Горящее лето хроника

       ПЯТЬ ГОРЯЩИХ ДНЕЙ

       День первый

 Летом 1995 года по всей Сибири стояла жесточайшая засуха. Может быть, в каких-то местах было и не совсем так, но на территории Приреченского лесхоза с начала мая не выпало ни единой капли дождя. Это почти два с половиной месяца. С середины июля установились безоблачные дни, и солнце жгло землю так, словно задалось целью выжечь на ней все живое. Даже ночи, обычно в Сибири довольно прохладные и летом, стали душными, как в тропиках. Впрочем, в тропиках Карелин Виталий Семенович, директор Приреченского лесхоза, никогда не был, и какие там ночи он знал лишь понаслышке. Его Родиной была Сибирь, и лучшего места на земле, как он считал, просто не существует. Мало ли что здесь климат суровый. Зато простор. Свобода. Есть где развернуться человеку, не опасаясь, что наступишь кому-то на ногу. Да и народ здесь подбирался под стать климату: крепкий и надежный.
Таким критериям, пожалуй, соответствовал и сам Карелин – человек слова. Был он невысок и не низок, середнячок по росту. Голову кверху не задирал, но и шею ни перед кем не гнул. Если брался за дело, то кровь из носа, но задуманное исполнял в срок. Может быть, потому и назначили его в свое время руководить громадным хозяйством, что не лез вперед на трибуны, а продолжал делать дело. А уж этих самых дел у директора лесхоза, тем более, летом – невпроворот. Вот и в этот год навалилась на район засуха, какой и старики не помнят. Хотя, что память человеческая?
Но как бы там ни было, антициклон, действительно, как будто намертво заякарился над Сибирью, и пока что никуда уходить не собирался. Так, по крайней мере, выглядел прогноз метеорологов. Лесные пожары на территории Приреченского лесхоза вспыхивали один за другим. Лесная охрана выбивалась из сил. Не успевали затушить пожар в одном месте, как в другом загоралось два новых. На двадцатое июля у Карелина в работе находилось тринадцать пожаров, чертова дюжина. Но самое неприятное заключалось не в зловещей цифре, а в том, что впереди надвигались два выходных дня, и толпы горожан устремятся в лес, невзирая ни на какие запреты местных властей. И среди них всегда найдется немало людей бесшабашных, и без костров, естественно, не обойдется. А значит, быть новым пожарам.
В половине восьмого утра Карелин уже сидел за письменным столом в конторе лесхоза и внимательно изучал сводку, по лесным пожарам, составленную вчера поздно вечером дежурной радисткой. В первую очередь он изучил в ней графу, в которой делалась отметка о принятых мерах по каждому их пожаров. В ней могло стоять лишь два слова – «достаточно» и «недостаточно». Он с удовлетворением отметил, что колючая частица «не» в этой графе пока что отсутствовала. Следовательно, все тринадцать пожаров контролируются, и многие из них к утру должны быть потушены. Впрочем, бывает, что за ночь обстановка меняется и в худшую сторону. Здесь все зависит от погоды и, особенно, от силы и направления ветра, а также от добросовестности работающих там людей. Прошедшая ночь была тихой, безветренной, это Карелин знал точно, поскольку сам вернулся с пожара в Верхнем лесничестве лишь под утро. Можно было надеяться, что ничего плохого за прошедшее время не произошло.
Просмотрев сводку, он на чистом листке бумаги размашисто написал: «Что делать!», с восклицательным знаком в конце. Это был не извечный российский вопрос, а перечень дел, которые он, директор лесхоза, обязан был выполнить в течение предстоящего дня, двадцатого июля 1995 года. Составив такую «Памятку», он мог вызвать на селекторную связь все восемь лесничеств своего лесхоза, чтобы уточнить обстановку и оказать помощь там, где это требовалось. Селекторная связь давала возможность его лесничим и другим работникам лесхоза иметь самую последнюю информацию по каждому лесничеству. А это немаловажно, поскольку знание положения дела у соседа, иногда приобретает решающее значение для планирования работы на предстоящий день другими лесничими.
До восьми часов, начала рабочего дня, оставалось еще время, и Карелин набрал номер телефона авиаотделения, задействованного на охране и защите лесов района.
— Анатолий Ильич? — спросил он, услышав давно знакомое «Да».
— Слушаю, Виталий Семенович, — отозвался телефон голосом диспетчера службы Сукачева Анатолия Ильича. — Доброе утро!
— Доброе утро, дорогой, как там у тебя настроение? — спросил Карелин, заранее уже зная ответ.
— Спасибо, неважнецкое, — ответил Сукачев.
— А что так? — наигранно удивился Карелин.
— По району почти два десятка действующих пожаров, а тут из области давят, отдайте, мол, десантников соседям. У них там дела совсем паршивые. Один пожар расползся уже больше чем на сотню гектаров, и что будет дальше – одному Богу известно.
— Это худо. Когда командир подойдет?
— Он здесь, где-то в гараже застрял.
— Анатолий Ильич, ты скажи ему – пусть он мне позвонит сразу, как только появится у себя.
— Добро, Виталий Семенович, сделаем.
— Да, Анатолий, чуть не запамятовал, у тебя в сводке по моим пожарам какие-нибудь неясности имеются?
— Вроде бы нет. На всякий случай, минуточку, я загляну в компьютер, может, что подзабыл.
— Ну, глянь, глянь, — Карелин кивнул головой заглянувшему в его кабинет главному лесничему, — присаживайся, Валерий Павлович.
Селезнев Валерий Павлович, главный лесничий Приреченского лесхоза, работал с Карелиным около десяти лет, и они хорошо понимали друг друга. Это был рослый мужчина сорока лет, со спортивной фигурой и спокойным, уравновешенным характером. Его светлые с легкой желтизной волосы не имели еще ни малейших признаков седины или лысины. Серые глаза смотрели всегда приветливо, даже когда требовалось проявить начальственную строгость, что иногда, по мнению Карелина, не шло на пользу делу. Самым характерным дополнением его внешности были всегда белоснежная рубашка и отутюженный костюм, что не всегда вязалось с внешностью лесника, человека сплошь и рядом вынужденного мотаться по лесным дорогам и тропам, где, как известно, лучшей обуви, чем сапоги, а одежды – противоэнцефалитный костюм, еще никто не придумал. По характеру Селезнев был человеком мягким, склонным искать компромиссы даже там, где бы этого делать и не следовало.
— Виталий Семенович, — заговорила телефонная трубка голосом начальника авиаотделения Михаила Григорьевича Березина, — здравствуйте.
— Доброе утро, Григорьевич, — поздоровался Карелин. — Вчера мне пришлось быть на сто четвертом пожаре, это тридцать второй квартал Тагульского лесничества. Там твои десантники, человек восемь, работают.
— Девять, — уточнил Березин.
— Ну, девять. Между прочим, это по сводке девять, а видел я там лишь восьмерых. Один, говорят, ушел на разведку, только я не понял, чего. Во всяком случае, при мне он так и не вернулся.
— Найдется, куда он денется, — засмеялся Березин.
— Да не в этом дело, — поморщился Карелин. — Ты знаешь, что мне там один из них заявил?
— Ну? — проявил интерес Березин.
— Он сказал, что их зарплаты не хватит даже на гематоген, чтобы восстановить кровь, которую у них выпивают за месяца комары.
— Не обращай внимания, Семенович, — засмеялся Березин. — Это тебе, наверно, Жданов отчебучил.
— Да не в Жданове, Григорьевич, дело, — Карелин с досадой передвинул на столе бумаги. — Когда у людей такие разговоры и такое настроение, то легко себе представить, как они будут работать. И дело совсем не в том пожаре. Я туда забросил бульдозер и пять человек рабочих с помощником лесничего. С пожаром, думаю, к утру уже разделались. Дело совсем в ином. Подумай, что будет, если твои десантники будут вести себя ни шатко, ни валко где-нибудь в глубинке, куда я с техникой забраться не смогу?
— Вопрос, конечно, серьезный, — сразу погрустнел голосом Березин, — но знаешь, Виталий Семенович, в словах Жданова много правды. Уборщица на заводе получает больше, чем наши десантники. Люди разбегаются. Помнишь? – раньше у нас было шестьдесят человек, а теперь осталось только тридцать, из них одиннадцать – молодняк. А в каких условиях приходится работать, сам знаешь.
— Да понимаю я все. У меня, думаешь, лучше? Своим прямым делом заниматься просто некогда. Рыщешь повсюду, словно волк, лишь бы у кого денег перехватить на горючку, да на продукты рабочим. А кто это оценит, если тайгу сожжем? Пнут под определенное место ногой, скажут, не умеете работать, и все дела.
— Это уж точно, но пока Бог милует, хотя сам знаешь, где тонко, там и рвется. А тут на меня еще и область давит — отдай пятнадцать человек соседям.
— В курсе, мне Анатолий уже говорил, — вздохнул Карелин.
— Буду отбиваться, обстановка, сам видишь, какая. И прогноз паршивый — до начала августа осадков не ожидается.
— Да черт с ними, с осадками, был бы дождь, — невесело пошутил Карелин. Да, кстати, ты не в курсе, как там обстоят дела с Б-12? Отремонтировали?
— Вроде бы, да, по крайней мере, говорили, что вчера должны завершить испытания. Сегодня уточню.
— Вот, вот, Григорьевич. Может, перегнать его к нам? Как думаешь?
— В принципе, можно, но уж больно он дорого обходится в обслуживании, разденет нас окончательно.
— Да я понимаю. Ну, а что делать? Не дай Бог, загорится в верховьях Кежмы – дорог никаких, одни тропы среди болот да скал.
— Да, место паршивое. В девяносто третьем тушили там пожар, помню.
— Тем более, — оживился Карелин. — Так что давай, Григорьевич, ты по своей линии, а я по своей – вытребуем его сюда. Один черт, его никому другому не отдадут, сажать на воду негде, кроме как на нашей реке. А то ведь запросто, могут отправить в Приморье или еще куда-нибудь.
— Оставит он нас без штанов, — снова вздохнул Березин. — Но, пожалуй, другого выхода, с учетом обстановки, у нас просто нет. Буду звонить.
— Ладно, не вздыхай так тяжело. Деньги – это тлен, а лес вечен, — пошутил Карелин. — Что там, Анатолий вылез из компьютера?
— Да, передаю ему трубку. До понедельника не прощаюсь.
— Взаимно, — усмехнулся Карелин.
— Виталий Семенович, — голос Сукачева был деловитым, он уже вошел в ритм дня, и на его сумасшедшем месте диспетчера авиазвена времени на лирику не оставалось. — По всем вашим пожарам у нас никаких замечаний нет. Все в полном соответствии со сводкой.
— Спасибо, Анатолий Ильич, — Карелин удовлетворенно положил трубку.
Время подходило к восьми, и в его кабинет стали заходить сотрудники. Включив громкоговоритель селектора, Карелин вызвал на связь все восемь лесничеств лесхоза. Заслушав информацию по каждому из пожаров, он затем обстоятельно ответил на все возникшие вопросы. А их, как всегда, набралось множество, больших и поменьше, начиная от обеспечения горючим техники и кончая сигаретами для рабочих, занятых на тушении глубинных пожаров. Завершил он совещание напутствием — «Смотреть в оба».
Отпустив всех, Карелин позвонил Сомову, начальнику районного отдела милиции. После довольно продолжительных препирательств с секретаршей милицейского начальства, которая никак не хотела соединять его со своим шефом, ссылаясь на занятость последнего, он, наконец услышал недовольный голос Сомова . Обычно милицейский подполковник в начале каждого рабочего дня знакомился со сводкой происшествий по району, и не любил, когда ему мешали. Но для Карелина, своего старинного приятеля, он делал исключение.
— Слушаю, Сомов, — зарокотала телефонная трубка, которую Карелин предусмотрительно держал на некотором расстоянии от уха.
Голос подполковника милиции Сомова Сергея Сергеевича спутать с чьим-либо другим было невозможно. Имея, мягко говоря, далеко не богатырское телосложение, он обладал могучим, можно даже сказать, шаляпинским басом, от которого, говорят, дрожали стекла в здании райотдела, когда он принимался распекать своих подчиненных.
— Здравствуй, Сергеевич! — поздоровался Карелин. — Ты уж извини меня, что я так бесцеремонно отвлекаю тебя от чтения детективных историй нашего района, но жизнь требует твоей помощи.
— Здорово, Семенович, — прогудела в ответ трубка, — ты кончай свои реверансы, что хотел?
— Зачем спрашиваешь, дорогой? Ты ведь и сам прекрасно знаешь, что на выходные дни снова требуются твои сотрудники на наши контрольно-пропускные пункты. Мои люди, естественно будут, но милицию народ уважает как-то больше, чем гослесохрану, тем более сегодня, в наше распрекрасное время абсолютной свободы.
— У нас форма краше, уважаемый, в этом все дело, — рассмеялся Сомов. — А с людьми у меня, как всегда, «напряженка», дел – намного выше крыши, а денег нет. А какие могут быть дела без денег?
— Понял. Значит, на перекрестке Московского тракта и Красноборской дороги твои работники будут?
— Ну, настырный же ты, Семеныч. Но, в самом деле, я могу выделить тебе лишь двух сотрудников. А куда их определить, решай уж сам.
— Куда кого ставить, это у меня без проблем. Одного на КП у красноборского перекрестка, а второго на заозерненскую переправу.
— Ладно, присылай транспорт, у меня свободных машин нет.
— Ну, это само собой разумеется. Ну, а вообще, обстановка у меня – дай Бог пережить. В лесу земля высохла настолько, что после бульдозера пыль идет. Огонь в землю ползет, вот и попробуй выковырнуть его оттуда.
— Сочувствую, Виталий Семенович, но и только. Сам понимаешь, у каждого своя болячка.
— Ладно, Сергеич, спасибо и на том. Не буду больше отвлекать тебя от борьбы с преступным элементом. До свидания.
Окунаясь с головой в повседневные заботы, связанные с хозяйственной деятельностью своего громадного лесхоза, Карелин ни на минуту не забывал о главном – о лесных пожарах. По уточненным у лесничих данным, к утру на территории лесхоза оставалось всего лишь два действующих пожара: один в Верхнем лесничестве и один в Заоозерном. Остальные одиннадцать были локализованы, то есть, опаханы бульдозерами или лесными плугами. Вся сложность ситуации заключалась в том, что на каждом из этих одиннадцати пожаров нужно было оставлять людей, для их окарауливания.
Как ты не опахивай пожар, а без человеческого глаза огонь все равно оставлять нельзя. Не исключено, что рано или поздно он отыщет мостик из гнилушки в земле или свежей валежины, чтобы перебраться по нему за опашку, и через некоторое время вновь потянуться к небу бледно-желтыми языками. И попадись на его пути густой подлесок или просто сильно захламленный участок леса, как огонь моментально вымахнет наверх, и беловатый дым низового пожара превратится в черное облако верхового. Загудит «верховик», словно заходящий на посадку ТУ-154, и бросится по лесной чаще со скоростью скаковой лошади, срывая по пути с елок и пихт огненные кроны, и забрасывая их по ветру вперед на многие сотни метров
Страшная и беспощадная огненная стихия пожирает все на своем пути, оставляя после себя черные дымящиеся стволы загубленных деревьев, и такую же черную землю. Только Бог и человек могут противостоять ей, обессилив и осадив огонь на землю, отняв у него пищу. Трудное и опасное для человека это дело, и далеко не каждому оно по плечу. Ежегодно гибнут люди на лесных пожарах, и никакая техника безопасности не может предусмотреть все стечения обстоятельств, в результате которых человек иногда оказывается в безвыходном положении. Слишком много здесь зависит от «господина случая». Одного порыва ветра, меняющего направление движения огня, бывает достаточно, чтобы погубить человека. А много ли ему нужно? Всего лишь на несколько минут оказаться в густом дыму или сделать лишь один глоток раскаленного воздуха – и все. Слаб человек перед мощью огня, но и силен одновременно. Силен своей способностью, предвидеть ход событий. Вмешаться в него в том самом месте, где бывает достаточно и небольшого толчка, чтобы коренным образом изменить ситуацию, используя иногда против огня сам же огонь.
