Страх

Николай Семченко
                СТРАХ
                Рассказ
               
Наталью Ивановну разбудил резкий, скрежещущий звук. Кто-то ковы-рялся в замке. А может, и не в замке. Прислушавшись, она решила, что проводили напильником  по железной двери.  Наверное, подпиливали пет-ли.
Наталья Ивановна осторожно, не зажигая света, нащупала ногами шле-панцы, встала и, вытянув руки вперед, двинулась, как лунатик, к двери. Скрежет прекратился. Видимо, злоумышленник почувствовал в квартире движение. Или просто устал и решил передохнуть?
Женщина нашарила на стене выключатель, но щелкать им не стала. Уверенность, что свет в прихожей загорится  как только она  того пожела-ет, успокаивала и даже придавала смелости. Пока же ей совсем не хоте-лось себя выдавать. Мало ли, вдруг  за её окнами кто-то наблюдает с ули-цы?
Наталья Ивановна старательно прислушалась к звукам по ту сторону двери, даже дыханье затаила. Но стояла оглушительная тишина. Ни шоро-ха!
"Да что же это такое?" - подумала она и, осторожно отняв руку от вы-ключателя, на цыпочках  подкралась к двери вплотную. И тут же прило-жилась к ней правым, самым чутким ухом. В левом на днях, увы, побывал таракан. Залез туда, подлец, когда Наталья Ивановна мирно почивала, - и ну шебаршиться, егозить, щипать барабанную перепонку. Ужас!
Тот, кто никогда этого не испытывал, не поймёт мук, перенесённых На-тальей Ивановной, - лишь захихикает: ишь, фря какая,  сколько расплоди-ла этой усатой нечисти! А тот,  у кого с воображением всё в порядке, тут  же представит, наверное,  радиодинамик, вживлённый в мозг и включён-ный на полную громкость. Вот  какими муками казнилась бедная женщи-на, пока не догадалась  влить в ухо воды. Таракашке это не понравилось, и он выскочил на волю. Но в ухе, подлюга,  видно, что-то повредил: оно стало побаливать, свербеть,  да и острота  слуха притупилась...
Напуганная этим происшествием, Наталья Ивановна перед сном обяза-тельно обследовала диван самым тщательным образом и на всякий случай сыпала  вокруг  его ножек белый китайский порошок. Его порекомендова-ла соседка. Она же посоветовала: "А вы, милочка, пользуйтесь берушами. Это такие мяконькие,  стерильные салфеточки. Затыкаешь ими уши и спишь как сытый младенец..."
Но Наталью Ивановну безмятежный младенческий сон  не устраивал. Пуще тараканов она боялась ночных злоумышленников. И не то чтобы ее квартира ломилась от антиквариата, злата-серебра, хрусталя и   цветочных горшков, вместо земли набитых долларами, - вовсе нет! Велика ли зарпла-та завхоза небольшой фирмы по торговле письменными принадлежностя-ми? Если и имела Наталья Ивановна какой навар, так, право,  сущие пус-тяки: блокноты, яркие заграничные ручки, пластмассовые коробочки для бумаги и саму бумагу - и чисто белую, и с голубоватым отливом, и разли-нованную, и для факсов, и с водяными знаками, короче: всякую!
В партии товара иногда попадались  бракованные образцы, из которых кое-что можно было выбрать для себя. Соседка баба Шура, приторговыв-шая  на рынке сигаретами, спичками и прочей мелочью, сама предложила:
- Давай, Наташа, попробую твою  "канцелярию" продавать. Попытка - не пытка. Не станут брать блокнотики - и чёрт с ними! А так-то вон, гляди, как захламилась...
И правда, немало Наталья Ивановна натаскала бумажного да пластико-вого добра. И самой не надо, и выбрасывать жалко, а просто так раздать - извините, жаба давит. Но баба Шура мало-помалу переносила на рынок эти запасы, и у неё появилось даже нечто вроде постоянной клиентуры. Это были в основном студенты и честолюбивые начинающие бизнесмены: лишних денег у них  пока не водилось, но даже в мелочах они хотели  ка-заться солидными, внушающими доверие людьми. И не важно, что авто-ручка "Паркер", купленная у бабы Шуры, была подделкой, искусно сотво-ренной где-нибудь в Малайзии, главное: все видели, что это "Паркер", ко-торый стоит, может быть, не менее 2О - 30  "зелёненьких"...
Однако баба Шура большую часть выручки оставляла в своей кошелке. Она считала, что Наталья Ивановна уж как-нибудь заработает себе на жизнь - молодая ещё  и при деле, а ей, старухе, уже пора беспокоиться и хоть немножко успеть пожить, ни о чём не думая. Для того и клала денеж-ки в коммерческий банк, и они ей приносили доход, в три раза превы-шающий пенсию.
Наталья Ивановна об этом, естественно, не догадывалась. А на деньги, вырученные при посредничестве  бабы Шуры, она купила дубленку, кото-рую, шутя, именовала "бумажной" - намекала  на свой "левый" доход.
Ничем она не дорожила так, как этой вещью, которая казалась ей сим-волом благополучной, стабильной жизни. И то сказать, до тридцати девя-ти лет носила серое пальто с обскубленным песцовым воротником, а те-перь - вполне приличная дамочка, - ходит в итальянской дублёнке тонкой выделки, невесомой, как пушинка, и с воротником из меха экзотической ламы. И теперь Наталья Ивановна боялась, что её обнову  могут вынести "домушники". Вон, какую газету ни открой: ворьё на ворье, наводчик на наводчике, так и  глядят, где замок ненадёжный или хозяин надолго отлу-чился  из квартиры...
