- Медь, ****ь! – кричал в трубку Суринамский. – Мы не можем ввергать страну в зависимость от какой-то Чили. Все разбазаривать не позволю! Это ж медь, *****!
Серега дождался конца воплей. Дождался коротких гудков, капающих в ухо прыщавой слюной начальника главка, который, видимо, по советским еще временам мнил себя хозяином недр необъятной и великой сверхдержавы и по старой памяти полагал, что Чиля – это престарелая, но развратная дама с сомнительной не только морально-психологической, но и деловой репутацией. Это был тридцатый звонок за день. Серега и не предполагал, что его предложение, касающееся реформирования схемы экспорта цветных металлов, разосланное в заинтересованные министерства и, как водится, ведомства мимо руководства собственной конторы, вызовет такой бурный и вместе с тем явно фальшивый резонанс. Предложение, которое по самым скромным Серегиным подсчетам, должно принести прибыль не только стране в целом, но и многим конкретным чиновным людям, сидящим на неприличном окладе. При том условии, конечно, что ранее упомянутые чиновные люди перестанут просиживать штаны от девяти до шести за разгадыванием кроссвордов. «Вот ведь импасс какой получается», - вдруг подумал Серега, - «разгадывая кроссворды, они заодно подглатывают и статейки в этих изданиях. Самая читающая нация. Это с одной стороны. С другой, кроме того, что бедняга Буш подавился бубликом при просмотре футбольного матча, самой прогрессивной спортивной игры, упал с дивана и набил себе фингал, самая читающая нация вряд ли что прочтет в этих газетках. Пожалеют Буша. Как пить дать, пожалеют и будут самой читающей нацией».
Еще будучи простым инженером-электронщиком, Серега Савостин придумал маленькую коробочку с дисплеем из кондовых советских зеленых светящихся палочек, которая, будучи подключена к телефонному аппарату, показывала количество поступивших звонков. И каждый рабочий день Сереги с тех пор начинался с нажатия на маленькую кнопку на этой коробочке, после чего дисплей показывал ноль и начинал считать звонки за день, а заодно и пропорциональный расход Серегиных нервов.
Звонок номер тридцать один. Это Пипка. Стала читать в трубку малоубедительные стихи собственного сочинения:
«Вертится мир понемногу,
На небескрылом горбе.
В царство свободы дорогу
Рогом проложим себе»
Звонок номер тридцать два. Опять склеротик Суринамский. Забыл, что только что звонил. Повторил все сначала. Закончил традиционно: «Все разбазаривать не позволю. Медь, ****ь». Ага, еще попросил срочно прислать справку по новым месторождениям. Мало ему старых. Ну да, все разбазаривать не позволит. Только то, что сам уже успел разбазарить. Или своровать, что одно и то же.
Телефонная трубка вспотела, покрылась испариной. Сам аппарат потихоньку стал раскаляться и краснеть. То ли от регулярного мата, то ли от накала страстей.
Это Михаил Иваныч Сонников. Большой человек. Вкрадчивый, даже ласковый голос. Не утратил начатков дипломатического образования. Серега помнил Миху Сонникова еще по институту международных отношений. Еще до того, как зарвавшегося Миху несмотря на все посты его папаши турнули с внешнеэкономического факультета за фарцовку джинсой.
- Сергей Иванович, здравствуй, дорогой. – Засопел Миха Сонников. – Что, Суринамский житья не дает? Я могу помочь. Ты же знаешь, я не забываю старых друзей.
- Можешь, Миха, можешь, только ты ведь бандитов пришлешь сначала, а потом только помогать станешь.
- Ну зачем ты так сразу ерепенишься, дорогой?
И в таком духе еще полчаса разговора о ценах на металлы и нефть, о смешном новом первом секретаре, тридцать три анекдота и в результате выяснилось, что к Сереге приедет человек, с которым обо всем можно договориться.
