Прощание волхвов древнерусская сказочная повесть

Ник.Чарус
               
                ПРОЩАНИЕ ВОЛХВОВ
               

                Часть первая.
  СКАЗАНИЕ  О  ЗАБЛУЖДЕНИЯХ 
                ИЛИ      
ПРИКЛЮЧЕНИЯ  НЕБЕСНЫХ      СКИТАЛЬЦЕВ.

               

           РУССКАЯ  СКАЗОЧНАЯ  ПОВЕСТЬ.






















--------------------Дм. Чарусов----------
 Глава первая. ПАРИ  С   ДЬЯВОЛОМ

Живи, как знаешь и в несчастьях
Богов напрасно не вини.
У них судьба еще злосчастней
От скуки маются они.   
   Попробуйсам побыть бессмертным.
Не можешь? В том то и беда.
Им не понять твоих мучений,
Тебе их горе никогда
   Не  смей завидовать  несчастным,
 А впрочем, вовсе нет, постой!
Ты тоже можешь стать
бессмертным,
Зло побеждая, как герой.
    Ах, ты и этого боишься,
Боишься гнева сатаны?
Тогда ты трус и точно стоишь
Из жизни созданной тюрьмы.

   Черный всадник медленно ехал по мрачному полю. Луна проблескивала из-за темных облаков и придавала ночному зрелишу ещё более страшный вид.  Дикое бескрайнее поле было усеяно белеющими  черепами, но кое-где вместо черепов встречались темноватые кочки. Приглядевшись, можно было разглядеть головы онемевших от страха людей. Огромные рты раскрывались в беззвучном крике, безумные глаза умоляли о пощаде. Но ничто не могло остановить страшную поступь исполинского черного коня. Иногда всадник спешивался и, отрезав голову у зарытого по самую шею человека, выкалывал ему глаза и кидал ее в сумку. Внезапно рогатая тень перекрыла небо и рядом с ним возникла страшная фигура дьявола. Чернобог вздрогнул и обратил свое белое, чуть синеватое от  лунного сияния лицо к нежданному пришельцу.
-Зачем ты снова встаешь на моем пути? Ты опять хочешь помешать мне исполнить мой долг? -хрипло спросил он у покрытого шерстью рогоносца.
    Дьявол глухо заворчал и злобно выпятил челюсть вперед.
-Я больше не могу с тобой драться, пытаясь отнять у тебя моих людей, чтобы спасти их от сурового наказания. Сегодня ты все еще сильнее меня. Но в меня верят всё больше людей,  а число твоих поклонниковуменьшается. Значит, скоро уменьшится и твоя сила. И вот тогда мы посмотрим, посмеешь ли ты сражаться со мной.
- Я подвергаю их заслуженному наказанию- перебил его Чернобог.  Злодеи должны быть наказаны за свои деяния и после смерти.
Дьявол злобно вздыбил шерсть и захрипел.
-Не  будем сейчас спорить понапрасну. Ты знаешь, я считаю, что человек должен проявить себя и свою волю, добившись успеха, а как он его добился, совершенно не важно. Важно лишь только, что он захотел и сделал. Ты же судишь и караешь таких людей во имя призрачного блага человечества. Но его нет! Вы со Сварогом, Световидом  и Родом выдумали это понятие, чтобы оправдать свои жестокости. Но люди слабы и горды, только преступление перед другими людьми позволяет им возвыситься в глазах других и оправдать свою жизнь.
-Если я позволю им жить так, как ты говоришь, то они передушат друг друга как крысы и никто не сможет познать мир и превратить первозданный хаос в вечный неколебимый порядок.
-Хаос вечен, и человеку никогда не принести в мир настоящий порядок, потому что слабости человеческие и есть тот хаос, который царит внутри самого человека. Даже самые лучшие из людей жестоки и алчны, честолюбивы и продажны.
-Я готов поспорить, что это не так!
-Тогда найди мне такого человека и сделай из него героя. А я… я сделаю из героя подлеца. Ну, что? Никак ты боишься?
-Нет, не боюсь. Я знаю человека, из которого тебе никогда не сделать подлеца.
-Таких людей не бывает. Их просто нет на свете. Назови мне его.
-Хорошо. Кожевенный мастер из русского города Владимира Василий Кожемяка. Это только один из таких людей. Их много.
-Обещаю тебе, что ровно через год, после того как он станет героем, он превратиться в подлеца.
 -Что ж, вот тебе моя рука и прости, что я не снимаю перчатки. Я думаю этого достаточно, чтобы закрепить наш спор. Встретимся через год, и ты увидишь, что опять проиграл. Обещаю сто лет не трогать твоих грешников и отпускать их в ад безнаказанно, чтобы наиболее гнусных ты мог вознаградить, превращая их в чертей.
-А я обещаю сто лет не трогать твоих праведников и не превращать их в преступников и негодяев.
     Дьявол сжал руку Чернобога и внезапно расхохотался. Его истерический хохот долго сопровождал Чернобога, который снова сел на коня и  снова поехал по черному полю, отыскивать грешников, для которых настал час последнего милосердия.
   

