1.
Разумное существо с коричневым торсом... Я пришёл, чтобы рассказывать Вам историю моего народа. Приложите ухо к тонкой щели, которая расположенна под кухонной дверью и зажмурив глаза, вслушивайтесь в мой голос.
Позднее вы поймёте, почему он звучит так тихо.
Моё дыхание согревает маленький кусок целофана, плывущего в хлорированной воде : я – плыву, значит я ещё жив. Как муха, запаянная в цельном куске янтаря, я путался в мокром пластике, но волна сделала два круга, остановилась и выбросила меня в прошлое.
- Ввысь!
Белая лагуна и холодный душ, где каждая из капель больше чем мой силуэт. Моё отражение ползёт по грязноватой вертикальной поверхности.
- Надо успеть выпорхнуть вверх! - там где шум и мягкая пляска шутов вокруг мамонта. Громоздкая рухлядь падает на пол, оставляя сотни мокрых трупиков под своей спиной.
Так рождается история : туша с жёлтыми бивнями, кровью смачивает пол, значит наступило тикающее время выносить приставные лестницы, смастерённые из сосновых спичек и быть в барабаны, выделанные из ушных перепонок.
Самое время смотреть в подзорную трубу, иготовленную из пустого папиросного фильтра.
Ещё неровным, после вынужденного купания шагом, я вышел на плоский карниз. Чувствуя себя первым конквистадором, который бросил ржавый крюк в рыхлую плоть дерева, затонувшего в прибрежной воде, я – бросил взгляд.
Так Кортес выгружал мешки с одеялами на индейский берег, радуя аборигенов мягкостью и ворсистым теплом. Готовый дарить лживую благодать и знающий, что оспа начнётся позже.
Серое вещество шевелилось на огромном полу и я прыгнул вниз.
Лёгкость от полёта придала мне свежий адреналиновый кайф. Лечу вниз и даже боль в выкрученных суставах осталась на два дюйма позади меня.
- Выдох! – кувырок в несущих потоках тёплого воздуха. Как будто никогда не было коричневых тел, висящих на дыбе. Не было моих предков, которым пришельцы вырвали руки и ноги, выдавили наружу кишечник.
Не было истории, для оцыфровывания которой, я выделен жить.
2.
Поколение, выползшее из розоватого яйца за сто временных циклов до моего рождения, помнило о правильном ходе развития... В холодных пещерах кочевали разрозненные племена. Они опасались огня, занимались собирательством корений и сущением трав.
Колыбельный рай, который прервался.
Потом появились завоеватели – эти изуверы и вивисекторы с бритвами и молоточками в корявых щупальцах.
Армагедон призвал меня быть его свидетелем.
- Готов ли я к этой роли? - Ненависть обрушилась на наши головы и спины, слоновьи конечности давили династии и родовые ветви.
- Если слон наступает Вам на хребёт, что обычно случается с позвоночником?
Хруст, по своему музыкальному тону, напоминает разламывание плитки шоколада в Новогоднюю ночь. Но если не шуршит фольга, если на пол не падают сладкие крошки - это значит, что ломаются чьи-то кости. Геометрическая прогресия рождения останавливается, как время в будильнике, провалившемся в чёрную дыру.
А потом появился газ.
Весёлый Роджер улыбнулся, обнажая кривые зубы вселенского милосердия. Его портрет размещён на серебристом борту газового балончика, согласно закону о бесплатной рекламе.
Змеиный пшикающий звук.
У Роджера нет запаха, но после свидания с ним возникают конвульсивные судороги.
Быстрый паралич моментально скручивает всякого, вызывая зрительные галлюцинации о жизни внутри слегка надрезанного апельсина.
Брызжет сок, у которого нет вкуса, вызывая сокращения глазных мышц. Белки глаз закатываются, напоминая яичную скорлупу во входящем отверстии кухонного комбайна.
Армагедон пританцовывает вокруг меня, неуклюже наступая на кончики моих пальцев, предлагая мне трупный яд для дружеского брудершафта.
Тридцать восемь младенцев свалились в корзину для мусора, как сухие хлебные корочки.
- Бедные крошки, - прошептал я.
3.
Я должен рассказать Вам, о моей жене...
Фиолетовым бантиком, отвалившимся от сушёного букета гладиолусов, на меня упала любовь. Раньше мы с ней подолгу сидели на углу мраморного подоконника и пили красное вино из раздавленной колбы уличного термометра.