Серега положил трубку и взгляд его упал на фотографию в рамке на столе, где он был снят с Максом, его странной подружкой Пипеттой и собственной женой Сераникой. Родители Сераники не были оригиналами, просто не смогли договориться, как назвать дочку, в результате чего между Вероникой и Серафимой был выбран компромисс. Фотографии было уже лет пять, на ней Серега и Сераника – молодожены, она выглядит очень счастливой, Серега – совсем юным, еще ни намека на седину, еще нет усов, еще свитер и джинсы, никаких пиджаков и галстуков. Серега смотрел на себя и в который раз не узнавал себя в себе. Наивный, почти юношеский взгляд, правда с отразившимися на снимке искорками в глазах, мягкие черты лица, доброта безграничная. Еще счастливый, еще молодой муж. А рядом – усталый толстый Макс и довольная физиономия Пипетты, что редкость, кстати. Она еще тогда не сочиняла стихи. Или скрывала это.
- Алло, я по объявлению. Какая у вас минимальная партия?
- Вы ошиблись.
Вот уже неделю звонят по объявлению в газете. Кто-то, видимо, по ошибке, дал номер Серегиного рабочего телефона.
- Алло! Да, Савостин, кто же еще!
- Серега, здорово! Это Людмила.
- Какая Людмила? Простите, не узнаю.
- Серега, вспоминай институт, дорогой, вспоминай лучше!
- Люся? Ты? Как ты меня нашла? Где ты?
- Сереж, я очень рада, что нашла тебя, нам надо встретиться, ты сможешь сегодня на нашем старом месте, скажем, часов в пять вечера?
- Ну, конечно, я постараюсь, да, конечно, смогу! Новый год, правда, и все такое, но как здорово, что ты меня нашла, Люська!
- Договорились.
И тут же короткие гудки в трубке. И не успел Серега отойти от неожиданного разговора, как телефон опять зазвенел.
- Сереженька, это я. Я проснулась. Слушай, скажи, как включить утюг?
Серега машинально взглянул на часы. Без пяти два. Ника проснулась. Молодец.
- Ты собираешься включить утюг? Ника, ради бога, только не это. Я приеду, все поглажу тебе сам.
- Ну что ты, не надо, ты ведь там так занят, работай, милый. Я сама, ты только скажи, куда тут что надо воткнуть?
- Слушай, если в тебе проснулась жажда созидательного труда, то может быть ты лучше к новогоднему столу что-нибудь приготовишь? Ну, может быть, яичницу? – Серега хитрил, у них в доме была электроплита, которая автоматически отключалась, если ее забывали выключить, и большой беды бы не было, ну разве что сгорит нехтрое блюдо из трех яиц.
- А что, новый год сегодня? Я думала, что завтра…
Если бы Серанику назвали Вероникой, как хотел ее отец, то Серега мог бы звать ее то Верой, то Никой, а вот сейчас – только Никой. Даже Сераникой не мог. Язык не поворачивался. Вообще когда он с ней познакомился, то долго не мог поверить, что ее на самом деле так зовут, но девушка показала ему паспорт, и Серега надолго разучился улыбаться.
- Алло, вы рыбу на реализацию берете?
- Берем, - Серега включил чувство юмора. - Только живую.
- А филе?
Чувства юмора катастрофически не хватало.
- Серега? Привет. Это Макс.
- Привет, Макс. Что-то случилось? – Макс звонил не часто, и поэтому Серега заподозрил неладное.
- Слушай, помнишь мы с тобой говорили, что Пипетта стала как-то странно шепелявить? Так вот, я только сегодня понял, в чем дело. У нее растет язык! Наша девочка стала уже совсем взрослой. И знаешь, как я это обнаружил? Я сегодня дал ей мороженое, и она стала его лизать, а не проглотила целиком, как раньше.
- Макс, я поздравляю тебя. Ты прости, у меня тут куча дел, давай я к тебе заеду как-нибудь на днях, мне тоже жутко интересно посмотреть на Пипкин язык, уверяю тебя. Где Новый год встречаете?
- Да где, дома, конечно, куда ж она меня отпустит. Вон, с утра юлой ходит вокруг, подлизывается. А еще она смотрит на фото Эйнштейна и теперь так же показывает язык. Слушай, а Эйнштейн – еврей?
- Ну все, дружище, давай, счастливо! С наступающим!