   Глава вторая. « Р А З Г О В О Р Ы     С     Б О Г А М И »

Во времена далекие,
Теперь почти былинные,
Сажали узников в острог,
Ковали цепи длинные.
    Красавиц нежили цари
И для утехи сладкой
На юг везли нетопыри
Невольниц без устатку.
    Кто послабее - крал одну,
А посильней, да кучей,
Гоняли тысячный полон,
Покрытый пыльной тучей.
    Народ счастливо позабыл
Те времена лихие
И вот ужасный нетопырь
Вновь царствует в России.
    Сквозь мглу времен
На наши злые годы,
Как змей в засаде,
Вперил мертвый взгляд
За бездной лет почти полузабытый
Безжалостный Хазарский каганат.
   Его невидимые кольца
Теснят ограды городов,
Не слышно русских перезвонниц,
На русских чадах блеск оков.
    Колышет мрак безлунной ночи
Мерцанье тусклое колец,
И тихий шип смежает очи,
Охолодив тепло сердец.
    Его бессонное движенье
Обходит пашни стороной.
Но холодеющие грады
Бессильным ужасом обьяты,
Судьбу клянут, забыв покой,
И мечутся, забыв преграды.
Толпы бессмысленны движенья,
На брата брат кинжал острит.
А Змей хохочет до забвенья,
Его потомством Кремль забит.
    И раб идет, согнувши спину,
Жену, детей ведет к нему.
Змей уж давно не ест скотину.
Девицу подавай ему.
    Морозный сумрак, знойный полдень
Он обернет тебе во вред,
Задушит радость и изломит
Твою судьбу на много лет.
    Несчастный, кто его увидит
И не узнав, откроет дом.
Он влезет на стол и захочет
Чужой жене задрать подол.
    Кто сможет через поколенья
Его бесчинства не забыть,
Тот сможет сумрачной скотине
В потемках голову срубить.
    Лишь Знанья свет его пугает,
Лишь Воли знак его страшит,
Поверишь в собственные силы,
И змей проклятый убежит.
    Но что там блещет ниже тучи?
При свете дня река блестит.
По ней степенно и могуче,
За лодьей лодья в ряд бежит.
    Над ними в облаке кипенном
Царь неба занят сам собой.
Лишь Черный Ангел меч подъемлет,
Довольный собственной судьбой.
    Но вот подъятый меч опущен,
Он наклонился, вперил взор.
Ему почудилось чудное,
Он слышит странный разговор.
            
               
   Глава третья. Проклятие  старого  хана.
    
