Константин Рассомахин
Эманация подлого божественного
семени через эндокринные протоки
одной отдельно взятой
мифологической династии
Иногда приходится слышать от некоторых членов высокоразвитой части населения развернутые вопросительные выражения по поводу неискоренимости негативных эмоций и поступков из современного окружающего нас бытия. «Прострите взор в наши кристально ясные души, – говорит эта самая некоторая часть, разрывая на своей груди провонявшую интеллектуальным потом маниш-ку, – загляните, как они (то есть души, если кто забыл, о чем речь) идеально чисты, насколько лишены они гнева и фальши, зависти и корысти, а также вся-кого лежалого запаха, как тесно набилась в них любовь с взаимовыручкой и другими добродетельными ощущениями. Нет в наших сердцах никакого места для хамских словосочетаний, беспорядочного огнестрельного мордобоя и для разного рода концентрационно-хулиганской политики. Откуда же в человече-ской истории появляются такие непристойно зарегистрированные факты, как геноцидные убийства, паразитство административно-бюрократических банд-формирований на тощающем народном благосостоянии, хорошо оплачиваемый и разрекламированный женский разврат, и т. д. и т. п.? Лично у нас внутри та-ких экскрементов нет и быть не может, потому как мы, каждый порознь и все гуртом, есть суррогат абсолютной божественной личности, оттиск великой оду-хотворенной сущности в материально отягощенном мире, или, другими слова-ми, удачная земная пародия на неосязаемое космическое совершенство. И если среди нашей высокой развитости находятся отдельные недоделанные экземпля-ры, к душам которых прибилось сатанинско-рогатое поголовье всяких худых намерений, так это поголовье легко изгоняемо элементарной церковно-колдовской манипуляцией, потому как оно является результатом невниматель-ного отношения к подростковому периоду, когда ничего не стоит одним неак-куратным подзатыльником стряхнуть в голове учащегося профана уязвимую студенистую систему житейских ценностей. И вообще отойдите, пожалуйста, вон отсюда, не мешайте нам молитвенно медитировать и целеустремленно, под музыкальное сопровождение горних аранжировщиков, растворяться из мира, помпезно проваливаясь в священную надземную благодать».
Пожалуйста, пожалуйста, культурно повинуюсь я вам, многоуважаемые мои высокоразвитые члены, в ответ на ваши наглые расталкивающие движения, я подвинусь в сторонку и не буду вам помехой во внутренней неврастенической работе над собой. Ныряйте в несподручных скособоченных положениях куда пожелаете, хоть в кататонию, хоть в кому, только позвольте все-таки выразить свое возмущенное сомнение по поводу непричастности высокопоставленных небожителей к трагическим соблазнам и злодействам на Земле. Конечно, никто не будет спорить с тем, что трафарет могущественного божьего существа в пло-тоядной природе вышел на редкость оптимистичным и удовлетворительным: тут тебе и докучливая познавательная способность нейронных структур череп-ного мозга, и наличие четырех конечностей, предназначенных для решения це-лого спектра двигательных задач, и изощренная красота половых органов (мыс-ленно притрагиваясь к коей, не устаю славить богов за осязательную остроту наших мясистых генитальных придатков). Однако тот, кто считает, что возник-новение подлых замыслов имеет своей причиной неудобства внешнего окру-жающего мира с его негодной воспитательной пропагандой, есть глубоко оши-бающийся полемический трепач, ибо он просто не знаком с криминогенными отчетами о легендарной деятельности знаменитых религиозных авторитетов и руководимых ими мифологических группировок. А кайнозойские-то наши пра-щуры, которые запросто вдрабадан упивались нектаром и амброзией с олим-пийской мелкотравчатой шпаной, знали божественных персон не понаслышке и передали нам с той долей приличия, на какую только были приспособлены, подробные, как милицейская объяснительная, эссе про все их грязные достиже-ния и подвиги. И вот одной такой вскрывающей нарывы протокольной приба-уткой о том, что в натуральном виде из себя представляет святая наша номенк-латура с аттического побережья и через какие неприглядные выкрутасы и вычу-ры добиралось до наших дней их гадкое во всех отношениях культовое семя, по сей день озадачивающее наше поколение морально-правовой проблематикой, я и попотчую сейчас благожелательных читателей.
Всем известно, в каком плачевном состоянии пребывала жизнь на нашей планете, когда ни жизни, ни планеты не было еще и в помине. Ситуация тогда была вообще жуткая. Ну, только представьте себе такой сюрреалистический на-тюрморт: вокруг тебя ничего нет, одни лишь вечная мерзлота да отсутствие ос-вещения, того и гляди, во что-нибудь вляпаешься; стоять не на чем, потому что никакой материи ни под ногами, ни над головой нет, лететь по воздуху также затруднительно в силу того, что весь обзор кишит кромешным вакуумом, отсю-да, стало быть, и дышать несподручно; торчишь в Ничем, дрожишь, как цуцик, задыхаясь от недостатка химических элементов таблицы Менделеева, и дума-ешь, как бы поскорее выбраться из этой неудачной физико-теоретической гипо-тезы на мшистую зеленую лужайку… Хотя нет, думать тогда, слава богу, тоже было пока что нечем, потому как и сознание из материи еще не окуклилось. Или наоборот, материя из осознания?.. Короче говоря, везде, со всех сторон тебя ок-ружает одна сплошная спертая атмосфера, абсолютный ноль по Цельсию про-бирает до костей, кошмарный ветрище мечется туда-сюда на просторном по-рожняке, и, ко всему прочему, в этой омерзительной пустоши тесно, как во вла-галище. Да-да, именно во влагалище, или, если быть конкретнее, в яйцеклетке, из которой потом родилась грудастая Гея, то бишь Земля. Сегодня прогрессив-ная наука абсолютно точно установила, что на заре эволюции наша вселенная была настолько мала, черна и узка, что ничем, кроме женского яичника и быть не могла. Даже возраст той элементарной сексуальной частицы сосчитан с при-мерной точностью: несколько миллиардов лет по Гринвичскому меридиану.
Так вот, значится, эта самая матка, о которой я целый абзац распинался, обозначалась у древнегреческих трудящихся жрецов диковинной аббревиатурой – ХАОС. Олицетворяла эта аббревиатура представителя сильного пола, а рас-шифровывалась она очень даже по-женски: как бестолковщина или анархия. В этом месте возникает вполне праведный вопрос: а почему, собственно, старин-ную сакраментальную принадлежность, украшающую современный изящный женский таз, окрестили эдаким безалаберным мужским именем да еще нагрузи-ли оскорбительным туманным смыслом? Может быть, наши юрско-ахейские праотцы что-то такое пронюхали про древнее совокупление всемирной либид-ной сущности с неким бестолковым анархистом, носящим мужицкое прозвище, и не захотели травмировать любопытство своих щепетильных потомков прав-дой о том, какая космическая порнография имела место при зарождении бытия? (И действительно, шутка ли вдолбить первобытнообщинному, – да что перво-бытнообщинному, – нынешнему просвещенному человеку тяжелую для воспри-ятия, красочную мысль о том, что априорно фригидная вселенная не могла без посторонней фрикции вдруг ни с того, ни с сего возбудиться, набухнуть, сильно увеличиться в размерах, и в считанные секунды приобрести ни на что не похо-жие галактические очертания?) А может, наоборот, ничего про сотворение жиз-ни не разведав, мезозойские пращуры нарисовали вышеописанный мной кош-марный видеоряд, в котором стыдливо проглядывает их робкое, тщательно скрываемое желание объяснить рождение вселенной блудливым человекооб-разным коитусом. (Вполне, кстати сказать, вероятная идея, ибо что же еще ос-тается жалкому образованному импотентному человеку, как не представлять себе любое заумное философское затруднение или загадочное поведение пого-ды в виде какой-нибудь прельстительной бабенки, за которой гоняется раска-ленный от притока крови к голодному инстинкту, импульсивный мужлан?)