Серега посмотрел еще раз на фотографию. Да, пора разобраться уже с накопившимися делами. «В новый год с чистой совестью» - подумал он. Рядом с фотографией он увидел среди вороха рабочих бумаг, документов и схем исписанный его, Серегиной рукой, листок, и вспомнил про обещание, данное на днях Техтереву написать текст к песне на французском языке. Техтерев был старым Серегиным приятелем и по совместительству работал пианистом в группе одного популярного поп-певца. Поскольку поп-звезда не очень жаловала Техтерева большими деньгами, ему приходилось подрабатывать сочинением музыки к фильмам и телесериалам. И вот пару дней назад он позвонил Сереге:
- Слушай, старик, как у тебя с французским?
- Ну так, ничего. В Париже не заблужусь, но не более того. – Серега действительно учил французский когда-то. Но учил он его в течение трех дней. Ровно столько, сколько у него было до начала институтской олимпиады по техническому переводу. Серегу, всю жизнь изучавшего английский, по каким-то никому не понятным причинам записали во французскую группу. Списки были утверждены ректором, и менять уже никто ничего не стал. Пришлось учить французский.
- Тут такое дело – басил Техтерев. Надо написать текст к песне. На французском.
- Хм… На французском? Почему не на китайском?
- Старик, не гунди, и так тошно. Режиссер решил именно на французском. Он вообще какой-то бешеный. Сначала вроде бы на русском собирались писать. Уже и певицу утвердили, а потом вдруг ему захотелось на французском. Выручай. Два дня осталось. Сможешь?
- Ну… я не знаю. Ты мне мелодию-то хотя бы дай. На кассете что ли или как-нибудь еще.
- Да некогда, мы собираемся уже в студию, там всю ночь, а потом мне на Мосфильм надо. Слушай, давай я тебе рыбу продиктую. Слоговый ритм, то есть. Записывай.
- Ну давай. А что за рыба-то? Мы только живую берем, тьфу ты...
- Ну я тебе бессмыслицу такую надиктую сейчас, а ты в том же ритме стихи напишешь. Только на французском и со смыслом чтобы. Давай, записывай: у попа была собака, у попа была собака, он ее почти любил и никогда не разлюбил…
Минут пять Серега записывал эту ахинею.
- А про что текст-то должен быть?
- Да про любовь. Про любовь, ладно? Давай, старик, умоляю, не подведи! А потом увидишь свою песню в сериале по телевизору. И имя в титрах. Я тебе послезавтра позвоню.
- Ну ладно, я попробую. Но вообще-то это полный альцзольц… –
В трубке уже коротко гудело.
И вот Серега мучился два дня. Приходил домой и садился за эту песню. Вспоминал глаголы, спряжения, да и просто слова. Вспоминал какие-то десятилетние разговоры за жизнь с молодой учительницей французского, которая вставляла в свою речь иногда слова на любимом импортном языке. Вспоминал марсельезу, которую когда-то заводил еще на патефоне дед. Потом, после первой бессонной от творческих мук ночи, он пошел в магазин и купил учебник французского и словарь. И дело пошло. И вот, на столе у него лежит исписанный листок бумаги. Можно звонить Техтереву. Но позвонить не удалось. Трубка запрыгала на аппарате до того, как Серега до нее дотянулся.
- Сергей Иваныч, у нас беда, - верещал заместитель начальника отдела снабжения Коркин. В Приморье наводнение, там дороги размыло и грузовики не проходят, они не довезут металл до Владивостока за сегодня, завтра будет уже поздно, не успеют с погрузкой, товарняк уйдет, и мы не доставим медь вовремя. Это неустойка, Сергей Иванович.
- Ну какая неустойка, если наводнение? Это же форс-мажор.
- Да мы зае…, простите, замучаемся доказывать, что это форс-мажор, лучше неустойку заплатить.
- Так, погоди, не суетись, где сейчас металл, в Крюковске?
- Да, в Крюковске. Прямо возле станции. Это километров сто до Владика. Но товарняки туда не ходят, так бы проблем не было.
- Слушай, а электрички оттуда во Владик ходят?
- Ходят, конечно… Сергей Иваныч, вы это серьезно? Вы на полном серьезе хотите два товарных вагона к электричке подцепить?
- Другие предложения есть?
- Сергей Иваныч, ни один начальник станции не пойдет на это.
- Звони в Крюковск, найди там начальника станции. Его фамилия Прогальцев. Скажи, что от меня. Все. Привет!
- Хорошо, как скажете, Сергей Иваныч, только…
- Что только?
