ВМЕСТЕ
В Москву Юджин вылетел утром, он бы, может быть, и утра не стал ждать, да раньше ни один самолет в сторону столицы России не летел, а крылья любви перенести его бренное тело на такое расстояние не могли. Эти самые крылья несли только его мысли, но значительно быстрее, чем летел самолет, и когда лайнер приземлился в Шереметьево, в мечтах Юджин уже давно держал Наталью в своих объятиях. Он торопил таксиста, который вез его с аэропорта, почти бегом пересек площадь перед зданием офиса, сбивчиво объяснил охраннику кто он такой и зачем ему нужно пройти внутрь, и когда, наконец, его пропустили, быстрым шагом пересек холл первого этажа. По лестнице, ведущей на второй этаж, поднимался уже несколько медленнее, и когда до ее кабинета оставалось пройти всего несколько шагов по коридору его решимость вдруг начала улетучиваться с каждым шагом. Ее с трудом хватило на то, чтобы войти в приемную, представиться девушке-секретарю и попросить ее не докладывать о его приходе. Секретарше удалось уговорить посетителя снять пальто и повесить его на стойку в углу.
- Она давно ждет меня и знает, что сегодня я должен прийти к ней обязательно, - сказал он скорее себе, чем своей собеседнице и на ватных негнущихся ногах направился к двери, на которой были написаны ее должность, фамилия и полное имя. Еще несколько секунд той жизни, где любимая женщина была только в мечтах, и вот он внутри кабинета и за столом напротив двери живая реальная Наталья.
Она встала из-за стола и пошла ему навстречу. Всего несколько шагов их отделяло друг от друга, и они словно соревновались, кто этих шагов сделает меньше, и у кого они будут короче. Целая вечность прошла, пока они оказались рядом, он взял ладонями ее лицо и заглянул в глаза. Потом время существовать перестало, и не только время весь мир существовать перестал для них, стояли, обнявшись, посреди комнаты и разомкнуть руки не было сил. Ее руки обвились у него вокруг шеи, он одной рукой прижимал, ее к себе за лопатки, а другой за талию. Юджину казалось, что он, наконец, поймал свое счастье , и если не будет его крепко держать, выпустит из рук, это счастье улетит. А Наташа в кольце его рук чувствовала себя защищенной, укрытой каменной стеной от зубов, что еще недавно показывала ей жизнь. Она уткнулась лицом ему в грудь и не хотела ничего вокруг видеть и слышать. Пуговица на рубашке царапала ей нос, но это была его пуговица, и потому на нос было наплевать.
Наталье вдруг захотелось увидеть его глаза, она посмотрела вверх. Всего секунду она могла видеть его лицо, а потом она уже принадлежала его губам, каждый его поцелуй лишал ее частички свободы и независимости. Сначала он поцеловал ее в кончик носа, потом она закрыла глаза , и он целовал ее лежащие на щеках ресницы, лоб поцелуями покрыл и только потом приник к губам. Желание в нем проснулось неожиданно, до тех пор, пока он ее губами не завладел, тестестерона в крови не было. Огонь начал вливаться в его кровь по капле. Сначала эти капли были маленькими, но постепенно становились все больше и больше. Затем огонь из его крови через кожу начал проникать в ее кровь.
- Юджин, милый, не здесь, поехали ко мне, - с трудом проговорила Наталья, когда его руки уже гладили ее спину под блузкой и искали там застежку лифчика.
Он подчинился безропотно, разжал кольцо своих рук. Она отошла к шкафу, достала оттуда шубу и оделась.
Из кабинета Наталья и Юджин выходили, словно ничего между ними не было. Она впереди, он чуть сзади. Она дождалась, пока он наденет пальто, но даже тогда не взяла его под руку. Решила для себя, что до тех пор, пока не окажутся в ее квартире ей до него лучше не дотрагиваться, особенно при свидетелях.
От посторонних взглядов избавились, когда выехали с территории фирмы. Она сидела за рулем, а он рядом на переднем пассажирском сидении. Юджин сдерживал себя огромным усилием воли, и до Натальи даже не дотрагивался, понимал, что не доедут они тогда до дома и он ее в машине посреди улицы изнасилует, на глазах у прохожих.