Так или иначе воображали себе наши допотопные эрудиты зачатие и дальнейший рост мироздания из крошечной тютельки масштабом с бумажный знак препинания, сейчас уже не важно. Для нас теперь ясно одно: ничего путе-вого из всей этой затеи с волшебным взрывом антивещества для получения ми-нерально-мясного бытия не вышло, и выйти не могло. Ну, посудите сами, разве может получиться что-нибудь дельное из ничем не занятого, сморщенного, не-жилого пространства, в котором заведомо отсутствовал даже малюсенький, микроскопический намек на форму с содержанием? Конечно, не может. И зная это, стоит ли теперь удивляться частоте и трагизму разговоров о неизбежности пакостных поступков в людском коллективе и неистребимости хамства в обще-ственных местах? (Кстати сказать, слова «хамство» и «Хаос» на одинаковую нецензурную букву начинаются.)
Ну да ладно, оставим в покое этого гермафродита Хаоса, который, или, точнее, которое много миллиардов лет тому назад выстрелило из себя пятерню – Гею, Тартара, Эроса, Никту и Эреба – и благополучно отдало концы как пер-вая жертва беременного творческого недержания. Пятерня эта не отличалась особой добропорядочностью и как только освоилась в свежем пространстве и времени, сразу же занялась кровосмесительными процедурами. От внебрачной связи темной парочки – Никты (Ночи) и Эреба (Мрака) – появились радиомаг-нитный Эфир и сияющая пасмурным блеском Гемера (День). Вслед за ними Гея с какой-то потайной анонимной сущностью прижила Урана, Горы и Понт, а подстрекателем (и даже не исключено, что участником) в этом грязном процес-се выступил Эрос. Никто иной, как он первым предложил всем переспать друг с другом, за что его и прозвали потом глумливым именем – Купидон. Он и в дальнейшей теогонии продолжал не ослаблять свое растленное влияние на под-растающие поколения богов, добивая их, корчащихся в агонии на кроватях, своими отрадными вакханальными стрелами. А после того, как мучительные оргазмы изрядно потрепали нервы всему разношерстному греко-римскому пан-теону, его заразное авитаминозное воздействие перекинулось и на человече-скую породу. До сих пор люди не придумали никакого качественного бронежи-лета против трассирующих венерических стрел, настигающих каждого из нас дома и в командировке, наяву и во сне, сражающих нас наповал в публичных домах, а также в других подобных местах отдыха и выливающих из нас целые реки любвеобильных эякуляций. Впрочем, что и говорить, все мы на Земле гор-деливые беспутники и растлители по божьей милости, все одинаково беспо-мощны перед стрелковой оснащенностью Амура (это еще одна кличка Эроса), и потому большинство из нас давным-давно уже не только перестало стыдиться, но и научилось бравировать собственной оголенной беззащитностью перед объ-ектами своих желаний, особенно если их собралось достаточное разнополое ко-личество в каком-нибудь вечернем спально-оздоровительном учреждении.
В целом же, подводя итоги моральной деградации первого поколения бо-гов, скажу, справедливости ради, что существа они были глубоко несчастные, ибо не знали они тогда еще ни бобслея, ни дельфинариума, ни интернета, ни ка-ких-либо других развлекательных программ. Интересных занятий в ту пору бы-ло недостаточно, а свободного времени – тьма тьмущая, вот и приходилось бо-гам создавать условия для роста преступности и отыскивать смысл жизни в скучном инцесте. Совершив авангардный прорыв в этой области, то есть, нау-чившись совокупляться друг с другом в различных сочетаниях, небесные пра-щуры передали свое ремесло по наследству, завещав потомкам при проведении эротических мероприятий не брезговать ни братом, ни сестрой, ни отцом, ни матерью, а также предаваться делу как можно искреннее, кропотливее и чаще. Гея-матушка наша, например, с кем только ни пробовала вступить в запрещен-ный родственный контакт: и с Ураном, и с Понтом, с единоутробными детиш-ками своими, и говорят, даже с правнучком Зевсом, впоследствии верховным божьим заправилой, одно время хороводилась – во, какая была трудоспособная женщина! Ей под стать и Эрос весь срок пребывания на заоблачном посту туда же своими взорами и конечностями метил – в нижнюю часть туловища двою-родных и троюродных личностей. Один только Тартар вышел уродом в этой се-мье. Доподлинно неизвестно, что у них там, на небесах, между собой, стряс-лось, но я так считаю, что Тартару не понравилось новое свальное увлечение. Поглядел он на групповые беспорядки, создавшиеся в небесных высях, взял се-бя в правую руку и… не заметил, как придумал методику самодостаточного удовлетворения похоти. Иначе чем объяснить, что этот слабонервный тип впо-следствии оказался не воспроизводящей человекообразной структурой, а грубо сработанным вместилищем для неуютного проживания? За то, что он однажды проявил себя скромным хиляком, отвергнув все похабные подмигивания своих гулящих сестренок, они потом припомнили ему его мужскую несостоятельность и заселили его внутренности таким количеством самовлюбленных мертвецов-рецидивистов, что нынче у любого законопослушного филистера уши встают дыбом, когда ему, то есть филистеру, кто-нибудь из близких добрых знакомых желает от всей души как можно глубже «провалиться в тартарары».
Второе поколение богов пошло еще дальше своих предтеч по пути на-гнетания криминогенной атмосферы. Небесный Уран, главное дитя земляной Геи, подготовил почву для изобретения коварства и интриги на нашей планете. Все началось с того, что сынок, хорошенько раскусив прелести порочных сои-тий с необъятной матерью, затоптал, затерроризировал бедную женщину неот-ступной оплодотворительной практикой и даже ни на секунду не задумался над тем, к каким веселеньким отклонениям от нормы может привести феноменоло-гическую основу бытия подобный научно-познавательный эготизм. Впрочем, его заинтересованную увлеченность нетрудно понять. Вообразите себя на месте жадного до новизны, радиоактивного Урана в тот момент, когда после ваших продолжительных мер по приведению черноземной супруги в состояние тупого экстаза в ее бездонных недрах что-то начинает клокотать, бурлить, колготиться. Что вы в это мгновенье переживете – радость, ужас, изумление, отвращение, тревогу, упоение – целый перечень чувств?! А уж когда из вашей жены с шипе-нием и грохотом выбросится наружу нечто совершенно невразумительное и примется пульсировать в вулканических судорогах, обжигая вас магмой и пеп-лом, тут вас от восторга вообще может вырвать наизнанку, не так ли? Где уж тут разбираться в том, кого следовало бы, а кого не следовало бы насильно удовлетворять – мать, сноху или продажную ровесницу – ради того, чтобы по-томки не поминали дурным словом противоестественную пошлую космогонию, верно?
