Она началась задолго до наступления темноты, эта последняя ночь вместе. Мне было не жаль. Он не находил себе места от бессилия и злости. Я смотрела на том Белля, зеленый, мое любимое издание. Здесь, в этом доме, после того, как Аня моя читала мне куски из «Глазами клоуна», особенно тот, про Ганса в ванной, где Мария читала ему вслух отрывки из «Взляни на дом свой, ангел», тоже книги из этого дома, я впервые читала Белля сама.
К вечеру он расплакался, лег на первый этаж детской деревянной двухэтажной кровати, на тот же этаж, где лежала я, и расплакался. И я не знала, утешать ли, пораженная. Потому что за год до этого он приснился мне как-то плачущим, и во сне даже я не знала, что с этим делать. В конце-то концов, он уезжал, а я всего лишь провожала его. И ночь эта – вынужденная борьба с транспортом и ранними самолетами.
Он привел меня в квартиру, посадил на стул, присел на корточки, и говорил, долго и много. Он ни в чем не обвинял меня, просто рассказывал о себе в будущем времени. Этой ночи я не дала кончиться. И в полночь ушла.
Мы встретились на Красносельской и кружили от Комсомольской до Сокольников. И мне очень хотелось домой. Я уехала на последнем поезде, упросив меня не провожать.
Мы ночевали в комнате родителей. Вернее я сидела за компьютером, а он не спал, лежа на кровати. Я что-то пыталась объяснить, но он и сам знал все не хуже меня. Утром я уехала домой.
Оборванная ночь общежития, сбор вещей, отдача ключей, стук в дверь тогда, когда стучать не надо. Ну что же, у него – поезд в Ленинград, а у меня впереди – еще много ночей. Он бросил монету в вагон метро, где я сидела. Выпал орел. Он этого уже не видел.
Скорее вечер, чем ночь. Возвращение меня домой. Все четко и выдержано. Не смотрю. Что мне глаза поднимать. У меня совсем другое в мыслях. Я уже не тут, не у дверей моих. Я уже в другой стране. А мы все продолжаем стоять у двери. Нелепо. Он уходит, даже до руки не дотронувшись.
Нет последней ночи.
8.01.2003