"Ущерб на пять миллионов рублей причинил  пенсионерке  Н неизвест-ный злоумышленник. Среди бела дня он путем взлома проник  в квартиру и утащил всё, что ему понравилось. Сейчас "домушника" разыскивает ми-лиция. А вот целых три "бригады" его "коллег" оказались менее удачливы-ми: они были обезврежены по горячим следам и получили прописку в каме-ре изолятора временного содержания." / Из газет/.
Затаившая дыханье Наталья Ивановна минут пять простояла у двери прежде чем снова послышались эти странные звуки: кто-то явно пытался открыть дверь, но  не её, а соседской квартиры.
В глазок ничего разглядеть не удалось: лампочка на лестничной пло-щадке дня три назад перегорела, и никто из соседей не стремился вкрутить новую. Наталья тоже посчитала, что уже достаточно потратилась на осве-щение, тем более, что перегорела как раз та лампочка, которую она при-несла с работы и не пожалела для коммунальных нужд.
Царапанье и скрежет то стихали, то продолжались с еще большим ожесточеньем. Ломились в ту квартиру, которую недавно  купил коммер-сант Олег. До того там жила тихая, скромная старушка. Родственники от-правили её доживать в деревню.
Олег бывал тут редко, но зато ни одно его появленье не оставалось не-замеченным: квартира взрывалась оглушительной музыкой, разноголосым шумом, хоровым пеньем, топаньем и хлопаньем - сумасшедший дом, и только!
Сейчас Олег был в Сингапуре - поехал туда за машиной, и Наталья Ивановна знала об этом от него самого. " Вы тут иногда посматривайте в  свой глазок, - попросил он. - У меня сигнализация, но мало ли что..."
Кто-то, видно, тоже знал точно: хозяина нет дома. Вот и  пытаются вскрыть  квартиру.
Наталья Ивановна пожалела, что выгнала вчера Валеру. Опять, красав-чик, явился навеселе, ещё и бутылку с собой принес: " Давай, Наташа, по-сидим! У меня  стихи на радио взяли. Наконец-то поняли: талант!"
Этими стихами Валерка просто измучил Наталью Ивановну. Он сочи-нял их только под градусом, иначе Муза к нему  не то что не шла, а даже и не подозревала о его существовании. Но как усидит бутылочку, то может, как ошпаренный, вскочить среди ночи ,. Кинуться на кухню и что-то  там бубнить, сам с собой разговаривать и хохотать как сумасшедший. А то, бывало, закроется в туалете и сидит там по часу. А Наталью Ивановну, как на грех, так приспичит, что хоть к  соседям просись. У Валерки один от-вет:" Не мешай творческому процессу!"
Но стихи у него, что правда, то правда, душевные получались, прямо сердце ёкает. Вот если бы не пил, то золотой был бы мужик! А так пожила Наталья Ивановна с ним три месяца и, не вытерпев, выставила  чемодан-чик за порог: " Остепенишься - приходи!"
Иногда он и вправду являлся почти нормальный: чуть-чуть разве что навеселе, глаза шальные, руки - ласковые, слова - нежные, но, как Наталья Ивановна ни старалась, ему всё равно чего-то не хватало. Он, допустим, обожал суточные щи, непременно горячие и со сметаной, но когда в та-релке ничего не оставалось, кроме объеденного мосла и лаврового листи-ка, Валера как-то тоскливо  сдвигал брови домиком:
-А дальше - что? Поговорим?
- Курочку с черносливами покушай, -  суетилась Наталья. - Это тебе не  ножки Буша, а настоящая деревенская курочка! Смотри, как хорошо за-пеклась - румяная, прожаренная, рубленой зеленью обсыпанная...
- А у меня сегодня  образ родился, - говорил Валера, не обращая внима-ния на монолог  Натальи Ивановны, - Вот послушай: одуванчик - это солнце, а солнце - одуванчик Бога.
- Курицу передала моя свояченица из Князе-Волконки, -  продолжала Наталья Ивановна. Она не понимала того, о чём  он говорил, и поскольку считала поэзию баловством, то хоть банальность, хоть гениальность были ей едины - глупость, одним словом.
- Скучно-то как, - вздыхала Наталья Ивановна.
- Скучно? Это ничего! - откликался  Валерий. - Скука - это  всего лишь следствие работы ума...
- Чего?
- Ну как бы поточнее объяснить? Вот, скажем, любовь - это плод рабо-ты души...
- Да ну тебя, - обижалась Наталья Ивановна. - Чего это ты со мной как с дурочкой говоришь? И всё - непонятно да с подковыркой...
-  Да нет,  вроде нормально говорим, - пугался Валера. - А, чёрт!...Мне б взбодриться, а?
- Опять за своё! Неужели не можешь прожить без  этой гадости? Ей-Богу, совсем выгоню! Ну ладно, чёрт с тобой: одну рюмочку можно. Глав-ное - чтобы дома, и с хорошей закуской...
Наталья Ивановна искренне полагала,  что нет ничего худого, если мужчина за обедом выпьет немного спиртного, но обязательно - дома, под присмотром, и чтобы  непременно плотно закусил. Но Валерий ел плохо, а пил - много. Хмель вызывал в нём брожение метафор, эпитетов и образов, которые, в конце концов, пузырясь,  взрывались четверостишиями. Но их мало кто оценивал, и чаще всего это были случайные собутыльники в ка-ком-нибудь затрапезном кафе. А Наталья Ивановна и вовсе была далека от всех этих сантиментов и, пожалуй, лучшими образчиками поэзии считала книжечку стихотворных поздравлений.  Её выпустил местный почтамт  - из самых благих намерений : облегчить  страдания тех, кто не в силах вы-думать ничего лучше привычного "Лети с приветом, вернись с ответом!"
Наталья Ивановна, прислушиваясь к шорохам за дверью, нащупала на вешалке  куртку, в которой ездила на дачу. В её кармане лежал коробок спичек.
