Ван Андрианович Сварог жил один, без посторонних в пустой пещере Далай Ламы. Утром, в шесть часов просыпались горы и Ван Андрианович. Он смотрел на солнце, отражённое в золотых и нефритовых куполах Иерихона, садился на край пещеры и занимался завтраком: финики, козье молоко, лепёшки из ближайшего поселения горцев и сушёные травы скалистой местности.
Орлы монолитно и мудро зависли на километровой высоте, всматриваясь в суть происходящего. Их крылья лежали на воздухе, словно на твёрдой поверхности. Кто-то звал птиц наверх….
Бычьей поступью cnegfz Сварог продвинулся на несколько на несколько дюймов вперёд и спел: “ есть грань, за которой железо уже не ранит!” подамав:” а опять итить на землю летать буду, за амброзией и нектаром. Это надо валить с горы киллометров под пять, больно ***во как-то. И орлы, мечта гарантии, отнюдь не собираются лезть в мою сущность. Сорок лет в пустыне, в пещере и ни одного сына плотника, какое тут нахрен начало начал. И вообще, у меня есть дом в котором мне тесно и вода, не утоляющая жажду, я был на дне но я мог дышать, я трогал провода в 7000 V, но я смеялся. Здесь все, кто рождён уже мёртв, все, кто упал с горы – упал на её вершину. Цикл, что-ли, ха-ха. Нет - луна!”
Пекло тонным пластом обрушилось на всё живое, а всё живое, в свою очередь, попряталось кто куда. Только Ван Андрианович продвигался вперёд и вниз, по склону застрявшей во времени горы, ступая своими голыми ступнями по раскалённым до 80 c* камням.
- Ujhws!,- орал он, в негодовании., - где вы все, великий миссия идёт для вас! Несёт вам головы Далай Ламы и Сидхартхи Гаутамы! Будет отбирать из вас достойнейших, чтобы употребить их в пище разума!
- Где справедливость!? – орали в ответ горцы из своих каменных, высеченных прямо в горе просторных комнат.
- Где наша уверенность и почему ты трогаешь наших лучших мужей!? Зачем бросаешься неосмысленными словами?
“Да,” – провернулось у Вана в го-лове, - “ народ изнимождился и зверствует, поедая всё хорошее вокруг и изрыгая зло. Увидеть бы им Орликов!”
- Чего вы там!? – крикнул он, поглаживая глазами каменные красоты. – Я просто шутил, юмор не старообрядный, ха-ха! Я лучше буду вас уму-разуму учить, буддизм преподавать и, заодно, халдейскую историю.
- Но мы – иерихонцы! – возмущались скрывающиеся от жары люди. – Зачем нам история Вавилона!?
“что за тёмный народ”- думал Ван и продолжал свой путь в город Иерихон, город богов и рабов. Он уже прошёл расщелину вечного звука, приготовляясь к вступлению на почву общения, и, раскрываясь встречной марсельезе ветра, взлетел не помня себя.
“ Почему не понять им птиц, как они понимают друг друга? Почему ни преодолеть страх “отсутствие чуда”, страх “режим cуществования”? Хотя эти дурацкие вопросы, косящие под вечную мудрость, тоже никому не нужны и поганят они честь любого миссии. Я чувствую, я думаю, что это чувства, я привык думать, что я думаю. Фи-лософия орлиного мозга получается из этого. Мне просто нужно развеяться, отдохнуть, что ли.”- думал Сварог и садился на крышу появившегося наконец строения. Странной природы писк доносился из окружающей среды, оставляя царапины в чутком слуховом восприятии Вана Андриановича:
´Шел 43 год. 42 года никто не знал и не хотел знать, что происходит. А происходило невесть что. Узоры на простых крестьянских онучах выдавали всю скрытность и непредсказуе-мость актов действия и актов, соответственно, воздействия.
Ленин давно снизошел на нет, оставив после себя широко популярное “Ленин”. Марс и Луна были давно покорены, и человеку негде даже было посадить дерево и вырастить робо-собаку. Контакты с внутренним “Я” завершились для большинства провалом, и, так на-зываемое “cfvjbyltnbabrfwbz”, наступило не для всех…..
Поскрипывая тальком и гравием, и своим коженно-вавилониевым лаптем, шел быстро человек, шел в сторону остроконечных, сделанных из льда-волокна строений местного поселения возделывателей землистого слоя. Звали крестьянина Макаром, как в повести бесконечно точного Андрея Платоно-ва “Сокровенный человек”/. Этот человек был неопределенного возраста (возможно, из-за своих длинных, седых, но неслабых волос), которые опускались ему на плечи, словно шелковая материя. Глаза его были пусты и сине-красного цвета, цвета зимнего манго, что прорастает на соседнем континенте, на самом севере. Лицо, чистое и прямое, легко всматривалось в пространство перед Макаром. Оно вдруг заметило бескрайнее по-ле золотой пшеницы, где каждый колос был ростом с целый подшипник от « KosMoCart”. “Пробегусь-ка я там”- подумал мозг Макара и по-дал пару импульсов ножным мускулам крестьянина - тот, побе-жал. “Ах, как хорошо лететь, отдаваясь изжелта-белому небосветилу”- воскликнуло сознание Макара Левиафанова, сквозь пронизанного чувствами поэзии и голода.”Лишь бы дотянуть до деревни”, думал он, и скоро перебирал супер прочными, но безвесными сандалиями.