   Каким богам молился ты?
Какому чуду ты дивился?
   Напрасно годы упустив,
Ты в стороне чужой постился,
   Но вот, ужасный меч подняв,
Досыта крови ты напился.
   Так почему в глазах печаль?
Или тебе убийцу жаль?
   Нет радости в твоем лице,
Хоть шлем твой в лавровом венце.
   Зачем же, витязь, ты смешал
Вино с молитвой пополам,
   И из святого кубка пьешь,
Как будто месть им воздаешь,
   Кровь и сирот, и палачей,
Их обрекши на спор мечей?
   И судишь, вин не разобрав,
Кто прав из них, а кто не прав.

    Владимирский князь Тригор грузно соскочил с коня и, не спеша, ступая по топкому берегу, подошел к своему печальному воеводе. Он медленно расстегнул алый плащ и сбросил его на руки неотступного отрока.
 -Что тебе в жизни проклятого  хазарина*?- спросил он своего старого товарища. Громадный Бодрич* развел руками и недовольно сказал:
 -Тебе бы, князь, хоть девчонку-то пожалеть? За грехи старика не гоже ей-то ответ держать!
      Широкоплечий и поджарый князь нахмурился и, скрестив руки на груди, процедил сквозь зубы:
 -А ты уже забыл, кто мою дочь сиротой оставил? Разве жену мою проклятый хазарин пощадил? Или ты, милостивец, чужие обиды легко прощаешь, да лишь свои подолгу помнишь?
 Князь легко взбежал на лодью и крикнул:
 -А ну, приударь! Отваливай!
    И подчиняясь княжеской команде, лодья за лодьей начали выбираться на стремнину, постепенно складываясь в огромную змею, состоящую из семисот кораблей, на каждом из которых находилось по тридцать-сорок воинов и гребцов. Именно эти речные флотилии составляли гордость и славу русских князей и давали им возможность из Господина Великого Новгорода или по старому Словенска, из более молодой русской столицы стольного града Киева, из недавно обустроенного Владимира грозить хвалынским, понтийсским и даже средиземноморским городам, спускаясь для этого по Дону, Днепру и Волге.   
А были среди воинов князя и те, кто помнил рассказы дедов о походе в царство мавров и разгроме сказочно богатой Кордовы. Но с тех пор утекло много воды и нынешние воины по себе знали сколько крови и пота стоило пробиться в Хвалынское море через хазар, или в Понт Евксинский через греков. Хотя последний они и теперь, по старой памяти, чаще называли Русским морем, отдавая дань уважения предкам, бороздившим его просторы от Тавриды до Боспора.
С гордостью оглядев свою флотилию, князь встряхнул головой и, внезапно помрачнев, прошел на корму, где в окружении нескольких воинов, привязанный к толстому бревну, стоял старый хан с юной дочерью. Закоренелые враги с ненавистью посмотрели  друг на друга, но хан первым отвел глаза и, заговорил дрожащим голосом:
-Так вот какую смерть ты приготовил мне, Тригор. Ну что ж, я немало пролил русской крови и засек русских рабынь. Но дочь моя, невинное дитя. Отпусти ее князь и я на том свете благословлять  тебя буду перед богами.
 -Я не нуждаюсь в благословении чужих богов!-сурово ответил князь и, обернувшись к воинам, яростно сказал:               
-Чего ждете, вои!? Мы уже вышли на стремнину. Пусть попьёт он воды столько, сколько выпил крови!
И уже больше не слушая отчаянных криков старого хана, воины сбросили бревно в воду и оно поплыло за лодьей, кувыркаясь под рывками прочного каната. Светловолосый широкоплечий детина поднял лук и сказал:
