ДРОЧЕСТВО.
Мне тяжело писать об этом периоде моей жизни.
Слова не идут мне в голову… Мысли путаются…
Волнующие образы чередой проносятся в моём воображении…
Я не только не могу понять, с какого же именно момента своей жизни мне начать своё повествование-признание.
Я ещё и не могу решить, на каком же моменте мне это мужественное дело закончить…
Вроде бы ещё вчера я был на одном интересном порносайтике…
А позавчера, наконец, отдал другу обратно одну интересную видеокассетку… Которую держал у себя два года…
Если бы жена не нашла, фиг бы друг её больше увидел…
Ч-чёрт, правая рука опять заныла…
Тяжело. Очень тяжело.
Очень тяжело голодному человеку выбрать на обеде в Кремле ТОЛЬКО ОДНО БЛЮДО.
Но мне ведь необходимо это сделать!
Не блюдо выбрать, разумеется, а решить, какая автоигра со своей бирюлькой была в моей жизни самой… самой…
Вот.
Я даже не могу понять, по какому принципу мне отбирать эти случаи…
По необычности? А в чём тут необычность?
По скорости? Хм… Сомнительный параметр…
По красоте того, что представлялось? Оно всё красивое…
По обильности ощущений? По густоте переживаний? По вязкости стыда?
Боже, как это, оказывается трудно, - взять и ПРОСТО РАССКАЗАТЬ об определённом событии…
Верите ли, нет ли, а я щас пойду покурю.
Я не умею заранее обдумывать, что именно и как я напишу, для этого мне надо курить.
Есть у меня, правда, две сестры знакомые, они обе – писательницы…
Надо будет у них узнать, что такое «План рассказа». Или романа, например…
Точно! Узнаю у сестёр! У сестёр.
У сестёр… Сёстры-медсёстры…
Так… А ведь первое напряжение организма у меня было в больнице, куда я попал из-за пустяковой «ревматической атаки на сердце»…
О! Может, про тот случай и написать?
Точно! Первое – оно всегда самое памятное!
Первый укол… Первый зонд в пищевод… Первая клизма…
Да! Да!!!!!
Покурю – и за работу!!!
Тьфу… Покурил, называется…
Если сигарету намочить, потом высушить, а потом ея выкурить…
Гадость какая…
Но я же не виноват, что вчера целый час ходил в пуховике под дождём! Такая у нас в Питере, блин, погода, - минус десять, плюс три, минус два!
Какая погода, такой и рассказ будет…
Было мне тогда девять лет…
Мы с мамой и папой жили в коммуналке напротив Железнодорожного музея и Юсуповского сада.
Мама работала в чём-то патентном в Михайловском Замке, папа служил в чём-то Военно-Морском, а я был спортсменом девяти лет.
Я занимался спортивной гимнастикой в Спортивном Клубе Армии, рядом с Цирком.
Нет, ну надо же так СКА расположить!
Насмотришься на клоунов цирковых, - и давай чё-нить такое же отчебучивать!
То обоссышься на тренировке (было, было…), то со шведской стенки на кувыркающегося товарища прыгнешь (прости, брат!), то в полёте на батуте поймаешь щекой свою соплю, которая предательски из тебя вылетела…
В общем, помню, что я подавал надежды. Не вру, подавал.
Может быть, из меня вышел бы даже олимпийский чемпион, но я сам всё перечеркнул.
Я заболел.
Я после тренировки поиграл в закаливание холодной водой, и моё честное сердце не выдержало такой подлянки.
Оно меня подвело.
И я оказался в какой-то детской больнице.
Недалеко от Волковского кладбища.
Таким образом судьба, видно, решила приучить меня к мыслям о вечном.
Но советские врачи-молодцы обманули мою судьбу. Они обманули мою смерть.
Они сказали ей: «Фигу с маслом тебе, а не этого классного пацана! Вот подлечим его, подрастёт он маленько, а уж потом – пожалуйста! Делай с ним, что хочешь!».
Спасибо, советские врачи! Только, может, зря вы совершили этот подвиг…
Чё-то никакой особой пользы я родному государству не принёс…
Ну, да ладно, речь не об этом.
Речь идёт о том, что, когда кризис миновал, я оказался в боксе.
Я всегда мечтал заниматься боксом, а не спортивной гимнастикой, и вот я в нём оказался.
Это был интересный бокс.
Потому что за стеклянной перегородкой, закрашенной белой краской, тоже был бокс.
И ТАМ БЫЛИ ДЕВОЧКИ!!!
Что очень сильно будоражило моё ещё неоправившееся сердце.
Поэтому ко мне, третьекласснику, подселили семиклассника.
Для уроков мужества.
Так, наверное, полагали те, кто подселил его ко мне.
В общем-то, они оказались недалеки от истины.
Семиклассник, чьё имя не сохранилось в моей памяти, научил меня многому.
Наверное.
«Наверное» – это потому, что я запомнил только то, как он учил меня общаться с девочками из соседнего бокса.
Имена девочек я тоже не помню, поэтому, для удобства повествования, я дам им имена прямо сейчас.
А заодно дам имя и пубертатному юнцу, пустившему мою жизнь наперекосяк.
Пусть его зовут Жора. Это имя мне не очень нравится, поэтому пусть он им будет.
