Что вы так на меня смотрите? Неужели никогда меня не видели? Я тут стою уже целых два дня, а вы ко мне всё никак не привыкнете. Да, и не дёргайте за листики, пожалуйста, я это не люблю, и вообще землю пора поливать, вы же не хотите, чтобы мне плохо стало, правда? Хватит меня нюхать! От ваших носов и носиков у меня скоро инфаркт будет. Эй, тут холодновато стало, может, всё-таки полиэтиленом меня прикроете, а? А ну руки прочь! Стебелёк не трогай, на полном серьёзе тебе говорю! Я жаловаться буду, слышишь?
Это просто дискриминация какая-то – мало того, что плюнули в горшок, так ещё и от солнца в тень сдвинули, поближе к этому…как его…кактусу! Этот зелёный ёжик без ножек, который цветёт-то дай бог раз в год и который, тем не менее, гордо называет себя «Субтропическим Американским Кактусом», очень злобный, уродливый и просто неприятный тип. Он мне как-то сказал, что я не Лотос, а Лохос – вы только подумайте какое хамство! Я ему, конечно, высказал всё, что я о нём думаю, а он, представьте себе, кольнул меня своей наглой иголкой прямо в мой прекрасный зелёненький стебелёчек! И главное в том, что ему потом никто ничего за это не сделал.
Эх, невезучий я такой, что ли. Стою здесь, вместо того, чтобы спокойно жить в тёплой квартире. Впрочем, кто-то так решил, значит так надо. Теперь только и радости, что вспоминать о светлых деньках.
Жил у нас один Нарцисс, красивый такой, его так любили, поливали каждый день, на солнце выставляли – нет, чтоб меня так! Мы с ним, бывало, такие вещи проделывали – закачаешься. То в Кактуса землёй кидаемся, то молоденькому Фикусу солнце загородим – смех да и только. Да, сейчас уже время не то, цветы не те пошли, как раньше.
У нас недавно ещё Розочка милая была, белая, стройная, свежая, как облачко. Нарцисс как только за ней не ухаживал, это надо было видеть! То водичкой поделится, то от кактуса приставучего защитит. А один раз вообще геройство было – пришла как-то Маленькая Девочка (так, по-моему, её остальные Люди называют), и давай Розу дёргать, чуть-чуть не вытащила, а вдруг Нарцисс как грохнется на пол вместе с горшком – такой шум поднял, что Люди со всей округи сбежались. Маленькую Девочку потом отругали, а Нарциссу новый горшочек подарили. Как он ни старался, Розочка всё равно на него внимания не обращала, не знаю, чего уж она хотела.
Ей Мак один нравился. Он был щёголь тот ещё. Перед всеми своим финским горшочком хвастался, говорил, что его Люди больше всех любит, и всё время показывал себя крутым до невозможности. Да, согласен, горшок у него был действительно особенный – там была надпись «Made in China» - и никто не мог её понять, сам Мак утверждал, что это финские иероглифы. Но вот насчёт «крутости» он всегда перегибал палку, и все об этом знали. Но всё равно Роза была от него без ума. Странная эта штука – любовь.
Потом случилось что-то непонятное и страшное – Нарцисса, Мака и Розочку унесли куда-то. У нас траур был целый день: Маленькая Пальма так разрыдалась, что чуть потоп не устроила, Фикус ещё долго из депрессии не выходил, да и я, честно говоря, чувствовал себя не в своей тарелке. Стали ходить слухи, что наших друзей отнесли в страшное место, откуда никто никогда не возвращался – На Продажу. По крайней мере, так сказал Вьюнок с соседнего подоконника, который подслушал разговоры этих…как их…всё никак не могу хорошо запомнить…а, Людей, вот. Этот Вьюнок, хоть и достаточно старенький уже был, но всё равно сплетник был большой, и часто шокировал остальных какими-то страшными новостями, особенно на первое апреля. Однако сейчас было видно, что он говорит абсолютно серьёзно, потому что его листики судорожно тряслись, при произнесении этого слова – На Продажу.
Теперь, как только Люди входили к нам в комнату, так сразу все начинали дрожать, понимая, что следующими могут стать именно они. Однажды бедная впечатлительная Пальма чуть инфаркт не схлопотала, когда её всего-навсего в другой горшок пересаживали – настолько она боялась этого На Продажу.
Потом все успокоились, конечно, особенно, когда к нам новую гостью принесли. Звали её Ромашка, она была простенькая, без щёгольства, какая-то скромная даже, но милая до невозможности. Она мне тогда гораздо больше напыщенной и самовлюблённой Розы понравилась. Сначала её в уголок поставили, но потом ко мне пододвинули. Эх, было время, когда засыпаешь и видишь Ромашку, потом просыпаешься и снова видишь её, и так всё время, и мне это совсем не надоедало. Я тогда даже на зловредного Кактуса наплевал, хотя он продолжал меня обзывать и иголками колоть. Весь подоконник смотрел за мной и Ромашкой, бывало Пальма склониться набок и с приятной тоской в голосе скажет: «Вот и наша сладкая парочка опять воркует» или «Ромео уже давно проснулся, а Джульетта до сих пор спит». Остальные тоже иногда подшучивали над нами, понимая, что дружеская шутка никогда не бывает обидной.
Потом Люди приносили ещё много всяких цветов, какие-то колокольчики, тюльпаны и что-то ещё. Мне лично было совершенно всё равно, кто там к нам приехал и что это за личности, потому что у меня была моя Ромашка, и я больше ничего от этой жизни не требовал. Она, похоже, тоже была солидарна со мной, хотя много рассказывала о своих друзьях, которые у неё были в другой квартире и в подвале, где ей когда-то пришлось жить.
Всё было прекрасно, пока не произошло страшное. Сначала всё шло как обычно – пришли люди, о чём-то долго и громко говорили, а потом началось. Меня, Пальму, Фикуса и ещё кого-то из «новеньких» цветов забрали отсюда навсегда. Стало понятно, что нас отправляют туда, откуда не возвращаются – На Продажу.
Я уже плохо помню этот момент, Ромашка что-то кричала мне, чуть не упав с подоконника, я тоже ей
что-то отвечал, стараясь вырваться из тягучей земли горшка. Пальма тут же упала в обморок, а мы с Фикусом старались держать себя в руках – получалось не очень.
И вот теперь я стою на деревянном прилавке, среди кучи таких же Лотосов, которые всё время злобно на меня огрызаются – неужели это моя участь. Неужели это участь священного цветка Индии и Китая, предки которого были знакомы с самим Буддой! Похоже, что да. Потом меня отдадут какой-нибудь страшной Бабушке за несколько блестящих кругляшков или пару помятых бумажек. И я долго-долго буду стоять в обветшалой комнате и одиноко смотреть в потолок, пока старый ленивый кот не захочет со мной поиграть и не раздерёт на части. Господи, грустно-то как…
Эй, я же сказал – не трогай мой стебелёк!