Чиркнув спичкой, она осветила себе путь к телефону.
- Алло! Милиция! У нас в подъезде, кажется, квартиру хотят ограбить...
- Говорите громче! - потребовали на том конце провода. - Назовите ад-рес...
Наталья Ивановна, не обращая внимания на такие команды, продолжа-ла рассказывать о своих   подозрениях. Суровый голос, вдруг оборвав её на полуслове, вдруг  спросил как-то ласково  и даже с состраданием:
- Вы уверены, что вам ничего не кажется?
-... то замрут, то снова ковыряют замок, - закончила  Наталья Ивановна свой доклад.
- Может, вы ошиблись  номером телефона? - настойчиво предположил строгий  голос. - С нами шептаться не надо...
- За кого вы меня принимаете? - Наталья Ивановна чуть не задохнулась от обиды. - Я пока в своём уме, а говорить громче не могу. Они же услы-шат!
Бросив трубку, она пожалела, что погорячилась.  Наверняка менты  ей не поверили, приняли за какую-то  полудебилку с идеей фикс и на  сигнал никак не отреагируют. Да и такие менты могут приехать, что...
"Задержаны четверо сотрудников милиции. В свободное от работы время они  подрабатывали охранниками  коммерческого склада  близ села Виноградовки. Несколько дней назад  они всей компанией приехали  на этот объект, чтобы якобы отметить день рождения одного из них. Ох-ранники, которые их, естественно, хорошо знали, не заподозрили ничего плохого. В результате, убив  сторожей и захватив товара на несколько миллиардов рублей, преступники подожгли склад и скрылись. Сейчас они полностью  изобличены и признали свою вину..." / Из газет/.
Наталья Ивановна похвалила саму себя за то, что не выдала  своего ад-реса этому   ментяре с громоподобным голосищем. Тот  ещё, поди, про-хвост!
Тут она вспомнила, что Олег как-то дал ей визитку с номером телефона своего офиса, где круглосуточно сидит диспетчер. Но как, не зажигая све-та, найти эту карточку? Скорее всего, она лежала в коробочке, которая  стояла в  обувной тумбочке. А может, она сунула ее в телефонный спра-вочник - как закладку?
" Ах , Боженька  ты мой, надоумь, что делать, - вздохнула Наталья Ива-новна. - А включу-ка  я свет на минутку.  Если сообщник стоит на  улице, то что он увидит? Загорелся свет. Ну и что? Может, я в туалет пошла! Найду визитку и быстренько снова  затемнение  сделаю..."
Пока она разгребала мини-свалку  в желтой пластмассовой коробочке, где накопилась  куча всяких разных бумажек - от старых  талонов  на ав-тобус до оплаченных счетов за квартиру, - на лестничной площадке вдруг послышались новые звуки. Похоже, наконец открыли дверь - скри-и-и-п, а потом резкий хлопок: оп!
" Взломали-таки квартирку!" - от этой мысли у Натальи Ивановны даже в груди похолодело. Но расстроиться как следует она не успела, потому что  обнаружила белый прямоугольник искомой бумаги.
- Вас слушают, - моментально отозвался энергичный голос, как только она набрала номер телефона, указанный в визитке.
- Вашего сотрудника обворовывают! - выпалила  Наталья Ивановна. - В его квартире вор!
- Фамилия? - быстро спросил энергичный голос.
- Ну вот... Зачем  и вам тоже нужна моя фамилия?
- Да не ваша, а его...
- Он мне не представлялся. И вообще, я не знаю, может он там не один...
- Сударыня, назовите фамилию нашего сотрудника, - мягко, но настой-чиво  попросил  голос.
Она сказала. У неё поинтересовались, когда ЭТО случилось и, услышав ответ "Только что!" - положили трубку.
Утомившись от всех этих волнений и переживаний, Наталья Ивановна села в кресло и принялась ждать результата. Она решила, что теперь воз-можно одно из двух: либо вор успеет обчистить соседа и  благополучно сделает ноги, либо его всё-таки задержат - если не менты, то  эти, из Оле-говой фирмы.
" Грабителя, орудовавшего  в маске... обезьяны, задержали  сотрудни-ки К-го  ОВД. Замаскировавшись таким образом, 2О-летний парень напа-дал на прохожих и отбирал у них сумки. По данным милиции, на счету преступника  несколько подобных "вылазок". Видимо, он насмотрелся ужастиков про грабителей и возомнил себя одним из них."/ Из газет/.
Наталья Ивановна вообще-то занудой себя не считала, но как-то так по-лучалось, что если уж она за что-то принималась, то пыталась всё сделать обстоятельно, добросовестно, не упуская даже самой малой мелочи, и всем, конечно, надоедала, и носилась со своими проблемами, надеждами, подозрениями по друзьям, знакомым, сослуживцам - без передыху, истово, с горящими глазами кликуши. Ничто и никто не могли её остановить.
Время от времени она подходила к двери, смотрела в  темный глазок и, раздосадованная, принималась сновать  тихой мышкой по коридору. На-конец, это ей надоело и она снова  на всякий случай прильнула  к глазку. И сделала это вовремя: тьму  лестничной площадки прорезали два ярких лу-ча. Кто-то водил фонарями по стенам. Как прожекторами.
Наталья Ивановна  разглядела двух молодых людей и даже услышала их разговор.
- Дверь закрыта. Попробуй открыть ключами.
- Ну да! А вдруг - пушка?
- Не  писай кипятком! Фонари выключим, потом...
Парни перешли на шепот, и Наталья Ивановна, как ни напрягала слух, так и не поняла, что же будет потом. К тому же и фонари погасли.