Карелин понимал все это, как никто другой. «Случись беда с кем-либо на пожаре – спрос, в первую очередь, будет с него. Ты директор, ты должен был предвидеть, обеспечить…, и никакие ссылки на «случай» никем во внимание приниматься не будут. По этой причине, как бы трудно ни было, приходилось оставлять на одиннадцати локализованных пожарах по два человека. Одного ведь не оставишь, в лесу может случиться всякое, тем более на пожаре. На двух действующих очагах – Карелин посмотрел сводку – еще двадцать человек. Это уже сорок два. А еще механизаторы, и получается, что уже сегодня с утра задействовано около шестидесяти человек. А сколько народу понадобится к вечеру? А завтра? Это притом, что списочная численность лесной охраны по его лесхозу составляет всего лишь девяносто восемь человек. Вот и выкручивайся, как знаешь. Но ведь ничего не поделаешь, пожары тушить нужно, и тушить своими силами, лишь в исключительных случаях мобилизуя через местную власть, технику из других организаций.
В отношении организованного привлечения на борьбу с огнем населения, у Карелина давно сложилось отрицательное отношение. Дело в том, что не всякого человека можно направить в лес даже с хорошим проводником. Люди умудряются заблудиться, действительно, в трех соснах. А если добавить к этому – отсутствие у них противоэнцефалитных прививок, без которых посылать людей в лес рискованно, то и вовсе овчинка не стоит выделки. Да и добросовестность работы привлеченных, оставляет желать много лучшего. Сколько раз Карелину приходилось наблюдать, как откровенно отлынивали от порученного дела даже привычные к лесу работники леспромхозов. Что с народом сделалось?»
От таких нерадостных мыслей Карелина отвлек телефон – звонил лесничий Пригородного лесничества Байков Константин.
— Виталий Семенович, у нас с вышки по рации сообщают, что в верховьях Кежмы над сопками вроде бы виден дымок. У моего соседа там пожар есть или нет? А то я что-то запамятовал?
— Нет там пожара, Константин Федорович, — севшим от неприятного известия голосом ответил Карелин. — Спасибо за информацию. Самолет должен быть в воздухе, сейчас посмотрим.
Положив телефонную трубку, Карелин обреченно вздохнул и с тяжелым сердцем направился в комнату, где находилась радиостанция.
— Ну что, полетели? — спросил он дежурную радистку.
— Да, только что, — ответила та, не отрываясь от журнала, в который фиксировала время взлета и бортовой номер самолета.
— Какой номер борта? — спросил ее Карелин.
— 34235,— ответила та, освобождая место начальству перед микрофоном радиостанции.
— Борт 34235, ответь Гроту, — позвал в микрофон Карелин.
— Грот, 34235 отвечает, — донесся из динамика звонкий голос летчика-наблюдателя Викулова Олега, молодого парня, которому лишь на днях исполнилось двадцать четыре года.
— Олег, здравствуй, — поздоровался Карелин.
— Доброе утро, Виталий Семенович, слушаю вас.
— Олег, мне минуту назад сообщили, что с наблюдательной вышки вроде бы виден дым в районе верховьев Кежмы. Нужно посмотреть в первую очередь там.
— Вас понял, буду в том районе минут через двадцать.
— Ну, хорошо, Олег, давай. А я пока поговорю с твоим шефом. Роза четырнадцать, ответь Гроту, — снова позвал в микрофон Карелин.
— Четырнадцатая отвечает. Григорьевич здесь и все слышал, — голос Сукачева невозможно было спутать ни с каким другим. Легкий украинский акцент и певучесть делали его узнаваемым без всяких позывных.
— Григорьевич, — Карелин сжал стойку микрофона, будто тот собирался убежать.
— Слушаю, слушаю, — отозвался Березин.
— Если там действительно пожар, у тебя есть люди на заброску?
— Да есть еще пару человек. Давай, Семенович, не будем спешить, двадцать минут поживем спокойно. Если что, то у меня все наготове. Вертолет есть, час «делов» – и люди будут там, — заверил Березин.
— Ну, хорошо, будем ждать, — вздохнул Карелин. — Кстати, ты говорил в отношении Бе-12?
— Говорил, говорил, — успокоил его Березин. — Сегодня перелетит к нам.
— Добро. Мне наш начальник управления сказал то же самое. Пусть подстрахует выходные. А как с десантниками для соседей?
— Придется десять человек отправлять, пять выторговал.
— Ладно, хотя бы так. Ну, будем ждать, — Карелин отпустил микрофон и подошел к противопожарной карте лесхоза, висящей на стене в помещении радиостанции.
Верховья реки Кежма были самым труднодоступным местом на всей территории района, площадь которого составляла более четырех миллионов гектаров. Здесь повсюду бугрились к небу вершины сопок, соединяющихся между собой скалистыми гребнями. Все остальное пространство занимали широкие заболоченные поймы многочисленных притоков Кежмы, поросшие чахлым ельником и березой. По краям болот и выше по склонам стояли разновозрастные кедрово-пихтовые насаждения. Этот лабиринт скал и болот, ограничивался с востока крутым и высоким хребтом Кедровый, западные склоны которого были довольно пологими. С севера и юга верховья Кежмы закрывались громадными островершинными сопками, покрытые густыми пихтачами, сквозь которые сплошь и рядом проглядывали каменные россыпи. С них сбегало множество ключей, питавших водою притоки Кежмы. Этот хаос вздыбленной земли, леса и воды раскинулся на добрую сотню километров, поражая воображение человека своей дикой неприступностью.
Сосновые леса, которые когда-то встречались в том районе, лесозаготовителями были сведены еще пятнадцать лет тому назад. Никаких дорог они здесь, разумеется, не строили, пробивая зимники прямо по поймам рек и ручьев. От тех транспортных артерий уже давно ничего не осталось: болота и тайга довольно быстро затягивают раны, наносимые им человеком. В дальнейшем лесозаготовители обходили этот район стороной, потому что его труднодоступность и довольно низкие технические качества пихтовой древесины никого не прельщали.
Таким вот был этот уголок сибирской тайги, и знал его Карелин достаточно хорошо для директора лесхоза, но не настолько, как того требовалось для инженера - лесосырьевика или, допустим, мастера по изысканию и строительству дорог. И это понятно. Зная леса своего района в целом лучше кого бы то ни было, он не мог соперничать со многими, в доскональности знания какого-то отдельно взятого таежного уголка. Почти четыре миллиона гектаров таежных угодий, пускай даже более чем на половину изреженных топорами лесорубов, это все-таки громадная территория, обойти которую одному человеку не так-то просто, если не посвятить такому занятию всю свою жизнь.
Карелин был лесником до мозга костей, и хотя он недолюбливал, как и большинство людей, комара, и тем более, мошку, не считал для себя наказанием пройти десятка три километров по таежным тропам лишь для того, чтобы увидеть своими глазами какой-нибудь уникальный бор или кедровый сад. В верховьях Кежмы он был всего лишь два раза, и, несмотря на то, что неоднократно осматривал весь этот район с воздуха, говорить о том, что он его знает хорошо, Карелин не мог.
Прервал его размышления над пожарной картой патрульный самолет, вызывающий на связь Грот и Розу-14.
— Слушаю, Олег, — отозвался в динамике голос диспетчера авиаотделения.
— Грот на связи, — подтвердила дежурная радистка лесхоза.
— Значит так, пишем новый пожар, — возвестил динамик голосом летчика-наблюдателя или как его обычно называют – летнаба. — Квартал сто сороковой, Верхнее лесничество, лесхоз Приреченский, одиннадцать двадцать, низовой, площадь ноль три десятых гектара, насаждения хвойные, зона авиационной охраны, требуется десять десантников, двести двенадцать градусов, шестьдесят километров…
Пока летнаб выдавал всю необходимую в таких случаях информацию, для регистрации лесного пожара диспетчером авиаотделения и радистом лесхоза, Карелин снова вернулся к противопожарной карте.
Сто сороковой квартал представлял собой водосбор Бумбейки, одного из многочисленных притоков Кежмы, покрывающий густой паутиной ручьев часть западного склона хребта Кедровый. Извилистое русло самой Бумбейки описывало плавную дугу с востока на северо-запад, принимая в себя с обеих сторон небольшие ручьи, с прямыми руслами, что являлось верным свидетельством сильно пересеченной местности. Несмотря на то, что западный склон хребта Кедровый был достаточно пологим, на нем имелось множество мест, изрезанных крутыми распадками и скальными гребнями. Именно таким и был водосбор Бумбейки.
Все это утро Карелин ощущал на душе какую-то тревогу. И дело было вовсе не в том, что вчера вечером число пожаров достигло тринадцати. Что-то другое угнетало его своей неизбежностью. И лишь теперь он осознал, что как будто предчувствовал неприятности, которые обязательно принесет с собой пожар в этом нехорошем месте. Как бы это странно ни было, но как только он услышал донесение летнаба, о пожаре в сто сороковом квартале, тревога исчезла, и появилась осознанная необходимость действовать. Зачастую бывает, что ожидание неприятностей намного хуже самих неприятностей.
В своем кабинете, Карелин разложил на столе окрашенный план лесонасаждений Верхнего лесничества. По уточненным данным летнаба, пожар разгорался под крутым юго-западным склонам сопки, у основания которой, на краю болота, стояло новое зимовье, крытое свежим драньем. Огонь распространялся на восток, вверх по склону, покрытому густым пихтово-кедровым лесом в возрасте около семидесяти лет. На запад от подножья сопки простиралось большое припойменное болото, шириной не менее километра. Оно тянулось от места впадения Бумбейки в Кежму до самых отрогов высокой сопки на северо-востоке, круто поворачивающих Кежму к северо-западу. Несмотря на то, что ветер был восточным, двигаться в этом направлении пожар не мог. Небольшое сфагновое болотце, диаметром около километра, приткнулось к подножью той же сопки с северо-востока. С него выбегал большой ручей и впадал в Кежму, прорезая по пути своеобразный перешеек между горящей сопкой и скалистым гребнем на севере. Для огня доступным оставалось лишь юго-восточное направление. При условии быстрых действий со стороны десантников по локализации пожара в этом своеобразном мешке, положение можно было спасти.
Уточнив по карте обстановку, Карелин позвонил в авиаотделение:
— Михаил Григорьевич, ну, как там у тебя? — спросил он Березина.
— Грузим десантников в автобус, — сообщил тот. — Вертолет под парами, думаю, минут через двадцать взлетим.
— Ты, Григорьевич, с тридцать второго квартала сними своих людей, мы там справимся сами.
— Обязательно. Вот этих семь человек заброшу, а потом сразу же пойду на тридцать второй. У тебя там все нормально?
— Лесничий доложил, что все опахали. Оставил там двух лесников на окарауливание, так что всех остальных можно снимать. Потом еще с воздуха глянем, что там и как. А кто у тебя полетит с вертолетом?
— Сам буду.
— Тогда знаешь что, Григорьевич, когда вернешься, вызови меня по телефону, обрисуй, как там и что. Место, сам знаешь, какое.
— Будет сделано, ну, я побежал, извини, автобус уже под окном, — заторопился Березин.
В течение полутора часов патрульный самолет обнаружил еще шесть новых пожаров, и по каждому из них необходимо было срочно принимать меры. И хотя Карелин доверял своим лесничим, тем не менее, свято соблюдал заповедь — доверяй, но проверяй. Обстановка усложнялась еще высокой задымленностью по юго-восточной части территории лесхоза. Восточный ветер наносил дым от горящей тайги у соседей. Даже в городе запахло гарью. И как обычно бывает в таких случаях, тут же стали раздаваться телефонные звонки: «Почему горит лес? Почему не тушите? Чем вы там занимаетесь?» Были слова и обиднее. Все это мешало работе, и Карелин велел не соединять его больше ни с кем, кроме администрации района, милиции и прочих ответственных учреждений. На остальные звонки ответ должен быть один – директора нет, находится на пожарах. В случае острой необходимости, пусть разговаривают с отделом охраны и защиты леса.
Березин позвонил часа через три. Разговор с ним не принес Карелину ничего утешительного. Пожар в сто сороковом распространялся вверх по склону довольно быстро, и Березин дал команду своим десантникам, встречать его по гребню сопки. Делать это ниже было опасно для людей — западный, достаточно крутой склон, поросший чернолесьем, был сильно захламлен, и остановить здесь огонь было практически невозможно. В принципе все сделано было правильно, но…
— Знаешь, Семенович, — в голосе Березина уже не чувствовалось утреннего оптимизма, — там нужно не двенадцать человек, как у меня, а раза в два-три больше. Посуди сам: взрывчатки нет, воду туда можно доставить лишь вертолетом, склон крутой – градусов, наверно, около сорока, если не больше. Затабориться пришлось на болоте, а это более полутора километра хода вверх, ближе негде, опасно. Юго-западная кромка пожара – сплошной ветровал. Одним словом, худо, горит уже около двух гектаров, а может, и больше.
— Понимаю, — мрачно подытожил разговор Карелин, — насколько больше, не уточнишь? А впрочем, и так понятно — опоздали!
— Ты понимаешь, загорелось, наверно, часов в восемь-девять утра. Роса ведь, сам знаешь, дольше восьми не держится, если она вообще в том районе была.
— Ну, ладно, давай думать, что будем делать дальше.
— В общем, Семенович, так: я буду держаться, сколько смогу. Пущу туда Бе-12, он в три часа должен быть у нас. Но без техники мы там не справимся.
— Этого ты, Михаил Григорьевич, мог бы и не говорить, и так ясно, — Карелин на секунду задумался. — Ты вот что мне скажи – горючку для тракторов туда вертолетом забросить сможешь?
— Конечно, смогу, но только емкость не больше куба и на внешней подвеске. Жара и высоко, воздух разреженный, ни черта не держит.
— Понятно. Теперь вот что, технику – два бульдозера, я сейчас по мобилизационному плану попробую выбить, а вот привлекать людей со стороны, в такую глушь, я не стану. Так что вся надежда, по-прежнему будет на твоих десантников. Но одно прошу, ты им ни в коем случае не говори, что будем пробиваться туда с техникой, опустят руки.
— Хорошо, Виталий Семенович, я понял.
— Теперь второе. Я дал лесничему Верхнего лесничество задание – поискать проводника по тем местам, кто знает там все тропы и сможет провести бульдозера через болота и скалы. Сам я уеду в лесничество после заседания чрезвычайной комиссии. У тебя вертолет когда полетит в ту сторону?
— В семнадцать часов. Заброшу на сто сороковой еще пять человек, мотопомпу и еще кое-какую мелочевку.
— Хорошо. Будь добр, посади вертолет на стадионе в Красном Бору, заберешь меня и еще пару человек, посмотрим, как нам туда пробиться.
— Нет вопросов, Семенович.
— Ну, пожалуй, пока что все, — завершил разговор Карелин.
Время приближалось к четырнадцати часам и пора было ехать на заседание районной чрезвычайной комиссии. Заседание вел сам глава администрации района Тягунов Валерий Алексеевич, еще относительно молодой, лет сорока пяти мужчина, с черными прямыми волосами и еле уловимым азиатским разрезом темно-карих глаз. Слегка скуластое лицо, с длинным прямым носом, таило в уголках небольшого, хорошо очерченного рта, какую-то хитринку. При общении с ним, складывалось впечатление, что Тягунов знал что-то такое, о чем никто даже и не догадывался. Работал он в своей должности более десяти лет, если вести отсчет с того времени, когда его назначили председателем райисполкома. По сути дела, новая по названию его должность функционально ничем не отличалась от старой, если, конечно, не обращать внимание на такую мелочь, как первенство в районе. Раньше оно безраздельно принадлежало первому секретарю райкома партии, со всеми вытекающими из этого последствиями. Теперь же времена изменились, и первым лицом стал глава районной администрации.
Тягунов по образованию был агрономом и одно время возглавлял один из крупнейших совхозов района. Как глава районной администрации разбирается в сельском хозяйстве, Карелин не знал. Но что он, мягко говоря, не очень-то сведущ в делах лесных, это Виталий Семенович понял с первых же дней их знакомства. По-видимому, Тягунов понимал это и сам, и как человек достаточно умный, он не изображал из себя этакого всезнайку, чем грешат очень многие из руководителей. Когда было необходимо, Тягунов не стеснялся спрашивать у Карелина или директоров леспромхозов совета по тому или иному вопросу. Правда, делал он это в завуалированной форме, как бы исподволь, мимоходом, не заостряя особо на этом внимания. В делах лесохозяйственных он целиком доверял Карелину, и, тем более, когда это касалось вопросов борьбы с лесными пожарами.
