Глава 1
Я не хочу выходить на улицу. Там холодно и неуютно, там вечная осень. Снаружи, за дверью квартиры, я всегда чувствую себя так, будто забрел в рваных ботинках в лужу, и мутная вода просочилась внутрь. Где бы я ни находился, все время ощущаю себя человеком с промокшими ногами.
Если я иду по улице, то машины, проезжающие мимо, будто нарочно сворачивают к тротуару и обдают грязью мое пальто и брюки. В автобусе меня всегда кто-нибудь толкает локтем – обычно с размаху и в живот. Кондуктор забывает, что уже продала мне билет, подходит во второй раз и, срываясь на шипение, требует заплатить за проезд.
Так было всегда, насколько я помню. С самого детства я вызываю у людей антипатию, вокруг меня разлита ненависть и отвращение. Отчего? Я не знаю.
Раньше я думал, что родился с каким-то дефектом. Нет, внешне я вполне обычный. Женщины, которые видели меня только на фотографиях, утверждали, что я симпатичный молодой человек. Чересчур худой и сутулый, но зато высокий и широкоплечий. Они говорили, что нос у меня слишком длинный и щеки впалые, но это неважно, потому что глаза большие. Выгляжу я старше своих лет (сейчас мне на вид 27, хотя на самом деле – 22) – но и это нормально.
В общем, дело не во внешности. Дело в том, что я родился нравственным уродом. Наверное, есть в моем взгляде на мир что-то неправильное, неприятное нормальным людям.
Много лет я пытался понять, что это за дефект - хотел найти его, а потом исправить. Я находил в себе недостатки и исправлял их, но это не помогало – отношение людей не менялось.
Теперь я уже не думаю, что во всем виноват маленький врожденный дефект. В последнее время мне все чаще кажется, что я вообще не человек. Иначе, как объяснить сильную ненависть, которую ко мне испытывают буквально все люди?
Наверное, я инопланетянин и попал сюда по ошибке. Люди это чувствуют, они понимают, что моя человеческая оболочка – это обман, а на самом деле в обычном на вид теле прячется склизкий белый осьминог. И людям хочется отторгнуть меня, растоптать, уничтожить, хотя они сами не понимают причин своей неприязни.
Иногда я размышляю о том, кто же я на самом деле. Какое тело соответствует моему внутреннему «я»? По моим ощущениям, я похож не на осьминога – скорее, на аморфную желеобразную массу.
У теории о моем инопланетном происхождении есть веское доказательство: мне не нравятся человеческие тела. Я воспринимаю их как чуждые и противоестественные. Особенно мне неприятны поры на коже девушек. Да и все то, что открывается при ближайшем рассмотрении женских тел – выступающие вены, складки, выпирающие кости, мешочки жира...
Поэтому я никогда не занимался сексом с женщинами – мне это неинтересно.
Я не нуждаюсь в реальных девушках, меня гораздо больше привлекают воображаемые. Зачем мне мир за окном, если в моей голове существует другой мир – гораздо более интересный? Он населен прекрасными существами, немного напоминающими женщин. Только кожа у них идеально гладкая, какой на Земле не бывает, а формы близки к совершенству.
Каждый раз я представляю себе новую девушку и новую ситуацию...
Конечно, можно предположить, что я не интересуюсь сексом с реальными женщинами только потому, что понимаю: ни одна из них не захотела бы лечь со мной в постель.
Но это не так. Я сам не хочу, это мое собственное решение!
К тому же, неизвестно, как повела бы себя проститутка, вызванная по телефону – может, и согласилась бы. Или, например, наркоманка, которой срочно нужны деньги...