Сколько у этой настырной пары накопилось детей за допотопное время сожительства, двенадцать или сорок пять, теперь уже никто точно не скажет. В людских воспоминаниях отложилось лишь то, что сперва из геевского брюха появились на свет вполне благовидные Океан, Япет, Мнемозина, Фемида, Крон, Рея, а позднее уже пошла всякая мразь и нечисть. До поры, до времени счастли-вый отец милосердно относился к копошению в космической округе молодень-ких сопливых уранчиков; мол, подумаешь, растет себе всемогущая шантрапа, узко специализирующаяся на отдельных сторонах бытования, ну и пусть себе растет и специализируется, лишь бы малышня не вставляла мне палки в ход ис-следовательской работы по изучению воссоздающих возможностей Геи. А по-том вдруг, после того, как из приземленной богини вылезли на свет три стору-ких гекатонхейра с тремя одноглазыми великанами циклопами – жертвы семей-ных извращений, да как увидел Уран несметное число дополнительных органов и патологическую мускулистость громоздких конечностей у них на туловищах, враз пересмотрел он свое отношение к родне. Тут еще зардевшаяся мамка, же-лая выяснить, докуда достают и как функционируют члены новоиспеченной детворы, отвлеклась на мгновенье от супружеского репродуцирования и потя-нулась с развратно-познавательной целью к одному хейру, Бриарею. Ну, понят-но, отцовское сердце-то и не выдержало. Папа как начал со скандалом остерве-нело швырять своих неудачно сформировавшихся отпрысков одного за другим на дно преисподней (то есть прямо в пасть вечно довольного собой Тартара), приговаривая при этом: «Господи, помилуй, из-за недостатка одной какой-то жалкой хромосомы весь эксперимент насмарку!» – так и утрамбовал батяня в дядькиной тазобедренной кишке обе многочленные троицы. «Ну, сволочи, – утаптывая поплотнее кошмарно модифицированных монстров, критиковал он мать и деда сердитым шепотом, – спасибочки вам за первоклассный генофонд, уважили родственничка. От вашего мутирующего дезоксирибонуклеинового содержимого я просто тащусь! Не могли подстелить мне под бочок какую-никакую завалящую инородную падчерицу?! Это все ты, мать, воплощение твоего любопытства в отношении похабных наклонностей дало о себе знать. Посмотри, какая членисторукая чувырла из тебя выбралась. Мало, что ли, я тебя обнимаю, что тебе увеличение площади возбуждения понадобилось? А эти не-парноглазые выродки, бог ты мой!.. Ну, на фига ты в них такой богатырский масштаб забульбенила? Ты хоть подумала, в каких формах эти жеребцы будут искать отдохновение своей дикой амурной необузданности? Вот засунуть бы их всем скопом в тебя обратно, чтобы в следующий раз знала, о чем потребно меч-тать, а о чем непотребно». Короче говоря, ласково журя свою родительницу, за-колошматил Уран бракованное отродье в ягодичный сустав Тартара и снова принялся вспенивать облюбованную супругу по три раза на дню, ожидая от нее новых вздутий в области талии.
А сердобольной женщине в промежутках между взбучками жалко стало отутюженных гекатончиков и циклопяточек. Уж больно несчастные детские во-пли раздавались из глубин подземелья всякий раз, когда надуваемая женщина становилась в комфортабельную позу для законного матримониального надру-гательства.
Вот как-то раз подзывает она к себе одного, самого сметливого из своих сыновей, Крона, женатого, кстати, на своей сестре Рее, и давай его науськивать, плавно колышась от сладострастия: «Слушай, сынуля, дай я тебе сделаю пред-ложение, от которого невозможно отказаться, а ты вместо приданого восстань против отца и освободи из заточенья безобразных своих братишек. Если бы ты знал, как надоел мне твой папаша с его селекционной естествоиспытательской программой. Сам меня генетически использует в разных положениях, а мне не дает испробовать на деле новые виды жизни. Сатрап, настоящий сатрап! Зако-пал, заасфальтировал хрупких малолеток в тектоническую тартарскую кость и ходит, похваляется перед всеми своим геройством. И потом, ребяческий визг и вой, раздающийся из подземелья, так мешает мне сосредоточиться на главном. Чуешь, о чем я талдычу, сынуленька?»
Крон, конечно же, не будь дурак, почуял, какой от матери распространя-ется запах, и мигом побежал к себе в хату чего-то такое там мастерить. На сле-дующие сутки возвращается на явку к маме и в руках сжимает невиданную до-селе, чудовищной сложности дугообразную разработку с острым краем, наса-женную на рукоять. «Это что такое? – вопрошает мать. – Как этот проект назы-вается?» «Не знаю, – говорит сообразительный сын. – Было мне просветление, когда я эту бандуру вытачивал, однако для каких целей она предназначена, не пойму. Одно знаю твердо: контур конической параболы как раз под размер па-пиной мошонки подходит». «О, так это хорошо. Надо бы совместить твой опас-ный предмет с гнетущим отцовским органом – папка любит всякие опыты и мо-ниторинги. Совместим и поглядим, куда тригонометрическая кривая твоего просветления вырулит. А чтобы придать нашей затее возвышенно-трагический характер, давай назовем твою орудийную заточку серпом». На том и порешили.
В назначенный день и час подкрался Крон с подветренного тыла к тому месту, где застало Урана и Гею скабрезное томление, начал пристраивать свою геометрическую задумку к родительским промежностям, да тут отец себе на грех обнаружил за своей спиной постороннее поползновение, обернулся, видит: сынок прилаживает к его оплодотворяющему отростку некое вспомогательное приспособление. Не понравилось бате проявление сыновней заботы и участия в столь тяжелую минуту. Говорит он своему радивому отпрыску: «Эй, малец, ты чем это здесь интересуешься? Отойди, пупсик, рано тебе еще на наши с мамоч-кой паскудства любоваться». Взял и оттолкнул мальца от себя, а тот уже прочно держался за рукоятку орудия, которое успел как следует состыковать с батюш-киным препаратом. Раз – и папашина телесность облегчилась ровно на полкило-грамма. Подавленный отец как заорет на всю вселенную: «Калека, калека! Не того утрамбовал!»
Ну, в общем, таким вот неумышленным способом зародилось в сказочно-юридической практике понятие «покушение на истребление владычествующей персоны посредством меткой поддержки режущего изделия в щекотливой бли-зости от отеческих семявыводящих каналов» или, если быть сжатым, «удар сер-пом по яйцам».
Да, невероятно трудно было первым двум поколениям богов закладывать правовую и анатомическую основу в фундамент бытия, а также складывать из отдельных стонов, всхлипов и криков глобальные теоретические положения. Ведь вы только подумайте, в то время никакой еще дискриминационной диа-лектики не было и в помине, кругом царило одно лишь сплошное однопартий-ное недифференцированное единство, ровным слоем размазанное по монотон-ной действительности. Между создавшим все и вся трансвеститом Хаосом и созданными им гомогенными божествами не отмечалось крупной разницы, раз-ве что Хаос после разрешения от бремени смылся куда-то, и никто его с тех пор в глаза не видел, а незаконнорожденное его племя осталось за его распутное ху-лиганство отдуваться. Смерти тогда еще не было – что делать с отклонениями от нормы в виде гекатонхейров и циклопов? Уничтожить их невозможно, ибо они бессмертны, переделать – тоже нельзя, потому как они получены в резуль-тате благочестивого непорочного сношения. Пришлось временно втыкать их в Тартар до прояснения обстоятельств дела.
А с добром и злом какая болезненная вышла ситуация! Вот, например, проблема Геи: как продолжить изыскания в эротической области с другим партнером, если твой прежний ухажер вцепился тебе в бюст мертвой хваткой и никому тебя, сволочь, не отдает? Что здесь считать хорошим, а что плохим? Что более ценно – собственная вожделенная алчность или однообразные брачные изощрения с целью повышения качества деторождаемости? А как оценить тот вклад, который внес в развитие кровавых взаимоотношений между насельника-ми нашей цивилизации смекалистый Крон, придумавший, изготовивший и при-менивший первое в истории орудие пусть не убийства, но, по крайней мере, увечья? Это теперь мы понимаем, что не распались он тогда эдакой безудерж-ной жаждой продегустировать запредельные наслаждения, не созрело бы у него в башке его великое эвристическое достижение и не знали бы мы сейчас, что такое зенитно-ракетный комплекс, убойная сила и гильотина! Ведь в то время разве можно было однозначно предугадать, к каким положительным последст-виям приведет еще даже не выдуманных людишек то или иное направление скабрезной мысли.