Заслушав информацию Карелина, Тягунов прямо спросил его:
— Виталий Семенович, на выходные дни, какая тебе нужна помощь?
Карелин давно был готов к подобному вопросу, а потому ответил без промедления:
— Мне нужны два бульдозера, Валерий Алексеевич. Вся моя техника постоянно находится в работе, и я перебрасываю ее с места на место в день по десять раз. Сами знаете, что у меня люди хоть и вымотались, но давно уже набили руку на тушении пожаров. Им лишь покажи где, а они уже знают сами, что и как. Но теперь мне нужны два бульдозера в глубинку. На сколько дней? – не знаю. Но, думаю, что двумя днями нам не отделаться. Если я загоню туда свои бульдозера, то боюсь, что здесь будет худо. Сами представляете, как с привлеченными людьми работать: то рабочий день у них строго восемь часов и ни на минуту дольше, то домой срочно нужно – жена заболела или что-нибудь еще. А в глубинке они никуда не сбегут, да и работать будут весь световой день. Там ведь заняться больше нечем.
— Хорошо, — прервал его Тягунов, — а как насчет быта? Техники безопасности, горючего и тому подобного?
Карелин отвечал, не задумываясь ни на секунду.
Выслушав его, Тягунов раскрыл лежащую перед ним папку, с утвержденным планом организации тушения лесных пожаров. Пробежав глазами по нужной странице, он поднял голову и, отыскав глазами Васюгина, начальника ПМК Водоканала», объявил:
— Васюгин, за тобой один бульдозер и трейлер под него. Какие есть вопросы?
Васюгин, толстый и потный мужчина неопределенного возраста, не вставая с места развел руками:
— Не могу, Валерий Алексеевич. На ходу осталось всего лишь два бульдозера. Не дай Бог, что случится, вы же сами мне потом голову отвернете.
— Валерий Алексеевич, вмешался Карелин, мне в тайгу васюгинские бульдозера не нужны. Они у него все без брони даже под двигателем, не говоря уже о коробке передач. Не успеет дойти до места, как напорется на камень. Что мне потом с ним делать? Здесь вблизи еще годятся, а в глубинку нет.
— Ну, вот, на тебя не угодишь, — недовольно хмыкнул Тягунов. Ладно, твои предложения – у кого брать?
— Один в ДРСУ, там бульдозеристы хорошие и техника в порядке, а еще один в управлении механизации.
— Почему в управлении механизации? — вскочил со своего места начальник этого управления Зиберт Николай Сигизмундович. — Как что, так сразу управление механизации!
— Николай Сигизмундович, спокойнее, — одернул его Тягунов. — Требуется ведь не лопата или грабли, а бульдозер. На то у тебя и управление механизации. Так что давай, не кипятись, а действуй. Вопрос решен.
Заседание чрезвычайной комиссии закончилось быстро. Тягунов не любил, несмотря на некоторую двусмысленность своей фамилии, длительных заседаний. Оговорив с начальником ДРСУ и УМ-1 все, требующие выяснения вопросы по подготовке бульдозеров к работе в таежных условиях, Карелин уехал в Красный Бор.
Время было около шестнадцати часов, когда он подъехал к конторе Верхнего лесничества. Она представляла собой двухэтажное здание из белого силикатного кирпича, первый этаж которого занимал гараж на четыре автомашины. На втором этаже размещалась сама контора или, если говорит по-современному, офис лесничества, с бытовками для лесников и рабочих, и даже большим бильярдным столом в центре небольшого холла. Карелин не любил нововведения последнего времени, нагло выпирающие отовсюду «американизмы», так он пренебрежительно называл иностранные термины, на каком бы языке они не звучали. Но вот слова офис и холл ему нравились, поскольку краткого и точного эквивалента им в русском языке он не находил.
Само здание, олицетворяющее собою Верхнее лесничество, стояло на высоком берегу Кежмы. Со второго этажа открывалась широкая панорама окрестностей. Когда-то Карелин сам подобрал это место на окраине города. «Построим сразу и контору лесничества и наблюдательную вышку», — шутливо отмахивался он от предложений, строиться на пустыре, чуть ли не в самом центре Красного Бора. И действительно, из окон конторы вполне можно было заметить за десяток километров, вплоть до подступающих с юго-запада крутолобых сопок, даже дым большого костра, не говоря уже о лесном пожаре.
В курилке лесничества, устроенной на манер солдатской, с деревянными скамейками по трем сторонам и врытым в землю, в качестве урны для мусора, тормозным барабаном от машины, сидело несколько человек. Оттуда то и дело доносились раскаты громкого хохота. «Наверно, Митрич снова свои байки травит», — подумал Карелин. Он знал этого балагуристого старика уже больше десятка лет. Полное его имя было Александр Дмитриевич, но все давно привыкли называть его просто Митрич. Старик принимал такое уважительное обращение как должное – как-никак, а ему уже шел седьмой десяток лет, а он все еще работал, не поддаваясь возрасту. Незнакомым людям он представлялся в качестве ночного директора лесничества, что в переводе на обычный язык означало сторож. Закончив дежурство, он редко когда сразу уходил домой. Любитель поговорить, Митрич помнил множество историй, происшедших то ли с ним самим, то ли с его знакомыми, то ли со знакомыми его знакомых. Естественно, как всякий охотник, пускай даже бывший, он умел рассказывать охотничьи байки, ловко приплетая к действительным событиям небылицы, придуманные им тут же по ходу рассказа. Вот и теперь Митрич собрал вокруг себя мужиков, желающих просто посмеяться над его незамысловатыми историями, не особенно вдаваясь в выяснение их подлинности. Карелин невольно остановился и прислушался.
— Ну, значит, идем мы обратно, — не спеша, повествовал Митрич, — а идти до электрички надо было километров шесть с гаком. А вокруг весна, солнце, по обочинам дороги проталины. Одним словам – красота. У каждого в рюкзаке по глухарю, идем и жизни радуемся, обо всем там всякие разговоры разговариваем. Ну и к слову как-то пришлось, и скажи я Митьке, что такого большого глухаря, как нынче, мне добывать не приходилось, килограммов шесть с лишним потянет. Ну, а Митька, мужик был, царство ему небесное, хороший, но поперечный. Ты ему слово, а он тебе два, и все поперек твоих. Значит, не успел я закончить про свой трофей, а он уже тут как тут. «А мой, — говорит,— килограммов на девять вытянет». Ну и заело это меня. Не бывает, говорю, таких глухарей. Это же цельный страус африканский, а не глухарь. А он мне, мол, много ты понимаешь. Это я-то не понимаю. Да я этих глухарей за свою жизнь, может, всю тыщу добыл. Много ты понимаешь.
Ну, вот так, слово за слово и заспорили мы с ним не на шутку. Ну, я ему и говорю, давай, мол, сравним, чей глухарь тяжельше будет. Сказано – сделано. Сняли мы рюкзаки и стали вес их прикидывать – что его, что мой – одинаково. Ну, а он и тут поперек. У тебя, говорит в рюкзаке окромя глухаря еще котелок и патронов не меньше двух килограммов будет, а у меня, мол, там только один глухарь, патроны в патронташе на поясе, так что нечего нам с тобой тут сравнивать. Не выдержал я, давай, говорю, вытряхнем глухарей из рюкзаков и посмотрим, чей будет крупнее, определим их вес без всяких там патронов. А Митька, он же как бык упрямый был, все норовит, чтобы было по евоному. Давай, говорит. Сказано – сделано. Развязали мы рюкзаки, вытряхнули из них добычу на снег. А глухари и на самом деле были громадные, черные как уголь, с такой синевой по перу. Митька взял своего за лапы и только нагнулся, чтобы и моего таким же манером взять, а мой трофей вдруг как вскочит, да как рванет пешком по снегу, а потом крыльями как замашет, да как полетит – только мы его и видели. Стоим, рты пораскрывали, и про ружья забыли. Глянул я на Митьку, чтобы сказать ему пару ласковых слов, и вижу – он своего глухаря аж двумя руками уцепил и держит, испугался, что и он улетит.
Курилка снова грохнула смехом: «Ну, Митрич, ну, даешь! Как же ты живого глухаря в мешок затолкал? — сквозь смех раздался чей-то голос.
— А шут его знает, — Митрич как бы растерянно развел руками, — думаю, что на току я нанес ему только контузию. А в мешке он маленько оклемался, но лежал смирно, ждал момента. Наверно, опытный был глухарина, не зря до старости дожил.
— Так чей все-таки глухарь был больший? — сквозь смех спросил Карелин.
— А шут его знает, Семенович. Но Митькин глухарь был тоже большой, хотя, думаю, все-таки поменьше мово.
Поднимаясь по металлической лестнице на второй этаж конторы, Карелин встретился с лесничим Верхнего лесничества Колобовой Валентиной Ивановной, которая, по-видимому, заметив из окна конторы директора, поспешила ему навстречу. Эта была женщина лет сорока, среднего роста и среднего телосложения. Узкое, со светлыми морщинками у глаз, лицо, темное от загара, выглядело усталым. Темно-каштановые коротко подстриженные волосы, ниспадавшие на скулы, немного его округляли, делая вполне миловидным. С ее обликом довольно хрупкой женщины никак не вязался достаточно жесткий характер, позволявший ей вот уже в течение пяти лет возглавлять одно из самых сложных лесничеств лесхоза. Когда-то Карелин не без сомнения назначил ее на эту должность, но с тех пор он ни разу об этом не пожалел.
Ответив на приветствие Колобовой, утренние разговоры по радиосвязи в счет не шли, Карелин прошел вслед за ней в кабинет лесничего, небольшой, но как-то уютный даже и с казенной мебелью.
— Ну что, Валентина Ивановна, прояснилось что-нибудь? — прямо от двери спросил он Колобову.
— Как сказать, Виталий Семенович, — немного растерянно заулыбалась та. — Все говорят, что летом к верховьям Кежмы дорог для техники нет. Да вы сами поговорите с ними, два деда в кабинете мастеров сидят, — и она сделала приглашающий жест в сторону соседнего кабинета.
Прошли туда. Кроме мастера леса, Чиркова Николая, там находились два старика. Одного из них Карелин немного помнил – лет пятнадцать назад он работал в этом же лесничестве лесником. Второй же, довольно еще крепкий дед, с седой щетиной на не бритом лице, был ему незнаком. Пожав руку каждому из присутствующих, Карелин сел за стол напротив стариков и уважительно спросил обоих сразу:
— Ну, как, отцы, поможете нам пробиться к верховьям Кежмы?
— Нет, директор, ничего у тебя из этого не получится, — первым заговорил незнакомый Карелину дед. — Там у болот дна нет, даже лоси не всюду ходят. А насчет старых лежневок, так они где совсем погнили, а где и потонули.
— Да и не было на Бумбейку никаких лежневок, — встрял в разговор старый лесник. — В том районе и лесу-то было – кот наплакал, в смысле спелого. Я же тогда еще работал, когда лес с той стороны возили. Проткнули по пойме Закипной пролаз, вот и все там дороги. А на Бумбейку вообще хода не было.
Карелин знал, что все это было абсолютной правдой, и что на Бумбейке лес действительно никто не рубил. Там на тысячах гектаров стояли средневозрастные пихтачи с примесью кедра, которые нисколько не прельщали лесозаготовителей. К тому же существующие правила рубки леса не разрешали трогать те насаждения еще не один десяток лет. Приглашая стариков на разговор, он в душе надеялся, что они знают и покажут ему какой-нибудь потаенный охотничий пролаз. Что греха таить, но охотники в свое время забрасывали в свои зимовья провиант, договариваясь в тайне от начальства с трактористами трелевочных тракторов. И те за выходные дни проламывали дорогу, если это было вообще возможно, хоть к черту на кулички. Из разговора с дедами Карелин окончательно понял, что никакого чуда не произойдет, и на Бумбейку нужно будет пробиваться с восточной стороны, через хребет Кедровый. Болот там, конечно, нет, а вот скальников и крутосклонов – сколько угодно. Поблагодарив стариков и проводив их во двор, он велел водителю своего «Уазика» развести их по домам. Но прежде чем залезть в машину, незнакомый Карелину дед остановил его:
— Погодь, директор. Что нет туда дороги, так это сущая правда. А я вот что тебе скажу, пожгли тайгу на Бумбейке недруги Сафрона. Ты поспрошай его. Он в тех краях промышляет уже два года, как тесть помер, так он на его месте и обосновался. А у покойного Александра родни, хоть пруд пруди. А у Сафрона в промхозе родня, через то он тестев участок и прибрал к своим рукам. Вот и кумекай, директор, что тут к чему.
— Спасибо, отец, — поблагодарил его Карелин. — С этим мы обязательно попробуем разобраться, но сначала нужно затушить пожар.
— Так, так, — закивал дед.
Карелин возвратился в контору лесничества, и, заняв свое прежнее место, вопросительно посмотрел на Колобову:
— Ну что, Валентина Ивановна, будем делать? Кто поведет бульдозера?
— Не знаю, Виталий Семенович, — потупила голову та. — Я за все время своей работы так ни разу там и не была, не успела. Остается только Николай, — она кивнула головой на Чиркова.
— Как, Николай? — глянул на Чиркова Карелин.
— Я не знаю, Виталий Семенович, — немного растерянно ответил тот. — Вы же сами слышали, что дорог туда нет. Лежневки строить что ли? Так, наверно, проще — подождать зимы, оно, пожалуй, быстрее будет.
— Зимы мы ждать не станем, а вот к завтрашнему утру нужно собраться, — посуровел лицом Карелин. Кто знал его достаточно хорошо, тот понял бы сразу, что решение уже принято и никаких теперь если да кабы быть не может. — Валентина Ивановна, — продолжил он, обращаясь уже к Колобовой, — готовьте к утру две палатки, спальники на шесть человек, продукты на неделю, ну и все прочее. Будут два бульдозера со стороны, и ваш ТТ-4, готовьте его. Пусть Скворцев собирается Берет «на себя» круглую емкость под дизтопливо, запасные пальцы, траки и прочую мелочевку. Твоя задача, Николай, — Карелин строго глянул на Чиркова, — идти с бульдозерами к Бумбейке через хребет Кедровый. Маршрут через часик мы выберем, посмотрим сверху, и выберем. В этом тебе будет помогать Виктор Иванович.
— Какой Виктор Иванович? — не понял Чирков.
— Лесопатолог Виктор Иванович, — засмеялся Карелин. — Ты что, Николай, уже в людях путаться начинаешь? Виктор Иванович должен быть сейчас в вертолете. На пожарах он бывал мало, а вот в тайге ориентируется лучше многих старых лесников.
— Да я бы и сам справился, — явно для вида запротестовал Николай. Он заметно повеселел. Перспектива, вести бульдозера по незнакомой тайге, его вначале не очень-то обрадовала. Довольно просто можно не то что заблудиться, а оказаться в тупике, откуда одна лишь дорога – обратно.
— Да я верю, что ты и сам бы справился, — успокоил его Карелин, — но твоя задача будет иная, бульдозера должны работать весь световой день. Аккуратно, без поломок, но быстро. Питание людей и все такое прочее, также на твоей совести. Так что забот у тебя будет предостаточно. А теперь давай в машину и к вертолету.
— Виталий Семенович, а мне тоже? — неуверенно спросила его Колобова.
— Да нет, не нужно. Вы уж здесь смотрите, не надейтесь лишь на самолет, — нахмурился Карелин. — Боюсь, что сто сороковой загорелся еще вчера вечером. Наверно, с Лысой Горы под вечер никто толком так и не смотрел.
— Ну, зачем вы так говорите, Виталий Семенович, — обиделась Колобова. — Я же там была сама около десяти вечера, вот Николай подтвердит, — она кивнула в сторону Чиркова, — никакого дыма в той стороне мы не видели.
— Не было и не видели, это все же разные вещи, — не согласился Карелин. — Далековато, конечно, и за сопками, но… — он не стал продолжать, чтобы окончательно не обидеть своих работников.
Не успел «Уазик» подкатить к стадиону, расположенному на окраине Красного Бора, и представляющего собой огороженную забором из штакетника часть пастбища для скота, как в небе затарахтел вертолет. Сделав круг над городом, он стал медленно опускаться на центр стадиона, поднимая целую тучу рыжей пыли. Прикрывая лицо рукавом форменной куртки, Карелин, а вслед за ним и Чирков, заспешили к выброшенному бортмехаником трапу.