- Только на всем пути следования до Владика всякий, кто увидит этот состав, от смеха подохнет.
- Ты себя береги, дорогой! Все, прости, некогда.
Так, Техтерев.
- Алло! Привет, Это Савостин. Слушай, ну вот написал я текст этот несчастный. Только ты мне за него не одним стаканом красного… Две ночи не спал.
- Старик, я твой должник. За мной не станет, ты же знаешь! Давай, прочти что ли.
- На французском читать?
- Ну да, разумеется.
И Серега, стараясь не ударить в грязь лицом, стал читать так, насколько хватало его французского произношения.
- Слушай, старик, вот это да! – Сказал Техтерев, когда Серега закончил. – Вот ведь, что значит французский! Что ни напишешь – все здорово получается. А переведи, хотя бы приблизительно, о чем это?
- Ну, о любви, как просил же.
- А поподробней можно?
- Любовь – это солнце, мир и все вокруг расцветает, если приходит она – начал Серега натужно переводить с листа – мы счастливы втроем – ты, я и наша любовь. Когда ты рядом со мной, у меня вырастают крылья… Вот, примерно так.
- Слушай, старик, тут такое дело. Ты прости, конечно, я совсем забыл сказать. Там, в сериале, главные герои расстались. Это должна быть песня про несчастную любовь.
Серега сглотнул. Захотелось материться, но слова застряли в горле.
- Да исправим, какие проблемы? – Не волнуйся, все будет нормально. Когда надо-то?
- Да вчера уже вообще-то. Мы сегодня на гастроли улетаем. Новогодние дела, сам понимаешь, самые заработки. Второго возвращаемся и писать уже собирались ее в студии. Даже не знаю, что и делать. А певице надо текст уже сегодня на руках иметь, она ж его должна еще изучить.
- Слушай, ну ты мне ее координаты оставь, я сам передам ей, когда исправлю счастливую любовь на несчастную.
- Да? Ее зовут Наташа. Записывай телефон!
- Алло! Сергей Иваныч! Вы просто волшебник. Этот Прогальцев сказал, чтобы мы ни о чем не волновались, поднял на уши весь район, нагнал техники и рабочих, уже перегружают металл, говорит, через час электричка с нашими вагонами пойдет. Где-то через часа через три будет во Владике!
- Сережа, у меня беда! – голос Ники дрожал – Я все-таки включила утюг, но там провода были спутаны, и я воткнула в розетку вместо утюга что-то другое. Ты только не волнуйся, я все форточки уже открыла, дымом не будет пахнуть к вечеру…
- Солоненко на месте? Это Савостин. Как только появится, пусть мне срочно позвонит.
Серега взглянул на часы, было уже около трех. До встречи с Люськой оставалось два часа. До бульвара ехать минут пятнадцать. Успеет, если поторопится.
- Алло, вы где квартиру сдаете?
- Сергей Иваныч, это Солоненко. Искали меня?
- Да, слушай, Саша, возьми мою машину, съезди ко мне домой, посмотри, что там радость моя учудила и оттуда отзвони, хорошо?
- Все сделаю, Сергей Иваныч.
- Только поторопись, мне машина нужна будет в половине пятого.
Серега нажал кнопку селектора:
- Света, покажи мне, пожалуйста, что там у нас получается с текстом поздравления для наших японских партнеров. Да, давай, доделывай поскорей, а то этот новый год мы пропустим. Хорошо, занеси мне, как будет готово.
Счастливая любовь не пригодилась. Срочно нужна несчастная. Серега взял карандаш и стал что-то подправлять в тексте песни. Но малой кровью внести исправления, лишь добавив отрицательные частицы, не получилось. Пришлось практически переделывать весь текст. В самый напряженный момент, когда казалось, что еще немного и все сложится и будет готова песня о несчастной любви, телефонный индикатор замигал, показывая пятьдесят четвертый звонок:
- Сергей Иваныч, это Коркин. – Раздался голос в трубке. – Вагоны пошли во Владик. Только есть одно обстоятельство. Там же все документально оформлено четко, потому как на какой-то промежуточной станции лютует контроль, и они проверяют документы на товар. А мне только что сказали, что в одном из вагонов остались неучтенные две бочки солярки. Кто-то их стырил из работяг и в вагоне спрятал, а выгрузить забыли. В общем, могут быть проблемы.