Самые разные вопросы приходилось ставить и решать хаотическим по-томкам, все в их существовании начиналось с нуля. И нельзя сказать, что они плохо справились с поставленной задачей. Нет, нет, первобытные Гея с Эросом, Ураном и Кроном потрудились на славу, ибо люди уже несколько тысяч лет пы-таются разгадать сочиненные ими философско-научные сканворды и все никак до ключевых терминов не доберутся. Так, кое-какими специфичными откры-тиями мы, то есть человечество, можем похвастаться, например, экономической теорией Адама Смита, чумовой акустикой на дискотеках или рифленым презер-вативом со вкусом клубники, а в целом, конечно, с решением онтологическо-мистических задач – беда. Никто еще из наших великих ученых не открыл ни одного бога экспериментальным путем (хотя всем понятно, что боги есть и нам без них – никуда), не взвесил на контрольных весах ни души, ни совести, не обшарил телескопом небулярных границ вселенной, даже до ядра земного – до недоступного пола Тартара, расположенного у нас под ногами, – никто не доко-пался, а уж Землю-то как изгваздали за истекший исторический период, могли бы, небось, додуматься, как ее насквозь проколупать. Короче говоря, чем зани-маются наши лентяи-ученые, кроме общественно-полезной гонки вооружений, – непонятно, только ядерное топливо зря на космические нужды переводят да дорогие гранты проедают.
Но вернемся к позорному описанию деяний Крона, нечаянно оскопивше-го своего батюшку оружием земледельческого пролетариата. Сразу же после этой геройской подлости сынок занял место своего захворавшего папаши, кото-рого обиженные, освобожденные из подземелья уроды скоренько препроводили на пенсию, зашвырнув подальше в звездное небо, а потом добровольно верну-лись в сталактитовые шахты на цепь, потому что им понравилось там рычать, мычать и издавать всякие неприличные звуки. От услуг распущенной матери Крон дальновидно отказался. Я думаю, что она новому правителю вселенной просто по возрасту не подошла, ведь Гея все-таки приходилась ему не только мамочкой, но и бабулькой по отцовской линии. Скорее всего, он как честный бог использовал ее пару-тройку раз, дабы она по тихой грусти не поднимала среди гекатонов антиправительственное восстание, и, чтобы совсем уж старуха не загнулась от скуки ввиду печальной перспективы бессмертного целомудрия, приставил ее следить за календарным исполнением сроков произрастания, рас-цветания, плодоношения и загнивания хлорофилла в растительной фауне. Сам же Крон, передохнув месячишко в строго отведенных для беспутной релакса-ции местах, вернулся к своей однояйцовой подруге Рее и принялся обильно удобрять ее проголодавшееся по мелиоративному сластолюбию лоно.
От смычки новой руководящей пары пошло следующее поколение богов – Гестия, Деметра, Гера, Аид, Посейдон, Зевс и парнокопытное чудовище Хи-рон, увидев которое Крон, наученный горьким опытом своего отца, решил, что с эксплуатацией совершенного божественного семени пора завязывать. Основная заслуга Крона в том, что он создал на пробу из подножных отложений мифоло-гического гумуса первое племя людей, объявил на Земле Золотой век и приказал древним грекам вести блаженную жизнь, чем хитрые греки не преминули вос-пользоваться.
Как я уже намекал в начале беседы, первые дикари оказались на удивле-ние послушным коллективом и повели себя с забубенной прямотой и просто-душием: пили, как биндюжники, жрали, как свиньи, дрались другом с другом до наступления усталого легкомысленного раскаяния, орали срамные куплеты про разухабистую божью молодежь, короче, во всем копировали своих недалеких создателей. Не знали тогда наши человеческие предки ни малейшего депрес-сивного чувства, ни барщины, ни субботников, ни хлопотливой заботы о своем здоровье, были счастливы, словно обезьяны или какие-нибудь удоды, и мирно подыхали во сне.
Забегая вперед, скажу, что, к сожалению, наша с вами генеалогическая популяция, дорогие мои читатели, не от этих невинных бестолочей ответвилась, ибо следующему религиозному начальнику – Зевсу – не по нраву пришлась первая опытная партия ахейских гомункулусов, и он как-то раз, будучи в тоске, сгреб их всех вместе у себя на кухне в одну большую охапку, затем туго обмо-тал ее колючей проволокой и за неимением электрической цепи с вольфрамовой лампой накаливания шендарахнул по человеческой связке громом и молнией. Получившиеся поджарки Зевс мелко-мелко порубил в салат и вылепил взамен прежних новое мировое сообщество греков, наказав им величать себя детьми Серебряного века.
По сравнению с предшественниками, это поколение было намного озор-ней и бесцеремонней, потому что к тому времени Зевс, увлеченный постельны-ми кульбитами с несовершеннолетним Ганимедом, ничего другого, кроме поко-ления подростков, детство которых длилось целое столетие, и создать не мог. Естественно, Зевс впоследствии уничтожил и этих развращенных детишек, ко-торые однажды на основании своей искушенности в пикантных наслаждениях, гордо заявили создателю, что не желают-де приносить себя ему в жертву, что, мол, сами между собой разберутся в технологии размножения и как-нибудь без постороннего содействия обзаведутся клонированным потомством.
После этого был еще совсем никудышный Медный век, когда люди, окончательно переняв от богов все их нравы, начали гоняться друг за другом в медных доспехах, убивать, грабить, насиловать все, что сгибается и вопит, и, не заметив, как истребили всех олимпийских героев, распугав всех богов, остались один на один с отсутствием патронов и земледельческой разрухой. Вот от этих-то головорезов и подонков мы и ведем свое унылое происхождение, тщетно пы-таясь найти замену непреодолимой наследственной тяге к преступлению в хок-кейных страстях, компьютерных мочиловках и сатирической литературе. Прав-да, пока что спортивно-развлекательная профилактика греховного буйства про-ходит тяжело: то тут, то там вспыхивают мировые войны, ядерные конфликты и локальные фанатские беспорядки, от которых нет спасения. Но ничего, мы не отчаиваемся и ждем, что вот-вот наши любознательные ученые изобретут, на-конец, такую универсальную лимонку, которая одним взрывом расколошматит к чертовой матери, разнесет на части нашу прекрасную планету, или, на худой конец, поменяет местами полюса планеты, чтобы всемирный потоп в одночасье смыл всех нас в бездонные океанские толщи, и тогда не будет ни обид, ни суп-ружеских распрей, ни взволнованного националистического злопамятства, ни-чего. Может, тогда опять из какой-нибудь дыры вылезут боги и сызнова начнут вытворять кибернетическую камасутру на более качественном уровне. А пока что нам остается лишь жалеть, что закомплексованный пакостник Зевс когда-то давно ликвидировал такую безобидную проделку Крона – первых наивных гре-ческих олухов, а затем извратил и испоганил его великолепную ущербную идею. Ну, чем, скажите на милость, ему помешали не обремененные трудолю-бием и попечением о нравственности люди, ведрами выдувающие небесную брагу на бесшабашных тропосферных пирушках, пляшущие полонез в присядку со смазливыми богиньками и изредка потчующие друг дружку под дых миро-любивыми приятельскими апперкотами? Что было ужасного или плохого в этой безвредной и безукоризненной, с точки зрения цензуры, пацифистской фанта-зии?
Э-хе-хе, много хороших новаций и атавизмов не дожило до наших дней вслед за уничтожением первобытных людей, но кое-какие полезные вещи все ж таки уцелели. Например, смерть. Но не та выродившаяся христианская полу-смерть, с ночным моционом воскресших призраков по кладбищам, которую мы знаем сейчас и которая, словно эпидемия, охватила сегодня все разнообразие этнических менталитетов, а смерть как совершенно бесповоротная жирная точ-ка и мишень существования.