-Не гоже, проклятому чистую нашу воду пить. Пусть пьет, собака, то, что ему привычнее.
 Князь не успел вмешаться  и звон тетивы тут же сменился истошным воплем старого хана. Кровь из бедра, пробитого стрелой с широким наконечником, окрасила светлые струи реки и хан с дочерью, поочередно перевертываясь на поверхность, стали плеваться алыми фонтанами.               
 Тригор принял из рук отрока серебряный кубок и закричал:
-За твое здоровье хан! Я пью за священную и праведную месть, как бы  жестока она не казалась!
       Но отвернувшись, все же неодобрительно покачал головой. Его телохранитель Евлампий Гаркун не первый раз спешил отличиться своим чрезмерным усердием. 
         Хан долго не отвечал, пытаясь наполнить легкие воздухом и как можно дольше задержаться под водой, чтобы подарить дочери лишние мгновения жизни. Но старания его были напрасны, спустя немного времени девушка затихла и больше не шевелилась. Хан, извиваясь, попытался отдышаться на поверхности, а затем негромко заговорил. И, то ли ветер стих и перестал плескать парусами, то ли хан действительно был знаком с темной силой, но слова его колокольным набатом  отозвались в сознании у всей дружины.
     -Не захотел ты, князь, дочь мою спасти и ввести её служанкой в свой дом, так взываю я к могучим своим богам, чтобы мстителю месть воздалась. Взываю я ко власти черных сил и Трехрогих Богов, чтобы отныне не знал ты ни сна, ни покоя, помня лишь о том, что как только твой порог перешагнет невеста с женихом, явится к тебе  Трехглавый и Трёхрогий, чтобы забрать и дочь, и город, и народ!
     Воевода молча выхватил меч и резким взмахом обрубил толстый канат, бревно завертелось на волнах, и хан навсегда затих.  Тогда он подозвал одного из пожилых воев и тот, что-то шепча, будто прося прощения, медленно вылил полный кубок янтарного вина в светлую струю полноводной реки Клязьмы. Воевода громко повторил слова приговора:
-Заступись за нас речица-наша верная сестрица! Нам нельзя тебя обнять, ты ж нас можешь всех принять, успокоить, остудить и  навеки схоронить.
       Он медленно наклонился к воде, пытаясь отведать глоток из пригоршни, но отшатнулся. Прямо из воды на него с немым укором смотрело прекрасное и огромное лицо речной богини. Она с презрением скривила губы и ее лицо расплескалось под килем стремительно бегущей лодьи.   
      Князь остаток дня был мрачен, и его настроение постепенно передалось всей дружине. Одна за другой затихли победные песни на стругах, ветер повернул, и яростно налегая на весла, дружина шепталась, что девицу-то не надобно было топить в реке, так как это может быть не угодно Сестрице Светлой Водице. Но, заночевав у костра, князь отдохнул и, наутро забыл вчерашние страхи. Только драгоценное кольцо, снятое с руки молоденькой хазарской царевны, блеснув зеленью изумруда, напомнило ему о вчерашнем происшествии.
       Не раз впоследствии воевода Бодрич досаждал ему по поводу обещания пригласить волхвов и просить их помощи и защиты от колдовства, но князь довольствовался обильной жертвой Сварогу и более не хотел говорить на эту тему.


