Лопасти пропеллерного механизма, ещё не успели остывательному процессу подвергнуться, как из-за старого, но не отжившего ещё свой век земляничного бугра вышел смелый отряд пехотинцев, и, пожёвывая еловые шишки, командир группировки людей заметил: не стоит слишком долго удаляться от неизбежного.
- да! - подошло не созревшее тело матроса, по имени Василий Никифорович Пролетариарский. Синяя сволочъ засела на том-том конце, а на самом деле нервируя наши мозговые вещесътва. – выругался он.
- Сколько смертоносного оружия? – процидил для всех командир, и сколько людей?
Мох ёжился от комаров, холода и дождливо моросящих часов времени. Смерть не хотела называться, прячась за высокими стволами сосен, становясь зелёно-серой по цвету. Песни диких обитателей крылатого леса превращались в сумерки, отдавая пространство месту ночных представителей природной жизни.
- Красота! – подытожил легионер Жак-Жак Фризе, родом из Гон-Конга. – Я не видел ничего подобного у себя в Китае, а имеем мы только восемь винтовок, наперевес с двумя маузерами, а имеем мы только десять людей и вас, командир.
Вдруг полевой повар Степан Разин остановился из-за того, что получил неожиданный укус ядовитой змеи в ногу. Он сильно расстроился и пожух как-то. Дома, на Белоруссии, ждут деревья и сад с хатой, в летние беспрекословные часы в которой, можно смело ходить нагишом, заставляя пчёл нервно пересматривать траекторию полёта. Вот он почувствовал острую неприязнь в конечностях, вот он заметил и серо-зелёную смерть в двух шагах пути, вот он ничего не почувствовал и не заметил больше.
Война – есть война, просто ни важно в чём суть, это всё равно неприятно.
Синее свечение насторожилось. Солдаты, пригнувшись к винтовкам и маузерам, поспешили зарядить патрон. Матрос-Василий приобрёл ещё в Севастополе кортик, и теперь единственный поблёскивал им навстречу вражескому сиянию.
- Я не буду их убивать. – Заплакал молодой пехотинец, с рыжими усами мушкетёра. – Они не сделали никому зла, не заслужив этим нашего лоббирования. – Я лучше одного из вас изничтожу, признался вдруг он, стрельнув, как бы нехотя, в затылок впереди идущего студента-эссэровца Романа Усачова.
- Да ты, с-сука! – обиделся на стрельнувшего коллектив. – Зачем выдаёшь место положение оппоненту?
- Я не нарошно, - извинился мушкетёр, засовывая в маузер ещё патрон.
- А на самом деле, кто-либо знает, за что мы их? , – отозвался поседевший за время войны бригадир по кличке серебряный пегас. Он ещё с детства был склонен к романтизму происходящего, любил смотреть фильмы про ковбоев, бегать ночью по звёздам и заниматься разным прочим сентиментальным говном. С собой у него всегда был старый потёртый фото альбом, не раз показанный его военным товарищам.
Шаг за шагом надвигалась ночь и надвигались солдаты на невидимый вражеский элемент. Идти становилось всё труднее – нельзя воспроизводить огня, в страхе стать обнаруженным врасплох. Прозрачную вакуумную тишину прерывали только:
Хриплый, густой кашель Фризе, не успевшего подвергнуть адаптации свой организм, хруст сучьев и мха под ногами физически нешуточных тел, и пронзительный шёпот какой-то живности. Ветер поднялся на верхушки уже мраморно-тёмно-зелёного и синего цвета деревьев, и затих там.
- »№»;№?%; ;№:% №»»» №;% ; 8787 «;;;%;%;%;%;:%;???????******, пронеслись невоспринимаемым потоком мысли заснувшей на ветке птицы-альбиноса.
- «№№;»№»;№»№ №;№%;№№ «»№»№»»»»»».- ответил внутри себя Пролетариарский, а вслух прошептал: Эхъ, не нравитъся мне всё это, не могу и не хочу я больше. ОН отдал свой смертоносный маузер мушкетёру и ушёл в темноту.
Пошёл дождь. Привал. Поварское пространство возле костра занял Искендер Сагеп – родом из богатой солнцем и коноплёй Молдавии. Он кое-что умел приготовить, насыщая товарищей пищей. Вспомнил он и одну старинную молдавскую шутку: кинуть незаметно в общий котёл неосознанную мякоть мухомора, но производить этого не стал, боясь помешать всеобщему делу. Сам Сагеп не пренебрёг даром природы и употребил в пищу комки антично-космогорической плесени. Он сразу вспомнил, что приехал сюда из-за любви к болотам, к мрачно-зовущщим, бесконечным болотам, к болотам. Как и где он это осознал, Искендер не мог точно определить, но ярко светящаяся точка пространства над непризнанным центром вселенной как-то успокаивала, разливаясь пульсирующим серебром по? И вообще, есть хочется, хоть это и подлый обман добрых или злых сил, подумал он, заедая мухомор земляникой. То, что Пролетариарский умел общаться с птицами Сагеп давно догадывался, и то, что сосредоточено-питающеесе тело парня – Долмен, он также имел представление.
- Эй, носитель сакральной информации, обратился невзначай Искендер к нему.
- Не мешай жрать, буржуйская рожа! – произвёл пронзительное высказывание парень-Долмен.
- Знаем мы вас, были в Молдавии, Дракуллу видели, подсолнухи с коноплёй в меду кушали, но не мешай жрать, я тебя прошу!
- Откуда Дракулла? Только восемь крылатых мышей растили там свои бороды и ещё бороды, прозвучало вопросом в воздухе от Сагепа. Но Долмен уже не слушал, превращаясь во впитывающий организм для проглоченной пищи.
Дождь, набухшим чувством меланхолии регулярно снабжал кое-где землю и людей, пытающихся уследить за сном. Дождь не был неприятен, , он был приятен.
Бригадир всматривался в землю, буравя её своими чёрными как компьютерный столик ладонями. Он рыл её, поднимал вверх, рассматривал со всех сторон, осязал, и вдруг заметил:
- Совсем не моя земля, не уральская. Уральская-то - серо-кирпичная, а эта как сажа, чернь-черна!,- скажи Фризе, - почему?
Жак-Жак целеустремлённо пытался водрузить своё самосознание в сон и оттого не уловил происходящего. Но уловил иной объект – объект объективного природного осознания. Природа вняла словам серебряного пегаса и зашумела в ответ шуршащим голосом ветра, который начал просыпаться на верхних ветках всевозможных хвойных деревьев. Бригадиру вдруг очень сильно захотелось стать ветром или, хотя бы побыть с ним рядом в момент пробуждения солнца и всего живого. Он залез в серую палатку и засел там спать.
“ Палатка на самом деле была серой по цвету без каких-либо оттенков. И когда луч солнца, проходя призмы миллионов капелек грибного дождя по всему лесу падал на рыхлую поверхность палатки, он отражал всегда только серый цвет.”- думал в то время Искендер и растворялся в мандариновом цвете.
Мандариновый цвет,(свет)
Сквозь течёт он меня,….