О, выдумывание Кроном смерти для хмельных, наглых шутов, высту-пающих на заоблачных банкетах с оскорбительными саркастическими импрови-зациями по поводу разгильдяйства и распущенности в поднебесной админист-рации, было крупным прыжком вперед на медлительном пути к цивилизован-ному прогрессу. Сколько перед владыкой мира открылось ландшафту для поли-тического издевательства и пыточных мер пресечения электоратного недоволь-ства! На какие только манеры ни стало возможным применять к непокорным кроманьонским тварям лживо-карательную систему издержек и противовесов! Ведь это ж какая хорошая выдумка – смертное человечество! Для бога и его алчных приспешников – замечательная возможность проявить свои убийствен-ные и законотворческие качества, а для людей какая малина! Хочешь – напра-шивайся к какой-нибудь нереиде в амурные секретари, хочешь – подойди к Крону и с размаху сморкнись ему прямо в рожу, все равно конец один – хлоп-нут тебя оглоблей по уху в то время, когда ты крепко смотришь сны, и поминай, как звали. Да когда ты твердо уверен в том, что как минимум после скрипучей старости, если не раньше, в результате внештатной несчастной комбинации со-бытий, ты беспрепятственно сдохнешь, абсолютно сопреешь в литосферной оболочке Земли, и никакой бородавки, никакой козюльки от тебя не останется, как-то сразу даже ощущаешь себя по-другому: плечи против воли расправляют-ся, деревенеет подбородок, зрачки наливаются жадной до познания яростью, адреналин в толстой кишке прямо так и кипит, – ЖИТЬ ХОЧЕТСЯ, дорогие чи-тательские господа! Не то, что при нынешней системе с кадровыми перестанов-ками в рай, ад или еще куда подальше. По видимости, опять же Зевсу, скотине, обязаны мы реформированием летального исхода существования в душевную кармическую неразбериху, от которой и пошла потом вся гнусность. С возник-новением практики перевоплощений появилась всеобъемлющая методика уни-жения человека посредством развенчания его хамской одухотворенности до пресмыкающегося или даже до кольчаточервивого состояния, и это можно от-нести к положительному, с божественной точки зрения, итогу. А с точки зрения современного, не знающего куда деться от финансовой и милитаристической нервотрепки человека, ну, сколько можно жить, надеяться и во что-то такое благополучное еще верить? Ведь не хватает же никакого терпежу для того, что-бы сносить корыстные желания размазать всех буржуйских магнатов по стенке или утолить недоступной кинозвездой свою сверхъестественную похоть. Гос-поди, как представишь себе, что из-за подлой юмористичности какого-нибудь небесного мерзавца рискуешь в следующей жизни быть запертым в гадюку или в кокос, а потом опять в человека, и так до бесконечности, то даже идти в туа-лет, а не то, что отправляться на работу или в трактир, не тянет. Надо полагать, что весь многообразный животный и растительный мир с одной только этой це-лью и задуман – чтобы вволю поглумиться над тщетно волочащимися к свято-сти людьми. Сколько ни пытайся, стоя на голове, попасть в нирвану, или наобо-рот, сколько ни греши, нарочно совершая самые грязные и отталкивающие, от благородного садизма до гордого суицида, деяния против гуманистических чувств, желая сгинуть навсегда из надоевшей вечности, все равно тебя вернут назад через колесо превращений, да еще и поженят, сунут в руки отвертку, гар-пун или шариковую ручку и в нагрузку наделят какой-нибудь невыполнимой миссией, дабы в следующий раз знал, как отлынивать от бытия.
Но не будем о грустном. Лучше вспомним о том, как гениальное изобре-тение смерти – этого беспрецедентного морального давления на сотворенную субъективную ментальность, открывшее перед его создателем необъятные про-сторы для реализации авторитарного тиранства, – погубило близорукого Крона.
Как-то раз на закате Золотого века, во время одного из фуршетов до ушей властелина донесся диковинный слух, что будто бы кто-то из его детей проделает с ним операцию, похожую на ту, что он в свое время проделал с от-цом, Ураном. Протрезвев на одно мгновенье, огляделся Крон по сторонам и ви-дит: болтается в воздухе на невидимой страховке какая-то смазливая девка. «Е мое, ты кто?» – справился о ее имени Крон. «Ананке, – назвала незнакомка из-вестную футбольную фамилию. – Олицетворяю неизбежность». «Ась, чего ты там, над столом, олицетворяешь?» «Неизбежность, козел, неизбежность. Со-всем, что ль, оглох от передозировки безакцизной алкогольной продукции?» «Ты как со мной общаешься, стерва подвешенная? – возопил верховный глав-нокомандующий бог и вскочил с председательского кресла. – А ну-ка, спрыги-вай с потолка, а не то сшибу тебя сельскохозяйственным бумерангом. Эй, брат-ва, где там завалялся мой многофункциональный серп-кладенец? Сейчас я по-кажу одной Изнанке кузькину мать».
Собравшийся на гульбище богочеловеческий сброд видит, что главарь ихний чересчур нанектарился, заболтался с кем-то в белой горячке, вперив фо-нари в пустоту, и кого-то там распекает. Собутыльники давай предлагать Крону разные спасительные средства: кто пустые банки ему на пузо прикрепляет, что-бы дурость отсосать, кто собственными подштанниками, намочив в их амбро-зии, лоб ему бинтует, кто активированным углем с пяти шагов в рот на спор пробует попасть, – никто ж тогда еще толком не знал, какой тактики и стратегии нужно придерживаться, вступая в неравную борьбу с зеленым змием. А всегда всем недовольный Аид вежливо интересуется у батяни: «Да на хрена он тебе сдался, твой серп? На, лучше, закуси бифидобактерией свой разбавленный нек-тар, хоть на человека станешь похож». В общем, издеваются все, каждый в меру своего блаженства.
Однако перед Кроном стоит суровая ответственная задача: подавление фрондерского бунта непослушной гражданки, явившейся ему в ясном галлюци-наторном видении. И Крон, молодец, не сплоховал. Как рявкнет на развинтив-шихся забулдыг: «Я сказал: серпа!» да как втемяшит кулаком по столу, что аж все собравшиеся под его крышей родичи и приятели подумали, не метеорит ли во дворе упал.
Засуетились тут распоясавшиеся пропойцы, бросив все силы на добычу требуемой загогулины, перестали кочевряжиться, устроив поисковую кутерьму, а порхающая в винном мареве девка Ананке продолжает раздражать осерчавше-го Крона непокорными вопросами: «Господи, Крон, кого ты хочешь напугать вещественным доказательством своего подлого поступка? На меня твоя гнутая железяка, как, впрочем, и твое жалкое тявканье, не имеет никакого воздействия, потому как я вовсе не к вашей хаотической епархии принадлежу». «То есть, – изумился грозный бог. – А откуда ж ты родом, мать твою?» «Какая тебе разни-ца, остолоп? – нежно улыбнулась провокаторская девка. – Считай, что у тебя на почве хронической приверженности к божественным самогонным напиткам обострилось расплывчатое астигматическое видение нереальных объектов».
Сказала и беспардонно изошла цветными пятнами по всей поверхности своего организма, прежде чем подчистую растаять в воздухе, мимикрировав в спиртные испарения окружающей среды. Крон похлопал зенками по сторонам, везде обнаруживая одни лишь тупые морды своих близких и подданных, увле-ченных бессмысленной беготней – нет нигде подстрекательской девчонки, и вдруг слышит – шипит противная Ананке, как будто бы забившись прямо к не-му вовнутрь, в мозги, поближе к переносице: «А за потомками своими все-таки присмотри. Кое-кто из них натянет тебе харю на ягодицы». Крон так и сел в кресло со скомканными в кучу глазами.
Тут к патрону подбегает взволнованный Посейдон, видит, что папашка совсем в дымину окосел от нетрезвой злости и говорит так аккуратно, по-холуйски, чтобы не поранить его впечатлительность: «Батя, ты это, не того. Не серчай, батя, все будет хорошо. Пропили мы твой серп еще третьего числа, при-чем, пропили по частям, сперва рукоятку, а потом и насадку. Трезубец мой по-дойдет? Или мотыга какая? Тебе серп-то для какой потребности?..»
«Обормоты! – взбеленился разрумянившийся от буйства Крон. – Инсур-генты неблагодарные!» Схватив первого попавшегося под руку отпрыска, а им оказался всегда услужливый и расторопный Посейдон, Крон, не долго думая, проглотил его в сыром виде вместе с трезубцем и приставшими к ластам ра-кушками, затем запил любимчика-сыночка бидоном стопроцентного мультиф-руктового сока на глазах у притихшего сборища, сыгравшего немую сцену ос-толбенения, и погнался за следующей жертвой.