- Ладно, не суетись. Где сейчас состав?
- Километрах в семидесяти от Владика, до станции контроля еще километров тридцать.
- Все понял. А что, скинуть эти бочки никак по дороге нельзя? Ах, ну да, вагоны опломбированы. Да мелочи все это, и пломбы сорвем, если надо, да и с контролем разберемся. Спасибо. Давай, счастливо. Звони, если что.
Серега сам позвонил Прогальцеву, пытаясь каким-то образом подстраховать два несчастных вагона с металлом, уберечь их от бдительного ока контролеров на какой-то никому не известной дальневосточной станции. Но Прогальцев сказал, что ничем на этот раз помочь не сможет, с линейным контролем у него дружба не завязалась, уж больно суровы ребята, да и новые люди там работают все как один.
- Сергей Иваныч, это Солоненко. Все в порядке, не переживайте. Сераника Варламовна просто тряпку какую-то положила сушиться на тостер. Вчера? Да, вчера положила сушиться на тостер. Она вчера залила соседей, помните? Ну, воду стала собирать тряпкой. Ну не тряпкой, а занавеской, какая разница. В общем, тря, тьфу, занавеска, высохла за ночь, а сегодня она вместо телефона тостер включила и пошла телевизор посмотреть, пока утюг нагревается. Какая-то уж больно интересная программа сейчас идет. Короче, все в порядке, в комнату уже можно войти, скоро все выветрится. Я на всякий случай тут водой полил все.
- А она там как? Волнуется?
- Да нет, улыбается вон, гладит что-то. Я утюг ей включил.
- Так, Саша, возьми на кухне в шкафу, в желтой коробке порошок. Одну упаковку… нет, две упаковки раствори в стакане воды и дай ей. Пусть выпьет, Может, уснет. Если будет отказываться, скажи, что я привезу ей апельсинов. Должна согласиться. А утюг выключи обязательно.
- Хорошо, Сергей Иваныч, сделаю. Там еще холодильник. Вы знаете, холодильники не любят, если в них какая-то заботливая рука, убирая со стола после обильных возлияний, видимо, пихает тарелку с крошечными остатками "Оливье", обглоданной веткой укропа и старательно затушенным бычком посередине композиции. Я выбросил.
- Ладно, Саша, спасибо, давай скорей назад. Мне машина нужна уже скоро.
Серега положил трубку и схватился за голову: «Новый год настает, с новым годом, с новым счастьем…» Тут вдруг идея осенила его, и он дописал недостающую строку в текст песни. Готово. Он набрал номер певицы. Занято. Что-то по объявлению давно не звонили.
- Света! Что там с поздравлением японцам? – Серега вышел в приемную. Света, полненькая двадцатилетняя секретарша сидела и смотрела телевизор. – Света, что за передача такая интересная, что заставляет женщин забыть и о включенном утюге, и о срочной работе?
- Ой, Сергей Иваныч, у меня компьютер завис, сейчас придут, починят, я уже вызвала. А так все готово.
- Да? Ну слава богу. Ну, а показывают что? Что в мире нового?
- Да ничего особенного. В Штатах тайфун, в Уагадугу голод, в Челябинске эпидемия свинки, но медики опровергают, Чубайс Приморью электричество отключил за неуплату…
- Чубайс? Приморью? Всему Приморью?
- Ну да, они не рассчитались за ранее поставленную энергию, и РАО ЕЭС отключило им электричество.
- Света, я не дождусь нового года, наверное, мне со старым не рассчитаться никак. Света, ты уверена, что новый год придет? – Серега побежал к себе в кабинет, где уже снова звонил телефон.
- Сереж, это Макс, слушай, что она теперь пишет! – Макс визжал. – Это что, поэзия теперь такая? Нет, ты послушай: «Если б я имел коня, это был бы номер…»
- Если б конь имел меня, я б наверно помер. – Продолжил Серега, улыбаясь.
- Она тебе уже звонила? Откуда ты знаешь?
- Макс, мне этот стишок рассказала Люся, моя первая любовь, еще когда мы ходили в детский сад. А с Пипеттой надо провести воспитательную беседу. Ты ей никогда не рассказывал, что такое плагиат?
