Отчего это по вечерам, когда за окном темно или не очень, так хочется делать что-то этакое - творческое? Выпить, например, или книжку умную написать. Можно и то и другое. Очень надо выговорить, выкричать даже что-то, чёрт его знает что.
Совершенно неуловимое нечто тихо стонет под грудами сознательной телесной жизни, всплакивая от вида ночного неба с непостижимо яркими звёздными дырками в нём, всхлипывая над шелестящим автомобильными моторами и шинами переулком, подвывая в унисон... с кем-нибудь в унисон.
И тело мается часами вечера, не зная куда себя определить, то ли бежать в ларёк за пивом, то ли в тетрадку потрясающе клетчатую вписывать что-то о чём-то, зачем-то.
Синий чайник блестит заваркой, отвернув нос к стене, синий LM разинул бумажную пасть, норовя заманить в никотиновую прострацию саднящего горла и охрипших связок. Оба эти синих на моём столе донельзя символичны. Во-первых, это мой любимый цвет, во-вторых... А что, собственно во-вторых? Сейчас я вот скажу, что люблю пить чай и люблю курить, и что синий - цвет неба над городом, где я родилась.Но...
Чай? - возможно. Сигареты? - сомнительно. Небо - оно утром белое. И ни к чему подобная "к-словная" символика. Это ложь в результате. И... и ложь.
А правда?
Много уже было всякой правды разным людям сказано и правдиво очень сделано так много, что я запуталась где у меня чего. Где голова, где в голове, или может не в голове, или даже невозможно чтоб в голове, поскольку головы нет?
М-м-м... Всё-таки голова есть, потому как я ем ртом а рот на лице, а лицо, вообще говоря, у всех людей есть принадлежность и достоинство головы. Хотя, быть может, моё лицо не там, где оно у всех, либо рот у меня в каком другом месте?
Ха! Я вот думаю, мне, может, всё-таки лучше пива выпить...
Эх я, талантище моё уродливое. Только и могу, что сопли возить по бумаге ручкой шариковой. А вот, скажем, к купейным соседям в поезде интереса никакого, ну вот совсем никакого увлечения. Одно сплошное занудливо - алкогольное самокопание.
Жду. Всплывает... Снова ныряет
Куда-то вглубь.И уже не поймать -
Что-то, о чём-то... Бесследно теряю
Нить. Буду снова ждать.
Вот к чему это?
Что это я тут выдала, состроив вдохновлённую мину? Сама-то думаю (если есть у меня то, чем думают), что, вероятно, стих. Ну, или что-то похожее.
Ага. Чем похожее? Рифмованными окончаниями? Характерным внешним видом?
Всегда. Вроде, понимается каждая деталь, каждая минута действительного - говорю то, что думаю, делаю то, что надо, отвечаю за то, что решила. Иду куда-то, в этом где-то что-то происходит - и всё вполне объяснимо и очень закономерно, но стоит поднять голову, отодрав взгляд от асфальта под ногами, и - как щелчок пальцами перед замершим взглядом - врывается лёгенький сквознячок неудовлетворённости чрез законопаченные стены... сознания ли? И всё, бывшее таким понятным, теряет чёткость граней, размывается, становясь неразборчивым в деталях, мелочах и, мягко тая, уволакивается сквознячком куда-то в никуда, а остаётся кривенькая молчаливая фигурка "?". И ничего более.
Куда я иду, чего мне в этом куде надо, и надо ли, да и иду ли я вообще, может это не я, может это пространство окружающее движется, подворачивая мне под руки предметы, под ноги дорогу, перед глазами выставляя картинки, в уши вворачивая звуки, меж извилинами пуская биотоки, и, если так, то ведь это не я существую, это во мне что-то и вокруг меня что-то, а самой меня нет.
Вот стою я на набережной, устремив бессмысленный взор в грязные воды Невы, курю, хотя курить не хочу, грею спину на солнце и отвечаю на вопросы незнакомой девушки, хотя отвечать не хочу.
- Извините, вы не подскажете, как пройти на набережную Макарова?
Я поворачиваюсь, смотрю на неё, жмурясь от солнца, потом себе под ноги. Мы стоим с ней на набережной Макарова.
- Нет, не подскажу. Я не знаю.
Снова смотрю на неё - соломенные кудри за ушами, джинсы. Футболка, рюкзак, веснушчатый нос. Симпатяга.
Она растерянно-близоруко оглядывается по сторонам, выискивая кого бы ещё спросить, но вокруг никого нет, и она неуверенно переступает с ноги на ногу, потом уходит.
- Девушка! - я иду за ней. Вопросительный поворот.- Набережная Макарова здесь, мы на ней стоим.
Коричневые брови взлеают, обозначая на лбу две поперечные полоски, губы чуть обветренные растягиваются в улыбке.
- Да? Спасибо. - Она кивает головой, заправляя за ухо выбившуюся прядь. Потом возвращает свой полуоборот обратно и теперь уже очень уверенно направляется куда-то, куда, по-видимому, ей нужно.
Я смотрю ей вслед. Красиво. Всё очень красиво - то, как она поворачивает голову, как поправляет съехавший рюкзак, а особенно, как уверенно идёт, пружиня пыльными кроссовками. Идёт как человек, знающий, что ему нужно, уверенный в надобности всего происходящего и ждущий в конце своего пути чего-то совершенно определённого.
Я снова поворачиваюсь к реке, бросаю в воду окурок, облокачиваясь на чугунные перила и пачкая о них рукава куртки. Но мне всё равно, будет ли на них грязь или нет. Вода толкается в свои гладкие берега, холодя лицо. Вижу краем глаза, как ветер несёт по пыльному асфальту прошлогоднюю листву, песок, шоколадные обёртки и думаю, а может и не думаю, или думаю, но не я... - а не выпить ли мне пива?