… Я хочу поделиться с тобой своими иллюзиями. Нарисовать для тебя картину в стиле импрессионизма. Я буду писать так легко, как только умею. Я хочу, чтобы строки таяли у тебя перед глазами, как сахарная вата во рту (которую ты, наверняка, терпеть не можешь). Я расскажу тебе красивую историю про красивую девушку, с замечательной фигурой и вечной неопределенностью в душе. В этой девушке порой я узнаю себя, порой своих подруг, а иногда мне кажется, что я ее выдумала. Она жила и живет в мире, где все и вся с завидным постоянством повторяется, возвращаясь к исходному пункту, к некоторой точке А.
Представь, что ты берешь в руки циркуль. При этом руки не дрожат, а в глазах явная сознательность и решимость довести задуманное до конца. Ты ставишь острие на бумагу, и чертишь окружность. Она получается идеально ровной. Ты хочешь продолжить и создать несколько сферических окружностей. И все, казалось бы, должно получиться, но в последний момент ножка циркуля на полмиллиметра съезжает вправо, и, царапая бумагу, все портит, но пока не сильно. Изгиб заметен только лишь при очень тщательном разглядывании. Третья окружность тоже слегка подпорчена. Не отрываясь от своего листа ни на минуту, не давая отдыха ни своим глазам, ни уже порядком подуставшим пальцам, ты настойчиво идешь к своей цели, чертя круг за кругом. Однако чем дальше, тем больше отклонения от нужного радиуса. И вот уже темнеет за окном. Тени от парт все длиннее, а ножки стульев все короче. Нетерпеливые одноклассники дергают тебя за рукав и зовут покурить. От этого окружность превращается в эллипс, а затем в неопределенную кляксу с площадью Н. Ты встаешь и, зло хлопая дверью, выходишь из класса. Так повторяется изо дня в день. Каждую среду ты сидишь допоздна и с упорством, достойным лучшего применения, пытаешься начертить несколько ровных окружностей. Одноклассники входят и выходят, наступая тебе на ноги, роняя на ходу стулья, матерясь в полголоса, обсуждают девочек, учительницу по физике и последний хоккейный матч. Ты сидишь. Тебе важен результат. И только он.
Что произойдет в финале? Ты плюнешь и никогда в жизни больше не возьмешь в руки циркуль, или же наоборот, будешь с неиссякаемым упорством чертить свои идеальные круги до победного возгласа «Эврика»?!
…А на самом деле все было вот как. Ты, естественно, в жизни не чертила сферических окружностей, а циркуль (или козью ногу) в руках последний раз держала классе в девятом на уроке планиметрии. Тогда же и появилась твоя первая окружность, та неизменная с центром в точке А, к которой ты потом возвращалась, возвращаешься и будешь возвращаться, наверно, не один раз. Центром, естественно, была та самая красивая девушка, с загадочными глазами (по-моему, ты их так определяла), а вот первым радиусом стал некий молодой человек. Слово радиус здесь не несет никакой смысловой нагрузки. Оно лишь заменяет личное местоимение ОН. Так вот Он обладал, как ему и полагалось, всеми мыслимыми и немыслимыми добродетелями – был умен, самоуверен, насмешлив, остроумен, весел и обаятелен. Моя героиня влюбилась. Да причем довольно серьезно. Позже она же называла это любовью. А дальше все развивалось довольно любопытно. Молодой человек признался в любви, а затем, как истинный Казанова, исчез. У прелестницы сменился не один молодой человек, прежде чем они снова встретились. В то время она пила по ночам валерьянку и слушала БГ, а днем мешала красное вино с пивом и курила, благо это тогда считалось модным. Жизнь текла своим чередом. Мальчики и девочки сменяли друг друга, иногда излишне утомляя, иногда радуя, а по сути оставаясь чужими, ненужными и безразличными. Были, естественно, и приятные исключения, которые лишь подтверждали общее правило, что она красива и горда в своем одиночестве. Ее никто не был достоин. Они были нужны ей как воздух.