Прошло около пятнадцати минут и вертолет оказался над пожаром в сто сороковом квартале. То, что открылось сверху, для Карелина не было неожиданностью. Северный фланг пожара бал остановлен десантниками на перешейке между болотами, и угрозы, переброса огня на соседнюю сопку практически не существовало. А вот на юго-восточном фланге огонь продолжал распространяться по склону фронтом, шириной не менее семисот метров. С юго-западной стороны отдельные его языки вклинились внизу в болото, и там остановились, продолжая выбрасывать белые султаны сырого дыма.
— Где твои десантники? — наклоняясь к Березину, стремясь перекрыть шум двигателя вертолета, закричал Карелин.
— Копают по гребню на юго-востоке, — заорал в ответ Березин, одновременно указывая рукой куда-то вниз, как будто с вертолета можно было различить, работающих под густым пологом леса людей. — Была бы взрывчатка! А так, — Березин безнадежно махнул рукой, но продолжать не стал.
То, что десантники своими силами с пожаром не справятся, для Карелина было абсолютно ясно. Вопрос заключался лишь в том, как долго они смогут удержать огонь на гребне сопки. Не упустить его на восток, к верховьям ключей, четко обозначенных на местности темно-зеленой чащей молодого пихтача, являлось задачей первостепенной важности. Сделав круг над пожаром, вертолет по указанию Березина стал медленно снижаться к Северному болоту. Повернув носом против слабого восточного ветра, он завис над чистым местом, почти касаясь колесами мха. Пять человек десантников, последний резерв Березина, быстро выгрузили таборное имущество и, присев на корточки, удерживали его руками и всем телом, пока вертолет, приподнимаясь над болотом, не ушел в сторону и вверх.
По просьбе Карелина они пошли над хребтом Кедровым на высоте около двухсот метров. С воздуха можно многое рассмотреть на земле, но и немало останется скрытым от глаз под густым пологом темнохвойной тайги. Поняв, что лишь отсюда, с востока, можно подойти к пожару, не утопив технику в болотах и не угробив ее на каменных россыпях, Карелин смотрел и несколько дальше. Он предвидел, что не сегодня, так завтра восточный ветер обязательно сменится западным. Не может такого быть, чтобы эта погода продержалась до конца июля. Как ни говори, но преобладающими ветрами здесь всегда были западные и северо-западные. Вот тогда, после смены направления ветра, бульдозера могут оказаться в самом нужном месте, перед фронтом пожара. Если, не дай Бог, понадобиться, то можно будет использовать проделанную при их перегоне дорогу в качестве опорной минполосы. Но на данный момент весь вопрос заключался в том, как подняться с бульдозерами на хребет Кедровый. Крутизна его восточного склона напротив пожара достигала сорока градусов. Местами же он вообще уходил вверх чуть ли не вертикальными стенками на сотни метров. Для бульдозеров уклоны в сорок градусов являются непреодолимым препятствием. Даже трелевочным тракторам, с их мощными грунтозацепами на гусеницах, не допускающих бокового скольжения, и тем, в соответствии с правилами техники безопасности, категорически запрещается работать при таких уклонах.
Вытеснив из кабины вертолета бортмеханика, а потом и второго пилота, Карелин с Березиным тщательно осматривали проплывающую внизу тайгу, указывая друг другу на отдельные ориентиры, которые могли бы в последствии послужить своеобразными реперами при прокладке трассы к месту пожара. Лесопатолог, Виктор Иванович Корзун, немногословный, цыганистого вида мужчина сорокалетнего возраста, так же внимательно смотрел вниз, делая время от времени пометки в своем блокноте. Пролетев над хребтом второй раз, пилот вопросительно посмотрел на Березина. Заметив это, Карелин махнул рукой на восток, давая понять ему, что необходимо просмотреть еще подходы к хребту со стороны Московского тракта.
— Понял, — кивнул головой Березин, и, прижав ларингофон к шее, стал объяснять задачу пилоту.
Заложив вираж, вертолет пошел вниз над восточным склоном хребта. Здесь в свое время хорошо поработали лесозаготовители. Местами они даже сумели подняться по склону вверх метров на двести-триста, спуская лес на площадки внизу. Карелин хорошо знал эту часть Прибрежного лесничества, граница которого с Верхним, проходила как раз по самому хребту. Здесь ничего нового для себя он обнаружить не мог, но нужно было показать Чиркову дорогу, идущую под хребет, и старые лесовозные усы, с одного из которых и придется запускать бульдозера вверх по склону.
Закончив облет нужного района, вертолет повернул в сторону Красного Бора. Через час Карелин вместе с лесопатологом и Чирковым сидели за столом в конторе лесничества, разложив перед собой план лесонасаждений и карту-километровку с горизонталями. Склонившись над ней втроем, они обсуждали приемлемый вариант трассы будущего хода, начав ее у подножья хребта километров на восемь юго-восточнее границы сто сорокового квартала. Постепенно поднимая на карте трассу на северо-запад, обходя каменные лбы, четко обозначенные ее горизонталями, они неизменно упирались перед самым водоразделом в самые верховья русла Рассохи, небольшой таежной речки, берущей свое начало между двух небольших горбин хребта. Западный ее берег густел на карте горизонталями, предупреждая о непреодолимом препятствии, высотой не менее полсотни метров. Обойти его севернее было невозможно, там горизонтали уплотнялись еще больше, обрисовывая русло другой таежной речки, сбегающей с хребта уже в западном направлении.
— Вот окаянная речушка, — не выдержал Карелин, — неужели ее никак не обойти?
— Виталий Семенович, — Наконец, заговорил немногословный Корзун, — давайте я завтра обратным ходом пройду. Начну с болота, где затаборились десантники. Просмотрю по ходу, может, там все же имеется пролаз. Не всякая же мелочевка картой учитывается.
— Да я уже думал над этим, Виктор Иванович, — Карелин поднялся и отошел от стола. — Наверно, иного выбора у нас просто нет. Твое мнение, Николай?
— Да я не знаю, Виталий Семенович, — смутился тот. — Дорог я никогда не изыскивал, и в тех местах, также никогда не был, не наша это территория.
— Ну, ну, — улыбнулся Карелин. — Тогда решаем так: твоя задача, Николай, быть завтра не позже половины девятого утра на перекрестке Красноборской дороги с Московским трактом, имея при себе все, о чем я говорил раньше. Емкость залейте соляркой под завязку. Собирайтесь как минимум на неделю. Обязательно захватите с собой метров двадцать буксирного троса потолще. На ТТ-4 на лебедке запасован, по-моему, на девятнадцать, слабоват будет, если какой из бульдозеров сядет и придется его вытаскивать.
— Так точно, — обиженно буркнул Чирков.
«Человек идет в тайгу против желания, — подумал про себя Карелин. — Плохо, но ничего не поделаешь, не пошлешь же туда женщину. А в Верхнем лесничестве из четырех инженерно-технических работников две женщины. Второй мастер, Дубинин Саша, молодой специалист, парень хороший, но опыта маловато. Пускай пока работает, где поближе».
— Теперь с вами, Виктор Иванович, — Карелин повернулся к Корзуну. — Приедем домой, нужно будет собраться дня на два-три. Завтра утром вас на моей машине забросят в авиаотделение, с Березиным я переговорю. Сделайте себе выкопировку с плана лесонасаждений и набросайте на ней предстоящий маршрут. Не забудьте пометить все ориентиры: особо высокие сопки, контрастирующие выдела и тому подобное, легче будет потом. Мы вас завтра будем ожидать вот на этой дороге, — Карелин снова подошел к столу и ткнул карандашом в карту.
— Понял, — кивнул головой Корзун, если вы только за день успеете туда дойти. Там ведь через Баской моста может и не быть, вода весной была приличная.
— На месте мост, — успокоил его Карелин. — По левому берегу немного промыло, а так все в порядке. А перед мостом бульдозера все равно с трейлеров придется снимать, дальше они пойдут своим ходом, так что подправим.



День второй


На следующий день, проведя, как всегда, планерку и отпустив людей, Карелин задержал Селезнева:
— Вот что, Валерий Павлович, обстановка в сто сороковом квартале, как говорил, классик, архисложная, десантники долго не продержатся. Поднимись ветер хоть чуть-чуть посильнее, и весь этот угол сгорит, как пить дать, да еще и соседям петуха подпустим. Поэтому день-два я занимаюсь только этим пожаром, все остальное на тебе. Если что срочно понадобится, найдешь меня через летунов. Рацию я беру с собой, так что в этом плане никаких проблем быть не должно. Особое внимание удели Заозерному и Верхнему лесничествам. Нынче там сборщиков ягод будет – полная тайга. Смотри, в случае чего, отправляй в Заозерное Костина, а сам приглядывай здесь.
— Ясно, Виталий Семенович, — кивнул Селезнев. — Как-нибудь эти дни да продержимся.
— Да вот нужно бы не как-нибудь, а хорошо, — пошутил Карелин.
— Постараемся, — улыбнулся Селезнев, выходя из кабинета.
В половине девятого, посланные заранее в ДРСУ и УМ-1 главный механик лесхоза и инженер охраны и защиты леса Костин сообщили, что через тридцать минут оба бульдозера на трейлерах будут стоять в условленном месте, на выезде из города.
Знаете, Виталий Семенович, — не то доложил, не то пожаловался Карелину Костин, — бульдозер с УМ-1 почти новый, Т-130, но у него броня лишь под двигателем и он с БРМГ, в лесу клык будет мешать.
— Да Бог с ним, — успокоил его Карелин, — понадобится — снимем БРМГ лебедкой. А что коробка не защищена, это уже хуже. Придется пускать его только вторым.
— Еле бульдозериста из УМа уговорили ехать, — сообщил Костин, — шантажист, да и только. Не дадите, говорит, зарплату за последние два месяца, не поеду и все тут. Наскребли ему денег в кассе, выдали, так что все, вроде бы, в порядке.
Вскоре небольшая колонна из двух трейлеров и «Уазика» тронулась в путь по Московскому тракту. На перекрестке с Красноборской дорогой к ним присоединились еще один трейлер с трелевочным трактором Верхнего лесничества и дежурка ГАЗ-66, с таборным имуществом, в кабине которой находился и Чирков.
До реки Баской они добрались часа через два без каких-либо приключений. Сгрузив технику, все трейлеры развернулись обратно, и вскоре исчезли за поворотом узкой лесной дороги. Не теряя время на обычный пятиминутный перекур, который, как правило, растягивается не меньше чем на полчаса, трактора один за другим стали осторожно спускаться к реке. Первым шел бульдозер из Ум-1, за рычагами которого сидел здоровенный краснолицый парень лет двадцати пяти. Лихо, подкатив к мосту, он принялся сгребать с обочины дороги грунт, заваливая им промоину перед бревенчатым настилом. Когда дорога была подремонтирована, Карелин одобрительно махнул ему рукой, мол, давай, пошел дальше.
Старая лесовозная дорога около полкилометра тянулась по пойме реки, постепенно ее пересекая. Внизу, под небольшим слоем грунта находилась лежневка. Кое-где она просела одной стороной в болото, приподняв вторую сторону из черных хлябей торцами полугнилых бревен. Местами в лежневке образовались глубокие провалы, заполненные болотной жижей. Постоянно приходилось пускать в ход бензопилу, заделывая эти провалы бревнами. После того, как заложили очередную дыру, Карелин велел бульдозеристу немного прикрыть отремонтированный участок грунтом, взяв его с горбины дороги, возвышавшейся позади них.
Санька, так звали краснолицего бульдозериста, лихо разворачиваясь, стал собирать землю. Но доступный слой грунта был незначительным и дело подвигалось медленно. Решив ускорить процесс, бульдозерист неожиданно для всех присутствующих, съехал с лежневки и завертелся по низкой обочине дороги, сгребая торфяные кочки и подгоняя их к настилу.
— Стой! Что ты делаешь, дьявол! — заорал Карелин, махая обеими руками и делая зверское лицо. — Утонешь ведь!
Но бульдозерист, занятый рычагами трактора, не обращал ни на кого внимания. Пятясь задним ходом, он взобрался на край бугристой обочины дороги, и остановился, собираясь двинуться вперед. Но неожиданно бульдозер стал медленно сползать правой стороной в болото поймы. Санька, покраснев лицом еще больше, дергал за рычаги машины, но она не слушалась. Правая гусеница бульдозера повисла над темно-ржавой водой, густо покрытой тиной, левая же зацепилась за мерзлоту бугра, и бульдозер опасно накреняясь на правую сторону, замер.
— Ну, и дурак! — выдохнул Чирков. — Ведь утонуть мог.
Вытирая ладонью сразу взмокший лоб, Карелин перевел дыхание. Еще бы чуть-чуть и бульдозер рухнул бы в болото вниз кабиной, увлекая вместе с собой и растерявшегося бульдозериста. Испытывая непривычную тяжесть в ногах, Карелин подбежал к бульдозеру:
— Вылезай! — вслед за этим последовало трудно переводимое на нормальный язык выражение.
Санька с белым, как мел, лицом сидел в кабине трактора, и, казалось, боялся пошевелиться. Лишь теперь Карелин заметил, что никакой он не красный, а самый что ни есть рыжий.
— Вылезай! Какого черта, сидишь? — снова заорал Карелин, подкрепляя свои слова энергичным взмахом руки.
Бульдозерист, как будто очнувшись, в одно мгновение вылетел из кабины трактора. Он стоял перед Карелиным и криво улыбался. Его нагловатая минуту назад физиономия была растерянной и жалкой. От него несло водочным перегаром и куревом.
— Да ты что, пьян? — изумился Карелин. Всего каких-то два часа тому назад, инструктируя бульдозеристов по технике безопасности при тушении лесных пожаров, он видел их обоих трезвыми, как стеклышко.
— Да у него, Виталий Семенович, наверно, с собой «пузырь» был. Он, когда ехал на трейлере, втихомолку его выкушал, — предположил Чирков.
— Неужели не мог подождать до вечера? — Карелин зло посмотрел на Саньку. — Сдуру, ведь и погибнуть мог. Ты хоть понимаешь, что это тебе не на стройке котлованы рыть? Это же тайга! Утопим бульдозер, потом его отсюда никакими тягачами не вытащить.
— Ну, и черт с ним, — попытался хорохориться Санька. — Утонет, я уйду на трассу и все дела.
— Смотри, парень, чтобы не пришлось потом платить тебе за него до конца дней своих, — пригрозил Карелин.
Бульдозерист промолчал, жадно затягиваясь сигаретой. Осматривая с подошедшими механизаторами застрявший бульдозер, Карелин понял, что спасло Саньку: клык рыхлителя грунта глубоко застрял в мерзлоте торфяного бугра, и совместно с левой гусеницей они удержали многотонную махину от переворота.
— Ну, Санька, ставь свечку, что не сняли с тебя БРМГ. Не будь его, хана бы тебе, — похлопал по плечу рыжего второй бульдозерист Василий.
— Да ладно, — дернулся плечом тот, — я бы выскочил.
— Выскочил, как же! — засмеялся Василий. — У тебя, поди, ноги до сих пор дрожат.
— Есть маленько, — согласился Санька. От пережитой опасности он сразу протрезвел, и был теперь вполне нормальным человеком.
— Ладно, мужики, давайте будем вытаскивать его коня, — скомандовал Карелин. — Василий, ты цепляй его буксирным тросом за БРМГ и тащи назад. Но, смотри, сам с лежневки не слезай. А Скворцов пусть поддерживает лебедкой слева и назад, а то, не дай Бог, еще кувыркнется.
Вскоре моторы взревели, и потенциальный утопленник стал медленно выползать обратно на дорогу. Часа через полтора, преодолев пойму реки, отряд двинулся дальше, К подножью хребта подошли уже затемно. На дороге горел костер — Виктор Иванович варил чай. Здесь же и остановились на ночевку.
— Ну, как, Виктор Иванович, наши дела, — подошел Карелин к Корзуну. — Рассказывайте, что видели, что слышали?
— Дорожка будет, я извиняюсь, — покачал головой тот, наливая себе из закопченного котелка черный как деготь чай. — Уклоны большие, но в принципе, пройти можно. Вот только, сплошь и рядом, ключи и камни. А так «лбы» обходятся вроде бы все. Завтра нужно будет еще раз просмотреть перелаз через Рассоху, там одно место я как будто нашел, но все равно крутовато и камни с этот трактор, — он кивнул головой в сторону бульдозера.
