Из цикла «Тропинка в лес»
ФОНАРИКИ НА ВОДЕ
- Лотос зацвел!
Такое сообщение мы услышали от лесника вечером, и еле-еле утра дождались, чтобы отправиться к заветному озеру.
Свои, деревенские жители, тропку к нему знали хорошо, но приезжим - "чужакам" - о том водоёме ни-ни. Берегли от случайных людей, чтобы не вырвали на нём редкое растение, не извели бы его на букеты, да и вообще - поменьше тревожили бы чуткую тишину, не топтали бы веселую траву. Вот в ней-то мы и запутались. Выше человеческого роста, она обступала со всех сторон, осыпая росой - измокрились мы напрочь. А тут ещё запнется Андрей о стебель очередного двухметрового борщевики - хлоп на землю, а через пять минут другой борщевик ему подножку подставит.
- Прямо тропические заросли, - забурчал Андрей. - Джунгли какие-то!
Остановились мы с ним передохнуть у старой липы. Сын запрокинул голову, чтобы её вершину разглядеть - кепка с затылка и слетела.
Липа – тоже была гигантской, высотой, пожалуй, больше тридцати метров. А на нижней ветке - узорчатая змея, кольцами завилась и спит себе, греется на солнышке. Андрей, как её увидел, так
сразу испугался.
- Не бойся, - говорю. - Это амурский полоз. Он не ядовитый. Славится, кстати, своей длиной - до двух метров. В нашей стране это одна из крупных змей...
Андрея это объяснение все-таки, не успокоило.
- Пойдём, - он потянул меня за рукав. – Ну его, злюку! Пусть дальше злится..
Полоз, потревоженный нашими голосами, поднял голову, открыл пасть и выпустил раздвоенный язычок.
Попугав нас, полоз заскользил вверх по стволу липы, переливаясь всеми цветам радуги, и скрылся В темном нутре дупла.
Дупла, кстати, особенность дальневосточных старых деревьев. На Дальнем Востоке влажность, как говорят ученые, исключительная: летом доходит до точки росы. Что это такое? Объяснять по-
научному сложно и долго. А по-простому так. Это когда вовсю жарит солнце, а ты как водой умываешься - вот до чего воздух мокрый! Потому и гниют деревья, дуплистыми становится. С одной стороны, это плохо. А с другой, вроде и хорошо: селятся в дуплах скворцы, колючехвостые стрижи, совы, утки-мандаринки и прочие пернатые. Впрочем, белкам и куницам тоже квартиры нужны. Даже медведи в дуплах селятся - зимнее логово в них устраивают. Правда, не бурые медведи, а гималайские - черные, с эдакой франтоватой треугольной манишкой
на груди, и поменьше обычных топтыгиных.
- А на озере, куда идём, живет, говорит, манчжурский журавль, - толкую сыну: очень уж мне понравилось рассказывать о дальневосточных гигантах. - Рост его - метра полтора, размах крыльев - два метра. Ну-ка, представь!
- Ого! Прямо страус!
Воодушевившись, продолжаю вспоминать других дальневосточных гигантов:
- Когда я на Камчатке жил, показывали мне обычного для тех мест краба. Вот, скажу тебе, чудо: от конца одной ноги до другой – метра полтора! В Болгарии угощали меня устрицами - вкусные, ничего не скажешь, но против нашенских карлики: весом в несколько граммов. Иная дальневосточная устрица потянет на два килограмма и займёт всю тарелку...
За разговорами незаметно дошли до озера, и вовремя - солнце стояло В зените: в этот час и раскрывается бутоны лотоса.
Вокруг озера – стена осоки, в середине - гладкое зеркальце, чистое и спокойное, его окружал сплошной темно-зелёный ковёр. Лишь кое-где проблескивала из-под листьев светлая вода, и то там, то тут покачивались розовые фонарики. Это бутоны лотоса!
Налетел откуда-то дерзкий ветерок, и бутоны неторопливо, как В замедленной киносъёмке, стали разворачиваться. Над озером, прибрежной осокой, деревьями, травами, над всем лесным миром потекли, закачались ВОЛНЫ медового аромата - он всё крепчал и крепчал, и, похоже, дурманил не только нас: медленно, будто сонные, проплывали над цветами чёрные стрекозы, махаоны и большие сизые мухи. Откуда-то появились синие бабочки. Их крылья, размером с андрюшкину ладошку, заканчивались длинными хвостами.
Бабочки трепетали над цветами и, будто не решаясь сходу на них присесть, то опускались к лепесткам, то, чего-то испугавшись, взмывали вверх и, наконец, падали В бахрому оранжевых, как бы побелевших изнутри тычинок. Такими же оранжево-белыми становятся сухие ветки,
догорающие в костре. А из-под воды всплывали и всплывали новые бутоны…
Привыкшие к этому чуду, пестренькие кулички-невелички деловито сновали в прибрежной осоке, что-то выискивали в иле. Время от времени какая-нибудь длинноносая птичка забиралась на зелёный лист-зонтик и, посновав по нему, устраивала короткий привал - устаралась, отдохнуть надо.
Ничто не нарушало спокойствия озера, и вдруг с прибрежной ивы в воду свалился пестрый, яркий клубок перьев - качнулись
бутоны лотоса, кулики, пискнув, разом поднялись на крыло и, сделав круг, снова приземлились. Ничего страшного! Это утка-
мандаринка вышла на раздобытки....
Хохлатая уточка сияла всеми цветами, какие, казалось, только возможны в природе. Сказочная птица! Она медленно, как бы нехотя покрутилась в центре озера, покланялась своему отражению и направилась в заросли лотоса. Заплыла под листья-зонты и больше мы её, как ни смотрели, обнаружить не смогли.
- Красивое озеро, - сказал Андрей и грустно так вздохнул:
- А про него никому-никому рассказывать нельзя?
- Пожалуйста, рассказывай. Только не забудь помянуть: лотос сохранился на Дальнем Востоке лишь в нескольких озерах. Очень редкое растение! И рвать его на букеты не стоит: через три часа сорванный цветок всё равно завянет.
А манчжурского журавля мы так и не встретили. Ни на этом озере, ни на каком другом водоёме. Может, смотрели вокруг плохо. Может, птица пряталось от нас. А может, просто - редким тот журавль стал? Не берегли его люди…