Кстати, интересная мысль. Надо попробовать представить наркоманку. Бледное лицо, темные глаза, блуждающий взгляд, закушенная губа, взрывы истерического смеха невпопад. Раздеваясь, она путается в одежде, а потом вдруг садится на диван в наполовину стянутых джинсах. Сидит неподвижно и молчит, глядя в одну точку – она забыла, зачем сюда пришла, она думает о своем. Потом позволяет себя раздеть и послушно становится в любые позы – потому что в сексе участвует только ее тело, а сама она далеко отсюда, очень далеко...
Интересно, где? Может быть, на другой планете? В мире ее мечты, где горят костры из марихуаны, воздух пахнет дымом, неугомонный ветер то и дело поднимает с земли облака прохладной белоснежной пыли, на рассвете трава покрывается сияющими каплями – слезами, которые просятся обратно в глаза, а огромные кактусы хотят впиться длинными чуткими шипами в ее вены и впрыснуть свой сок...
Она будет гулять среди диковинных пейзажей, в то время как ее тело здесь, на моем диване, начнет двигаться, послушное моим рукам.
Я представлю все это очень отчетливо. Я увижу, что девушке с каждой минутой становится все приятнее, но она не понимает, в чем причина – ведь мысленно она там, в своем далеком мире. Нарастающее наслаждение она объясняет действием теплого ветра, ласкающего ее снаружи и особенно внутри. А финальный взрыв она ощутит как неземной аромат, который ворвался в нее с порывом ветра и начал распространяться по телу...
А потом, когда все кончится, она скажет мне, как пантера Багира Маугли: «Мы с тобой одной крови, ты и я».
Она и я. Мы оба выбрали свободу: она – наркотики, я – мастурбацию.
Я еще никогда не представлял наркоманок. Надо попробовать.
Глава 2
Сегодня я ходил за продуктами. На этот раз все прошло хорошо, почти без происшествий. Правда, выходя из магазина, я замешкался в дверях, и меня толкнули. Я скатился вниз по обледенелым ступенькам, но сумку удалось удержать, продукты не рассыпались. Очень болела нога, в первую минуту я подумал, что вывихнул ступню. Но теперь боль почти прошла – вывиха нет, я просто ушибся, когда падал. В общем, все в порядке.
Сейчас, когда я уже дома, а дверь заперта на три замка, я успокоился. Теперь мне просто немного грустно – почему они все время толкают меня? Что во мне такого неприятного? Почему я им так не нравлюсь?
Впрочем, не стоит обманывать себя. Их неприязнь естественна - я чужой здесь и сам это знаю. У меня все не так, как у нормальных людей.
Даже зрение у меня начало портиться не в младших классах, как у остальных, а в семнадцать лет. И не потому, что я много читал или смотрел телевизор. Просто я устал постоянно видеть людей, которые меня не выносят.
Учителя в школе ставили мне четверки за контрольные и диктанты, где не было ни одной ошибки. К доске они меня предпочитали не вызывать, а случайно встречаясь взглядом, отводили глаза. Друзей в классе и во дворе у меня не было. Впрочем, врагов тоже не было – мальчишки меня сторонились.
Наверное, это естественно – ведь я был совсем не такой, как они. Я не пил, не курил, не играл в футбол, не смотрел телевизор и вообще ничем не увлекался. Даже секс мне казался скучным – в то время я о нем просто не думал.
День получения аттестата совпал с днем моего рождения - мне исполнилось семнадцать. Помню главную мысль: ну вот, детство кончилось, началась взрослая жизнь. Еще помню странное ощущение – я держал аттестат перед собой, смотрел на него и не мог разобрать буквы. Потом поднял глаза и обнаружил, что вместо людей вижу расплывчатые цветные пятна. Ощущение было непривычным, странным, и мне оно понравилось.
Я подал документы в университет на факультет, где все экзамены были письменными. К тому времени я уже понимал, что на устном экзамене мне снизят оценку просто из неприязни, и я не смогу ничего доказать. Даже апелляция мне не поможет – ведь там будут такие же люди, как экзаменаторы. А вот если преподаватель прочитает и оценит письменную работу абитуриента, которого никогда не видел, у меня есть шанс поступить.