Машину бросили возле тротуара, заняли чье-то место, но Наташа об этом даже не подумала, вошли в подъезд, дождались лифта. Маленькая не очень чистая кабина сблизила их, но, касаясь друг друга одеждой, прикосновений голой кожи избегали.
Когда Наташе удалось справиться с замком и открыть перед гостем дверь квартиры, ее способность влиять на ход событий испарилась, как вода на горячей сковороде. Капли огня в крови Юджина во время пути до дома накапливаться не переставали. Прикосновения его рук обжигали ее кожу, это было почти больно. И губы у него были горячие и нежные, и боль от поцелуев заставляла стонать и терять сознание. Ему не нужно было искать чувствительных мест, она реагировала на его прикосновения каждой клеточкой кожи. Ее эрогенные зоны перемещались по телу вместе с его руками. И это шальное и больное безумие длилось целую вечность, пока измученные не заснули.
Утром Наталья проснулась первой, это даже и не утро еще было, часы показывали четверть пятого. Теперь она точно знала, что такое счастье. Счастье – это когда просыпаешь среди ночи, под головой лежит рука любимого мужчины, он еще спит и дышит ровно и спокойно. Вот так нужно полежать еще немного, постараться не разбудить его и вспомнить, что же все-таки было вчера. И если вспомнишь подробности, где были твои и его руки и ноги, то это еще не счастье. Счастье – это, когда ничего не вспомнишь кроме безумного восторга.
Тело ныло, как после тяжелой работы, чувствовала его бедро возле своего бедра. Хотела, чтобы он проснулся, и беспокоилась немного, боялась, что, так как вчера у них больше никогда в жизни не будет. Ведь с Михаилом когда-то ей тоже сказочной жизнь казалась. Но то была совсем другая сказка, в ней она была заколдованной принцессой, которую принц любовью и лаской согрел и заставил радоваться жизни. Ее тело и тогда уже любить умело и понимало, что это такое – желание и страсть. Но то, что вчера случилось, было совершенно другим. Она не только повзрослела и поумнела с тех пор, когда к ней последний раз руки мужчины прикасались, она чувствовать по-другому научилась. Раньше самым счастливым был первый миг свидания, когда Мишке в глаза заглядывала и любовь там искала, когда он в первый раз к ней губами прикасался нетерпеливо и жадно. И потом она вслед за ним неслась, подгоняя свои собственные ощущения, чтобы от него не отстать. Единым целым они были только в момент встречи, затем постепенно каждый своими ощущениями жить начинал, каждый шел ведомый собственным чувством. А когда страсть сытая засыпала, часы начинали отсчитывать секунды их полного отчуждения. В эти секунды Наташа всегда одинокой была.
Этой ночью Юджин ей не позволил ни на секунду в себя уйти. Их тела в постели не переплетались, они превращались в единое целое. Дыхание было общим, кровь по жилам текла общая, нервные волокна своими окончаниями соединялись и потому чувства были одинаковыми, только в местах контакта искрило немного. Эти искры потом по всему телу разбегались. Последнее, что помнила Наталья о вчерашнем вечере, была брошенная возле двери на пол шуба. Кажется, там же и его пальто валяется, остальная одежда видимо по дороге к постели разбросана. Вот сейчас Юджин еще спит, а она догадывается, что ему снится. Она Наталья ему снится, иначе зачем он к ней лицом поворачивается и к себе прижимает. Как же хорошо, что он проснулся, не только телу, душе хорошо и спокойно. Это не он ее сейчас возьмет, и не она ему отдастся, они сейчас от любви захлебнутся, от счастья.
Утро все-таки наступило. Наталья поблагодарила судьбу за то, что это было субботнее утро. Еще немного подумав, обнаружила, что не просто субботнее. На дворе стоял конец декабря, это значит рождественские каникулы и Новый Год. Говорят под Новый Год, что не пожелается…Она Наталья ни о чем другом, кроме счастья, прилетевшего к ней вчера из-за океана, желать даже не думала. Знала, он любит…Он ничего ей вчера не сказал, и она ему на его невопрос ничего не ответила, им вчера слова не нужны были. Разумеется, слова какие-то говорились, только в предложения они вчера не вставали. Как же хочется эти слова сейчас, на почти трезвую голову услышать.