К великому огорчению Натальи Ивановны ничего не случилось: ни вы-стрелов, ни криков о помощи, ни элементарного мордобоя, ровным счётом ничего! Но и выходить из олеговой квартиры никто не выходил.
Вообще-то все эти нечаянные страдания  Наталье Ивановне уже поряд-ком надоели. Она решила, что с конспирацией, пожалуй, можно покончить и включила свет, чтобы вскипятить  воду для чая. Только он  мог успоко-ить её порядком  взвинченные нервы. Впрочем, даже и не он, а тот ритуал, который Наталья Ивановна неукоснительно и даже самозабвенно соблю-дала. В  чайник наливалась обязательно свежая вода и доводилась до ки-пения,  и чтобы непременно забила  ключом, который засверкал бы сереб-ристыми пузырьками. В заварник, уже прогретый  струей горячей воды из-под крана. Полагалось плеснуть кипятка, подержать его там минуту и. Вы-лив. Тут же положить четыре ложки черного чая, перемешанного с мятой и чабрецом. И снова в заварник вливался кипяток - до половины чайничка, не более. Наталья Ивановна накрывала его байковым лоскутком и, устро-ившись на стуле, минуты три слушала ритмичное постукиванье ходиков: тук-тук, тук-тук... Потом она доливала заварник почти до верху, осторож-но всыпала ложечку чистого байхового чая и на этот раз напяливала на чайник стёганый сарафан куклы-купчихи.
Эта чайная церемония настраивала Наталью Ивановну на благостный лад. Она даже как бы и забывала о разных трудностях, неутолённых жен-ских печалях и всем плохом. Крепкий чай, с чуть золотистым отливом, клубничное варенье в тяжелой хрустальной вазочке с серебряным обод-ком, любимое печенье "Привет", непременно выставляемое на стол  в со-ломенной корзиночке, -  один только вид этого натюрморта вызывал у На-тальи Ивановны прилив мягкого, душевного умиления и довольства собой и жизнью вообще.
Но сервировать стол по полной программе Наталья Ивановна не успела. Из-за стены её крохотной кухоньки, выходившей на лестницу, послыша-лось тяжёлое топанье ног. Поднималось явно несколько человек. Как  в тот раз, когда она ждала Валеру с получкой. Часов до трёх ночи  просиде-ла с  "Крестьянкой" на кухне, почти все  кулинарные рецепты наизусть вы-учила, погоревала над  несчастной судьбой одной  бабы, которая всем му-жикам нравилась, а тот, кого  хотела, - ноль внимания, и даже стихи  ка-ких-то молодых   поэтесс  почитала, а уж сколько  чашек чая выпила - и не сосчитать. Вдруг и послышался  на лестнице  такой же тяжёлый топот, и, главное, вроде как Валера  песню горланит: " Не жалею, не зову, не плачу, всё пройдёт, как с белых яблонь дым..." Это его любимая песня; как  хо-рошо за воротник заложит, так и начинает  её "исполнять", и так ему, вид-но, самого себя жалко, что непременно  зарыдает. Нежная у него всё-таки душа.
- Ну погоди! - сказала Наталья Ивановна. - Счас те будет "с белых яб-лонь дым"...
И ведь пока дверь отпирала, точно слышала: Валерка, окаянный злодей-алкоголик,  поёт на лестнице, и с ним ещё кто-то - ну, конечно, кореша подзаборные; наверное, ползарплаты  вместе -то прокутили, это уж  точно!
- А, явился! - сказала Наталья Ивановна, резко распахнув дверь. И толь-ко хотела по своему обыкновению  упереть руки в крутые бока, как  обна-ружила: вместо  её ненаглядного  стоит перед дверью  высокий, смуглоли-цый,  голубоглазый  красавец, будто бы  с обложки шикарного журнала  шагнул вот в этот вонючий и грязный подъезд
- Ой, извините, -  растерялась Наталья Ивановна, - здрасьте...Я  думала: мой явился...
- А я и есть твой, - улыбнулся чернявый. - Не узнаёшь?
Наталья Ивановна, сроду  не позволявшая себе  вольно разговаривать с незнакомыми мужчинами, опустила глаза вниз и плечиками ни с того, ни с сего игриво передёрнула:
- И когда это мы с вами, интересно, на брудершафт пили? Что-то никак не припомню...
А когда она глазами  в пол уперлась, то увидела  на нем  толстый, упру-гий канат, на конце - кисточка. Это был хвост! И он принадлежал этому красивому высокому незнакомцу.
- Узнала? - спросил он и пошевелили этим  мерзким своим хвостом. Тут она обратила внимание на то, что  незнакомец и одет странно: на нём была длинная черная накидка, почти до пола, и ни галстука, ни рубашки, а  на ногах что-то вроде галош.
Всё внутри у Натальи Ивановны  оборвалось, на глаза навернулись слё-зы, и хочет она что-то сказать, а  язык  не поворачивается, будто омертвел.
- Значит, узнала, - удовлетворенно кивнул чернявый. - Ты что ж это, ма-тушка, мешаешь человеку с Музой общаться, а? Неужели решила её  соб-ственной персоной заменить? Да ты ведь способна диктовать разве что  частушки, ну, может, ещё  байки вспомнишь, какие в детстве от бабки слышала...
Наталья Ивановна, перепуганная насмерть, и хотела бы дверью хлоп-нуть, да  пошевелиться не могла, будто  железом скованная.
- Кстати, зачем стесняешься признаваться, что от рожденья ты кресть-янка? А может, и сама другие грешки вспомнишь, милая?
Тут Наталья Ивановна увидела, что снизу по лестнице взбирается  еще один чернявый господин, но постарше первого и невысокий, одет, однако, в ту же униформу: длинный балахон и галоши на ногах.