Так и вышло – я получил пятерки за все три экзамена и стал студентом.
За две недели до вступительных экзаменов мне пришлось проходить медкомиссию – чтобы подать документы в университет, требовалась справка из поликлиники. Тогда я и узнал, что мое зрение испортилось.
Окулист выписал мне очки на минус четыре. На следующий день после зачисления в университет я пошел в «Оптику» и выбрал оправу. Отдал рецепт, заплатил деньги, подождал два часа и получил очки. Надел их, вышел на улицу, огляделся. Мир стал гораздо отчетливее, теперь я снова хорошо видел людей. Несколько минут я стоял и смотрел, а затем снял очки, положил их в футляр и больше никогда не надевал.
А через неделю произошло еще одно событие. Может быть, самое главное в моей жизни...
Я шел по городскому пляжу (тогда я еще ходил на пляж). Я только что выбрался из реки, течение отнесло меня далеко от моего покрывала и сумки с одеждой, теперь я возвращался к своим вещам. Я брел вдоль берега, и вдруг увидел женщину, сидящую на песке в трех метрах от реки, лицом к воде. Из-за плохого зрения я не мог разглядеть ее лица и подробностей ее тела. Женщина была в темно-синих бикини, не толстая и не худая, она сидела подняв колени и расставив ноги.
Когда я был уже близко, женщина повернулась в мою сторону, и я машинально окинул взглядом ее тело. Мне показалось, что она улыбнулась. Я поравнялся с нею, и в этот момент все и произошло.
Смутный силуэт, почти обнаженное тело. Я плохо видел, картинку дорисовывало мое воображение, и я зачем-то представил, что тело красивое, необыкновенно ровное и гладкое – каких у людей не бывает. Женщина заметила мой взгляд, пошевелилась – мне это очень понравилось. И вдруг она подняла ногу, начала отряхивать песок со ступни и широко раздвинула колени.
Она сделала это для меня. Женщина хотела, чтобы я на нее смотрел.
Последние несколько десятков метров я шел, как оглушенный. Добравшись до своих вещей, упал и с полчаса лежал неподвижно. А потом оделся и пошел домой.
Я не стал искать женщину и знакомиться с ней. Я слишком боялся разочароваться.
* * *
В то лето, почти сразу после моего поступления в университет, мать уехала в санаторий, и квартира на целых три недели оказалась в моем полном распоряжении.
Вернувшись с пляжа, я метался по комнате – не мог оставаться в неподвижности. Меня мучило беспокойство, я чего-то хотел – жутко, до безумия – и не знал, чего именно. Казалось, кровь просится наружу и требует бритву – крови тесно в венах, там все слишком медленно, она сворачивается от скуки и воет от тоски, ей надо выплеснуться.
Я отгонял мысли о бритве, но пальцы дрожали, хотелось куда-то бежать, о чем-то кричать, что-то доказывать. Я не мог сидеть на месте – мне необходимо было что-то сделать.
Я принял душ, вытерся, прошел в комнату и лег ничком на диван, уговаривая себя расслабиться. Тут же вскочил, зачем-то достал чистую простыню, расстелил ее и снова лег.
Простыня была прохладная, она успокаивала. Я закрыл глаза и вспомнил о женщине с пляжа.
Воспоминание было очень приятным, но все время лезли посторонние мысли - мне хотелось проверить, закрыл ли я воду в ванной, выключена ли плита, на месте ли бумажник. Казалось, я забыл о какой-то крупной неприятности, и мне надо срочно вспомнить, что же это было.
Я поерзал на диване и вдруг... По телу начало разливаться тепло. Беспокойные мысли улетучились. Я позвал их обратно – ведь мне надо было обязательно вспомнить о той неприятности и предпринять какие-то действия, чтобы предотвратить беду. Но тут тело снова потерлось о простыню – само, помимо моей воли.