— Виктор Иванович, вы по этой стороне свой ход не протесали? — поинтересовался Карелин.
— Да не успел бы я, Виталий Семенович, — развел руками Корзун. — Завтра кое-что уточню, тогда и тес прогоню.
— Да? — поморщился Карелин — Так, пожалуй, мы с вами не доберемся туда и до белых мух. Но хорошо, покажите мне по карте, где вы прошли и что видели.
Уточнив маршрут, которым прошел Корзун, Карелин задумался: «Если завтра ожидать, пока он протешет трассу, то половина дня, как минимум, пропадет, а это неприемлемо».
Поужинав домашними припасами, еще с полчаса все сидели у костра, разговаривая обо всем понемногу, знакомясь друг с другом, присматриваясь, кто чего стоит. Затем механизаторы ушли спать. Для себя Карелин уже решил, что завтра он сам поведет бульдозера наверх, а Корзуну поручит во чтобы то ни стало отыскать проход на правый берег Рассохи. С вертолета он вчера видел, что метров на восемьсот или возле того, ниже седловины, по которой Рассоха устремляется с хребта вниз, в нее впадает с правого берега небольшой ключ. Вполне вероятно, что именно по его руслу можно будет и преодолеть тот непроходимый скальный барьер. Перед тем, как улечься спать поверх своего спальника, об этом он и сказал Корзуну, добавив под конец разговора, что ему необходимо будет прогнать поперечный тес от прохода на метров триста на север, что бы он, Карелин не тратил попусту время на его поиски.
— А вы, Виктор Иванович, с обеда должны будете задаться азимутом строго на пожар и гнать туда тес по склону наискосок.
— Виталий Семенович, дым с хребта я вряд ли увижу, там ведь сплошные темнохвойники. Там снизу даже солнце сложно увидеть, а не то, что дым.
— Ну, не увидите, так ничего же страшного в том не будет. Ориентируйтесь по карте. Где пожар мы знаем, где Рассоха также, что здесь мудреного? А тебе, Николай, — Карелин отыскал взглядом в отблесках костра Чиркова, — подъем для всех в пять утра. Пока готовите завтрак, пьете чай, смотрите технику, мы с Виктором Ивановичем уйдем наверх его вчерашним ходом. Я вернусь обратно часиков к семи. К этому времени все должны быть в полной готовности. Понял?
— Будет сделано, Виталий Семенович, — отозвался из темноты Чирков.
— Ну, а теперь всем спать. Завтра нам с Виктором Ивановичем подъем вместе с восходом солнца. Километра два-три мы пройдем вместе, а затем я вернусь с тесом обратно, а вы пойдете на Рассоху. У каждого из нас будет свой маневр. До Рассохи бульдозера доведу я, а дальше посмотрим, как сложиться обстановка.
Эта ночь была такая же душная, как и все за последнюю неделю. Комары ни на минуту не оставляли людей в покое. Их злобно-занудливый писк долго не давал уснуть Карелину. Ворочаясь поверх спальника, он мыслями невольно возвращался к прошедшему дню. Целых пятнадцать часов он не был на связи с лесхозом. Как там обстановка? Карелин доверял Селезневу, но, имея беспокойный характер, он невольно ждал, что именно в его отсутствие случится нечто такое, из ряда вон выходящее, что мог бы предотвратить лишь он сам.
Подобное ощущение у него появилось в девяносто третьем году, когда приехав домой из областного центра, он узнал, что недавно принятый на работу в лесхоз слесарь, занятый на ремонте бульдозера, самовольно угнал его и вылез с ним на железнодорожное полотно. Тогда лишь чудом удалось избежать крушения пассажирского поезда. Экстренное торможение снизило его скорость, и, тем не менее, задев бульдозер, он отбросил его на десяток метров в сторону. Слесарь, как это ни странно, абсолютно трезвый, лишь чудом остался в живых. После осмотра электровоза и железнодорожного полотна, поезд ушел дальше, на соседнюю станцию, прихватив с собою виновника, чуть было не состоявшегося крушения. Карелину все это тогда едва не стоило инфаркта



        День третий


Проснулся Карелин рано, в четыре часа утра. Этой своей способностью, просыпаться в любое, назначенное для себя время, он гордился ничуть не меньше, чем быстротой и выносливостью хода по таежным тропам. Разбудив Корзуна, и выпив с ним по кружке вчерашнего чая, они минут через десять уже углубились в заросли пихтача.
Склон хребта поднимался в этом месте вверх под углом около тридцати градусов. Он весь был изрезан небольшими распадками, густо поросшими пихтой и кустами ольхи, над которыми высоко в небо вздымались одиночные кедры. В распадках то тут, то там из-под камней сочилась вода, выбиваясь кое-где на поверхность небольшими ручьями. Пробежав поверху метров двадцать-тридцать, она снова исчезала в камнях, чтобы затем в который раз вынырнуть на дневной свет где-то ниже по склону. Часто встречались небольшие каменные лбы, высотой метров по тридцать, с грудами скальных обломков у основания. Повсюду по ключам и у подножья скал розовели кусты красной смородины, обильно усыпанные ягодой.
Шли быстро наискосок склона, постепенно взбираясь все выше и выше. Кое-где Карелин резким взмахом охотничьего ножа делал на стволах молодых пихт затески, смысл которых был понятен лишь ему. Через час хода они выбрались из зарослей пихтарника в светлую сосновую тайгу. По ней идти было значительно легче – путь вперед просматривался почти на сотню метров. Неожиданно склон стал довольно круто уходить вниз и чтобы удержать высоту, на которой они к этому времени оказались, пришлось бы идти по косогору, который становился все круче и круче. Дальше двигаться в этом направлении становилось бессмысленным.
— Виктор Иванович, по-моему, мы с вами уже на Рассохе, — заметил Карелин, останавливаясь и поворачиваясь к Корзуну, шедшему вслед за ним.
— Похоже, что так, — согласился тот. — Низковато взяли. Нужно было круче вверх забирать.
— Согласен, но там повсюду сплошной камень, попробуй, сунься туда с бульдозерами, — отозвался Карелин.
— Так что будем делать? Отступим назад?
— Назад? — переспросил Карелин, и тут же сам себе ответил, — придется немного отойти. Но знаете что, Виктор Иванович, вы идите по Рассохе вверх и действуйте, как договорились, самостоятельно. Я же возвращаюсь обратно, трассу заверну круче в начале сосняка, так что ориентируйтесь на это при возвращении.
— Ладно, тогда я пошел, — согласно кивнул головой Корзун и направился по крутосклону дальше, постепенно поднимаясь все выше и выше.
Карелин же повернул обратно, и, достигнув границы пихтарника, он отметил тремя вертикальными затесками предполагаемое место поворота трассы круче наверх, после чего заторопился обратно к лагерю.
Как и было условленно вчера, в семь часов отряд тронулся с места. Задав Чиркову первоначальное направление, Карелин пошел вперед, делая топором затески на деревьях. На них должен будет ориентироваться Николай, направляя бульдозера. Натужный рев тракторных моторов поглотил собой все остальные звуки просыпающейся тайги. Трактор Василия шел первым, раздвигая ножом мелкий пихтач и ольховник, громыхая гусеницами по камням, лавируя между стволами толстых пихт и кедров. Саня, наученный уже горьким опытом, осторожно зачищал вслед за Василием образующуюся просеку. Утром Карелин еще раз имел с ним серьезный разговор.
— Смотри, парень, — сказал он ему, — после Василия будут оставаться вывернутые деревья и камни, не напорись. Попадет такая штуковина тебе под коробку передач – считай что приехал. В лучшем случае останешься без масла, а проворонишь, так и того хуже, угробишь коробку.
Саня хмуро кивал головой. После вчерашнего конфуза, он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Вслед за бульдозерами шел трелевочник Скворцова, прихватив себе на щит кроме емкости с горючим, завернутое в палатку таборное имущество. Покидая лагерь, Карелин предупредил Чиркова, чтобы тот не очень-то вертелся перед бульдозерами, иначе может захлеснуть падающей лесиной.
— Держись не ближе полсотни метров, — наставлял он его. — Если что нужно будет сказать мужикам, заходи с тыла по просеке.
— Обижаете, Виталий Семенович, что я первый раз в лесу? Не понимаю? — конфузливо бурчал Чирков, вместе с тем согласно кивая головой.
— Первый, не первый, а береженного Бог бережет, — подвел итог разговору Карелин
Лишь к обеду отряд добрался до сосняка, проделав по косогору просеку длиной не менее двух километров. Но доступна эта новая лесная дорога была лишь тракторам. Машинам даже с очень высокой проходимостью забираться на нее было рискованно.
Несмотря на шум работающих тракторных двигателей, часов около десяти Карелин услышал над хребтом мощный рев самолета-амфибии Бе-12. Он наплывал с востока, со стороны реки. Карелин попытался связаться с пилотами по рации, но безуспешно. По-видимому, борт работал на другой частоте. Звук летящего самолета стал удаляться в северо-западном направлении и постепенно затих в направлении сто сорокового квартала. Так повторялось несколько раз.
«Молодцы, летуны! Четко работают», — с удовлетворением подумал Карелин, продолжая делать свое дело. Уже вблизи Рассохи на него вышел Корзун. Противоэнцефалитный костюм на нем был мокрым от пота. Лицо же, все в грязных подтеках было хоть и усталым, но довольным.
— Есть, Виталий Семенович, проход. Я его вчера в полусотне метров проскочил, не заметил, — обрадовал он Карелина, усаживаясь рядом с ним на валежину.
— Ну и отлично, Виктор Иванович. Вы его отметили?
— Да нет, не успел. Я ведь уже сбегал на ту сторону хребта. Там скальный карниз тянется на юг всего лишь на километр, может чуть больше. Потом начинается пологая горбина и покать на запад. А проход на Рассохе мимо не пройдем, я его хорошо запомнил.
— Дым-то видели? — поинтересовался Карелин.
— Не видно ни черта. Его, по-видимому, сносит сильно на запад. Да и пихтач там уж больно густой.
— Неужели с корчевкой придется идти? — встревожился Карелин.
— Где-то около километра придется. А дальше пойдет мелколесье, березняк, осинник. Там бульдозера должны пойти напролом.
— Ну, хорошо, Виктор Иванович, — Карелин встал. — Пойдемте к бульдозерам, там Скворцов должен обед сготовить. Пообедаем, и дальше поведете вы. Я вернусь вниз, и если услышу патрульный самолет, попытаюсь с ним связаться. Пусть посмотрит, насколько точно вы нацелились на пожар, на его южную кромку. У Чиркова рация тоже есть, так что вы работайте с ним в контакте. А я сегодня возвращаюсь обратно и завтра утром обязательно найду вас с воздуха. Вы только не забудьте подготовить перед ночевкой вертолетную площадку, подберите место где-нибудь в осиннике.
— Понятно, — кивнул головой Корзун.
Через полчаса они уже были у бульдозеров. Пообедав, и уже собираясь оставить лагерь, Карелин еще раз проинструктировал Чиркова:
— Николай, до пожара сегодня вы вряд ли дойдете, лишь бы он не прибежал к вам. За Рассохой делайте не только пролаз для тракторов, но и нормальную минполосу. Не дай, конечно, Бог, чтобы нам пришлось на ней встречать огонь, но сам знаешь, в жизни бывает всякое, так что смотри. И самое главное — не влезьте под верховой. Еще раз проинструктируй мужиков. Теперь ты остаешься за главного. Корзун доведет вас лишь до пожара, так что весь спрос будет с тебя. Понятно?
— Понял вас, Виталий Семенович. Все будет окей, — Чирков шутливо приложил руку к фуражке, как бы отдавая честь.
— Ну-ну, смотри мне, окей — нахмурился Карелин. — Завтра утром я вас найду. Бывай.
Через минуту Карелин уже быстро шагал вниз по проделанной просеке. Местами приходилась пробираться по ее закрайкам. Потревоженные бульдозерами ключи проделывали себе новые русла, образуя при этом на трассе громадные лужи или, как их называют старожилы, лывы. В четыре часа Карелин был у ночного лагеря, откуда утром они начинали свой путь наверх, и где его ожидала «дежурка». Едва он успел спуститься к машине, как снова со стороны Реки стал наплывать надсадный рев Бе-12. Он, прошел левее того места, где стояла машина, и скрылся за хребтом. Прошло не больше десяти минут, как самолет снова вынырнул из-за хребта и, легко урча, заскользил вниз, к Реке. «Это уже, наверно пятый или шестой рейс», — прикинул в уме Карелин.
С этим самолетом он впервые познакомился, когда тот еще только проходил испытания на тушении лесных пожаров по берегу Байкала в Иркутской области. Дух захватывала, когда эта, громоздкая на вид машина, с высоко поднятыми крыльями, плавно неслась к воде, касалась ее и, оставляя за собой длинный пенистый след, в течение минуты набирала в себя шесть кубических метров воды. Затем с надсадным ревом, оставляя теперь уже в воздухе дымный след, она набирала высоту и уходила в сторону пожара. Вблизи было видно, как внезапно от самолета отделялся громадный белый шлейф воды, продолжая еще некоторое время лететь вслед за самолетом, он затем падал на кромку пожара, закрывая на некоторое время все водяной пылью. Зрелище впечатляющее, но очень дорогое.
В результате испытаний выяснилось, что для эффективной борьбы с огнем эти бывшие торпедоносцы должны работать на расстоянии десяти-пятнадцати минут полетного времени от кромки пожара или работать в паре, чтобы интервалы между сбросами воды были как можно короче. Выяснилось также много других тонкостей, от которых зависела успешность использования на тушении лесных пожаров этих летающих водовозов. Главными из них были точность попадания и высота сброса воды. И если первое для всех было понятным в самом начале, ведь тушить необходимо не весь пожар, а лишь его действующую кромку, то в отношении высоты сброса воды дело обстояло намного сложнее.
 Падая с большой высоты, вода дробилась встречным потоком воздуха в мелкую пыль и рассеивалась по большой площади, что резко снижало ее способность подавлять огонь. Слишком малая же высота сброса наоборот, вела к падению воды более-менее компактной массой. В этом случае огонь глушился «намертво», но на очень небольшой площади. Помимо того вскрылись и побочные, довольно неприятные свойства падающей водяной массы: она иногда ломала вершины деревьев и валила наземь сушины. На легких и слабых почвах, а также в пихтово-еловых лесах удара падающей воды было достаточно, чтобы с корнем вывалить деревья на десятках квадратных метров. Не так давно уже у себя, в лесхозе, Карелин обнаружил, что в таких случаях при падении воды может образоваться воздушная волна, способная при недостаточно точном попадании на кромку пожара, отбросить горящую мелочь на несколько метров в сторону. Даже смоченный водой этот хлам, продолжал некоторое время дымиться, и рано или поздно огонь появлялся снова.
Все вышеизложенное требует от пилотов и летнабов определенных навыков в тушении лесных пожаров. Трудности многократно возрастают при работе над пересеченной местностью, где приходиться дополнительно учитывать крутизну склонов, направление ветра в распадках, не всегда совпадающее с основным. Но самое главное — обеспечить безопасность полета. Отдельные, выступающие над пологом леса кедры и лиственницы, способны прервать полет раз и навсегда. Ну, и само собой понятно, что связь между самолетом и землей должна быть абсолютно надежной. Не дай Бог случайному человеку оказаться в месте сброса воды — сделаться на некоторое время заикой, может оказаться для него не самым худшим вариантом.
— Что, Виталий Семенович, поехали? — голос водителя «дежурки» заставил Карелина спуститься с небес на землю.
На высоком левом берегу Баскоя Карелин остановил машину и, взобравшись на ее будку, посмотрел назад: над громадой хребта в белесом, без единого облачка небе, высоко вверх поднимался серый столб дыма. Пожар набирал силу.
Было около девяти часов вечера, когда Карелин подъехал к зданию конторы лесхоза. Кроме радистки на радиостанции находился и Селезнев. Расспросив его об обстановке, Карелин облегченно вздохнул. Пока что опасным по своей непредсказуемости был лишь пожар в сто сороковом квартале Верхнего лесничества. Из вновь обнаруженных семи очагов загораний, четыре были к вечеру локализованы, а три в Пригородном лесничестве и вовсе ликвидированы. Это давало ему возможность снова вернуться к мехотряду, прогрызающему себе дорогу к пожару сквозь таежную глухомань.