               
                Глава четвёртая. Что сказали Волхвы*.
                Изумрудное кольцо,
                Погляди в мое лицо!
                Я румяна и бела,
                Я игрива и смела,
                Не тяну вино из кружки,
                Как проказницы-подружки.
                Не ругаю свою мать,
                Коль не выпустит гулять.
                Не хожу одна у речки,
                И не вешаю сердечки
                В ряд на ивовых листах,
                На калиновых кустах.
                Не кричу, забывши страх,
                Я на батюшку-отца.
                Коль прогонит он с крыльца
                Озорного молодца.
                Сделай милость, пробеги!
                Мы с тобою не враги!
                Если минешь мою руку,
                Не сочти себе в докуку,
                Изумрудную  застежку
                Я на память закажу,
                И сестрицам расскажу,
                Как мою спасло ты душу.
                Но зеленое кольцо
                Не глядит в ее лицо,
                Равнодушно ходит вкруг
                Мимо ветреных подруг.
                Ни испуг, ни стон, ни лепет
                Злого рока не спугнут,
                И судьбы не избегут
                Ни унылые дурнушки,
                Ни красотки-хохотушки,
                Ни толстушки, ни простушки.
                Побелели ярки щечки,
                Знать кольцо достигло точки.
                Звон умолк на радость нам,
                Радость с горем пополам.
                Ведь кричащую красотку,
                Словно коршуны лебедку,
                Злые стражи волокут,
                Огрызаясь там и тут.
                Обрывая прямо с плеч,
                Платье белое для встреч.
    Год за годом, не спеша, пролетели чередой, и с той поры минуло   пятнадцать лет. Переславльский князь Горислав, старый соратник Тригора по далеким морским набегам на Персию, Хазарию и Византию, проезжая как-то с сыном, снова навестил Тригора. Молодые понравились друг другу и быстро вспомнили свои давние детские игры. Отцы были довольны, так как давно мечтали породниться. Но Тригор  временами становился задумчив и мрачен.
     Черные мысли все чаще посещали его. Любава висла на отце каждый день, ведь она давно мечтала о княжиче, неплохом рубаке и мечтательном книгочее, с которым она сдружилась в раннем детстве, когда гостила у его отца. Она даже хранила у себя детский подарок Пересвета, ладанку с завитком смоляных кудрей. После недельных переговоров молодые упали князю в ноги, и тот с отчаянием благословил их, уронив слезу. Обрадованный Горислав уехал в тот же день домой, а молодой княжич решил задержаться еще на седмицу.
    Однако уже на следующее утро, едва князь, поругав купцов за плохой торг в последние дни, снова расположился в своем резном дубовом кресле, как к нему бросился гридень с вестью о том, что от ворот, которые смотрят на реку, прибежал гонец. Гонец рассказал, что к заставе у ворот пришли старцы из дальней земли и просят самого князя их принять. Тригор встревожился и приказал привести неожиданных посланцев судьбы.
      Князь был явно недоволен неопрятным видом четверки седовласых волхвов, но их речи заставили его моментально забыть об их одеянии. Старший, высокий сгорбленный старик начал свою речь с вопроса:
-Ведомо стало нам, князь, что ты, не слушая воеводу Бодрича, отказался от прочтения книги судеб и молитв обережения. Кроме того, шедшие вслед за нами купцы говорят, что ты почитаешь опять веру христианскую и церковь Николы Чудотворца отстроил почти полностью на свои деньги. На чью же помощь рассчитываешь ты, несчастный, молясь двум богам одновременно? 
    Князь попытался разгневаться:
-Как ты смеешь, худородный, мне указывать, что делать? Или я уже не князь в своей стране?
Но волхв смело ответил:
-Я родом мериться с тобой не хочу, но своих предков знаю человек двадцать. Сможешь ли ты назвать мне такое же количество прародителей? Ты, чей дед молился Одину, отец Перуну, а ты молишься и Сварогу и Христу одновременно. Тебе ли забывшему своих богов требовать от меня, твоего спасителя, отчета?               