- Вот и помощник мой идёт, - обрадовался  высокий незнакомец. - Те-перь я тебе разрешаю говорить. Пойдёшь с нами?
Обретшая дар речи Наталья Ивановна  еле-еле выдавила из себя тихое :
- Нет, никуда не пойду...
А хотела ведь орать, визжать!
- Пойдёшь, никуда не денешься.
- Не хочу! У меня завтра  завоз товара, как же без меня-то?
- Там, куда мы тебя заберём, хорошо, лучше, чем тут...
- Не хочу! Мне ещё пожить хочется...
Низенький дёрнул высокого красавца за полу накидки и, подмигнув На-талье Ивановне, проблеял пискляво:
- Может, как-нибудь в другой раз её возьмём? Дамочка, чувствуется, ещё не готова...
- Ну ладно, - нехотя согласился высокий. - Дадим ей время подумать. Мы  уходим, но  не навсегда...
Они двинулись вниз, и Наталья Ивановна  с ужасом  видела, как их длинные хвосты постукивали по ступенькам. Черти, натуральные черти!
Как очутилась в квартире и легла на диван, этого Наталья Ивановна не помнит. Очнулась часов в восемь утра, будто пружиной подброшенная: чуть на работу не проспала! Вспомнила о ночном происшествии и решила, что  это был сон, но когда к двери подошла, так и застыла в недоумении: ключи валялись на полу, а  сама дверь была  открыта, в узенькую щелочку  пробивался затхлый воздух родного подъезда.
Валера, когда она ему об этом случае рассказала, задумчиво посмотрел прямо ей в глаза  и серьезно сказал:
- Наташа, я считаю, что психика человека - это тоже материя, и порой она ведёт себя очень странно, например, материализует  какие-то образы, придуманные человеком...
- Да ничего я не придумывала!
- Ну, ладно, не образы, так, например, какие-то страхи, ощущения, в конце концов - настроение...
- Ты тоже скажешь: настроение, - передразнила она. - Да я тебя убить была готова, вот какое настроение!
- А какая-то часть твоей психики этому противилась, ты ведь, в сущно-сти, неплохая баба, только кое-чего не понимаешь и не хочешь понять, - стал объяснять Валерий. - Недаром же черт  намекнул насчёт Музы...
- Не  компассируй  мне мозги. Больно умный! Это был дурной сон, и точка.
А вдруг не сон? Подумав об этом, Наталья Ивановна с опаской приник-ла к дверному глазку. Она так напрягла зрачок, что казалось: он, как дрель, вот-вот просверлит отверстие в кружочке по-прежнему темного стекла. И вдруг возник свет!
На площадке стояли два милиционера. Один держал в вытянутой  руке большой фонарь.
- Серёга, береги батарейки,бля,  а то старшина грозился вычитать их стоимость из зарплаты.
- Да пошёл он! - огрызнулся Серёга. - Экономит на хороших батарей-ках, вечно какую-то дрянь подсовывает. Вот полазил бы сам по чердакам да подвалам, по вонючим этим подъездам, так его бы, бля, жаба перестала давить...
- Смотри: дверь цела, никакого взлома! - Серегин напарник  надавил на дверной звонок. - Никого, видно,  дома нет. Не отвечают.
- Если там грабители, то чего бы они  тебе отвечали!
- А может, этот вызов был розыгрышем?
- Розыгрыш не розыгрыш, не знаю, а ломать дверь я не буду. Сам зна-ешь: если в квартире чисто, то потом писать объяснительные замудоха-ешься...
- А, я тоже х... забил на это дело! Вот если б  тут сигнализация была, то-гда совсем другой коленкор...
- Сваливаем. Фонарь-то гаси!
Матерясь и оступаясь, милиционеры потопали вниз. Впереди них, ог-лушительно звеня, прыгала консервная банка. Вчера вечером Наталья Ива-новна из-за неё чуть не навернулась: жестянка попала под каблук и Наталья Ивановна поскользнулась. Хорошо, успела ухватиться за перила.
Услышав, как хлопнула дверь подъезда, Наталья Ивановна  в полном разочаровании побрела на кухню. Пить остывший чай  не захотела, да и уснуть, как ни старалась, тоже не смогла: было душно, из открытого окна - ни дуновенья, и к тому же где-то громко гавкала и скулила собака То гав-кает, то жалобно  скулит, идиотка!
Наконец, взвизгнув, собака примолкла: видно, получила  хороший ты-чок от хозяев. Наталья Ивановна умиротворённо задремала, но её чуткое ухо всё-таки уловило деликатный хлопок двери. Её с постели словно вет-ром сдуло и понесло прямиком к  глазку, и летела она легко и неслышно, как  сухой березовый листок.
В сером  утреннем свете Наталья Ивановна разглядела Игоря Наумови-ча, соседа из квартиры напротив.
- Не паскуда ли ты? - ругался Игорь Наумович. - За сучкой погнался, Дон-Жуан несчастный! Домой явился чёрт знает когда. И опять тебе  ни свет, ни заря до ветру надо, паразит ...
Черный соседов кобель, виноватясь, тихонько поскуливал и пятился к лестнице, не забывая на всякий случай  помахивать хвостом. Поводок не давал ему воли.
- Иди, прохвост! - строго прикрикнул Игорь Наумович. - Без поводка теперь ни шагу! Нет тебе отныне веры,  бонвиван...
" Совсем зачитался, - удовлетворённо хмыкнула про себя Наталья Ива-новна. -  Уже в простоте  слова "болван" не скажет, всё - на особицу..."
Игорь Наумович уже ступил на лестницу, влекомый своим четвероно-гим любимцем, но, что-то вспомнив, привязал пса к перилам и скрылся за дверью своей квартиры. Долго томиться любопытством Наталье Ивановне не пришлось: сосед вскоре появился с большой картонной короб-кой,наполненной деревянными обрезками, стружкой и каким-то хламом.