И вдруг я подумал, что та женщина, возможно, на самом деле была очень красивая. И очень добрая. Она вся состояла из любви ко мне – гладкий и прекрасный сосуд, наполненный любовью, как целлофановый пакет - теплой водой.
Моя рука сама поползла вниз. Я закусил губу, пытаясь сдержаться, но было уже поздно – пакет, сжатый ладонью, раскрылся, и вода хлынула наружу, заливая меня теплым блаженством. Ощущение было такое, будто каждая клетка моего тела положила в рот сладкий леденец и зажмурилась от удовольствия...
Оказывается, наружу просилась не кровь, а другая жидкость. И теперь я ощущал, что вот оно, свершилось – именно то, чего я хотел. В мире наступила гармония; я был любимым, в душе царил невероятный покой. И даже если сейчас незакрытый кран в ванной приведет к наводнению и я утону, не выключенная плита вызовет пожар и весь мир сгорит – это не имеет никакого значения. Потому что теперь все хорошо. Счастье уже наступило, а остальное - неважно...
* * *
С этого дня началась новая жизнь. Вернее, внешне жизнь осталась прежней – я учился, получал законные пятерки, менее законные четверки и вызванные откровенной неприязнью экзаменаторов тройки; я читал книги и помогал матери по дому.
Но теперь все изменилось. Рядом со мной появился новый мир, созданный моим воображением. Близкий и доступный – достаточно было всего лишь закрыть глаза, чтобы оказаться там.
В этом мире все было хорошо. Там меня прощали и любили. И постепенно я начал понимать, что мне необязательно исполнять то, о чем я думал так долго.
О чем я думал все годы до этого? Я хотел вернуться к таким, как я. К родным осьминогам, сгусткам желе, или уж не знаю, как они выглядят. К тем, кто примет меня, как родного, и не станет вытирать пальцы о халат, если случайно до меня дотронется.
Я не знал, как к ним вернуться. Я понимал только одно – надо прекратить существование в этом теле, и тогда, возможно... Возможно...
Умирать было страшно. Что там, за гранью? Но мне казалось, что надо умереть – так правильно, в этом есть чистота и ясность.
Я до сих пор думаю – может быть, так и следует поступить?
Глава 3
Я не отсюда, я родился на Земле по ошибке. Единственное, что мне близко здесь – это искусство. Я всегда любил читать, а после семнадцати лет понял, что мне до головокружения нравится талантливая живопись.
Наверное, я не единственный инопланетянин, родившийся на Земле. Есть и другие – это писатели и художники, чье творчество мне нравится. Такие же чужаки, как я, в книгах и на картинах они изображают свой далекий мир.
Художники его никогда не видели, поэтому используют в качестве материала те формы, что есть у них перед глазами. Например, женские тела.
Но девушки на картинах – это всегда не реальные девушки. Они не земные.
Да. Неземные.
Обнаженное тело в художественном альбоме всегда возбуждало меня больше, чем фотографиях.
* * *
Тем летом, когда мне исполнилось семнадцать, я этого еще не знал. Тогда мне казалось, что я – обычный человек, просто с врожденным уродством. И мне очень хотелось исправить свое уродство и стать таким, как все.
После происшествия на пляже я прочитал пару книжек по сексопатологии и выяснил, что мастурбируют более девяноста процентов юношей. Это придало мне уверенности в себе – я понял, что иду по верному пути. Может быть, со временем я даже стану нормальным человеком.
Я купил несколько порнографических журналов и попытался делать, как все – смотреть на картинку и двигать рукой.
Я честно старался. Но уже на третий раз понял, что больше не могу – мне было противно и гадко.
Особенно неприятны были на фотографиях выражения лиц женщин.
Может быть, мне попались не те журналы и не те фотографии. И все же я не понимаю - как можно испытывать радость, глядя на лица с таким выражением?
* * *
На картинах талантливых художников тоже изображены женщины. Но у них другие тела и другие лица. Совсем другие.