    Князь еще хватал ртом воздух, но внезапное вмешательство неожиданно как появившегося в приемной зале начальника внутренней стражи Гаркуна, мощным ударом повалившего старика, разрядило обстановку. Волхвы  унесли своего предводителя, но князь быстро опомнился и, никак не принимая смех и переговоры гридней,  вдруг закричал:
-Верните старика!
 Бодрич, стоящий рядом, неодобрительно глядя на Гаркуна, сказал:
 -В спасители князьям не каждый день набиваются! Можно и послушать.
    Старика принесли обратно и отлили водой. Он сел на лавке и, не вставая перед князем, сказал:
-Судьба твоя решится на исходе седмицы. А спасение твое в неизвестном удальце Василии Кожемяке. Трехрогий  будет здесь уже завтра.
    Поддержанный стариками волхв удалился. Князь не решился дальше расспрашивать гордого старика и, схватившись за голову, молча сидел в кресле.
    Как не пытались купцы развлечь его заморским товаром, все было бесполезно. Князь всю ночь не ложился спать и заснув лишь под утро, увидел старца снова, во сне, верхом на трехглавом орле-великане. Старик казался  моложе и мощнее. С величественной осанкой старец на лету обернулся к князю и сказал:
-Тебе ли забывшему своих богов ждать от меня помощи!
    Со всей ясностью отчаяния князь понял, что  его телохранитель ударил бессмертного бога и в холодном поту  Тригор проснулся, чтобы снова ощутить под утро холод одинокой постели и сказать, сцепив зубы:
-О, как сладка месть! И мне не в чем каяться перед волхвами!  Но в этот раз ему ответил громкий набатный глас:
 -Это не они, а я  жду от тебя покаяния, князь! И не только покаяния, я жду раскаяния!
    А молода чета так и не ложилась спать в эту счастливую ночь. Любава и Переслав объехали окрестности Владимира. Они выехали из ворот за  бревенчатые стены Детинца-отчей крепости князя на торговую площадь. Она прозывалась Бабин торжок и мало кто из стариков помнил почему. Одни говорили, что в старину здесь торговали одни женщины, в руках которых находилась вся власть над племенем. Другие вспоминали седую древность и говорили о торговле женщинами, которую вели поработители –киммеры, собирая живую дань. Но все это было уже позабыто и поросло быльем. А на площади была веселая толчея лавок и навесов, покрытых лыком и кожей, берестой и даже холстиной.
    Ночью площадь молчала и любовники спустились к Софийским воротам, где стояла свежевыстроенная христианская церковь. Полюбовавшись золотыми куполами, они направились к обитым медью воротам, находившимся внутри каменной башни из необожженного кирпича. Стражники засуетились и немедленно раскрыли ворота перед светлой княжной.
    Любава гордо выехала из ворот первой, потом оглянулась и вскачь понеслась к ладейному спуску на реке. Река поблескивала в сумерках и она, развернувшись на север, поскакала к новгородским воротам. Пересвет едва поспевал за ней. Он несколько раз догонял ее и пытался поймать за руку, но Любава ловко отстранялась и еще сильнее горячила коня. Только у самой Святой рощи она позволила Пересвету себя догнать и поцеловать. Медленным шагом, отпустив поводья, и управляя холеными конями только нажатием колен, они подъехали к священному дубу. Пересвет соскочил первым и, сняв Любаву с коня, попытался поцеловать снова. Но девушка отстранилась и прошептала:
-Давай сначала исполним древний обряд.
    Нареченные жених и невеста взялись накрест за руки трижды обошли вокруг дерева, повторяя светлое заклятие.
-Дуб священный не забудь,
Охранить наш долгий путь.
Расскажи про нас богам,
Великанам и волхвам.
Пусть Сварог или Ярило
Нам дадут живую силу
Народить толпу детей,
С ними в доме веселей!
    Закончив обряд влюбленные засмеялись и побежали к обрыву, где уселись на краю, молча любуясь  красотой реки в легкой дымке тумана.
    Солнце еще не заблистало над рекою, когда мрачное шуршание черных крыл наполнило город. Люди выскакивали из домов и, задрав головы, давились немым криком, ибо ужасен был вид пролетавшего над ними чудовища. Трехглавый  и Трехрогий Змей* поочередно раскрывал свои пасти, и из них со свистом вырывалось жаркое пламя. Капли огня медленно падали с неба и в городе то там, то здесь вспыхивали пожары.
