Зима в Израиле
Назад, по мере приближения…
Странно…
Далеко…
Небо опускается на крыши.
Шорох шин по асфальту, как шипение газа.
Газированный напиток, настоянный на гортанной речи, и истории "Эрец Исраэль"*.
Вода уходит в корни деревьев, и потрескавшиеся, обветренные губы целуют собственные пальцы. Косой ливень пробивает рамы и хлещет по душе веником сиюминутной вечности.
Далеко…
Плечи сутулятся. Много волос остается в расческе, и стоптанные каблуки делают походку кавалерийской.
Под пальмами пляшут эфиопы. Черные пятна лиц над светлым фоном рубашек.
Матчиш телефонного звонка, хлопанье дверей, щелчки замков, шарканье подошв и теплые тапочки.
Дома смотрят вниз слепыми глазами трисс**, и за несуществующим горизонтом начинается дорога прощания. Столбы похожи на указательные персты пророков. Поля шляпы закрывают глаза, но не снимают ощущение взгляда. Глядеть в пустоту намного труднее, чем взвешивать на ладони ветер.
У вертолета физиономия верблюда.
Щурится Осирис. Бородатые козлики окружили жертвенник, и, в нетерпении, сучат копытцами.
Кто поймет роспись городских развалин: - пыль под солнцем, песок, по которому слишком часто ступала нога человека?
Камень вбирает тепло, и остается только внешний лоск.
Крути в пальцах монету, или перебирай четки.
Четко очерченные складки усталости возле губ, отражающихся сединой в зрачках.
Огромная кипа над миром - подобие ядерного гриба. Темя под ней потеет, лысеет, но залысины прикрыты, как срамные места.
Вы видели тех, кто строит загоны для стад ?
В вагонах одновременно падают все полки, как заслонки в кинобудке. В вагонах времени - пусто. На столиках лежит прах. На запотевшем стекле - корявая рожица. Это зеркало внутренней сущности.
Зачем ждать сегодня случившегося вчера? Зачем входить из подъезда и тереться как кошка, плечом о дверной косяк?
Пытаясь ловить осколки, - непременно окажешься в крови.
Бульон стекает на пол, оставляя черные пятна на ковре. Узор меняется. Шестиконечная звезда превращается в Будду, пятиконечная - в человека с ножом.
У яда запах миндаля и вкус прошлой жизни.
Отомстить за нас сможет только наша память.
За железной дверью живут гномы. Они дуют в помятые дудки, у них кривые ноги, мохнатые брови, желтые длинные клыки, и странный блеск в серых, заиндевевших глазах.
Уставшим, да убоявшимся предназначен костер.
Но холодная голова не дает покоя душе.
Пора опрокидывать стакан и на дне чертить узор вселенной.
Лица, как опавшие листья, падают в землю.
Эскалатор.
Торопливая лестница.
Стоящие внизу - не видят финиша.
Стоящие у финиша - обозревают пройденный путь, но круг должен быть завершен, и они возвращаются вниз.
Геометрия пространства не терпит парадоксов.
Уходящий - открывает двери.
Приходящий - закрывает скобки.
Мы уже однажды были здесь, но эта земля не принесла нам счастья. Удачна ли будет вторая попытка?
Жить только для того, чтобы выжить - пустая трата сил.
"Сознательность" - пустота, за которой раб с экзальтированной психикой.
Ты - пустота!
Понять пустоту невозможно?
У каждого своя песня, но слова и ноты повторяются слишком часто.
Поодиночке мы сильнее, чем вместе.
Созидание, помноженное на отрицание - иллюзия, ведущая к небытию.
Кроссворд.
Пером памяти заполняю пустые клетки.
Кто мне ближе, чем я сам?
Кто мне страшнее, чем я сам?
Зеркало отражает не внутренний взгляд, а раскрашенную оболочку. И потому, выходя под ветер, хочется расстегнуть ширинку.
Благоприобретенная люмпеноидность помогает изжить остатки воспитания.
В левом углу - старый Бука пугает детей.
В правом - зрачки покрываются пленкой, и руки, змеями скользят вдоль тела.
Я уже видел это небо, камни, жару и тоску с прикусом сладковатого вина. Но где?
Где руки, которых я касался губами? Кожа высохла, потрескалась и стала чешуей варана.
Где те гортанные звуки, что издавало мое горло?
Они превратились в тишину разрушенных городов.
Так чего же мне ждать?
Новый виток всегда больше предыдущего.
Что-то сдвигается в космосе, и бредовые фантазии детей становятся явью. Мошки летят на пламя, и, затепливший свечу, расплачивается кровью.
Загадывающий загадки не всегда знает правильный ответ.
И всякий отъезд превращается в продолжение Исхода. Эйфорию сменяет удушье, удушье - гроза.
Там, где кончается полет, начинается тряска.
За недоверие канонам математика Знания наказывает ранней усталостью, и тогда страх ошибки обретает форму попугая, сидящего на плече.
Облака, лохмотьями, касаются крыш.
Предсмертный хрип внизу - откликается эхом песни в горах, и люди идут, глядя вверх, исчезая по мере приближения.
Март-апрель 1994 г.
* - Страна Израиль
** - Жалюзи