Эти женщины похожи на тех, что живут в мире, созданном моим воображением.
К середине первого курса я устроился работать дворником. На первую зарплату я купил роскошный художественный альбом «История эротической живописи и графики».
* * *
Я уже неделю сижу дома, моя дверь заперта на три замка, мой телефон отключен, я не хочу общаться с внешним миром и защищен от него. И все же меня что-то тревожит.
Там, за стенами моей квартиры, происходит нечто странное. Мужчины хотят женщин, писатели хотят читателей, художники – зрителей, музыканты – слушателей. И не просто хотят, но предпринимают действия, чтобы завладеть предметом своих желаний.
А самое удивительное – бывает так, что женщины (читатели, зрители, слушатели) отвечают взаимностью.
Что это такое – взаимность? Я не знаю. И никогда не знал. Я могу только предполагать. Наверное, это похоже на мои отношения с чайником – я наливаю воду и ставлю его на огонь, я хочу, чтобы он закипел. И чайник закипает – именно так, как я хотел. Теперь я могу выпить кофе и насладиться его вкусом и запахом.
Это очень приятно. Наверное, людям так же приятно жить в обществе друг друга...
* * *
К концу первого курса я понял, что, не просто смотрю на репродукции в альбомах, а сочиняю истории о том, что вижу.
Это была новая ступенька в абстрагировании от реальности. Сначала я перестал видеть живых женщин такими, как они есть – мое зрение испортилось и контуры фигур стали смазанными. Затем я смотрел на фотографии – двумерные изображения женщин. После - на картины. А теперь я видел не столько картины, сколько то, что было «за кадром».
На холсте – река, деревья и нагая девушка, входящая в воду. Кто смотрит на нее сейчас из-за деревьев? Что чувствуют они оба, о чем думают? Что произойдет в следующую минуту?
Наверное, он прикоснется к ней, и тот самый чайник, что поставлен на огонь, закипит...
И я даже могу представить себя на месте этого человека, выходящего из-за деревьев.
А еще я придумываю их биографии. Дома, где они живут, занятия, которые им нравятся, вопросы, которые им интересны. Я представляю, что было с ними до эпизода на берегу реки и что будет после...
Все эти годы я сочиняю истории только для себя. Я знаю, что они никому не нужны. Разве что родным осьминогам...
Когда-то давно я прочитал фразу: «Любое творчество рассчитано на отклик».
Я не жду отклика. Я знаю, что его все равно не будет. Поэтому я просто мастурбирую.
Глава 4
Соль, сахар и чай кончились неделю назад. Сегодня я доел последние сухари. Надо сходить в магазин, но я не могу заставить себя выйти из дома. Мне страшно.
Пять лет я жил иллюзией, что кому-то нужен. Та женщина на пляже, в синих бикини - она ведь улыбнулась мне и раскрылась навстречу, готовая принять меня таким, как есть. Значит, я не настолько ужасен и отвратителен, как мне иногда кажется...
Но воспоминание о женщине стерлось за эти годы. Теперь я уже не знаю, что было в реальности, а что дорисовало мое воображение.
Пока я дома и дверь заперта, я могу внушить себе, что имею какую-то ценность. Но в последнее время воображение дает сбои. Если я выйду на улицу, реальность уничтожит остатки моих сил. И я уже никогда не смогу ничего внушить себе...
* * *
Я не испытываю ненависти к людям. Я просто знаю, что своим присутствием доставляю им неприятности.
Мир инстинктивно выталкивает меня, как океан выталкивает насильно погруженную в его глубину деревяшку. Людям хочется выбросить меня из своей жизни – по тем же причинам, по которым у них возникает потребность вынести мусорное ведро и освободить его.
Именно поэтому я заперся в квартире – чтобы избавить мир от мусора.