Впрочем, не будем останавливаться на щепетильных подробностях той попойки, на которой очумевший пахан в припадке мании преследования сожрал всех своих детей, скотина. Упомянем только, что делал он это с большим аппе-титом, икал, давился, потел, но заталкивал ребятишек в глотку изо всех сил. Хо-рошо еще, что добрые люди помогали ему своими мудрыми советами, выраже-нием сочувствия и одобрения; если требовалась физическая поддержка, не брез-говали, не отказывались; засучив рукава, брались за дело и общими усилиями просовывали особо упирающихся кронидов поглубже в отеческую пасть, одним словом, не бросили своего создателя в час горьких испытаний. Больше всех, ес-тественно, провозились с кентавром. Уж больно здоровенный круп отрастило себе это конское страшилище, никак бородатый мерин не хотел умещаться в тесном носоглоточном отверстии, но и его все ж таки настойчивые греки вколо-тили дубовыми лавками в узкую гортань и, гидравлически спрессовав нёбо Крона с его челюстью, залили владыке пасть бетоном, чтобы непереваренные божественные отроки, чего доброго, не выпали из господнего желудка обратно на свет и не надавали им пендалей за инициативное подхалимство.
Ну, потом, под утро, понятно, заявился Зевс, который во время чрезвы-чайного ночного происшествия болтался где-то по бабам, заявился, значит, по-дошел к отцу и говорит: «Здорово, бать. Что за Мамай тут у вас прошел?» А протрезвевший Крон смотрит на него с дебильной тревогой, как на новое во-площение Ананке, и языком не может пошевелить – понятное дело, язык-то за-твердел в бетоне. Хорошо еще, что древнегреческие мужики помнили не под-робно, но в общих очертаниях, хронику прошедшего дня. Вот один из них и го-ворит пришельцу: «Зевс? Ты? Ты из канализации, что ль, выплыл?» «Нет. А разве от меня пахнет?» Понюхали – не пахнет. Да и Крон, вроде, с утра в клозет еще не ходил. «А кого ж мы тогда замуровали вечор в батин пищевод? – дивит-ся грек на Зевса. – Я ж точно помню, что мы на три-четыре закинули тебя в от-цовскую гортань вслед за Посейдоном, Деметрой и Гестией». «Ну, вы и погуля-ли вчера без меня! – с завистью крякнул Зевс. – Надо же было мне пропустить такое зрелищное мероприятие!» «А ты не горюй, сейчас наверстаешь, – про-снувшись, бормочет другой грек. – Только зацементированное хайло батьке расковыряем и тебя туда впихнем». «Погоди ты, – говорит первый, – дай посчи-тать, кого недостает. Может, одного из наших зашвырнули?» «Да не самого Зевса, а затвердевшее его изваяние, талантливо вылепленное из конского навоза вашим первобытным скульптором-авангардистом скормили вы вчера моему мужу, – кричит на них сварливая мать Рея. – Я было кинулась отнимать у вас эту изящную фекалию, а вы…»
Фразу свою, естественно, Рея закончить не смогла, потому что в утробе Крона, услышавшего название материала, из которого был соструган памятник громовержцу, началось оглушительное брожение. В общем, мощно стошнило бедного нашего создателя – так, что и бетон не удержал напора, – и в кругово-роте блевотины завертелись на дворцовом полу среди разноцветных объедков все шестеро целехоньких детишек Крона во главе с частично переработанной, вонючей грациозной статуэткой.
Понятно, что после этой светской вакханалии ни о каком продолжении пребывания Крона на командном посту и речи быть не могло. Его место занял молниеносец Зевс, ибо справедливая божественная братва на подпольном голо-совании верно рассудила и постановила: раз батьку вырвало от одного лишь пришествия появившегося громовержца, то, стало быть, ему и царствовать дальше. Что же касается растриклятой девки Ананке, из-за которой и стряслось все вышеперечисленное злоключение, то с той поры тет-а-тет с нею редко кто встречается, но смутную нелегальную деятельность ее ощущает на себе каждый рефлектирующий субъект, однажды выбравшийся из мамкиного брюха на по-верхность Земли, будь он человек, бог или прямокрылая букашка. Сегодня, ко-гда, например, в солнечную безопасную погоду на макушку проходимца, ша-гающего по улице в удачном расположении духа, нечаянно обрушивается с семнадцатого этажа неплотно прибитый к небоскребу балкон, говорят: «Судь-ба!» То есть случайная неизбежность, Ананке эта самая, черт бы ее подрал, – главная подозреваемая по данному преступлению. Или еще бывает, когда иной уполномоченный бандюга в чине президента государства за максимально отпу-щенный ему по конституции срок господства обчистит карманы и без того ни-щего населения, то тоже говорят: «Шандец!» В том смысле, что опять эта гади-на отличилась. И ведь что самое обидное? Всем же известно, кто отдавал прика-зы тибрить у народа зарплату, всем известно, кто сочинял и претворял дефолт, а как дело до судебного импичмента доходит – все на нее в пустое пространство пальцами тыкают и твердят: «Вот она, непредсказуемая сволочная участь, во-круг которой неправильно стеклись обстоятельства!» А где она содержится, где ее ловить-то, вечно ускользающую стерву, да и как ее поймаешь без дактило-скопического фоторобота? Зря только интересуешься у следователя: «Куда умыкнули эту падлу, виноватую в том, что обстоятельства так растеклись?» А он отвечает: «У нее железное алиби на момент течки. И большие связи навер-ху».
Кто она такая, откуда взялась на нашу голову, от каких родителей она производная, если они вообще были, и если были, то какую должность занима-ли – вот вопросы, будоражащие любого современного здравомыслящего тюфя-ка. Может, ее и впрямь занесло к нам каким-нибудь метеоритными осадками из космоса, например, с одноименного спутника Юпитера, где у нее имеется даже свой, простите за выражение, сидерический период обращения. Если это правда, то надо сказать, что у нас она освоилась, как дома. Этой гиблой и вездесущей беспризорнице теперь подвластны как боги, так и люди (ведь говорят же, что дряхлые ткачихи Мойры, измывающиеся над клубками человеческой жизни, – ее влагалища дело, а не плод внебрачной дружбы Зевса и Фемиды). Всех живых и мертвых демографических обитателей планеты совместно с комарами, черто-полохом и сосульками Ананке нанизала, как шашлык, на невидимые шампуры, не дозволяя никому и по нужде отойти в сторонку. Нынче без ее столь же непо-средственного, сколь и незаметного сообщничества невозможно ни штаны спустить, ни сдохнуть. Они вдвоем на пару с Эросом одинаково вставляют в ау-ры всех расквартированных на планете существ свое ненасытное влияние, он – в вертикальную высоту, она – в горизонтальную широту. И попробуй куда-нибудь смойся от их всесокрушающего магнетизма, хоть забейся в ледяные пе-щеры Северного полюса, хоть взвейся под звезды на орбитальной посудине, – ничего не выйдет, впились в тебя два этих паразита вшивыми клещами и, не желая отрываться, сосут твою порабощенную кровь.
Дорогие мои выносливые читатели, которые не изорвали в пепел мое произведение раньше и с большим трудом, отплевываясь от моей тонкой, при-блатненной поэтики, но доползли до этой строчки, послушайте меня! Если ко-гда-нибудь вдруг на вас снизойдет с воздуха неизлечимое микроструктурное заболевание, научно называемое Ананке или судьба, то я вам дам сейчас рецепт, как надо пробовать от него избавиться. Значит так, начнем с симптомов, кото-рые теперь в быту зачастую называются предсказаниями, предчувствиями или недоброкачественными предзнаменованиями.