- Серега, но она никуда из дома не выходит! Откуда она могла узнать? По телевизору таких стишков не читают, правда, вчера мы с ней погулять вышли во двор, но я специально выбрал вечернее время, чтобы народу поменьше было, а то ведь сам понимаешь… И вот на тебе, результат. Какие-то еврейские стихи.
- Мистери-де-натюр. Загадка природы, Макс. Далеко пойдет Пипка.
- Сергей Иваныч, Коркин беспокоит. Электричка наша встала на перегоне. Энергии нет. Похоже, дело труба. Там, правда, тепловоз в ста метрах впереди, но у него топливо кончилось. В общем полный импасс, как говорится.
- Так, слушай меня внимательно. Ненавязчиво связывайся с машинистом как хочешь, пусть срывают пломбы и катят эти бочки с соляркой к тепловозу. Сечешь? Все, привет. Чтобы сегодня металл был во Владике! Потому что иначе импасс будет тебе лично.
Серега набрал телефон певицы.
- Алло, Наташа?
- Да. Здравствуйте. – Голос был тихим и приятным.
- Здравствуйте, я звоню по просьбе Техтерева, у меня для вас готов текст песни. Как лучше его вам передать?
- Да продиктуйте, там ведь не много, я запишу.
- Понимаете, я бы продиктовал, но боюсь за свое произношение. Дело в том, что я французский учил очень недолго и очень давно, поэтому, если вас это не смутит, то я, конечно, продиктую.
- А песня что, на французском? Я его вообще не знаю. Ну, диктуйте, как-нибудь запишу.
- Сергей Иваныч, это Солоненко. Машина на месте.
- Спасибо, Саша. Как она там, уснула?
- Да, уснула, только апельсины очень просила.
- Отлично, будут ей апельсины. Если живым буду к новому году.
Серега снова посмотрел на часы. Было около пяти. Он быстро накинул пиджак, спустился во двор и сел в свой серебристый «Мерседес». Мотор едва слышно заурчал, и через десять минут Серега уже был на бульваре, на той самой скамейке, где они когда-то встречались с Люськой. Она пришла через пять минут. Серега сразу узнал ее. Та же стремительная походка, те же развевающиеся на ветру волосы, тот же веселый взгляд.
- Люсьен, время не властно над тобой, - сказал он, обнимая старую знакомую. – Почему мы оказались не вместе? Я бы мог показывать тебя в передаче «Очевидное – невероятное». Пусть бы Капица объяснил парадокс существования отдельно взятого индивидуума гомо сапиенс вне времени!
- Сереженька, ты тоже мало изменился, как я погляжу, только волос седых прибавилось.
- Это все потому, что ты от меня тогда сбежала к этому чеченцу.
- Нет, ты неисправим! Кстати, чеченца я потеряла. Однажды ушел из дома и не вернулся. Поплакала, погоревала с месяц, а потом как пелена с глаз спала. Так вздохнулось легко. Но сейчас не об этом – Люська мягко отстранилась от Серегиного поцелуя.
- Уж и поцеловать нельзя! Неужели время так нас разделило?
- Сережа, тебе звонил сегодня мой шеф.
- Люсьен, мне сегодня позвонили сто девятнадцать раз. Вполне возможно, что и твой шеф звонил. Кто же это такой счастливец, у которого в подчинении такие очаровательные сотрудницы.
- Речь идет об очень важном деле, Сереженька. Насколько я знаю, ты затеял большую бузу в передележке пирога из цветных металлов? И кое-кто не дает тебе жить. Я говорю про Суринамского. Этот старых хрен нам как кость в горле. Но один ты с ним не справишься, ты это понимаешь?
- Так-так, - Сережин взгляд на глазах становился все более настороженным и вместе с этим грустнел. – И что, есть какие-то конкретные предложения? Хотя, Люсь, ей-богу, я меньше всего ожидал обсуждать свои дела с тобой. Может быть, зайдем в кафе? Здесь есть чудесное заведение, они изумительно готовят эспрессо.