Я приношу несчастья – это мое врожденное свойство. Мать всю жизнь говорила, что болеет из-за меня. Ее мучили десятки различных болезней - страдали печень, почки, женские органы... Три операции... Чуть больше года назад она умерла – наверное, тоже из-за меня.
Об отце я ничего не знаю, мать о нем не рассказывала. Может, это был инопланетянин из летающей тарелки?
Уже год я живу один. После смерти матери я понял, что должен поменять жилье: прежняя квартира была наполнена воспоминаниями, как аквариум - отравленной водой. Я выбрался оттуда – из однокомнатной в центре города в хрущевку на окраине – и в результате обмена на моем счету в банке появилось некоторое количество денег.
Этих денег хватит еще на несколько лет жизни.
Я думаю о том, нужны ли мне эти несколько лет.
* * *
Мать хотела, чтобы я получил высшее образование, и за две недели до ее смерти я принес ей в больницу диплом бакалавра. Она улыбнулась и сказала, что рада.
Собственно, это единственная польза от моего четырехлетнего обучения в университете. Изо дня в день, неделю за неделей, месяц за месяцем я ходил на ненавистные лекции и семинары только ради этого диплома. Мне он был не нужен, но я рад, что сумел его получить и сделать матери подарок перед смертью. Я не зря мучился четыре года.
Еще мать хотела, чтобы после окончания университета я работал, причем по специальности. И вуз, и профессию для меня выбирала она. Я заранее знал, что соглашусь с любым ее решением.
Если бы она осталась жить, я бы сейчас работал там, где она скажет. Я всегда чувствовал себя перед ней виноватым и делал все, о чем она просила. – лишь бы она не заболела еще сильнее.
Теперь ее не стало, я больше не могу облегчать ее страдания. Мне стало незачем учиться, работать, идти вверх по карьерной лестнице. И какой-то подлой частью себя я рад – ведь мне никогда не нравилась эта профессия, и работа по специальности была бы для меня пыткой еще большей, чем учеба.
Но подлость, все-таки, не единственное, что во мне есть. Пока я живу в этом теле и в этом мире, мне хочется быть полезным людям и делать что-то для них. Я чувствую, что по-настоящему хочу этого, и меня это радует. Значит, я все-таки не последняя сволочь.
Но что хорошего я могу сделать для людей? Я знаю только один способ принести им пользу - избавить людей от своего присутствия.
Уже год я выхожу из квартиры раз в три дня – за продуктами. Дважды в неделю я вынужден загрязнять собой мир. Но я стараюсь делать это быстро – полчаса на то, чтобы дойти до магазина и вернуться. Зато потом трое суток мир от меня свободен.
Я знаю, что это полумера. Но пока у меня не хватает сил совершить главный шаг, последний. Отряхнуть прах с ног и войти туда, где чисто и спокойно.
Я не могу. Мне страшно. Что там, за гранью? Мне страшно. Я не могу.
Но, видимо, надо...
Что я испытаю в последние минуты? Наверное, мне станет хорошо. И пусть я всего лишь маленький клочок мусора, слегка раздражающий громадный мир, но когда я уйду, мир, хоть на секунду, но вздохнет с облегчением.
Ему станет спокойно, как женщине, которая выбросила лишнюю сексуальную энергию. Мир будет лежать с закрытыми глазами на подушке, улыбаясь счастливой улыбкой и чувствуя, что тяжесть уходит.
И я, уходя, почувствую такое же счастье и умиротворение.
Глава 5
Я все время хочу есть. Сегодня пошел на кухню, выгреб содержимое стола и пенала на пол, искал что-нибудь съедобное. Нашел надорванный пакетик красного перца и банку из-под кофе с остатками кофе на стенках. В банку я налил кипятку, взболтал и выпил. Сразу почувствовал себя бодрее. Теперь есть почти не хочется.