Ночь в городе была еще более душной, чем в тайге. И как это ни странно, но комары, обосновавшиеся в сырых подвалах многоэтажек, донимали в квартире куда больше, чем их таежные собратья. Там они воспринимались как неизбежное зло, и отношение к ним у людей было соответствующим. А вот нытье комара в твоей собственной квартире, вызывает совершенно иную реакцию. Хочется немедленно отыскать этого полосатого кровопийцу и уничтожить, что большинство людей, по-видимому, и делает.



День четвертый


Проснулся Карелин в половине шестого утра. Помахав руками и сделав пару приседаний, что у него называлось экспресс-зарядкой, он долго и с наслаждением стоял под прохладным душем. Приведя себя в порядок, и плотно позавтракав, придется ли сегодня обедать, он позвонил Березину. Тот оказался еще дома, и они договорились о встрече в девять часов в авиаотделении. Забежав минут на двадцать к себе в лесхоз, и отдав все необходимые на его взгляд распоряжения, Карелин тут же уехал в авиаотделение. Используя абрис летчика-наблюдателя, они вдвоем с Березиным нанесли на карту последние данные по пожару в сто сороковом. Красная линия фронта огня растянулась практически по всему склону сопки. Десантники даже с помощью самолета Бе-12 так и не смогли удержать огонь на ее гребне и понемногу отступали на восток, сокращая линию противостояния с огнем.
Сбросы воды с самолета не давали должного эффекта. Как ни старались пилоты рассчитать оптимальную высоту сброса, тем не менее, сплошь и рядом происходил вывал леса. Огонь, сбитый водяным душем, затихал на какие-нибудь полчаса, не дольше. Июльская жара делала свое дело, и вскоре хвоя на подлеске становилась снова сухой, как будто шесть кубометров воды никогда и не падало с небес. Постепенно огонь снова разгорался, собираясь с отдельных разрозненных очажков в сплошной фронт, и продолжал свое всепожирающее движение. Достигнув свежих пихтовых завалов, он выбрасывал сначала густо-белые, затем быстро темнеющие клубы дыма и кверху взвивалось пламя, окутывающее в считанные секунды кроны стоящих вблизи деревьев. Свежий восточный ветер сносил пламя на запад, туда, где снизу все прогорело ранее, и это сдерживало скорость продвижение фронта огня на Восток..
Верхового пожара пока что не было. На западной кромке огонь уже два дня облизывал закрайки болота и медленно продвигался вдоль него на юг, в сторону широкого распадка, покрытого мелким березняком и редко стоящими кедрами. Посредине распадка в густой траве скрывался небольшой ручей. В целом, понизу весь распадок представлял собой сплошной ветровальник, по завалам которого человек, обладая достаточной ловкостью, мог перейти с одного его края в другой, так ни разу и не ступив ногой на землю. Доберись сюда огонь, удержать его вручную станет делом абсолютно безнадежным. Единственным спасением могла служить лишь минполоса и последующий от неё отжиг. А для этого требовалась или взрывчатка, или землеройная техника и, естественно, человеческие руки.
Оценив обстановку, оба пришли к заключению, что в первую очередь сегодня же необходимо обезопасить юго-западный фланг пожара, не дать огню возможности набрать силу в этом чрезвычайно опасном распадке и вырваться затем вдоль Бумбейки на юго-запад. Когда анализ обстановки был завершен, Карелин спросил Березина:
— Михаил Григорьевич, ты место нашел, где мои вчера на ночь затаборились?
— Да вот здесь, должно быть, на ключе, — ткнул карандашом в карту Березин. — По крайней мере, часов в девять они там чистили площадку, думаю, что и ночевали там.
— Хорошо, значит, сегодня мы в первую очередь бьем минполосу вдоль западной кромки, — и Карелин провел по выкопировке из планшета жирную черную линию от места предполагаемой ночевки мехотряда, на северо-запад, заканчивая ее возле заболоченной поймы Бумбейки.
— Смотри, Семенович, вот здесь посредине будущей минполосы окажется пихтовый молодняк, лет около сорока, шириной по полосе метров четыреста, — Березин черканул своим карандашом по выкопировке. — Если огонь сюда доберется, обязательно пойдет верховым.
— Вполне может быть и такое, — согласился Карелин. — Весь вопрос теперь в том, куда его погонит ветром? Вдоль будущей полосы или через нее. Впрочем, что теперь гадать, лучше давай-ка заводи свой керогаз и поехали.
В кабине вертолета, несмотря на утренние часы, было душно и неприятно пахло от расположенной по левому борту вертолета емкости с авиационным керосином. Карелину довольно часто приходилось летать на вертолетах, особенно летом. Но он так и не смог привыкнуть к удивительной возможности, охватывать одним взглядом десятки километров таежных просторов, просматривать, как единое целое, все излучины таежных речушек, скользить глазами по склонам сопок и хребтов, узнавая те места, по которым когда-то приходилось бродить пешком таежными тропами. При этом его не охватывал восторг полета, а, наоборот, ему казалось, что он еще теснее прижимался к земле, ощущая ее не только взглядом, но и всем телом.
В кабине явственно запахло гарью. Вертолет заходил с северо-запада на пожар, пронизывая его дымный шлейф. Рассматривая открывшуюся перед ними картину, Карелин еще раз убедился в правильности принятого ими утром решения. Не зря Березин считался одним из самых опытных летчиков-наблюдателей во всей областной базе авиационной охраны лесов. Уточнив для себя еще кое-какие ориентиры, Карелин сделал Березину знак, мол, давай садись. Тот в свою очередь сделал аналогичный знак пилоту, и вертолет стал снижаться на небольшой пятачок бурой земли среди сплошной зелени тайги.
Бульдозеров на площадке уже не было. Их след пересекал ключ, и уходил в западном направлении, исчезая среди деревьев. Трассу их хода можно было различить лишь, оказавшись прямо над ней. Стоило вертолету немного сдвинуться в сторону, и лес тут же скрывал ее, как будто здесь никого никогда и не было. Опустившись на площадку, пилот заглушил двигатель, давая возможность пасажирам разговаривать нормально. Второй пилот соскочил вслед за Карелениым на землю:
— Михаил Григорьевич, — окликнул он Березина, — командир говорит, что вон те деревья, — пилот указал рукой на высокие лиственницы, стоящие на самом краю площадки, — нужно убрать, мешают.
— Уберем, — согласно кивнул головой Карелин. — Смотрите, что здесь еще мешает.
— Да, вроде бы в остальном, все нормально, — пилот осмотрелся вокруг. Постарайтесь только, чтобы здесь вблизи никаких палок не было или чего-нибудь похожего.
— Хорошо, все будет сделано, — Карелин повернулся навстречу спешащему к вертолету трактористу четверки, Скворцову. — Как у вас дела, Алексей? — спросил он, здороваясь с ним за руку.
— Солярка кончается, Виталий Семенович. Сегодня полные баки залили и все, емкость практически пустая.
— Ну, что Григорьевич? — Карелин вопросительно посмотрел на Березина.
— Без проблем, — ответил тот. — Сейчас вот с бортмехаником глянем, что там за емкость у вас, и если крепление в норме, цепляем ее и тащим на досаафовский аэродром.
— Давай, Алексей, тащи ее сюда, — распорядился Карелин. — Если все в порядке, забирать ее будут все равно с центра площадки.
Скворцов торопливо зашагал обратно к своему ТТ-4. Через минуту, трактор кашлянув черным дымом, медленно пополз к вертолету. Опустив емкость на землю, Скворцов вылез из кабины своего трелевочника с гаечным ключом:
— Надо крышку горловины понадежнее подтянуть, а то еще бабахнется кому на голову, — заметил он.
Проушины емкости, за которые её нужно было цеплять на внешнюю подвеску вертолета, оказались вполне надежными, и, уточнив еще раз с Березиным, где и когда он будет забирать ее полную, Карелин заторопил его:
— Давай, Григорьевич. Время не ждет, как говорил Джек Лондон.
— Семенович, ты хоть трактор отгони, — засмеялся Березин.
Минут через десять вертолет уже уносил над лесом на длинном тросу сигару емкости в сторону города. Проводив их глазами, Карелин пошел по минполосе в направлении работающих где-то бульдозеров. Земля под ногами пылила, как на проселочной дороге, жара иссушила почву даже в лесу. Бульдозера шли уже не как вчера — лишь бы проползти вперед. Они проделали настоящую дорогу, шириной около четырех метров, своротив по ходу влево, на обочину не только сваленные деревья, но и всю лесную подстилку. Огню на такой дороге или, как называют ее лесники – минполосе, поживиться будет нечем. Метров через триста минполоса сменила направление на девяносто градусов, повернув с запада на север. Бульдозеры работали недалеко от места поворота. Один из них, высоко подняв нож, наползал им на стенку леса и с разворотом, натужно урча дизелем, валил деревья под углом к направлению минполосы. Отступив назад, он упирался ножом в вывернутую корнями глыбу земли, и заталкивал упавшее дерево глубже в лес, освобождая минполосу от горючего материала. Второй бульдозер шел следом, снимая тонкий слой лесной подстилки, сгоняя ее в свою очередь на левую обочину дороги. Обнажалась бурая, с выступающими камнями, земля.
В работе техники Карелин сразу обнаружил непорядок.
— Стойте, черт вас подери! — заорал он, забегая сбоку пятящегося назад бульдозера Василия. — Стой! — он скрестил руки над головой, подавая трактористу условленный знак остановиться.
— Что такое? — недоуменно спросил Василий, вылезая из кабины.
— Кто тебе сказал, валить лес на левую сторону? — в свою очередь спросил Карелин.
— Виталий Семенович, но вы же сами вчера говорили, как перейдете Рассоху, валить лес в левую сторону от минполосы.
— Эх, мужики, здесь же огонь подойдет слева, значит, лес валить нужно наоборот, вправо, чтобы не дать огню возможность набрать силу перед минполосой и перемахнуть через нее. Понятно?
— Да что же здесь непонятного, — пожал плечами Василий, доставая из нагрудного кармана рубашки сигареты и протягивая одну подошедшему к ним Саньке. — Но нам-то откуда знать – с какой стороны подойдет огонь, слева или справа?
— Да я вас и не виню. Просто вы должны были идти прямо на запад, а почему-то свернули на север. Будем сейчас разбираться. Где Николай?
— Да вон он идет, — указал рукой Санька в направлении хода тракторов. Там среди деревьев появилась высокая, немного сутулая фигура Чиркова. Когда тот подошел ближе и поздоровался, Карелин, даже не отвечая на его приветствие, сердито спросил:
— Ты что же, парень, на север повернул, когда я тебе вчера четко и ясно сказал идти на запад?
— Так сегодня, Виталий Семенович, с самого утра прибежали два десантника и кричат, мол, давайте к нам, а то держаться дольше, нет никаких сил, — растерянно ответил Чирков.
— Вот-вот, нет сил держаться, но ведь держатся! К тому же, не надо забывать, что им помогает Бе-12. И к тому же ветер, хоть он и слабый, но дует же от них. А по западной кромке пожара вообще никого и ничего нет. Соображаешь? Возможно, огонь уже сегодня там рванет так, что его потом черта с два догонишь. Вылезет из распадка и, пиши, пропало, — не на шутку расстроился Карелин. — Ты хоть видел, где теперь действующая кромка пожара? — раздраженно спросил он Чиркова.
— Да не успел еще. Мы же только в десятом часу вчера площадку закончили делать, — ответил тот, хмуро глядя себе под ноги.
— Значит, сегодня нужно было пораньше встать и оббежать все вокруг, не на курорт приехали, — зло отрезал Карелин. — Давай, поворачивай бульдозера на запад, и идите в том направлении, пока я не вернусь. И потом, Николай, ты же должен соображать, в какую сторону валить лес. Почему валите в сторону пожара, а не наоборот?
— Забыл я им сказать, — промямлил расстроенный Чирков, — Да здесь всего каких-то двести метров прошли, сейчас повернем на запад, и все получится как надо.
— Это ладно, что двести метров, а не километр или два, — уже спокойнее заметил Карелин. — Ну, все, я ушел вперед, в сторону Бумбейки, а ты будь внимательнее. Вернусь, по моим прикидкам, часика через полтора-два. Дойдете до молодого пихтача, остановитесь, в него не лезьте, пока я не вернусь. Понятно?
Не дожидаясь ответа на свой вопрос, Карелин достал из нагрудного кармана куртки компас, и прикинув угол направления на запад по отношению к солнцу, направился с минполосы в лес. Шел он быстро, изредка посматривая на часы в наиболее приметных местах своего маршрута. Благодаря этому он мог в любой момент с достаточной уверенностью сказать, где находится в данное время. Он знал, что левый пологий борт распадка, вдоль которого шел, должен где-то впереди повернуть влево градусов на сорок. Через двести метров за этим поворотом необходимо будет пересечь ключ и выйти прямо на Бумбейку.
С правой стороны от него, за ручьем, был слышен треск горящих завалов, хотя самого огня из-за густого подлеска видно не было. Дым от пожара уходил почти вертикально вверх, лишь там уже отклоняясь на запад. Вскоре Карелин почувствовал, что борт распадка все сильнее отклоняется влево, к юго-западу. «Пора» — решил он, и спустился вниз к ручью, еле заметного среди густой и высокой травы. Перемахнув его, он поднялся на правый берег, и очутился на большой прогалине. С нее была видна злосчастная сопка, практически вся черная, но еще продолжающая извергать из-за гребня белые клубы дыма. На северо-западной кромке, пожар вышел из болота, и теперь в том месте даже среди яркого солнечного дня были хорошо видны рыжие языки огня, лижущие стволы деревьев, взрывающиеся клубами черного дыма в густом подлеске. На юго-востоке огонь добрался верховьев ветровального распадка, в нижней части которого и находился Карелин. Можно было ожидать, что вот-вот заполыхает молодой пихтач, о котором предупреждал Березин.
Оценив обстановку, Карелин достал охотничий нож и, делая на деревьях затески от себя, заторопился обратно. Он останавливался через каждые десять-пятнадцать метров и взмахом ножа снимал полоску коры с молодых пихтушек или березок, делая каждую затеску в пределах видимости предыдущей. Работа не Бог весть какой сложности, но требующая сноровки и чувства направления. Затески по маршруту должны хорошо просматриваться и вместе с тем, не должны уклоняться от намеченного направления. Все это делалось Карелиным автоматически, без какого-либо участия сознания, которое всецело было занято лишь одним: «Не зашумит ли слева огонь. Если это случится, то шансов уцелеть у Карелина было совсем мало. В таком месте бежать от верхового пожара просто некуда. Оставался лишь один вариант – бежать, если, конечно, успеет, навстречу огню в ручей. От огня там, может быть, укрыться в грязи и можно, а вот от дыма – вряд ли. Впрочем, не так страшен черт, как его малюют. Будет верховой или нет – еще вопрос. Даже если и будет, то неизвестно, куда погонит его ветром, на запад или подвернет немного к югу. В первом случае огонь прогонит мимо, а о втором варианте думать Карелину совсем не хотелось. А как же быть с бульдозерами? Как их загонять сюда? От лесного пожара в кабине бульдозера не отсидишься, изжаришься как в духовке».
 Размышляя подобным образом, Карелин двигался вперед, и через какое-то время услышал звуки работающих тракторов. Слева, в стороне пожара пока что было тихо. Весь обратный ход занял у него сорок минут с небольшим. Если отбросить время, потраченное им на устройство визира, то расстояние, которое необходимо было пройти с минполосой, чтобы отрезать огню путь на юго-запад, было не больше двух километров.
Снова просигналив трактористам скрещенными над головой руками, он направился к бульдозерам. Оба механизатора, разгоряченные и чумазые, подошли к нему и, закурив, уселись рядом на ствол поваленного дерева. Вскоре на притихший рокот моторов вышел из леса и Николай.
— Ну, как там? — спросил он Карелина.
— Все нормально, ходу не больше двух километров. По верху камня нет, и все время будет под уклон, так что пройдем быстро. Кстати, ты мой тес перед тракторами заметил?
— Да нет, — Николай неуверенно пожал плечами.