- Наташа, я люблю тебя, с той самой минуты люблю, когда в первый раз увидел, - Юджин словно ее мысли прочитал, а она думала, что он еще спит. По губам и рукам его уже соскучиться успела, но сейчас слова были важнее. Пусть все скажет сначала и она ему ответит, а потом …,
- Юджин, давай поговорим, давай сначала поговорим…, - какое там, она уже сама разговаривать передумала. Нет, так нельзя, мелькнуло в сознании и потухло. Другая мысль промелькнула, Наталья вдруг поняла, что значит от любви умереть. Если это сумасшествие не прекратится, они оба умрут. Потому как только он сознание в очередной раз потерял, встала и пошла в ванную. Включила теплую воду и подставила тело жестким струям. Ну вот, и он здесь, а чего побледнел-то так?
- Юджин, что случилось, что с тобой, тебе плохо? - Наталья вдруг поняла, куда он смотрит, вот дурак, да он сейчас точно в обморок рухнет, - Юджин это родинка, любимый мой, это родинка, это не то о чем ты подумал, милый это же просто родинка, - она еще не закончила говорить, когда он губами в бедро впился. Вода теплая лилась ему на голову и на спину, по спине и ногам стекала на пол, он ничего кроме этой родинки не видел. Ничего кроме Натальи в своих руках не чувствовал. Водой захлебывался, родинку эту когда-то страдать заставившую, а теперь любимую бесконечно, целовал много раз. А потом живот ей целовал, а потом…
Нет, так нельзя, так действительно умереть можно.
- Юджин, - Наталья вылезла из ванной и обернула полотенце вокруг своего тела, другое полотенце она использовала в качестве набедренной повязки для него, - давай поедим. Я ненавижу яичницу с беконом, но если ты ничего другого есть не будешь, то тебе я это организую.
- Я ненавижу все, что ненавидишь ты. Наташ, а что ты любишь на завтрак?
- Я люблю на завтрак кашу. Давай сварим?
- Я не умею, кашу варить.
- Придется научить.
- И снова блестят его глаза и раздевают ее. От его глаз, за полотенцем не спрячешься, не надежное укрытие. А зачем прятаться, пусть любуется. Волосы мокрые до плеч, ноги длиннющие, грудь маловата немного, но полотенце как раз в этом месте начинается и этого недостатка он не видит. А вот на родинку на бедре пусть смотрит, пусть налюбуется досыта, ни у кого такой родинки больше нет, только у нее…
- Э, нет, Юджин, сначала каша.
Наталья усадила его за стол почти силой и поставила молоко на огонь. За столом он просидел не больше минуты и процесс приготовления пищи, она заканчивала в его объятиях . Юджин к ней сзади прижимался и обнимал двумя руками. Волосы мокрые целовал, плечи, а потом полотенце на пол упало…, кашу ели холодную, но ничего вкуснее той густой и липкой манной каши он в жизни не пробовал. Наташа произведением своего кулинарного искусства давилась, смотрела на Юджина, и не могла понять, ему, в самом деле, такая каша нравится, или он боится ее обидеть и зверский аппетит изображает?
Сказочная рождественско-новогодняя неделя пролетела быстро. Наталья и Юджин за эту неделю из дома выходили дважды. Первый раз, когда пришел сосед и орал, что его место у тротуара ему принадлежит пожизненно и если Наталья свою машину не уберет, то он ее просто сожжет.
Наталья от возмущения чуть не задохнулась. В течении минуты свое возмущение душевное переводила на язык соседа и наконец выдала:
- Слушай, а ты здесь кто? Если ты такой крутой, как гора Арарат, то заплати тридцатку и поставь свою машину на стоянку, а если просто мой сосед, с которым я пока еще не знакома, приди и попроси, вежливо. Я сейчас оденусь и на стоянку свою машину отгоню. А если тебе невтерпеж, так знай, что твоя машина будет гореть ничуть не хуже моей, только моя в отличии от твоей застрахована!