" Уборщица одного из многоэтажных домов по ул. Ленина обнаружила в мусорном контейнере сверток. Он показался ей подозрительным, и ко-гда женщина развернула его, то обнаружила, что в нем лежал мертвый младенец. Судя по всему, он появился на свет несколько часов назад и был задушен собственной мамашей. Подозреваемая  задержана. Ведётся следствие." / Из газет/.
Игоря Наумовича вообще-то трудно было  заподозрить в чём-то крими-нальном: он являл собой яркий образ рачительного домохозяина. Этот мужчина постоянно что-то переделывал в своей квартире, и его отличала одна, но поразительная страсть: уют и чистоту он ценил больше всего на свете. Игорь Наумович беспристанно чистил, мыл, скрёб, пылесосил свою  и без того стерильную квартиру. Кажется, даже микроскопическую пы-линку он перенести не смог бы, если бы, конечно, Господь даровал ему  такое острое зрение.
Даже  удивительно, как  Игорь Наумович  терпел этого большого, силь-ного пса, из которого, вероятно, и шерсть лезла клочьями, и запах  чувст-вовался, и вообще - собакам надо двигаться, играть и что-нибудь грызть, например, дверные косяки или мебель. Но, говорят, хозяин воспитал  ко-беля так, что тот , войдя в квартиру, сразу же ложился на подстилку и, ут-кнув морду в лапы, уже с неё и не сходил.
- Наблюдаешь? Ну-ну!
Наталья Ивановна обернулась на голос и увидела позади себя  огромно-го чёрного кобеля. Его  круглые жёлтые глаза, не мигая,  уставились  на грудь хозяйки квартиры. И что-то, видно, псу не нравилось: он тяжело за-рычал, и с  нижних клыков на пол   хлопнулся ком  синеватой пены.
- Иди отсюда, - решительно сказала Наталья Ивановна, памятуя о том, что даже перед самой лютой собакой нельзя выказывать свой страх. - И как ты, дьявол, сюда попал?
- Узнала? - ухмыльнулся пёс и приветливо  завертел хвостом. - Ну, здравствуй!
- Это ещё что такое? - удивилась Наталья Ивановна. - Говорящая соба-ка! Да тебе надо в цирке выступать, а не слабых беззащитных женщин пу-гать...
И тут до неё наконец дошло, что собака-то перед ней не простая, и дело даже не в том, что  говорящая - это ладно, с кем не бывает!  Пёс отклик-нулся на её  ругательство - как назвала "дьяволом", так и он и обрадовался: дескать, узнала! Ай-яй, неужели  тот чернявый вернулся? Но почему в ви-де собаки?
- Темнота ты, темнота! - рыкнул пёс. - Что, лучше было б пред тобой козлом  предстать?
- Уходи, - слабо махнула рукой Наталья Ивановна, готовая  упасть в об-морок. - Изыди!
Она вспомнила молитву, которой её научили старушки в церкви. Ната-лья Ивановна ведь  ни в какой полтергейст, ни в материальность психики и  прочую, как она говорила, "философомудию" не верила , потому и ре-шила окреститься  в православной церкви:  она надеялась, что Бог её за-щитит от всякой нечисти. А то, что  те два хвостатых чернявых мужика были чертями и точно за ней являлись, - в этом  её убедила  вахтёрша Ве-ра. Она целыми днями читала  разные  книги об оккультизме, мистике, колдовстве и ведьмах, и специально принесла большущий том , раскрыла его и ткнула Наталью носом: " Гляди! Они?" Та поглядела и за сердце схватилась: точь в точь  её ночные визитёры! На следующее утро чуть свет побежала в церковь  и окрестилась. Сердобольные старушки-нищенки, ко-торые  благостно собирали дань  со всяк входящего в храм,  подивились неслыханно щедрому подаянию: Наталья сослепу сунула пятидесятиты-сячную купюру - не забирать же её обратно, как-то неловко! Но нет худа без добра, одна старушенция сунула ей бумажку:" Это молитва от всех злых духов и напастей, от хвороб земных и колдовских..."
Вот эту молитву, придерживая на груди крестик, и затянула Наталья Ивановна.
- Ну не дура ли ты, а? - зарычал пёс. - Тебя ведь, матушка, учили: надо  верить всей душой, а  не  по бумажке, - не доклад ведь читаешь. Тот, от кого помощи просишь, учил : надо от всего сердца молиться, а не тогда, когда нужда заставит.
Наталья Ивановна , чувствуя, как холодеют руки и ноги, стойко читала  молитву. Смысла тех слов, которые произносила, она понимала мало: страх отнял у неё всякое соображение.
- Ладно, хватит святошу из себя строить! - гавкнул пёс и бросился на Наталью Ивановну. Она сумела увернуться и как-то удивительно легко пролетела мимо него и вдруг взмыла к потолку. Чёрный кобель залаял ещё громче и в удивлении уставился на неё снизу. А Наталья Ивановна с не меньшим удивлением увидела, что её собственное тело  спокойно лежит на полу у входной двери.
- Ха! - сказал пёс. - Так-то, без внешней оболочки, мне тебя сподручней изловить, - и подпрыгнул, пытаясь ухватить Наталью Ивановну   ужасны-ми жёлтыми клыками.