    Змей  зарычал:
 -Вот и пришел ваш срок подкормить меня самой нежной человечиной. Я хочу насладиться плотью непорочных дев и не прошу от вас многого. Одну  девушку в день вы будете привязывать к одинокому дубу на речном утесе. И никаких украшений! Лишь охапка папортника в руках девицы послужит чудесной приправой к сладкому блюду. Вы можете отказать мне в этом удовольствии и я вынужден буду есть так нелюбимое мной жареное мясо, которое всегда подгорает, когда его приходится готовить на развалинах целого города. А сейчас я жду первую жертву! Дайте мне есть!
    Гаркун первым бросился к князю с перепуганной девушкой, которую он держал, как мешок, через плечо:
-Дочь судомойки. Пусть она будет первой спасительницей города!
    Князь со слезами отвернулся и надрывно вопящую девушку  раздели и поволокли  на берег, к священному дереву. Она, как могла, хлестала папортником  рогатую морду, но Змею надоело играться и истошный крик прервался смачным чавканьем. Чудовище получило свою награду.
    С  этой поры беспощадные стражники  во главе с Гаркуном сгоняли по вечерам на площадь всех девушек, чтобы жребием определить новую жертву.  День шел за днем и князь уже больше не мог показаться без огромной стражи на улицах города, в него летели камни:
-Отдай свою дочь Змею, тогда будем отдавать и мы!            
    Вернувшись с очередного обхода, князь натолкнулся на рыдающую Любаву и дочь воеводы Полисфену или Поляночку, как называла ее подруга. Обе были безутешны.
-Сегодня уводят к сосне мою молочную сестру, дочь кормилицы Калину, а послезавтра я иду  испытывать свою судьбу на базарную площадь с твоим любимцем Евлампием! Да сделай хоть что-нибудь, батюшка!
    Обе девушки зарыдали еще безутешнее, повиснув на князе.
    Князь с трудом оторвался от них и пошептался с Бодричем. Князь расспрашивал воеводу ищут ли Кожемяку и когда он должен вернуться из христианской обители.
-Почему не перехватили его по дороге?-сердился князь. Вскоре воевода с десятком бояр и дружинников уже мчался верхом на Кожевенный конец, чтобы узнать, где находится Кожемяка.
    А в это время, одетый в кожаные черные доспехи, Евлампий Гаркун вместе со своими стражниками, тоже одетыми в черное, сообразно случаю, сгонял девушек со всех концов города на Бабий торжок к храму богини Макоши. Зажатые между конными стражниками девушки покорными ручейками текли в сторону давнего городского центра, куда они раньше выходили в новых нарядах для встреч со своими ухажерами. Парней не было видно. Да и родители только плакали и молились, почти не препятствуя страже исполнять свой долг. Страх черным облаком висел над городом, окутывая серым пеплом людские души. Иногда какие-нибудь отчаявшиеся родители отводили девушек за ворота и отправляли в бега. Но их беспощадно секли, а за беглянками отправляли погоню.
    Так и на этот раз девушки покорно встали в огромный хоровод и по рукам, как раскаленный уголек, побежало кольцо с зеленым изумрудом.  Это его отдал князь для выбора искупительной жертвы.
    И, пока этот зеленый символ несчастья перебегал из рук в руки, Гаркун подводил к вечевому колоколу, вместо уставшего звонить стражника, слепого старика. После короткого перерыва колокол снова начинал мерно отбивать удары, теперь это были мгновения чьей-то жизни. Кольцо поспешно бежало по кругу. Колокол звенел и звенел. И вдруг! Все замирало. Раздавался чей-то вскрик и, подруги шарахались от несчастной, которая не успела передать кольцо. Ее мгновенно хватали могучие стражники и, связав, несли на руках в темницу. С восходом солнца страдалицу влекли к дубу, и весь город слушал у ворот, когда затихнет ее последний крик.
    На на этот раз молодой княжич не выдержал. Поздним вечером он остановил князя в трапезной и сказал:
-Трое моих людей готовы выступить на битву со Змеем. Дай мне кого-нибудь из твоих воинов и мы, да будет на то воля Сварога, одолеем проклятого гада.