Толи потому, что Юджина за спиной Натальи увидел, толи сама Наталья произвела на гостя впечатление, только он вдруг залепетал извиняясь:
- А я и не ору вовсе, я попросить пришел, я с начала зимы здесь машину ставлю и снег в этом месте сам расчищаю, а вот приехал и куда приткнуться не знаю, мне мальчишки во дворе сказали, где хозяйка живет, вот я и пришел. Уберите, пожалуйста, свою машину с моего места. Я не для вас снег чистил, а для себя.
- Хорошо, убедил, одеваюсь и иду, - Наталья тоже сменила интонации в голосе.
Сосед ушел, а хозяйка квартиры и машины повернулась лицом к заокеанскому гостю, потому что он хохотал, согнувшись пополам, и от смеха едва держался на ногах. Всю комичность ситуации она осознала только после того, как охватила взором картину, что предстала глазам соседа. По всей квартире разбросана его и ее одежда, на заднем плане растерзанная кровать, в центре композиции Юджин в набедренной повязке стоя пожирающий манную кашу, а на переднем плане она завернутая в полотенце и разъяренная, как дикая кошка. Недолго посмеялись вместе, а потом оделись и пошли ставить машину на стоянку.
Завели, прогрели, проехали двести метров, поставили фолькса в ряд, перебросились парой фраз с теткой дежурившей на стоянке. Назад побрели медленно, хорошо было на улице. До дома вела узкая дорожка, с одной стороны школа с другой гаражи, а вдоль дороги деревья. На улице никого. Снег падал крупными хлопьями, ветра почти не было, и он скапливался на ветках деревьев. Ветки под тяжестью снега прогибались и были так низко, что приходилось наклоняться, чтобы не задеть их головой. Несколько раз все-таки Юджин снега себе за шиворот насыпал. Снег здесь никто никогда не чистил, люди и машины его утаптывали постепенно. Тот снег, что недавно упал и еще утоптан не был, мешал идти быстро. Ноги тонули в чистом пушистом ковре, и казалось, что они и не в городе вовсе, а по глухой тайге бредут.
Второй раз пришлось дом покинуть, потому, что очень захотелось есть, а в холодильнике, к тому времени остался только кетчуп. Когда вышли на улицу, неожиданно обнаружили для себя, что настал последний день года. Тридцать первое декабря 1995 года. Наталья вдруг почувствовала себя замужней женщиной, вышедшей с мужем за покупками к новогоднему столу. В ближайшем магазине ничего не было, продавщица возле пустых прилавков стояла, как в старые добрые времена. Еще один магазин был в трехстах метрах от дома. Побрели туда. Наташа шла, опираясь на руку Юджина, прижималась к нему плечом. Придумала сама себе сказку о том, что она замужем, и из этой сказки выходить не хотелось. Второй магазин так же был изрядным образом опустошен, но кое-что все-таки купили. Зашли в кафе, что было на втором этаже. Здесь впервые за последнюю неделю наелись досыта. Здесь же сделали заказ на сервировку новогоднего стола. Как все оказывается просто, даже в Москве можно жить хорошо, если есть на что. На площади перед магазином продавали живые елки. Выбор был уже не богат, так как лучшее давно было продано. Но елку Наташа и Юджин купили. Драная и кособокая она наполнила дом дивным запахом леса. Наряжать елку было нечем и она стояла не наряженной до тех пор, пока Юджин не решил, что больше не может думать ни о чем, кроме Натальи, после этого на елке висели ее трусики и лифчик. И то и другое было ярко синего цвета, и смотрелось на зеленой хвое очень красиво.
Новый год они смогли встретить за столом. Потом был еще один день. А ночи у них уже не было. Вечером Наталья отвезла Юджина в Шереметьево, а назад вернулась уже незамужней женщиной. Она была просто его невестой, но это здорово быть его невестой и ждать, когда он еще раз прилетит в Москву.