Он так увлёкся, что оказался  на приличном расстоянии от лежащего на полу тела. Перепуганная Наталья Ивановна, зажмурившись, с отчаянным, сдавленным писком кинулась обратно - скорей, скорей, туда, в свои такие привычные и милые телеса. И как так получилось, что она снова оказалась в самой себе, - этого Наталья Ивановна и по сей день понять не может. Но если бы она и вправду была  истовой христианкой, то, конечно, знала бы о существовании рукописи Х века с жизнеописанием Блаженной Феодоры, и не пролистнула бы такой фрагмент: " Я оглянулась назад и увидела, что тело моё лежит без чувств и движения. Подобно тому, как если бы кто, сбросивши с себя одежду, смотрел на неё, так и я смотрела на своё тело, будто на одежду, и очень удивлялась этому."
- Ну чего ты, милашка, боишься меня? - пёс припал на передние лапы и ласково завилял хвостом. - Там, куда мы с тобой отправимся, чудесно и прекрасно, в тысячу раз лучше, чем тут...
- Не хочу умирать, - Наталья Ивановна с трудом выдавливала слова. - Не мешай мне жить...
- И это ты называешь жизнью? - ухмыльнулся пёс. - Каждое утро сто-ишь на  грязной, обхарканной остановке, лезешь в автобус, распихивая всех  локтями, собачишься с мужиком, который наступил тебе на ногу, приезжаешь на работу  злая, но изображаешь на  лице довольство и ра-дость: в вашей фирме не любят  сотрудников с личными проблемами, по-этому и приходится тебе, как бы не кипела душа, прикидываться ласковой овечкой, но ничего, ты отыгрываешься, когда тащишь  в сумке казённые вещички: зарплаты не хватает, а жить по-людски хочется , что  в твоем представлении означает огромный  кусок белого хлеба, намазанный мас-лом, а сверху -  красная икра, и чтоб, когда  это будешь  поедать, по теле-визору показывали страсти о любви и смерти - кажется, это у вас, людей, называется "мылом"...
И так точно он описывал  жизнь Натальи Ивановны , что  обуял её страх:  никто не знал, как порой она ненавидела саму себя  за серость и безрадостность  своего существования, и всё ей было немило, и хотелось  просто криком кричать, уйти куда-нибудь подальше, ну хоть вон в тот ле-сок, что из окна её квартиры  видно - он  на окраине её микрорайона, сразу за железнодорожной  линией,  вот там бы  и выкричаться, выплакаться, проораться, чтобы  выпал из груди этот тяжёлый, едкий  комок, который мешал дышать в полную силу. Но такое бывало с ней  лишь иногда и как-то незаметно проходило, чтобы  она , особо ни о чём не задумываясь, изо дня в день  брела по одной и той же унылой, без единого деревца улице, и спотыкалась о тот же самый железный костыль,  уже лет пять торчащий неподалёку от остановки - Господи, сколько он подрал людям обуви, а ни-кто не удосужится вытащить его к чертям собачьим, и  проходя мимо га-зетного киоска, она привычно  прикидывала, стоит ли брать свежий номер  местной газеты или, может, лучше сэкономить и купить колбасу не ту, что по двадцать шесть тысяч, а эту, которая  больше подкопчена  и почти без сала, - на полторы тысячи дороже ; и старалась при этом не думать, при-гласит ли её  перед обедом в свой кабинет  заместитель начальника Нико-лай Петрович: у них не то чтобы любовь была, а , как выражалась зло-язычная  секретарша  Ника, "небольшой перепихончик на скорую руку", и Наталья Ивановна  готова была просто разодрать эту  кудрявую лахудру, у которой  у самой любовников не пересчитать, но она строит из себя поря-дочную, да и Николай Петрович с его быстрой любовью тоже уже надоел - никакой радости, и перед Валерой как-то неудобно, но  сам виноват: на-пьётся - и никакого с него в постели толка, разве что стишки душевные  на ушко пробубнит...
- Ну и чего ты жалеешь в этой жизни? - коротко тявкнул пёс. - Там, куда тебя возьму, ничем не хуже, вот увидишь!
- Попробуй - возьми, - осмелела Наталья Ивановна. Она смекнула, что пёс, если бы мог, давно её уволок с собой, но, видно, что-то мешало это ему сделать. Может,  молитва подействовала? Или крестик, что посверки-вает на её шее, ему  не по нраву?
- Крестик - тьфу, побрякушка, ерунда! -  осклабился кобель. - Ты и сама, матушка, в  эту ерунду не веришь...
- Хватит мне зубы заговаривать! - крикнула Наталья Ивановна. - Уходи подобру-поздорову, я тебя не звала...
- Ой, испугала!
Наталья Ивановна снова принялась с жаром  читать молитву, придер-живая на  груди крестик. Кобелю это не понравилось, он попятился , под-жимая хвост, и коротко, зло взрыкнул:
- И всё-таки ты - моя! Рано или поздно окажешься , пташка, в моих кра-ях...
Сказал так и пропал, будто его и не было. А Наталья Ивановна так и сползла, держась за холодный дерматин двери, на  коврик у порога. Ус-лышав, как Игорь Наумович хлопнул дверью своей квартиры, она хотела выбежать к нему и обо всём, что с ней случилось, рассказать, не мешкая: он мужик умный, может, что-нибудь присоветует? Но  тут же в мозгу включился стоп-сигнал: а не примет ли он её за сумасшедшую?  Славы странной женщины ей вовсе не хотелось. Вон Лариса Евгеньевна из 1О3-й квартиры, дожив до шестидесяти пяти лет, вдруг повадилась  каждое утро  выходить в одном купальничке  во двор с двумя ведрами холодной воды - окатит себя с ног до головы, поклонится на все четыре стороны и, доволь-ная, возвращается  обратно в квартиру, и никого по пути не пропустит, всем "здравствуйте" скажет, даже ей, Наталье Ивановне, не смотря на то, что  прошлым летом они  крепко повздорили. Так эту Ларису Евгеньевну все жильцы считают  чокнутой, и в одну с ней компанию  Наталья Ива-новна  попадать не хотела.