Я понимаю, что голод не ушел совсем – он просто затаился. Наверное, так звери прячутся за камнями и ждут, когда жертва ослабеет. Через час, когда действие кофе кончится, голод набросится на меня и снова начнет терзать когтями и зубами.
Еще в дальнем углу пенала лежала рассыпанная вермишель – пара столовых ложек, не больше. Я выгреб ее на ладонь. Вермишель была пыльная и обгрызенная какими-то насекомыми. Несколько минут я смотрел на нее и убеждал себя сварить эту мерзость и съесть.
Я заставил себя вспомнить рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни» – герой там питался вещами и похуже. В далеких северных экспедициях люди, оставшись без еды, ели ремни, в тюрьмах – баланду с червяками. А у меня нормальная вермишель, без червяков! Хотя и неизвестно, кто ее так гадко обгрыз...
Я включил плиту, вскипятил воду, бросил в нее обломки вермишели. И тут воображение вырвалось из клетки, в которую я его так старательно запер. Я неожиданно представил, как кладу сваренную лапшу в рот и жую, а потом глотаю. Меня затошнило. Я снял кастрюлю с плиты, пошел в ванную комнату, вылил содержимое в унитаз и сдернул.
Лучше мучиться от голода – это не так противно.
* * *
Я никогда не получал удовольствия от еды, все потребности организма мне отвратительны. Я чувствую себя неуютно в человеческом теле. Оно мне чужое - почти такое же чужое, как окружающий мир.
Сколько себя помню, я старался не замечать тела, в котором мне приходится жить. Одевался всегда в то, что покупала мне мать, ел, что дадут – механически, почти не чувствуя вкуса. Избегал смотреться в зеркало – даже брился перед маленьким зеркальцем, в котором видна только часть щеки.
Обычно я представлял, что это не моя щека, а посторонний предмет, который надо почистить. Это помогало.
Я до сих пор ежедневно бреюсь, хотя не выхожу из дома уже несколько недель. Я по-прежнему принимаю душ два раза в день и трусь мочалкой с таким же остервенением, как и раньше. Если бы я мог смыть, счистить с себя тело... Как бы мне этого хотелось!
Глава 6
В последний раз я ел пять суток назад. Голода я не испытываю, потому что пью много воды. Тело очень легкое, голова пустая и светлая. Мне спокойно. Я лежу на диване и смотрю в потолок. Просто отдыхаю.
Иногда я думаю о том, что необходимо выйти из дома и купить еды. Но думаю как-то абстрактно, будто речь идет о ком-то другом.
Утром кто-то звонил в дверь. Я не стал открывать.
* * *
Снова кто-то звонил в дверь. Мне страшно. Я боюсь, что они взломают замок и ворвутся сюда. Может быть, запереться в ванной? Там хороший шпингалет, сразу не вырвешь...
Моя квартира слишком большая – здесь слишком много пустого места, мне от этого нервно. Я перенесу матрац, одеяла и подушку в ванну – там мне будет спокойно и уютно.
* * *
Лежу в ванне, зарывшись в одеяла. Мне хочется занимать как можно меньше места. В последнее время в голове все путается. Сколько недель прошло с того дня, как я заперся в ванной? Четыре, пять, шесть?
А может быть, прошли уже месяцы и годы?
* * *
Я чувствую, что очень ослабел. Это хорошо. Это значит, что мне осталось совсем недолго.
Сегодня мне приснился сон о том, как умер осьминог. Он просто умер, и на этом его история закончилась. И это было естественно и правильно. Так же правильно, как солнце и дождь, закат и восход, весна и лето.
Еще мне приснились мужчина и женщина, которые любили друг друга, лежа на траве.
Что они чувствовали в этот момент? Наверное, то же, что лес, который не выдержал засухи и вспыхнул пожаром. Он горит, совершая главный в его жизни ритуал. И ненужная зола падает вниз, а свободный дым взлетает к далекому прекрасному небу...
Мне очень хочется верить, что в этом небе есть планета и для осьминогов.