачем она тебе?
Вероника начала рассказывать, как два часа назад ее студентка принесла странный образец, она начала его исследовать и…
— Пошли, покажешь, — перебил Николай Данилович.
Они прошли в лабораторию и нависли над образцом. Вероника рассказывала, указывая на характерные особенности, объясняя, какие сделала выводы и почему. Завкафедрой внимательно слушал.
— По Нибелю делала? — наконец спросил он.
Вероника показала на пробирку с вишневой жидкостью. Николай Данилович кивнул.
— Ну что ж, — сказал он, дослушав, — можно подвести итоги. Мы имеем мясо розовое, неопределенного запаха, мелкозернистое. Жир белый, легкоплавкий. Бульон пенится, а содержание гликогена больше одного процента. Какой из этого можно сделать вывод? — Вероника промолчала, пожав плечами.
Хмыкнув, завкафедрой сходил к стеллажу с образцами костей, принес конское ребро и приложил его к образцу.
— Смотри, видишь сходство? Кость образца так же едва заметно округляется в нижней части, и если экстраполировать, то на конце его легко можно представить такую же шишечку, характерную для лошадей. О чем это говорит?
— Но размер! Какая же это может быть лошадь?
— Маленькая. Да к тому же и очень молодая, жеребенок. Примерно трехмесячный жеребенок пони. Поэтому и мясо не очень красное — такое оно у молодняка.
— А жир? — не сдавалась Вероника. — У лошадей он выраженно желтый, вплоть до оранжевого оттенка…
— Все верно. Только ты забыла, что у молодняка окраска жира намного слабее.
— Нет, я не забыла, но ведь здесь никакого оттенка вообще нет, чистый белый цвет!
— Бывает такое, уж поверь мне, с моим богатым опытом…
Вероника задумалась. Все сходилось, да и форма ребра служила достаточным доказательством. "Вот дура! — обругала она себя. — И сама переполошилась, и Николая Даниловича напугала…"
— Да ладно, не расстраивайся, — улыбнулся тот, как будто прочитав ее мысли, — и на старуху бывает проруха. Иди домой, а из этой "человечины" суп свари. Хотя нет, я бы не советовал, мясо, похоже, несвежее. Лучше выбрось.
Когда Вероника ушла, наконец, домой, Николай Данилович сходил в лаборантскую за ключом, открыл лабораторию, надел резиновые перчатки и достал из ведра образец. Внимательно осмотрел его еще раз. Усмехнулся.
Жеребенок пони, значица… Ма-а-оденький такой… Ну, нехай будет жеребенок.
Он закрыл лабораторию, повесил ключ на место, вернулся в свой кабинет и начал собираться домой.