Н. ОРЕХОВ
РАССТАНОВКА ПРИОРИТЕТОВ
Мягкая посадка, пять минут выруливания к месту стоянки, и четырехчасовой полет закончен. Как приятно после душного салона самолета вдохнуть полной грудью свежего, наполненного прохладой воздуха, и в серое, приземистое двухэтажное здание аэропорта идти совсем не хочется. Степан Семенович Усов, известный не только в своей стране, но и за рубежом специалист по проблемам экологии, спустился по трапу, отошел чуть в сторону, чтобы не мешать другим пассажирам, остановился и залюбовался начинающимся рассветом.
Над далеким, чистым горизонтом тонкая, ярко-алая полоса словно отрезала край земли от синевы безоблачного утреннего неба. Ради таких вот встреч с природой Усов готов был в любой момент оставить устроенный городской быт и отправиться в какую-нибудь научную экспедицию подальше от цивилизации. Однако в этот раз Степану Семеновичу предстояло участвовать в международной конференции по проблемам экологии, и вместо большого рюкзака за спиной через его плечо была перекинута спортивная сумка. Прилети он в день официального заезда, в аэропорту его бы встретили и с комфортом бы отвезли в Белокуриху – место проведения форума, небольшой курортный городок в предгорьях Алтая. Но Степан Семенович специально прилетел на три дня раньше, надеясь до начала конференции побродить в одиночестве по горам и поближе познакомиться с так называемой российской Швейцарией. Теперь ему предстояло самостоятельно добраться в незнакомом городе до автовокзала и потом еще пять часов ехать в автобусе. Вдалеке, над полем бесшумной тенью пролетела большая птица.
От толчка в спину Степан Семенович едва устоял на ногах. Невысокая, молодая женщина с нелепой заколкой-бабочкой в волосах, согнувшись, едва приподнимала от земли большую сумку.
- Извините, я чуть не упала – тяжелая зараза, а мне бы только до зала ожидания донести, там меня муж встретит…
- Давайте уж, я помогу – вздохнул Степан Семенович.
Встретивший женщину коренастый, полнощекий муж, сначала, видно было, что только из вежливости, предложил подвезти до города, но когда услышал, куда Степану Семеновичу нужно ехать – обрадовался.
- Поедемте с нами, - сказал он, улыбаясь и уже не предлагая, а, прося, - мы как раз недалеко от Белокурихи живем, в деревне. По пути и вас довезем. И дешевле, чем на автобусе. Мне бы только бензин оправдать, да и быстрее будет.
Степан Семенович не заставил себя упрашивать и даже обрадовался, что так получилось: не придется ждать на вокзале автобуса и питаться в вокзальных буфетах недоваренными сардельками. Правда, подойдя к старенькому уазику, он немного засомневался в правильности принятого решения.
- Да ты не смотри, - начал, было, хозяин машины, но тут же осекся, - вы уж извините, что я на "ты".
- Ничего, ничего, - улыбнулся Усов.
- Меня Виктором зовут.
- Степан.
- Так вот, - продолжил Виктор, - ты не смотри, что мой кормилец староват – машина надежная. Да и удобнее в нем будет, чем в автобусе – ложись, да спи. Через город переползем – не объедешь его никак – а там с ветерком, дорога хорошая.
-А, ладно! - махнул рукой Усов и забрался на заднее сиденье.
Пока машина ползла по городским улицам, останавливаясь на каждом светофоре, жена рассказывала мужу, как хорошо она отдохнула, что кому купила. Но едва миновали мост через широкую реку и по обе стороны дороги, на сколько хватало глаз, раскинулись поля с рассыпанными по ним березовыми колками и высокими стогами, она, склонив голову, задремала. Серое, широкое полотно дороги, на удивление ровное и даже без трещин, идеально прямой стрелой уходило за далекий горизонт. Степан Семенович обернулся и посмотрел в заднее стекло: приподнявшееся над землей солнце ослепительно пылало, обещая жаркий день.
- Ах, ты! – Машина остановилась возле стоящего на обочине с открытым капотом оранжевого "Москвича" – Сашка, земеля! – словно оправдываясь, сказал Виктор. - Сколько раз ему говорил: сдай эту колымагу в металлолом! Но, надо помочь. Я быстро.
Видя, что быстрая помощь земляку затягивается, Степан Семенович направился к небольшой березовой рощице. Деревья словно замерли – ни один листик не шелохнется в раскаленном, несмотря на ранний час, воздухе. Странно, - думал Степан Семенович, - Сибирь, сентябрь месяц - и такая жара; да что я, впрочем, знаю о Сибири?! Все по слухам, по слухам… Сентябрь – лето уже закончилось, а осень еще не наступила – моя "любимая пора"… Степан Семенович остановился. На краю рощицы, на земле, в тени молодой березки сидел большой черный с зеленоватым отливом ворон. "Ну, привет, орел!" – крикнул он, предполагая, что ворон взлетит и покажет размах своих сильных крыльев. Но ворон лишь наклонил, слегка повернув, голову и уставился большим темным глазом на нарушившего его уединение человека.