- Сережа, время, к сожалению – деньги. И немалые. Ты уж прости, давай мы все-таки обсудим наши дела, а там видно будет, может быть, дело не обойдется лишь попиванием кофе. Так вот, у моего шефа есть серьезные рычаги воздействия на этого Суринамского. Тут, что называется, дело верное. Мы сковыриваем этого идиота, с помощью твоей реформы, лобби которой мы обеспечиваем, мой шеф занимает его место. И за эти услуги с тебя всего – ничего. Какой-то жалкий процент доли.
- Люська, ты что, работаешь на Сонникова? Люська, да ему место не в главке, а в тюрьме, ты что, с ума сошла? По нему же следователь плачет вот уже третий год после Новосибирской истории. Милая, Люська, скажи, что тебя толкнуло к этому проходимцу?
- Сережа, это следующий вопрос. Который сейчас не имеет никакого отношения к делу. Факты таковы, какими ты их себе уже представляешь. Надо решать. Мы договариваемся?
- Ни за что. И тебе не позволю влезать в это дело.
- Значит, так, Сереженька. – Люсин взгляд стал мгновенно жестким. – Что ты мне позволишь, а что не позволишь, ты мне лучше не рассказывай. Это во-первых. А во-вторых, я тебе советую очень хорошо подумать. В деле твоей, так сказать, реформы задействована уже очень большая система. Машина запущена, и у меня уже есть определенного рода инструкции, как поступить в том случае, если ты откажешься сотрудничать с Сонниковым.
- Люсь, ты меня пугаешь? Ты, с которой мы дружим с детского сада?
- Сережа, я тебя пугаю, потому что я очень хочу, чтобы ты жил долго и хорошо. Поскольку, если мы с тобой не договоримся, от меня уже мало что будет зависеть.
- Значит, от тебя уже ничего не зависит, Люся. Мы сейчас с тобой попрощаемся, и я советую тебе еще раз подумать насчет дальнейшей работы у Сонникова. – Серега посмотрел в ее глаза, в которых уже застыл лед. – Люська, беги от него. Беги, пока не поздно.
- Поздно, Сережа.
- Что ж, мне очень жаль. – Сергей встал и, не оборачиваясь, пошел к своей машине.
- Серега, будь осторожен на дороге. – Крикнула ему вслед Люська.
По пути в управление он, машинально нажимая на кнопки стеклоподъемника, думал о том, что заставляет симпатичных дам идти в рэкет. Пусть в государственный рэкет, но ведь рэкет от этого своей сути не меняет. Нет, все-таки надо было затащить Люську в это кафе, схватить ее в охапку и затащить, разговорить, выведать все, что у нее на душе творится, спасти, оградить, заставить в конце концов. Но Серега через мгновение понял всю бесплодность этих мечтаний: он слишком хорошо знал Люську, понимал, что если ей что-то втемяшится в голову, ее уже не переубедить. Так было с этим чеченцем, так было с Новосибирском, так еще будет много-много раз. Она по жизни обречена на эти шишки, наступать на грабли – ее конек, и Серега не в силах тут ничем ей помочь. Вот если бы тогда он уговорил бы ее выйти за него замуж, тогда, когда он сблагородничал, оставив ей право решать самой, а ведь она почти уже согласилась! Эх, время не вернуть. Так думал Серега, когда, проезжая по мосту через реку, он не заметил уже загоревшийся желтый сигнал светофора и сорвавшийся вдруг с места ему наперерез ржавый «Жигуленок». Обе машины резко затормозили и «Жигули» остановились в каких-то двадцати сантиметрах от правого борта «Мерседеса». Серега увидел, как из этой проржавевшей консервной банки с залепленными грязным снегом номером выскочил двухметровый детина в бороде и китайском пуховике, подбежал к правому переднему окну «Мерседеса» и стал что-то орать, размахивая руками. Серега в очередной раз нажал на кнопку стеклоподъемника и правое стекло слегка опустилось.
- Тебе чего, дружочек? – Вежливо поинтересовался Серега.
Бородатый мужик вдруг замолчал, вынул из кармана пистолет и просунул его в салон «Мерседеса». «Неужели, Люськины угрозы уже реализуются?» - успел подумать Серега и инстинктивно нажал на кнопку стеклоподъемника. То ли от неожиданности, то ли от боли рука бородача разжалась, и пушка упала в салон «Мерседеса». Серега поднял пистолет, вынул из него патроны, открыл свое окно и выбросил патроны в реку. После чего он плавно тронул машину. Бородач с зажатой рукой двинулся следом, ускоряя шаг. Так они двигались метров сто, причем Серега гуманно держал скорость не более двадцати километров в час. Потом он остановился, освободил руку горе-киллера и спросил:
- Так тебе чего, дружочек?