Младшую из соседних девочек (мою ровесницу) будут звать Оля, а старшую (ровесницу Жоры), - Юля.
Имя Юля мне тоже не очень нравится (простите, Юли…).
Итак.
Не помню, почему, но у меня всегда были шоколадки, конфеты, соки и многие другие продукты из разрешённого перечня.
Может, я ошибся насчёт шоколада, но соков было всегда много.
Думаю, не потому, что мои родители были богатыми, а потому, что они у меня просто были.
Потому что, например, у Оли их не было. Она была детдомовская. Это я помню точно.
Про Жору и Юлю я в этом смысле ничего не помню.
Но это уже не главное, главное то, что у меня всегда было то, на что можно было «купить себе девочек».
Не подумайте, что так выражался Жора…
Точно не помню, но, по-моему, это я так выражался, ведь я был очень испорченным мальчиком.
Ещё бы! Ведь мне было уже целых девять лет!
И вот как-то раз я сказал Жоре (ни в коем случае не Жора мне!), что хорошо бы нам «купить себе девочек».
- Ух, ты! – сказал Жора в ответ. – А как мы это сделаем?
- Ну, это элементарно! – изрёк я довольно. – Ведь у них, у девчонок, никогда нет, чего пожрать и выпить. А у меня есть!
- Да, но… Как-то некрасиво за еду «покупать девочек»… И потом, что это означает?
- Ну, ты даёшь! – сказал я Жоре. – Я буду дарить им еду, а они будут показывать нам письки!
И я послал Жору на переговоры.
Переговоры закончились тем, что Юля, как сейчас помню, наотрез отказалась показывать нам то, на что я (а не Жора!) рассчитывал.
И письку показывала только Оля.
Через некоторое время Я понял, что МНЕ уже неинтересно просто смотреть на это дело.
Во МНЕ проснулся исследователь.
- Жора, - сказал Я как-то вечером, - а не кажется ли тебе, что я продешевляю?
- Не понял, - отреагировал не по годам неразвитый Жора.
- А не пора ли нам перейти к чему-либо более существенному? – спросил его Я.
- Например? – поинтересовался Жора.
- Например, хорошо бы было взглянуть на это дело поближе…
И на следующий день за бутылочку сока мне было разрешено познакомиться поближе с заветным местом моей ровесницы Оли.
Причём, было заранее оговорено, что больше мне ничего не позволят.
- А что может быть «больше»? – спросил глуповатый Жора.
- Ну, например, поцеловать туда… - туманно ответил Я ему.
Свершилось.
Я познакомился поближе.
Но недалёкому Жоре запали в душу МОИ слова о том, что это дело можно, в принципе, и поцеловать…
Помня о сказке про принцессу и свинопаса, Я наглел прямо на глазах.
И уже на следующий день мне был разрешён поцелуй.
- Что, прямо туда? – млел Жора.
- Да, да… - мрачно отвечал Я. – Только видишь ли… Они поставили условие…
- Какое? – спросил Жора.
- За это я должен буду разрешить им потрогать меня!
- Где потрогать? – спросил туповатый Жора.
- Где, где… За то, чтобы поцеловать Олю ТУДА, я должен буду разрешить им потрогать меня ЗДЕСЬ!
И Я обозначил жестом, что именно Я разрешу девчонкам потрогать.
- Ух, ты… - испугался за меня Жора.
- Дурачок, - сказал Я, - мне будет только приятно!
Не буду описывать свой первый быстро-скомканный поцелуй ТУДА…
Не хочу пока курить…
Да и так все это знают…
Не про меня именно, а вообще…
Перейду сразу к описанию того, как Оля после этого трогала меня за то место, которое сам я в том нежном возрасте трогал только в туалете, когда писал.
Причём Оля делала это под чутким руководством Жоры и Юли…
Мне было мучительно стыдно, но что поделать, - я был связан словом…
Собственно, описывать-то особо нечего.
Да и не хочется.
Рука как-то не поднимается описывать изумление Оли и сдавленный смех остальных, когда на всеобщих глазах предмет внимательного исследования СТАЛ НАБИРАТЬ ВЕС.
И увеличивать своё значение.
Сразу после этого девчонки как-то быстро собрались и ушли в свой бокс.
Наверное, им не понравилось то, что они увидели.
Странно…
Мне-то понравилось!
Но мне не понравилась реакция девчонок на то, как ведут себя некоторые части мужского организма при определённых условиях.
Наверное, именно с тех пор и ещё долго-долго я считал, что подобные занятия нравятся только мужчинам.
А женщинам это дело только противно.
Наверное, именно поэтому я после этого рос очень стеснительным и робким юношей.
И моя «Суность» (т.е., 3-я часть трилогии о довзрослой жизни) наступила аж только после того, как я отслужил в рядах ВМФ…
Честно говоря, не знаю, стоит ли мне её сочинять…
Мне опять кажется, что женщинам было неинтересно и даже противно читать про моё «Дрочество»…
Я сам чувствую, что конец второй части трилогии получился каким-то скомканным, недоделанным каким-то…
Одним словом, не конец, а Бог знает, что…
Одни многоточия…
Пойду-ка я, лучше, покурю…
(с)Макс-кс, 2003.