— Найдешь, поворачивай строго по нему, вы идете градусов на десять левее, чем нужно. Объясняя Чиркову дальнейший маршрут, Карелин ни на секунду не забывал о возможном прорыве огня по молодняку сюда, на минполосу. Эти опасные сотни метров могли не только послужить мостком для прорыва огня на юг, но и таили в себе смертельную угрозу для людей. Можно, конечно, попробовать, расширить здесь минполосу, но на это уйдет полдня, не меньше, и вся работа вполне может потерять всякий смысл, если за это время пожар прорвется на юг. Перехватить его потом вряд ли удастся. Оставался один выход – пройти сквозь молодняки «ходом». Пожалуй, такое решение будет самым правильным. В этом случае гарантирован выход бульдозеров к Бумбейке раньше, чем туда подойдет фронт пожара. К тому же, как будто восточный ветер стал усиливаться, значит, в случае чего, он погонит верховой на запад, вдоль будущей минполосы, в редколесье, где пламя распространяться верхом уже не сможет.
Взвесив все в уме, Карелин немного успокоился, но, тем не менее, все время, пока бульдозера пробивались по его затескам сквозь пихтовый молодняк, он ощущал в груди холодок опасности. Подобное с ним было и прошлой осенью на охоте, когда он, прибежав на лайку Верного, столкнулся носом к носу, в буквальном смысле этого слова, с медведем. Тот залег на зимовку под корни громадного кедра, наполовину вывернутого из земли ветром. Никогда прежде Карелину не приходилось видеть, чтобы медведь устраивал себе берлогу в сырой пойме ключа. Но тот случай лишний раз подтверждает, что из всякого правила бывают исключения. Снега в то время еще не было, он выпал лишь следующей ночью, и Карелин в охотничьем азарте, не обращая внимания на истоптанный медвежьими следами мох, заглянул в дыру под корни дерева. Из нее при появлении хозяина отпрянул Верный. Карелин ожидал обнаружить там соболя, а увидел в полумраке берлоги в метре от себя здоровенный медвежий нос и бурые бакенбарды.
Что происходило потом, он помнил довольно смутно. В какие-то доли секунды, никак не дольше, он оказался в десяти метрах от берлоги за стволом дерева с перезаряженным ружьем. Медведь, по-видимому, не ожидавший подобной наглости, не решился вылезти из берлоги сразу. Верный снова полез к нему в гости, захлебываясь злобным лаем. В тот раз Карелин точно так же, как и сегодня, ощущал холодок в груди, когда с ружьем в одной руке и березовым колом в другой, лазал по крыше берлоги, стараясь ткнуть этим колом медведя, заставить выскочить его наружу. Той осенью все обошлось для него вполне благополучно. А как будет сегодня? Он ни на шаг не отходил от тракторов, пока они пробивались сквозь молодняк и не вышли на редколесье. Убедившись, что Чирков повел дальше бульдозера точно по его затескам, только тогда Карелин решился отойти от них. Он пошел по минполосе обратно, а затем свернул на север, в ту сторону, где десантники третьи сутки держали оборону.
Карелин слышал гул моторов самолета-амфибии, и мог достаточно точно определить, где огонь уже начал продвигаться на юго-восток, обходя работающих людей справа. В быстром темпе, то и дело вытирая кепкой пот, заливающий глаза, он поднялся на гребень сопки. С безоблачного неба по-прежнему жгло солнце. От быстрого хода вверх дыхание стало резким, до боли в груди. «Так, пожалуй, и кондрат хватить может», — подумал он, останавливаясь на самом верху гребня. Немного передохнув, пошел дальше, постепенно забирая влево, все ближе и ближе к огню, и вскоре вышел на работающих людей.
Человек двенадцать десантников, отступив друг от друга метров на двадцать, скоблили каменистую землю лопатами, отбрасывая все, что могло гореть в сторону. Позади них оставалась узкая, всего лишь на ширину штыка лопаты, бурая полоска голой земли. Увидев Карелина, большинство из них побросали лопаты, и подошли к нему, грязные и насквозь пропотевшие.
— Ну, где же, начальник, твои бульдозера? Быками их тащат что ли? — спросил один из них, цыганистого вида парень.
— Здорово были, мужики, — поздоровался Карелин. — Что-то жарковато у вас здесь наверху.
— Так к солнцу же ближе, — засмеялся цыганистый.
— Здравствуйте, Виталий Семенович, — поздоровался старший группы, знакомый Карелину еще по прошлому году. — Как там у вас с бульдозерами?
— Бульдозеры идут по западной кромке. К концу дня, а может даже и раньше, должны ее полностью опахать, если, конечно, ничего не случится. Замкнем минполосу на болото возле Бумбейки, и там можно будет отжигать. А трактора сразу же перебросим в вашу сторону, так что нужно еще сегодня продержаться.
— Что нужно – это мы понимаем. Весь только вопрос, каким образом? Лично для меня, это не совсем понятно, — резко заявил старший. — Много ли успеешь сделать лопатой? Фронт огня только по нашей стороне больше километра, да и левее уже гребень обходит. То и смотри, не пришлось бы самим делать ноги.
— Ребята, я все понимаю, — сказал Карелин, — но если мы не отрежем сегодня западную сторону, завтра огонь уйдет вдоль Бумбейки на юго-запад. Где его потом ловить я не представляю. Сменится ветер, и он сюда же придет, лишь с другой стороны. Вы же должны это понимать не хуже меня.
— Мы-то понимаем, — вздохнул старший, но и вы нас поймите — сил никаких уже не осталось. Вымотались ребята, а заменить некем.
— Завтра не позже обеда трактора будут здесь, — попытался успокоить десантников Карелин.
— Дай-то Бог, — засмеялся цыганистый и хотел что-то добавить, но махнул рукой и замолчал.
— Где мне найти Слесаренко? — спросил Карелин у старшего.
— Наш бугор на болото попер, — срифмовал цыганистый и снова засмеялся.
— Нет, серьезно, мужики. К вечеру надо будет делать от минполосы отжиг, — продолжил Карелин.
— Вы, Виталий Семенович, посидите немного. Минут через пятнадцать у нас связь должна быть с табором, вот и поговорите с ним., — заметил старший.
Переговорив по рации с руководителем группы Слесаренко, и уточнив у него, сколько человек и когда он пришлет на западную сторону пожара, для устройства отжига, Карелин повернул обратно.
Отжиг — это венец всей работы лесных пожарных. Не упустить огонь через минерализованную полосу, значит, не зря проливался пот, и жглось горючее. Проворонишь – лишь усугубишь обстановку. Само собой разумеется, что отжиг, это не встречный пал, и делать его несравненно проще, но все же…
В пятнадцать часов над пожаром закружил патрульный самолет. За грохотом тракторов звук его мотора различить было невозможно, и заметил его Карелин каким-то верхним зрением, вроде бы что-то мелькнуло над деревьями. Включив свою рацию, он услышал переговоры борта с табором десантников. Правда, он слышал лишь борт, потому что табор находился от него за сопкой, вне зоны слышимости рации. Встряв в разговор, Карелин попросил летчика-наблюдателя уточнить обстановку по пожару.
Как он и предполагал, огонь уже шел по пихтовому молодняку, но, прошив его узким языком в западном направлении, он заглох, на плешинах старой гари. Пока что не сильный, но устойчивый восточный ветер был для них союзником. Переговорив с помощью самолета с табором десантников, Карелин узнал, что пять человек уже минут двадцать как ушли к нему, на западную кромку. Под конец, Карелин поинтересовался у Олега, летчика-наблюдателя:
— Что там у нас по лесхозу в целом? Как обстановка?
— Да пока что более-менее терпимо, — ответил тот. Посмотрим, что будет к вечеру.
— Ну, хорошо Олег, ты, пожалуйста, сообщи Селезневу, что сегодня я заночую здесь. Вернусь завтра с вертолетом, когда притащат солярку. Пускай он там меня не ищет, а командует сам.
— Понял, Виталий Семенович, передам. А теперь конец связи, иду на Прибрежное лесничество.
К восемнадцати часам подошли десантники во главе с самим Слесаренко, сухим, жилистым мужиком лет сорока, чумазым и потным, как и все остальные десантники. На его темном, давно не бритом лице смеялись ярко-голубые глаза, явно дисгармонируя со всей окружающей обстановкой. Но такой уж был человек этот Слесаренко, работящий и веселый, за что его любили как товарищи, так и начальство, что бывает не так уж и часто.
Карелин и десантники пошли по минполосе в сторону Бумбейки. Бульдозера довольно удачно пересекли ключ, на дне которого под небольшим слоем песка и ила оказался сплошной плитняк. Работы им оставалось не больше чем на час, чтобы замкнуть минполосу на заболоченную пойму реки. Осмотрев все, взвесив обстановку, решили, что отжиг начнут часов в восемь вечера. Еще оставалось немного времени, чтобы отдохнуть перед тяжелой и опасной работой.
На берегу ручья дымил костер – Алексей варил чай. Его ТТ-4 стоял здесь же, уткнувшись радиатором в ольховый куст. На небе по-прежнему не было видно ни облачка. Стояла знойная тишина, нарушаемая лишь звуками работающих тракторов и зловещим гулом надвигающегося пожара. Увидев дымок костра, Карелин вспомнил, что он сегодня целый день ничего не ел.
— Дай-ка, Алексей, и нам чего-нибудь перехватить, — обратился он к Скворцову, колдующему у костра.
Пока все энергично ныряли ложками в банки, разогретой говяжьей тушенки, с другой стороны к ручью подошел Чирков.
— Все, Виталий Семенович, замкнули, — устало доложил он, усаживаясь на мох, и прислоняясь спиной к стволу дерева. — Алексей, чаек-то купеческий? — спросил он Скворцова.
— Само собой, другого не держим, — засмеялся в ответ тот.
— Николай, а на болото как замкнули? Дорабатывать лопатами нужно?
— Нет, Виталий Семенович, все сделано, окей, — ответил Чирков, наливая себе в кружку черно-коричневый чай. — Мы грунт с косогора вытолкали в болото метров на двадцать, а может и больше. Скала там на глубине около метра, так что особых проблем не было.
— Ну и добре, — кивнул головой Карелин. — В таком случае часиков в восемь начнем отжиг. Желательно бы попозже, но ничего не попишешь, пожар уже близко.
Искусство отжига, а это действительно искусство – пустить против ветра навстречу огню другой огонь, состоит в том, чтобы выбрать время и место. И если в данном случае место определялось необходимостью преградить огню дорогу на юго-запад, вдоль Бумбейки и дальше, и особого выбора здесь у людей не имелось, то в отношении времени, все обстояло иначе. В полуденную жару, разогретый июльским солнцем воздух, может образовывать сильные восходящие токи, способные и в безветренную погоду поднять и забросить на многие сотни метров в сторону горящие ветки и листья. Кроме того, огонь, организованный в такое время людьми в порядке отжига, может в считанные минуты набрать силу, и превратиться по сути дела в новый фронт пожара, удержать который от переброса через опорную минполосу не всегда удается. Отсюда становится понятным, что лучшее время для отжига – конец дня, когда процессы горения не столь интенсивны, а воздух приобретает предзакатное спокойствие.
Есть еще множество других тонкостей, от которых зависит успех дела. И опытные лесные пожарные чувствуют все это каким-то особым, только им присущим чутьем, чутьем времени, местности, поведения пожара, его характером. Как это ни странно, но у каждого пожара имеется свой характер. Иной смотришь, разбушуется – не подступиться, а тушится легко, без каких-либо сюрпризов. Другой же, с виду простенький, горит спокойно, и подходы к нему есть, и лес как лес, а удержать его на одном месте никак не удается: то и дело возьмет да и отпрыгнет на сотню другую метров в сторону и даже не обязательно по ветру. Чем все это определяется, сложно сказать, уж больно много факторов влияют на процесс развития пожара. Но самым главным фактором всегда остается человек, его добросовестность и зачастую самоотверженность в схватке с огнем.
Карелин, имея за плечами богатейшую практику борьбы с этим ужасным бедствием наших лесов, все это прекрасно понимал. Но сегодня выбирать наиболее благоприятное время для отжига было практически невозможно – фронт пожара надвигался достаточно быстро, и грозил через час-другой подойти к устроенной минполосе и, не задерживаясь, перемахнуть через нее дальше.
После непродолжительного отдыха, глянув в очередной раз на часы, Карелин обнаружил, что минутная стрелка подползает к восьми. «Пора» — подумал он.
— Ну, что, мужики, по кружке чая и благословясь? — объявил он, поднимаясь со своего импровизированного таежного ложа. — Ты, Алексей, сгребай табор на щит и уходи отсюда на вертолетную площадку. Только дождись бульдозеров, пускай ребята тоже перекусят. Ну а мы начнем жечь от болота.
Вскоре подошли и бульдозера. Объяснив Чиркову, в каком направлении ему двигаться с минполосой дальше, Карелин под конец добавил:
— Только, Николай, вы уж тут, пожалуйста, не рассиживайтесь. Я понимаю, что ребята в этой духотище устали, но время еще есть, нужно пару часиков поработать, на завтра меньше останется. Так что, жмите на север, в сторону десантников.
Чирков молча кивнул головой, продолжая опорожнять очередную кружку чая. Карелин вместе с десантниками пошел по минполосе через ручей вверх. Ноги утопали в бурой пыли, в которую превратилась высохшая и перемолотая гусеницами тракторов земля. Часы показывали ровно восемь, когда они спустились с горбины водораздела к заболоченной пойме Бумбейки. Слесаренко расставил своих людей на расстоянии пятидесяти метров друг от друга. У каждого из них в руках был таежный зажигательный аппарат – отрезок толстой проволоки, загнутой на одном конце наподобие большого рыболовного крючка. На этот крюк цепляется полуметровой длины кусок автомобильной камеры, желательно из толстой резины. Зажженная от костра резина горит сильным коптящим пламенем, которое не способен загасить и ветер. Стоит протащить такой своеобразный факел по сухой траве или мху, как повсюду появятся маленькие коптящие огоньки. Это расплавленные капельки резины, отрываясь при движении, дают начало новому огню. Пользоваться подобным факелом в таежных условиях очень удобно и необременительно, тем более, что дефицита на старые автомобильные камеры у нас не было даже и в доперестроечное время. Такое приспособление избавляет лесных пожарных от необходимости, таскать с собой по тайге солярку и зажигательные аппараты, которые просто так не оставишь в каком-нибудь приметном месте, чтобы подобрать позже. В отношении зажигательных свеч, следует сказать лишь одно – очень удобная вещь, но она стоит денег. А если их, то есть денег, мало, а свеч требуется много, то возникает трудно устранимое противоречие. Ну а проволока с куском резины практически ничего не стоит, кроме времени, потраченного для их сбора на какой-нибудь свалке. Вооружился подобным зажигательным аппаратом и Карелин.
— Начали, мужики! — подал команду Слесаренко. Шесть дымных факелов ткнулись в высохшую лесную подстилку и шесть маленьких костров враз задымились у края проделанной бульдозерами полосы. Переходя с место на место, люди поджигали тайгу во имя ее спасения. Вскоре вся полукилометровая северо-западная обочина минполосы представляла собой постепенно набирающий силу новый фронт лесного пожара, медленно смещающегося, наперекор восточному ветру, вверх по распадку, навстречу уже близкой стене дыма основного пожара. Две стены огня, обе сотворенные руками людей, двигались навстречу друг другу, оставляя после себя дымящуюся черную землю, и такие же черные, обугленные стволы деревьев, еще зеленые вверху, но уже обреченные на неминуемую гибель.
Теперь для всех лесных пожарников самой главной задачей на ближайшие полчаса, становилось окарауливание минполосы. Не дать огню возможности перебраться через нее на другую сторону. Ведь любая, горящая и упавшая поперек минполосы сушина, способна стать мостиком, по которому огонь легко переползет над обнаженной бульдозерами землей дальше, чтобы там отыскать для себя пищу, и вновь подняться кверху рыжим гудящим пламенем. Даже обыкновенная искра, перелетев через полосу и попав на трухлявую валежину, способна свести на нет, всю, ранее проделанную работу.
Окарауливая каждый свой участок, люди пускали в ход ранцевые опрыскиватели там, где огонь на краю полосы начинал буйствовать чрезмерно. Жара от солнца и пламени, едкий дым, делали эту работу похожей на ад, достойный того, чтобы его описанием занялся какой-нибудь новый Данте.