- Пушку отдай, - сказал тот.
Серега отдал ему пистолет и уехал.
Проходя в свой кабинет через приемную, Серега не заметил ни Светы, выкарабкивающейся из-за своего стола с поздравительными текстами, ни еще одной женщины, которая сидела на гостевом стуле. Женщина была одета во все черное со странным поясом вокруг талии и явно самодельным пультиком в правой руке. Телефон в кабинете разрывался трелью, счетчик показывал двести звонков.
- Сережа! У меня горе, Сереженька – Сераника, похоже, собиралась заплакать.
- Что случилось? Успокойся и объясни толком. – Сказал Серега.
- Ты понимаешь, я тут заснула почему-то. В общем, что-то сморило меня, я заснула, а когда проснулась, мне до смерти захотелось съесть яблоко. Ну я и съела. Там, на кухне в вазочке, помнишь? Было три яблока, я все три и съела. И теперь у меня в горле застряла яблочная кожура, и я ничего не могу сделать, я уже устала кашлять, наверное, у меня от кашля скоро пойдет кровь. Сережа, скажи, мне теперь надо будет делать операцию?
- Так, успокойся пожалуйста, ты вот лучше пойди возьми кусок сухаря, помнишь, ты мне сушила в духовке позавчера? Возьми и съешь сухарик, и все пройдет, уверяю тебя.
- Ты уверен, что этого будет достаточно?
- Абсолютно. Когда я тебя обманывал?
- Хорошо, спасибо, милый, я так и сделаю.
В приемную вошла Светочка.
- Сергей Иваныч, вот текст поздравления.
- Хорошо, Света, положи на стол. Я сейчас посмотрю.
- Сергей Иваныч, там к вам женщина какая-то странная просится. То ли грузинка, то ли осетинка, кто их разберет. Одетая во все черное. Я подумала, что у нее траур какой-то. Нам только похорон не хватало, правда?
- Да уж, чего-чего, а похороны сейчас были бы как нельзя кстати. Ну ладно, скажи, чтобы зашла.
Снова зазвонил телефон. Двести первый звонок.
- Алло, это ритуальное бюро?
В комнату вошла женщина в черном с коробочкой в правой руке и какими-то бумагами в левой. Она прошла к столу и положила бумаги перед Серегой.
- Моей стране нужен мир и нужна свобода. Для этого моей стране нужны деньги. Подпишите эти бумаги, и вы спокойно встретите новый год.
- Серега, ты прости, это опять я, Макс. Я понял: Пипетта – семитка!
Серега повесил трубку, жестом предложил женщине в черном сесть, придумывая при этом, где бы можно по дороге купить апельсины. Он обхватил голову руками и стал читать расплывающиеся перед глазами строчки документов. Сумма оказалась немалой, но и не запредельной.
- Я так понимаю, что торг здесь неуместен? - Попытался пошутить он.
Женщина молчала, глядя в сторону.
- Знаете что, давайте я попробую все-таки поторговаться. Вот, что я предлагаю. Я подписываю эти документы, а вы мне отдаете вашу адскую машину. - Сергей заметил, как на лице женщины проявился интерес и она начала медленно расстегивать пояс. Он подписал бумаги, и женщина, с явным облегчением вышла из кабинета.
- Постойте! - крикнул Сергей вдогонку. - Я забыл самое главное. У меня к вам просьба. - Он достал бумажник и протянул женщине несколько купюр. - Я вас умоляю, я совершенно тут завертелся, не могли бы вы купить для моей жены пару кило апельсинов? Я буду вам очень признателен.
Женщина еле заметно кивнула и, не взяв протянутых денег, вышла в коридор. Сергей был готов поклясться, что в ее иссушенных глазах мелькнула добрая улыбка, видимо, очень давно уже забытая.
Телефон зазвонил снова.
- Сережа! – Ника опять уже в голос рыдала. – Я подавилась суха-а-а-рико-о-ом…