Не приходилось ли вам иногда, отвечая на телефонный звонок, слышать в отчетливом аппарате похоронный марш Мендельсона? А не случалось ли с вами когда-нибудь такого впечатления, что вы занимаетесь непотребством с женой или с мужем, или с ними обоими разом, а в этот момент вас видно в оп-тический прицел из дома напротив? А не являлась ли вам ночью домой в по-стель в коллективно-бессознательном сне такая вся из себя костлявая самка с косой и не мотала ли у вас перед носом официальным ходатайством о часе и месте вашей кончины в развернутом виде? Нет? Если с вами такое случалось, то значит, это – Ананке! Она, родимая! Я эту бабу распознаю во всех ее шизофре-нических выпадах. И вот что я вам скажу по этому поводу. Лучше бы она к вам не являлась, или заявилась бы попозже, потому что скоро вы подохнете. Если, конечно, не будете слушаться моих советов.
Во-первых, чтобы помереть без всяких там пророческих приключений, не надо смешивать водку с нектаром. Во-вторых, коли уж с вами стряслось по-добное мистически-фантомное происшествие, и прозрачная барышня сублими-ровалась перед вами в форме зеленой змеюки или иной какой беспочвенной тревоги, не орите, как медведь-шатун в зимнюю бессонницу, не торопитесь со-общать в ближайшее ментовское подразделение характерные ананкины приме-ты, не куражьтесь панически и не кобеньтесь, – это не поможет. Лучше сделай-те вид, что ничего не видите. Нагло глядя сквозь воплотившееся у вас на глазах похоронно-процессуальное наваждение, заставьте его усомниться в собствен-ной материальности. Наберите в рот побольше духу, подумайте о чем-нибудь хорошем, например, о тропическом урагане в США, который, не коснувшись вас лично, унес десятки соединенных американских штатных жизней, и со спо-койной нереагирующей совестью продолжайте делать то, что делали до того: читали – читайте, плыли – плывите, сидели в туалете – сидите. Авось Ананке вами не заинтересуется, потому как она привыкла, что ей все, по сложившейся веками традиции, сопротивляются, будто бы их замуж против воли выдают. Те, кто потупее, – сопротивляются, корчат рожи, всякие подлянки творят ей напе-рекор, а те, кто порасчетливей, – лебезят, виляют задами, прикидываются зом-би. В общем, каждый норовит что-нибудь эдакое выкинуть.
Что, кстати говоря, в таких случаях делали древние прославленные олимпийские головорезы? Эти дюжие и компетентные в загробных делах муж-ланы при первом же подозрительном бабьем шепоте, раздающемся из пустоты, все, как один, моментально превращались в описавшихся со страху дегенератов: бросались в бега, отстреливали свидетелей, подделывали паспорта, конспира-тивно шушукались, – и все без толку. Крон, например, не потрудившись про-вести журналистское расследование готовящегося на него покушения, принялся жрать всех подряд своих сородичей. Понятно, что на самого главного смутьяна и зачинщика аппетиту-то и не хватило. Пухлоногий герой Эдип со своими ком-плексами, которому было предсказано, что он убьет папу и женится на маме, тоже поначалу утек за кордон, заделался богомольным путешественником и охотником на сфинксов, а все-таки и его настигла обещанная кара, в результате чего Эдип-то и ослеп. Пацан Орест… тот уже без приказа дилера судьбы – Дельфийского оракула – и шагу ступить не мог. Скажут ему: иди, шлепни мать с отчимом – Орест берет с собой сообщника Пилада, такого же ублюдка, как и он сам, и отправляется шлепать. Скажут: иди в Тавриду и свистни там из храма священную статую Артемиды – и он вдвоем с подельником так же дисциплини-рованно и профессионально исполняет директиву. Никто из древнегреческих авторитетов так и не попытался хотя бы раз взглянуть сквозь приставучую Ананке на отдаленный горизонт и тем самым пронзить ее наповал своим скон-центрированным взглядом. А зря. Может, если бы они попробовали и такое средство в борьбе с коварной дрянью, то я вам сейчас не вентилировал бы мозги своими напрасными рекомендациями.
Но достаточно разглагольствовать о проклятой девке Ананке, давайте я вам еще поведаю пару абзацев про пакостника Зевса, которого мы уже слегка касались выше, и пойду на коду, потому как мне ужасно осточертела дача пока-заний на все их бессовестные изуверства. Такая, знаете ли, противная тема! И так уже все ясно, что я хотел выразить своим лирическим гиньолем, описываю-щим их аффективные злодеяния, чего же еще бумагу марать? Пора, мне кажет-ся, закругляться.
Ну так вот, великий наш громовержец и молниеносец был самым почи-таемым паханом в олимпийские времена, создателем, сутенером и самодержцем всех мыслимых и немыслимых богов, полубогов и убогих, то есть людей. Ох, и специалист же был по слабому полу этот Зевс, скажу я вам в завершение его аморального портрета! Патологически здоровый оптимистичный осеменитель женских утроб, бывало, взглянет на ту или иную сексапильную нимфетку – враз статическим электричеством всю кокетливую мимику этой зазнобы так и пере-дернет. Сколько наш молодчина кронид пантеистического сброда в молодые годы настругал да начирикал, применяя при стыковке с растворяющимися в воздухе богинями грубые материальные манипуляции, приобретенные им во время контактов со смертными женами, – мама родная, целую страну! Все дам-ское население Малой Азии и Ближнего Востока трещало по швам от его бур-ной жизнедеятельности. А каким он при этом утонченным извращенцем себя проявил, какими образами обогатил будущую человеческую развратность! Ма-ло ему было испытания одних антропоморфных наслаждений при половой ок-купации бабьего сословья, так ему еще и экологически неизведанные ощущения подавай: то взбредет ему в голову племенным быком обернуться, то приспичит гусем-лебедем женщину соблазнить, а то и вообще так, бедняга, перевозбудит-ся, что не в силах донести до пункта назначения свою бьющую через край эрек-цию, прямо как есть золотым дождем на раскинувшуюся в постели девственни-цу и прольется. Вот ей-богу, о разных патологиях любви мне приходилось слы-шать, да и самому всякое доводилось пережить, как на опыте, так и в воображе-нии, но что может ощущать девица, совокупляющаяся с атмосферным явлени-ем, не могу себе представить, не могу, хоть оскопите!
Много дел натворил этот озоновый жеребец, сколько баб он перелопатил за свое существование – всех и не перечислишь. На одних алиментах разоришь-ся подчистую! А сколько из-за этой кобелиной причины разыграл он опереточ-ных побоищ со своей благоверной спутницей Герой – весь пантеон захлебывал-ся в ревностных словоизлияниях на их образцово-показательных столкновениях и перебранках, ни одного своего зампреда Зевс не оставил без рогов. А главное, от их свинского поведения и пошли потом у нас, у людей, две традиции: первая – считать столь же острую, сколь и кратковременную телесную усладу от сно-шения пошлым грехом; и вторая – особенно полюбившийся, прижившийся в супружеской среде обычай колотить друг дружку мебелью или посудой по ворчливой голове (с каковой целью люди и обзаводятся теперь домашней утва-рью). Господи Хаосе, ты, что после неудачной астрономической катастрофы скатал из космических отбросов неровный земляной шарик и инфицировал его неизлечимой панспермией, ну, почему ты не позаботился сделать так, чтобы бо-ги размножали свое потомство не при помощи похабного полового соития, а по методике одноклеточного целомудренного почкования? Почему ты не подумал, что мы, пришедшее им на смену простое демократическое отребье, можем за-просто уконтражопить все дееспособное население в умильных семейных пота-совках или, в лучшем случае, погрязнуть в педерастии, тантризме и зоофилии?
Что же касается характера правления Зевса, то об этом я уже кое-что смачно упомянул двумя-тремя страницами ранее, но все-таки не могу не доба-вить некоторых художеств к его репрезентативной карикатуре. Верховный во-ротила небесного бизнеса, талантливый бисексуал и фанатичный нравоучитель, прибрал к своим рукам все рычаги управления богами и людьми и использовал их исключительно в целях удовлетворения личных нужд. Очарует его своей красотой какая-нибудь гордая замужняя гречанка, глядишь, он уже создает во-круг нее ясную погоду и подкатывает к ней на бордовой колеснице с открытым верхом. А если тут, почуяв неладное в резкой смене климата, откуда ни возь-мись, появляется муж красотки со словами: «Что ж ты, отец-охальник, делаешь? Мы тебя всем парламентом выбрали, чтоб ты оберегал семью и дом от брако-разводных последствий, а ты, подлец, что замыслил?», – то Зевс только повер-нется к повстанцу задом да как пустит ягодицами струю заблудившихся в живо-те газов – вмиг поднимающийся смерч засасывает внутрь себя недовольство борца за справедливость вместе с самим борцом, и путь к обладанию красави-цей расчищается.
