С утра было жемчужно грустно и сиренево прохладно. Я открыла глаза, и тебя уже не было ни в моих снах, ни на моей подушке. Только твой запах еще витал в моих волосах.
Я дошла до ванной, и тапочек зацепился за край паласа, поэтому в ванную я впрыгнула на одной ноге. И снова я попала в сказку, сказку морской пены и русалочьих песнопений. А потом был завтрак, столь утомительный ритуал, доставшийся нам от предков. Чашка кофе с молоком, и тоненькая папироса. А потом были двадцать минут размышлений о великом и высоком, о вечном и высокомерном – что же все-таки надеть, если температура упала аж до двух градусов. Я остановила свой выбор на испанских сиреневых сапогах. Они замшевые, а носик – кожаный, потом следуют, если смотреть с пятки, джинсы. Они все на молнии, которая расстегивается до конца, ну и скромненькая сиреневая кофточка. Cкромность верха решила компенсировать бельем: кружевным, бордовым, сексуальным. А еще взяла большую сумку и зонт.
…Сигареты, лекции, лекции, сигареты, черный кофе на журфаке, который всегда обжигает язык. Снова лекции и сигареты. А потом два часа взглядов, которые тебя хотят раздеть, одеть, убить и съесть. Их много, очень много, слишком много. От них болит голова, и живот сводит судорога.
А еще через час – я в магазине. И на меня смотрят наглые до неприличия морды – желтые и веселые, они подмигивают, и явно что-то пытаются мне сказать. Я подхожу поближе и узнаю старых знакомых. Я видела их вчера, и они уже тогда строили мне глазки…
…»Иду по улице с довольной рожей, мне улыбается каждый прохожий». Иду в коротенькой бежевой плюшевой курточке и желтых ботинках. Иду, уверенная в своей неотразимости и ем мороженое, а еще курю тоненькую –претоненькую сигарету. У меня желтая сумка и почти желтые кошачьи глаза, чеширская улыбка и жемчужины- зубы. Я возвращаюсь домой, чтобы приготовить «корейский» ужин родителям – жареную собачатину, грибы со специями, корейскую морковь и рис. А на десерт черный кофе и ананасы в карамели. Я бросаю их в сиреневую пиалу с холодной водой, и горячая карамель, медленно стекая по мизинцу и большому пальцу, застывает прозрачными каплями моих слез.
…Вечером я кутаюсь в кожаный плащ и иду к метро за сигаретами и фотографиями. Их много, и они не скучные. На них нарисованы мальчики и девочки, бутылки и книжки, тарелки и микрофоны, ноги и глаза, чулки и грязные ботинки. Мальчики обнимают девочек, а девочки едят леденцы, а леденцы тают в их пальчиках, унизанных ракушками, водорослями и жемчужинами. Там они смеются, а я иду по темной улице с неоновыми фонарями и кусаю до крови губы, ломаю ногти с пальцами, и наступаю на дождевых червей.
За окном уже темно, но я не включаю свет, а надеваю кружевной ночной пеньюар и в желтых ботинках иду на балкон курить. А потом я медленно погружаюсь в пуховую перину, и меня обнимают твои руки, и я засыпаю с твоим именем на губах…