Чтобы не слишком растягивать свои малочисленные силы и не упустить огонь за минполосу, угол за ключом в этот раз отжигать не стали, оставили его, как выразился Слесаренко, «на потом». Карелин, наравне со всеми орудовал, когда это требовалось, топором или лопатой. Его «куртка-афганка» уже ничем не отличалась по цвету от «энцефалиток» десантников, была такой же мокрой и грязной. Минут через двадцать-тридцать стало немного легче. Обочина минполосы продолжала еще гореть, но это уже было не то, первое буйное пламя, которое обжигало нестерпимым жаром лицо и накаляло одежду до состояния, близкого к воспламенению. Дышать стало легче, и можно было выбрать место, где дыма не было вообще, чтобы оттуда продолжать следить за обстановкой. Огненная полоса отжига все дальше и дальше отодвигалась на восток. Легкий ветерок сносил пламя обратно на обгоревшую землю, но оно упрямо ползло ему навстречу по зеленой, высушенной прямо на корню траве. Расстояние между опорной полосой и восточной кромкой отжига увеличивалось с каждой минутой. Перед надвигающимся фронтом основного пожара все шире становилась полоса почернелой земли, на которой для огня уже не оставалось ничего, что могло послужить ему пищей.
Через какое-то время дым от отжига понесло на восток, навстречу ветру – это заработала встречная тяга. Вскоре два огненных гребня сошлись, и послышалось нечто наподобие хлопка, как будто по ветру рванулось полотнище большого флага. Огонь тут же припал к земле, словно придавленный к ней этим хлопком, и распался на отдельные дымные очаги, продолжающие гореть, но уже не способные перекатиться огненным валом дальше на юго-запад.
Через полтора часа, которые прошли как одна минута, обочина опорной полосы практически полностью отгорела, и лишь кое-где еще продолжал дымить валежник. Присыпав, где это требовалось, огонь землей, все двинулись обратно за ручей, оставив на месте отжига одного наблюдателя. Необходимо было до наступления темноты отжечь и юго-западный участок. Карелин наметил для себя рубеж, до которого сегодня нужно было обязательно дойти с отжигом. Он представлял собой небольшой сырой участок, обильно поросший ольхой и кустами черной смородины. В том месте, где его пересекала минполоса, образовалась даже грязная лужа. Здесь можно было сделать передышку и прекратить отжиг до утра.
Работа на пожаре в темное время суток связана с большим риском, так как нарушается главная заповедь лесных пожарных – визуальный контакт людей между собой. Не дай Бог, кому-то самовольно оставить свое место и уйти оттуда, не согласовав свой уход с руководителем работ на пожаре. И дело вовсе не в гневе начальства. Среди лесников это считается элементарным предательством, со всеми вытекающими из этого последствиями. Поговорив с виновником по «свойски», его с первой же оказией отправляют домой, не принимая во внимание никакие объяснения.
Карелин хорошо помнил случай из своей собственной практики, когда он работал еще лесничим Тагульского лесничества. Пожар тогда загорелся недалеко от поселка по старому горельнику, густо поросшему березняком и осинником. Среди лиственного молодняка повсюду возвышались серые остовы сухих деревьев, еще не сваленных ветром. С командой пожарно-химической станции они приехали на пожар минут через пятнадцать после его обнаружения. В команде были и рабочие из лесозаготовительной бригады, лишь недавно принятые на работу. Один из новеньких, детина двухметрового роста, Гришка Распутин, как прозвали его мужики между собой за слабость к женскому полу, начав работать вместе со всеми, потом неожиданно исчез. Вся команда во главе с Карелиным сбилась с ног, обшаривая всю кромку притушенного к тому времени пожара. В голову закрадывались мысли одна ужаснее другой: хватанул мужик дыма и «отрубился», а огонь рядом, или, может быть, зашибла падающая сушина, или мало что еще могло случиться на пожаре. Тогда они метались по лесу больше часа, пока не нашли, брошенный под кустом ранцевый опрыскиватель. Всем стало понятно – сбежал. Возвратившись в поселок, прямо на пожарной машине поехали к дому Гришки и встретили его возле продовольственного магазина с авоськой, полной бутылок с пивом. В тот раз Карелин еле-еле удержал ребят от серьезного разговора с дезертиром.
Было уже совсем темно, когда они с десантниками возвратились на табор. Костер в ночи горел по-домашнему уютно. Механизаторы, еще более чумазые, чем пожарники, ужинали возле костра. В таежной столовой места хватило всем. Через час глубокая тишина установилась над табором, все спали как убитые. Никто не слышал ни комариного писка, ни других звуков ночной тайги.



День пятый


Карелин проснулся часов в пять утра, когда уже было достаточно светло. Разбудив Алексея, исполняющего по совместительству обязанности повара, он пошел к месту отжига. Там все было нормально, или как сказал бы Чирков – все было окей. На обочине минполосы лишь кое-где еще продолжали дымиться старые валежины. От нее на восток простиралась свежая гарь. Западная кромка пожара перестала существовать. Лесная подстилка повсюду выгорела дотла, обнажив обугленные корни деревьев. Они, казалось, стояли, приподнимаясь над землей на корневых лапах, вглядываясь в наступающее утро, на вид еще живые, но уже помеченные печатью смерти. Больно было смотреть на этот загубленный лес. Тот, кто стал виновником его гибели, являлся для Карелина обыкновенным убийцей, убийцей миллионов существ, для которых лес был домом и всем миром.
Когда он возвратился на табор, там уже завтракали. Долго ли соорудить суп из картошки и тушенки? Немного вермишели, луку, лаврового листа, ну, разумеется, и соли – вот и вся премудрость. Алексей усвоил это дело в совершенстве – суп на завтрак был точно такой же, как вчера на ужин, и для зверски уставших людей оставался неизменно вкусным.
Позавтракав, все занялись делом: десантники засобирались продолжить отжиг, трактористы проверяли горючее, масло в двигателях, башмаки на гусеницах. Обсудив с Чирковым и Слесаренко предстоящий день, Карелин решил, что успеет еще до прибытия вертолета, который должен притащить горючее для тракторов, осмотреть юго-восточную кромку пожара.
До конца вчерашнего дня бульдозера успели пройти на восток еще метров около четырехсот. От окончания проделанной ими просеки до гребня сопки, на которой десантники держали оборону, оставалось еще более километра. Огонь уже практически вплотную подобрался к проделанной трассе, несмотря на то, что вчера здесь почти весь световой день работал Бе-12. Он сдерживал распространение огня на юго-восток, но остановить его, конечно, не мог. Для этого требовались живые человеческие руки здесь, внизу, на земле.
Отметив для себя расположение кромки притихшего за ночь пожара, Карелин вернулся обратно к уже работающим бульдозерам. Отыскав Чиркова, он велел ему повернуть трассу градусов на пятнадцать правее, чтобы не упереться ею в пожар и не устраивать потом гонки с огнем – кто кого опередит.
 — Дойдете до куртины молодого сосняка, она здесь одна, и повернете снова на те же пятнадцать градусов влево, и выйдете как раз к десантникам, — наставлял он Чиркова.
— Виталий Семенович, да вы не беспокойтесь, — запротестовал тот. — Я вот ребятам задам направление, а сам сбегаю вперед, просмотрю все. Что для нас какой-то километр-полтора.
— Ну-ну, окей, — улыбнулся его словам Карелин. — Не сегодня, так завтра ветер обязательно сменит направление, подует западный. Вот тогда эта сторона станет самой опасной. Не успеем отжечь, вот и будет нам окей.
— Успеем. Сегодня вечером обязательно отожжем, — заверил Чирков.
— Вот что еще, — Карелин глянул на часы, — прилетит вертолет, не вздумайте гнать бульдозера на заправку. Пускай Алексей возьмет емкость и притащит ее прямо сюда. Понял? Я ему накажу.
— Вас понял, — шутливо козырнул Чирков.
— Ну, вот, пожалуй, и все. Я ушел на табор и улечу с вертолетом. Смотри, Николай — прорвется огонь на восток, я тебя вообще из тайги не вывезу, — полушутя полусерьезно пригрозил Карелин.
— Не пройдет. Сегодня мы его обязательно задавим, — заверил Чирков. — Через пару дней будем дома.
Посмотрев за посадкой вертолета и наказав Скворцову отвезти доставленную им емкость с соляркой к бульдозерам, Карелин поспешил навстречу Березину, который, минуя трап, ловко спрыгнул на землю.
— Здравствуй Виталий Семенович, — поздоровался первым тот, протягивая руку Карелину.
— Здравствуй, дорогой. Как у нас там дела? — весело поинтересовался Карелин, пожимая протянутую ему руку.
— Дела, как сажа бела, — хмуро ответил Березин. — У тебя, Виталий Семенович вчера на пожаре человек погиб.
— Кто? — выдохнул Карелин.
— Какой-то Дубинин, с Верхнего лесничества, техник, вроде бы. — Березин явно переживал за Карелина и пытался своим искренним сочувствием облегчить ему первое впечатление от этого тяжелого известия. — Ты ведь знаешь, Виталий Семенович, что в нашем деле всякое бывает. Помнишь, у меня в прошлом году в командировке два десантника погибли?
— Как это случилось? — Карелин нервно потер виски.
— Подробностей я не знаю. Где-то в пятьдесят пятом квартале, на культурах. Там вчера загорелось уже в конце дня, под вечер. От реки пожар начался. Ребетня, наверно, купалась, вот и кострили, как всегда. Дубинин на пожаре был за старшего. Да прилетим, тебе все расскажут.
— Еще бы, не рассказали, — тяжело вздохнул Карелин.
Он хорошо знал Сашу Дубинина, молодого симпатичного парня, который только в прошлом году окончил лесной техникум. Он не успел еще и жениться, и вообще ничего в своей жизни не успел. Будь она неладна, эта чертова работа.
Все время, пока вертолет летал над пожаром, опускался на болото к десантникам, выгружали им доставленный хлеб и еще какие-то продукты, Карелин безучастно сидел на боковой скамейке. Автоматически отметил для себя, что с пожаром должно все быть в порядке, и сегодня его локализуют. Но площадь довольно большая, гектаров на 450-500 потянет, и караулить его придется долго, если не будет в ближайшее время дождя. Но все это уже было для Карелина не так важно – работа практически сделана и думать приходилось о другом.
В аэропорту его ожидала вызванная по рации машина. Карелин молча забрался в кабину и за всю дорогу, пока ехали в город, не проронил ни слова. Чувствуя настроение начальства, молчал и водитель. В конторе лесхоза было тихо и даже прохладно. Первым на глаза Карелину попался начальник отдела охраны и защиты леса Костин, и Карелин пригласил его к себе в кабинет. Устало, облокотившись о стол, он мрачно произнес:
—Ну, давай, рассказывай. Насколько мне известно, ты был там вчера.
Из рассказа Костина, все произошло настолько неожиданно и к тому же в обстановке абсолютно простой, что не хотелось верить в случившееся.
В шестнадцать часов сорок минут, это уже почти через полтора часа после того, как патрульный самолет совершил посадку и готовился в аэропорту ко второму вылету, с Лысой Горы лесник-наблюдатель сообщил по радиосвязи в лесничество, что видит дым в пятьдесят пятом квартале, недалеко от реки. Колобова в это время как раз находилась на месте и, зная, что весь пятьдесят пятый квартал – сплошные сосновые молодняки и посадки двадцатилетнего возраста, тут же по рации вызвала с патрулирования пожарную машину, и направила ее туда.
Пожар еще только разгорался, пока шел низом и при слабом восточном ветре, сгонявшим огонь к реке, особой опасности не представлял. Приехав на место, Дубинин, а он по совместительству исполнял обязанности начальника пожарно-химической станции, взяв ранцевый опрыскиватель, вместе с тремя рабочими пошел обрабатывать наветренную кромку пожара, чтобы в первую очередь не дать огню хода в сторону посадок леса. Через реку слабый ветер перебросить огонь все равно не мог. К тому же, по правому ее берегу сплошняком тянулись покосы, и опасности распространения там пожара практически не было. Расставив людей, Дубинин, наверно, решил сам обойти весь пожар, что являлось по сути дела его обязанностью, как руководителя работ. Он пошел вдоль его восточной кромки, постепенно подворачивая к реке. Сушкевич, рабочий пожарной дружины, еще заметил, что к тому времени ветер совсем затих. Ну, а потом, минуты через две-три с севера, от дороги, на которой стояла пожарная автомашина, вдруг пошел вихрь, небольшой совсем, и шел он поперек направления ветра, то есть не с востока, а как бы с северной стороны. Наскочив на кромку огня, он сходу поднял ее вверх и погнал пламя по сосняку верховым, разгоняя его все шире и шире. Все рабочие выскочили обратно на дорогу, да им, собственно говоря, ничего и не угрожало – огонь-то уходил от них. Но все равно, страху они натерпелись, будь здоров.
Дубинина Сашу нашли минут через двадцать. Вихрь утих, и огонь сразу же опал к земле. Он и прошел-то верховым немного, метров сто двадцать и шириной каких-то метров семьдесят, не больше. И вот надо же было оказаться Саше как раз на его пути. Он, по-видимому, услышав верховой, стал убегать в сторону. Еще бы каких-то метров двадцать, и ничего бы не произошло. Но не успел. Нашли его на голос, стонал: «Помогите». Весь темно-коричневый. Из одежды на нем уцелели лишь брючной ремень да головки сапог, остальное все сгорело, и волосы, все. Вначале был как будто в сознании, но пока бегали за людьми, да выносили его к машине, впал в беспамятство. Одним словом, до города его живым не довезли, умер. Да если и довезли бы – не жилец он был. Ведь практически, на нем вся кожа обгорела.
Рассказав о происшествии, Костин умолк, нервно покручивая в пальцах карандаш.
— Вот и не верь после этого в судьбу, — угрюмо заметил Карелин, — не захочешь, а поверишь. В каких только передрягах не бывал, но чтобы вот так просто…
Зазвонил телефон. Диспетчер авиаотделения голосом, полным сочувствия, предупредил Карелина, что с запада подходит циклон. Если судить по снимкам из космоса, завтра к вечеру он должен быть здесь. Поблагодарив Анатолия Ильича за хорошую весть, Карелин засобирался ехать в Красный Бор: несчастный случай на производстве со смертельным исходом требовал проведения расследования самым тщательным образом. Информация о случившемся, еще вчера была передана Селезневым прокурору, вышестоящей организации и всем, кому положено. Снова забренчал телефон, звонила Колобова:
Виталий Семенович, — донесся из трубки ее плачущий голос, — у нас сегодня ночью бульдозер украли.
— Какой бульдозер? Как это украли? — не понял Карелин.
— Да тот, с красной кабиной, Т-130, — уже по-настоящему заплакала та, всхлипывая в телефонную трубку.
— Обожди, Валентина Ивановна, не плачь ты, ради Бога, давай спокойнее, — глухим от сдерживаемой ярости голосом закричал Карелин. — Где сторож был?
— На месте он был. Говорит, что его прямо в будке подперли и пригрозили, мол, высунешься – убьем! А что у него? Кроме топора ведь ничего нет! Он и просидел в будке все время, пока эти бандюги бульдозер заводили да грузили на трейлер.
— Он хоть что-нибудь запомнил? Лица? Номер тягача или трейлера?
— Говорит, ничего не видел, они, мол, окно будки снаружи какой-то тряпкой завесили.
— В милицию сообщили?
— Только что. Сторож на попутках приехал с час тому назад. А я туда машину с бульдозеристом отправила.
— А где у тебя бульдозер был? — автоматически поинтересовался Карелин, хотя это уже не имело никакого значения. — На опашке лесных культур?
— Да, как вы и велели. Там небольшой пожар затушили, и решили на всякий случай минполосу подновить.
— Понятно. Думайте, кто бы это мог быть. Я скоро у вас буду. Но в одном я абсолютно убежден – без наших наводчиков здесь обойтись не могло! До свидания! — Карелин зло бросил трубку. «Не зря говорится, — подумал он, — пришла беда, отворяй ворота».
Заскочив домой, чтобы умыться и переодеться, Карелин через час с небольшим уже подъезжал к Красному Бору. Жизнь шла своим чередом. Новый день нес с собой и новые заботы. Лишь июльское солнце по-прежнему немилосердно жгло землю. Но с запада уже тянулись легкие перистые облачка, предвестники скорой перемены погоды.

       Июль 1995 года.