- Вот видишь: совсем из-за тебя голову потерял, - укоризненно говорил Игорь Наумович  своему псу. Очухавшаяся  Наталья Ивановна  видела в глазок, как он демонстрировал кобелю картонную коробку.
- Никогда со мной такого не было, чтобы мусор вовремя не вынес, -  продолжал сосед. - Ах ты, гулёна длиннохвостый!
Кто-то поднимался по лестнице вверх. Игорь Наумович как-то весь по-добрался, взял картонку  под мышку и пригладил свободной рукой волосы.
- Здравствуйте! - радостно сказал он. - Вот ругаю своего Бурана. Пред-ставляете, что устроил вчера подлец: сорвался с поводка и убежал за ка-кой-то сучарой-дворняжкой...
- О, Буран - настоящий мужчина! Ничего странного в его поведении
      нет.
Наталья Ивановна узнала голос Олега, а вскоре и его самого увидела: он подошёл к своей  квартире и вынул из длиннополого серого плаща связку ключей.
- Да чёрт с ним, пусть бы хоть сутки свадьбу справлял, - махнул рукой Игорь  Наумович. - Так ведь он, кобелина, явился поздно ночью и стал скрести дверь. Посмотрите: обивку попортил...
- Пустяки! - отозвался Олег. - Это дело поправимое.
И  тут дверь его квартиры распахнулась и навстречу хозяину вышли  два статных парня, похожих друг на друга как близнецы.
- Что вы тут делаете? - изумился Олег.
- Извините, Олег Андреевич, но в  фирму был звонок: кто-то , мол, пы-тается вскрыть вашу дверь. Ну, мы и примчались...
- И что?
- А ничего! Розыгрыш, наверное.
Игорь Наумович, уже спустившийся вниз, вдруг вернулся обратно и, виновато понурившись, сказал:
- Не иначе, как Буран всех перебаламутил.
- Какой Буран? - удивился один из двойняшек. - Женщина звонила...
Олег рассмеялся:
- Перестраховщица! Буран, наверное, очень хотел попасть домой.
- Ну да, -  смущенно кашлянул Игорь Наумович. - Чуть двери не со-рвал!
Наталья Ивановна, слушая этот разговор, от напряжения даже вспоте-ла.  Это надо же, так опростоволосилась! Вот позору-то будет, когда сосе-ди узнают, что  кобеля, вернувшегося  с поздней прогулки, приняла за са-мого натурального грабителя. А уж о том, какой к ней самой явился пёс, - об этом вообще надо  и думать забыть, да , может, ничего и не было: вчера мебель двигала в кабинете у  начальника, потом  допоздна сидела над от-чётами и не столько из-за них нервничала, сколько из-за этого проклятого Николая Павловича: сказал, что  заедет  и, может, даже потом отвезёт на своей машине домой, но  сам даже не позвонил и не извинился, короче - нерв на нерве, вот и приблазнилась какая-то ерунда.
Соседи, между тем, побалагурили и разошлись. А пока разговаривали, ни разу не взглянули в сторону незримой Натальи Ивановны. Она, одино-кая и порядочная женщина, была вне всяких подозрений: никаких жесто-ких шуточек и розыгрышей никто от неё не ожидал.
Сама же Наталья Ивановна, поняв, что сотворила глупость, протяжно охнула и села на мягкий пуфик. Он всегда стоял у двери. Сидя на нём, она могла часами  наблюдать жизнь в глазок. Чужое существование, даже са-мые незначительные и ничтожные его подробности, безумно интересовали Наталью Ивановну, подобно тому, как художника волнуют какие-то дета-ли интерьера или чуть заметная глазу игра света и теней.
И вот надо же так ошибиться!
Наталья Ивановна, впрочем, казнилась недолго, решив, что и сама ста-ла не просто жертвой обстоятельств, а вроде как и заложницей этого ужасного существования, где главное чувство - страх.
"  Молодой мужчина, отец семейства, покончил с собой без всяких ви-димых к тому причин. В пятом часу утра он встал с постели, подошел к окну, открыл его и выбросился вниз. Проводится расследование." /Из га-зет/
Чуть позже, прихлебывая чай из розовой кружки с золотым ободком, Наталья Ивановна старательно выводила первые строки письма к челове-ку, которому верила, а может, даже и любила. Он обещал навести такой порядок, при котором  простым людям, вроде Натальи Ивановны, никогда не придётся думать о куске хлеба и добровольно зарешечивать окна собст-венной квартиры.
"Дорогой Владимир Вольфович! - выводила Наталья Ивановна стара-тельные, четкие буквы с нажимом вправо. - В России развелось много жу-лья и ворья. Вы об  этом хорошо знаете. Но есть такие жулики, которые живут тихо-мирно, а на самом деле творят разбой и грабёж, узаконенные нынешним правительством. Где это видано, чтобы молодой одинокий мужчина мог купить  квартиру и по-королевски её обставить? Ни образо-вания, ни богатого наследства у него нет. Откуда, спрашивается, деньги? Правильно: наворовал! Когда вы, Владимир Вольфович, придёте к власти, то обратите внимание  на таких  молодчиков. Одну "кандидатуру" назы-ваю в этом письме: Олег Павлович Б., 26 лет, живёт по адресу..."
Она не знала, что Олег Павлович Б. на днях пожертвовал партии Вла-димира Вольфовича  крупную сумму денег. Но её письмо, впрочем, оценят как проявление всенародной любви к вождю, с которым делятся и печаля-ми, и радостями, и размышлениями о  жизни.
А когда Наталья Ивановна заклеивала конверт, весело заверещал двер-ной звонок. Так  всегда объявлял о своём возвращении Валера. И значит, жизнь, не смотря ни на что, продолжалась...