Ох, Зевс, Зевс… С именем этого проклятущего себялюбца связано также возникновение правовых взаимоотношений в первобытнообщинной среде, уч-реждение царского режима и покровительство всяким народным сходкам и ас-самблеям. Дело в том, что наш древнегреческий потомственный господь в чет-вертом поколении страсть как любил публичное подхалимство и награждения. Припрется он, бывало, на какой-нибудь политкорректный симпозиум, выйдет в центр аудитории, взгромоздится на председательский стульчак и заявит: «Ну, холопы, какой идущей от самого сердца лицемерной лестью вы сегодня пора-дуете мой привередливый слух?» И делегаты со спикерами как начнут напере-гонки друг с другом сочинять угодливые фантасмагорические куплеты про Его Отцовскую Высокопарность, да как полезут к Зевсу на рожон со своими жеман-ными выступлениями, – Зевс уж и сам не рад, что попросил их об этом одолже-нии, потому что в своем лизоблюдстве депутаты обязательно перелаются, пере-дерутся из-за первородства, переломают лбами своих меньших братьев по разу-му государственный интерьер в комнате для заседаний, и это будет продол-жаться до тех пор, пока какой-нибудь подбитый выскочка не опояшет батькину шею неподъемной драгоценной цепью и не пригласит его в буфет – отметить очередное достижение Создателя в области потакания сервильным наклонно-стям своих подданных. Вот из каких корней произросла современная блатная коррупция, липкими щупальцами опутавшая армейские подразделения, олигар-хический менеджмент и кинематограф. Опять же ни кому иному, как Зевсу, обязаны мы тем, что нынче на телевидении, в науке и бизнесе невозможно дос-тигнуть творческих денежных высот никаким другим путем, кроме скользкого пути запретных рептильных наслаждений.
Короче говоря, всем, что в нас, людях, обнаруживается дурного и подло-го, мы обязаны не каким-то там абстрактным этическим теоремам, а чисто кон-кретным прародителям нашим – богам. Дорогие высокоразвитые горожане, пе-рестаньте нам пороть чушь насчет того, что мы-де по интеллектуальным и ду-ховным параметрам соотносимся с богами примерно так же, как муравьи по тем же показателям соотносятся с нами. К любому проходимцу на улице подойди и спроси: «Не насолил ли тебе дерьма в компот некий невидимый гад, имя кото-рого ты хочешь узнать больше всего на свете, чтобы самого этого повара на-кормить его деликатесным рецептом?» Вам ответят: «Ты только намекни – кто, а уж я-то насыщу его до отвала – трижды в день по чайной ложке!» Не зря же популярная идиоматическая пословица гласит: скажи мне, кто твое подобие, и я скажу, кто ты.
Однако, уважаемые почитатели моего таланта, те, кто преждевременно спешит со мной согласиться в плане того, что вину за нечаянное и непрости-тельное сотворение бытия нужно свалить на богов, не торопитесь с аплодис-ментами и смертными приговорами. Несомненно, выродки из числа небожите-лей допустили много браков и оплошностей в отведенное им на создание мо-ральных условий существования время. Последи олимпийцы чуть-чуть за собой в первые дни творения, глядишь, у нас бы сейчас был совсем другой, более яд-реный и продезинфицированный – без похмелья и сифилиса – мир.
Но, с другой стороны, стоит ли так уж ополчаться на олимпийскую фе-дерацию, преподнесшую нам диалектически раздвоенную пополам на материю и сознание действительность в таком циничном и неряшливом виде? Кому пло-хо от того, что нынче для каждого житейско-философски промышляющего субъекта существуют три пути: первый – хороший, второй – плохой, и третий – не то, чтобы очень, т. е. чередование первого и второго? Лично мне неясно, кто из богов и зачем додумался вынуть из небытия добро со злом, чтобы этими про-стыми, как дубина, понятиями свести с ума сначала самих себя, а потом и огол-телое человечество, но спустя тысячелетия после их безнаказанного господства все ж таки становится понятно, что непреднамеренный и глупый божественный расчет оказался на удивление обстоятельным и благоприятным, ибо содеяв зло в самом его криминально раскрепощенном варианте, боги не оставили людям никаких поступков, которые могли бы превзойти их выверты по своей изящной разнузданности. Прогресс кощунственной правонарушительной мысли в исто-рическом процессе если и шел до сих пор в какую-нибудь сторону, то только по линии технологического апгрейда орудий и методов убийства, в то время как уголовное содержание безнравственных деяний, инстинктивно и ритуально сложившись в ископаемую античную эпоху, никуда не продвинулось за долгие века междоусобиц и войн, сбилось с пути усовершенствования, захирело, скис-ло, заболотилось, потеряв цель с направленностью, и от этого зло нынче нахо-дится под угрозой тотального исчезновения с лица земли куда-нибудь в галак-тическое влагалище, неприлично называемое черной дырой. К некоторому да-же, если можно так выразиться, сожалению приходится признать, что нынеш-ние негодяи и отморозки не в состоянии чем-либо поразить наш хваленый Объ-единенный Орган Наций, чтобы заставить его переписать измышленную Мои-сеем две с лишним штуки лет тому назад моральную жидовскую азбуку: не до-бивай, не лямзи по мелочевке, не спаривайся со всем, что движется, не рисуй на заборе божьи изображения и прозвища, ну, и так далее. И пусть сегодня бал-канские головорезы изощряются в своих бессильных попытках взбултыхнуть мировую общественность свежими новаторскими бесчинствами, пусть азартные талибы тщетно соревнуются с древними румяными вандалами в грандиозности святотатств. Все равно самое большее, на что способно нынешнее племя хули-ганов и маньяков, – так это слегка модернизировать новомодный пыточный ин-вентарь, потому что ничего кошмарнее и беспощадней, чем старый способ вы-ражения протеста против космической гармонии путем употребления в пищу собственных детей, как это сделал в свое время Крон, и не придумаешь.
Так что давайте не будем судить о поднебесных извращенцах со всей строгостью современного милосердного шариата. Давайте отнесемся к ним лучше, чем они относились и относятся до сих пор к нам. Все-таки, что ни гово-ри, а всякие там кентавры, гидры, циклопы и минотавры принадлежат к редким палеонтологическим классам млекопитающих – им ли понять, по каким законам устроено сегодняшнее цивилизованное общежитие наций и племен, управляе-мое страшным судом в Гааге? Тем более, что во времена оны все вышеперечис-ленные зверушки были настолько самодостаточны и необузданны, что по обоим этим параметрам (самодостаточности и необузданности) с нами теперешними, невесть за что награжденными комплексами неполноценности да различными фобиями, и не сравнить. С титанов и кронидов уже хватает того, что развивая и оттачивая любую мало-мальски креативную гадость, находя ей выражение в не-цензурных помыслах и в мерзких драматических поступках, они все свои под-лые и прекрасные качества бережно слили в эндокринные протоки своим раз-бойничьим эпигонам, эпигоны завещали эти гормоны нам, а уж мы, их эгали-тарные потомки, развившиеся из могучих, неандертальских кретинов в эманси-пированных гуманитарно-технических космополитов, что-нибудь эдакое проти-вовоспалительное, антисептическое измыслим, как-нибудь изловчимся для того, чтобы обеззаразить изваянную богами действительность от их презренного пре-ступно-изобретательного, щедрого и непринужденного наследия, ну а вот когда обеззаразим, тогда, братцы, наступит такое стерильное житье-бытье, что только держись!
Июль 2001