Она поступила в институт. Ее окружали все те же молодые люди, с большинством из которых она познакомилась еще у репетиторов. Кое с кем успела повстречаться. Был один милый недалекий мальчик, который дарил ей цветы и заставлял носить капюшон. Был другой, гораздо менее милый мальчик, в присутствии которого она всегда чувствовала себя дурой, и которого она считала очень умным. Был еще третий веселый мальчик с вечным шухером на голове, который провожал ее до дома. Да, чуть не забыла еще одного, (четвертого вроде по счету) с которым она регулярно встречала Новый год. На пару лет это даже стало традицией.
После поступления количество не уменьшилось. С грустью замечу, что и в качество оно не переросло. Однако дело даже не в этом. Их становилось все больше и больше. Выбор был все богаче. У них уже появились хорошие машины, они приглашали ее на концерты, в театры, клубы и все, что дальше по списку. А на душе было пусто. И чем сильнее она увлекалось кем-то из них, тем хуже было потом. Во рту от их поцелуев оставалось послевкусие с оттенком полыни, а под глазами появлялись тени, которые не скрывал маскирующий карандаш от Christian Dior. Некоторым из них она пыталась что-то доказать, кого-то из них полюбить. Читала Сорокина, от которого ее тошнило, пила водку. Позднее убедившись в бесполезности и безрезультатности всех этих попыток, она от них отказалась. Полгода ей казалось, что выбор сделан. Может быть, не очень правильно, не очень разумно, но сделан. Она думала, что определилась, и наслаждалась неким подобием завершенности. Не надо было больше что-то изображать из себя, доказывать что-то себе (или кому-то).
… А потом все опять пошло поехало. И как ты думаешь, к кому она возвращалась каждый раз? Куда шла зализывать раны, царапая коготками дверь в коридоре? К кому ластилась, красиво изгибая свое стройное тело? К кому бежала спрашивать совета? С кем, в конце концов, занималась любовью? Да, боюсь, что ответ ты угадаешь сама, правильно и без подсказок. Именно к тому мальчику из школы, который исчез после первого признания в любви. К тому, кто разбивал ее сердце на миллион крошечных кусочков, для того, чтобы затем снова убедиться в полноте и безраздельности своей победы. Конечно, потом он не раз повторял эти же самые слова в разных местах и при разных обстоятельствах. Он был достаточно умен, чтобы отпускать ее от себя ровно настолько, насколько это было нужно для понимания его превосходства над всеми остальными окружающими ее молодыми людьми. За годы их общения он в совершенстве овладел искусством манипуляции не только чужой волей, но даже сознанием. Он был абсолютным властелином. Его уверенность в том, что в конечном итоге она всегда будет возвращаться к нему, была безгранична. Как любая уверенность, она заражала окружающих, и в первую очередь ее саму. Она уже давно перестала с ним спорить и оказывать какое-либо сопротивление. Возможно, даже не испытывала никаких чувств. Это была такая же старая привычка, как курение. Неизвестно, что было вреднее. Словам его она особо не верила, не видела перспектив для развития их отношений. Однако зависимость не проходила. Она приходила, когда он звонил, думала о нем в свободное от учебы время, иногда сама звонила ему. Себе она старалась объяснять все как можно проще – «Он моя первая любовь, а это никогда ни у кого не проходит. Я не исключение».
…И вот именно здесь все заканчивается. В утреннем холодном тумане исчезает высокая стройная девушка, а за нею поспешно идет молодой человек. Они о чем-то тихо переговариваются. Я смотрю на свой письменный стол и никак не могу понять, как все они связаны - циркуль, сахарная вата и сферические окружности, перетекающие в конус. А может, ничего нет и не было, и это всего лишь фантазии, навеянные бессонными ночами, черным кофе и долгими прогулками по пустынной Москве.
P.S. А потом все действительно проходит. Просто исчезает из твоей жизни, памяти.…Лишь иногда, проходя по знакомым улицам, ты непонятно отчего вдруг вздрагиваешь, почувствовав запах полыни, смешанный с лавандой и бензином. Наверно, так надо и по-другому просто не может быть. Ты ведь все равно никогда не узнаешь, почему все было именно так…