Деревня появилась внезапно, даже молниеносно как-то, Макар вовсе не успел должным образом разогнаться,
и вот уже первые чудо рабочие-крестьяне вышли из-за гигантских колосьев и пристально покосились на бегущего Левиафанова.
- Эй, чего бежишь, так бесшумно, бесовато, по наши ли душонки, R?- спросил народ. Но Макар обрадовался людям и принялся их обнимать и рассказывать про новые чудеса. Про то, как удачно был построен новый корпус torpedo, про то, как восемь но-вых химэлементов было отрыто, и про то, что победу на выборах проотца земляничного покрова выиграл опять один тип, клон того самого клона, проотца amegeli. Вобщем, было о чем поговорить, расспросить, и поведать:
“Стоял вечер, партикулярный азиатский закат, когда облака лилово-ампирного цвета застыло и нерушимо смотрят с лимонно-пронзительного небоline. Я бежал и слушал звуки джаза во встроенном wave-brain трансформаторе и перелетал через валуны и утесы, но мы понимали, что нагнать ывакю-сан нам наврятли удастся, все больше спотыкаясь со снижением скорости .-Не падать духом- орал командир и был тот час проткнут жео-лео, потеряв при этом голову. Потом мы раз-били бивуаки и похоронили его со всеми почестями, деды тогда еще пили мартини Rosso, апосля чего устроили нервный срыв Пахому Деникину, показав ему свои гениталии.
Но трэбы було знiскацi бяспецы и сооружать высотные КП, чем мы успешно и занялись”…….
Больше Макар ничего не сказал, да рухнул, ударяясь головой о древко колоска. И тут же распахнулась душа русского roboтеха, засуетился крестьянин, принес молока, пирогов, стол накрыли, гостя опричастили – любо-дорого!
После произведенного повествования и последующей трапезы, Левиафанов повстречал вдохновение и пронзительно верещал, приводя жителей в благоговейное оцепенение. Еще он достал, невесть где купленный диск U2, и начал его проигрывать: да это был воистину день чудес для не искушенных ничем крестьян, они безумно плясали, гикали, радовались словно дети, и импровизированно исполняли арию Astronaut & female Astronaut. А Макар Левиафанов был доволен достигнутым результатом и незаметно выскользнул из обезумевшей толпы. На небоline рассыпало звездами, громадными, как кулак, и не очень. Оно горело словно синий мрамор и звало Макара к себе. Но, сумев преодолеть этот нестерпимый порыв, он прошел к хранилищу битума и посмотрел на примитивный лазеро-полевой замок - хотел было проникнуть внутрь, как какой-то суховато-резкий голос спросил:
- xnj, nj;t ,bnevf pf[fntkjcm?, и все.
- Gjghjie vtyz bpdbybnm, yj yt bvt. Xtcnb pyfnm ,snm pyfrjvsv c dfvb, хотя предпочел бы общаться на земном наречии.- с хладнокровным спокойствием ответил Макар (он сразу узнал диалект Tibete и нисколько не растерял-ся).
Тайбеттянином оказался железновласый старик, которого Левиафанов вспомнил по шраму поперек лба. Там, в казармах, он был их пророком, говорил сколько будет убитых, сколько раненных, сколько возьмут пленными. Но и он, при всей своей значимости был только мелкою пешкой, раз присутствовал везде и светил своим лицом направо и налево, а, потому не представлял для Макара ни угрозы, ни интереса.
Старик спросил про погоду, про дела, пригасил Левиафанова в местный клуб, где он работал вышибалой, на концерт группы Аукцион, и тихо удалился, подвергаясь воздействию сублима-ционного потока, созданного Макаром.
Макар перешел грань дозволенного, но того требовали обстоятельства: ему любой ценой надо вернуться назад, во Вселенную, а для этого нужны огромные количества битума, которого, он, кстати, и поспешил достать’.
Тут Вану Андриановичу достало безвестно шляться по славному соло-апейрону и он решил присоединиться к одной из общин. Он спрыгнул, по-молодецки, с крыш и зашагал к группе людей распевающих:
Далай Лама, Ом Мани Падмэ Хум,
Человек не способен на смерть,
Апейрону подвластен лишь мир,
Без него не возможен жизненный пир!
Эти слова, простые, как животное, врезались в мироощущение Вана так серьезно, что он тут же переменил свой взгляд на состояние вещей, формы и содержания. Он скинул с себя пережитки неверно принятого отшельничества и радостно посмеялся вместе с группой.
- Вот вам и подарок, сказал бывший Ботхисатва, доставая из запазухи голову Далай Ламы, уже порядочно разложившуюся.
- А-а-аа, закричал народ, и бросился прочь от прозревшего Вана.
- Давай, дуй за сыном плотника, ломись к началу начал!- Орал отшельник и начинал понимать, что он чего-то упустил за долгие годы добровольного заточения в скалистой келье. “Зачем сдались мне эти зомби, зачем нужен этот город, я все равно Uне помню ни слова на иерихонском”, так подумал Ван Андрианович и пошел по пыльной дороге в сторону белеющей в далекой дымке фигуре женщины. И состоялся у них разговор:
- О, да усладят тебя своим гостеприимством Боги.
- Опричастен будь же и ты, о Большой человек.
- Ты почему не прибываешь в спасительной тени, тупя свои прекрасные ступни о безжалостные камни этого безжалост-ного города?
- Главное ни в чем не разочароваться! – сказала юная патрицианка Олимпиада Штанада, и Ван понял, что еще одна истина постигнута сегодня, став мудрее ровно на две истины.