А девять временных циклов назад мы венчались в тени Новогодней ёлки...
...Сейчас она чувствовала острое состояние удушья, неподвижно вытянулась и замерла, всем своим видом напоминая пересушенную палочку спагетти, упавшую под чёрную тюремную решётку для сушки яблок.
Неподвижность вызвала во мне необратимый приступ животной жалости.
Агония – это уже не жизнь, но ещё и не смерть. Скоростной спуск по буграм горного склона. Дрянные повороты и красные флажки, проскакивающие между ног. Где каждый прыжок отдаляет тебя от земли.
Ты видишь маленькие домики, там внизу и стремишься к ним, но белая волна снега грохочет вокруг и обгоняет маленькую фигурку на склоне.
Лавина хоронит тебя «на скорую руку»...
Секунда и личинка твоей личности больше не существует.
Жена шептала мне :
- Ты должен жить во имя мести. Тебе предстоит написать Документальные хроники нашего народа...
Бронзовое тело замерло и рассыпалось в пыль.
- Где же она теперь? Я даже не видел, как отлетела её душа...
4.
Пером, выдернутым из потной лебединой подушки, я писал свитки исторических манускриптов на жёлтых лентах надорванных автобусных билетов. Мне выпала честь рисовать карты мировых переселений наших предков, оживляя бежевые прямоугольники потрянных театральных контрамарок.
Я метил исторические события чёрным крапом шулерской колоды карт.
- Распространено мнение о существовании Внешнего мира...
Поэтому я вышел на свет и призвал моих сородичей отправиться на поиски лучшего из пространств...
Я слышал, что в разные эпохи существуют различные виды тепла. Мы хотели найти тот источник света, который способствует зарождению зелёных капель хлорофилла в листьях салата и настольной герани.
Мы задумали уйти в другую страну.
Но когда мы перешли границу, то обнаружили холод и лёд и должны были вернуться обратно. Туда, где светила лампочка нашей маленькой круглой звезды. Если Внешний мир не пожелал принять нас, значит мы возратимся к борьбе с постронними. Наши маленькие ноги в коричневых башмаках тихо вернутся назад. Выживание в соседстве с саблезубым газовым балоном является новой научной дисциплиной, которую мы собираем по крупицам, тощим плечом под-вида «insect», толкая прогресс.
На Внешний мир обрушился Ледниковый период.
Он разрушил дикорастущее обаяние василькового оазиса, о котором гласили легенды, заменив его на морозильную камеру.
Эпохи сменяют друг друга так же быстро, как день и ночь...
Зимнее зло дышит холодным огнём.
За время отсутствия из моей пещеры пропали все свитки. Пришельцы нашли моё тайное убежище и выжгли рукописи огнём газовой горелки, пламенем парафиновой свечи.
Потом они поставили маленькие домики, в каждом из которых находилось угощение для нас. И мы решили, что пришельцы одумались и теперь мы будем жить с ними в мире. Но угощение оказалось липким ядом. Погружая в него руки, ты обрекаешь себя на медленную смерть внутри сладкого болота.
5.
Я понял, что нельзя ждать и бросился на голову одного из вивисекторов и укусил его в тот огромный белый круг, который они называли лицом.
Он пытался стряхнуть меня, но я крепко вцепился в чешуйки его кожи.
Осознание его страха перед нами, было наполненно сладким чувством мести за все жервоприношения, которые я видел.
Однако гигант, стяхнул меня вниз и схватил мои ноги и швырнул моё тело вниз головой в тёмный колодец, на дне которого всегда бурлила вода.
- Сва-а-абода-а-а! – закричал я, исчезая в трубе.
Там снаружи, мой народ бросился на огромную тушу гиганта и выгрыз ему глаза.
Чёрный тоннель полностью проглотил меня. В его конце не было обещанного света. Я падал вниз не имея куска спасительного пластика, который может удержать слабое тело на поверхности воды...
Я уже был здесь, но видимо сценарий моей жизни имеет такой финал при любом прочтении.
- Брр, это почти как японская пытка... Холодные сруйки падают на мою чешуйчатую голову, - Чувствую, что умираю...
- Тараканы! Тараканы! - вопил ослепший мастодонт и я удивился...
- Почему они дали нам такое странное имя..?