Степан Семенович присел на корточки. "Иди ко мне, - протянул он руку к ворону, - иди, красивая и гордая птица. Давай, поговорим, ведь ты и есть – природа. Как тебе живется?" Ворон мотнул головой, и подмигнул, слегка приоткрыв, как бы в усмешке, клюв. "Ух, ты какой! Хозяином здесь себя чувствуешь!" - Усов сделал шаг к ворону и тут же отшатнулся, закрыв голову рукой – ворон пролетел над ним, задев крылом выставленный вперед локоть. Степан Семенович почувствовал себя неуютно, отступил на два шага и медленно опустил руку. Ворон сидел на ветке березы и также, склонив на бок голову, смотрел на него. "Ты что, не хочешь меня пустить в тень? Но ведь мне же жарко, как тебе не стыдно, - не спуская глаз с птицы, Степан Семенович медленно, словно крадучись, подходил к березе, - я не сделаю тебе ничего плохого, я только постою среди деревьев, на тебя полюбуюсь". Ворон громко каркнул и захлопал крыльями. "Да что ж ты такой сердитый?! – Усов остановился, - разве это твоя роща? Не забывай, что я человек – царь природы…" Не дав Степану Семеновичу договорить, ворон взлетел с ветки и, даже не каркая, а, скорее шипя, метнулся вперед, едва не задев крылом по лицу. Усов попятился. "Поехали!" – донеслось с дороги. "Ну, прощай, повезло тебе!" – крикнул ворону Степан Семенович, - в другой раз я бы с тобой поспорил". Но ворон, опустившись на дерево, ничего не ответил и, не обращая больше на человека внимания, занялся чисткой перьев.
- У вас всегда такая жара в это время? – спросил Степан Семенович, сев в машину.
- А год на год не приходится, - ответил Виктор, - нынче вот уж месяца два, наверное, ни одной капли не упало, отава вся пожухла.
- А вон, - Усов указал взглядом на темнеющий впереди край неба, - кажется, тучки собираются.
- Да не мешало бы, это ведь аккурат над нами, доедем – поглядим, порадуемся, а то ведь спасу нет от этого пекла.
Не останавливаясь, проехали через небольшой городок. Дорога стала не такой ровной, машину потряхивало на трещинах и выбоинах. Поля сменились невысокими холмами с пологими склонами, поросшими низкорослым кустарником. Казалось, может из-за холмов, а может и из-за невероятно черной, клочковатой тучи, выползающей из-за горизонта, что небо опустилось ниже. Чаще попадались придорожные указатели с иногда забавными названиями скрывающихся за холмами сел. Перед одним из своротков остановились.
- Ну вот, - сказал Виктор, уперевшись руками в руль, - если прямо, то минут через тридцать в Белокурихе будем, а если свернуть – столько же до нашего дома. Как мы - сначала мать к детишкам завезем, или уж до Белокурихи прокатимся?
- Давайте сначала порадуем детей, - сказал Усов, - я не устал и еще успею наотдыхаться.
Степан Семенович не лукавил. Он действительно не чувствовал усталости несмотря на четырехчасовой перелет и пятичасовую езду. Как только свернули, машину тряхнуло так, что Усова подбросило, и он ткнулся головой в потолок.
- Не зашибся?! – Спросил Виктор. – Держись крепче, это тебе не трасса, это наши, родные дороги!
- Да нет, ничего, а что это за темная полоса на горизонте – тайга?
- Не-ет, это горы. А вон, смотри, видишь, впереди идет, - Виктор оторвал одну руку от руля и тыкал пальцем в стекло, указывая на идущего впереди человека с небольшой котомкой через плечо, опирающегося на палку, - сейчас догоним! Надо бы уважить, подвезти.
Машина обогнала путника и остановилась. Степан Семенович с интересом смотрел на высокого, чуть сутулившегося старца. Длинные, седые волосы, густая, седая борода, скрывающая почти все лицо, широко расставленные большие глаза – чем-то напоминали лик с иконы. Суковатая палка в руках служила скорее неким необходимым атрибутом, чем опорой.
- Садись, Никифор, - Виктор дотянулся до задней дверцы и открыл ее, - подбросим.
Никифор молча, не обращая внимание на Виктора, осторожно, словно чего-то опасаясь, заглянул в машину. Встретившись с ним взглядом, Степан Семенович почувствовал, как по спине пробежала волна холодных мурашек, тут же по всему телу растеклось приятное тепло, и на какое-то мгновение все окружающее исчезло, словно он на миг потерял сознание. " От долгой дороги, наверное", – подумал Усов.
- Садись, что ли, - повторил Виктор, - видишь, торопимся мы. Де не бойся ты, хороший человек, не укусит.
Старец молчал, пристально глядя на Степана Семеновича.
- Ну, как знаешь! Зашел бы вечерком – у нас младшенькая что-то покашливает. – Виктор резко газанул и уазик, дернувшись, поехал дальше, - чудной он, все-таки.
- А кто это, - спросил Усов.
- Да Никифор-отшельник! Представляешь, пятнадцать лет прожил один в тайге, считай, что в шалаше! До этого он года три, правда, жил с шаманом-алтайцем, в юрте, а потом - ушел. Один стал, значит, жить. Отшельник, в общем, по-нашему. А тут неделю назад появился. Тощий, оборванный, но гордый! Одеждой-то его бабка Марфа снабдила: отдала, что от деда Егора осталось еще. А вот жить ни к кому не пошел, хоть многие и предлагали. Народ-то у нас сердобольный, к убогим жалостливый – а этот уперся: в гостинице, и все тут! В ней, пока, и живет, денег нет, так он за постой администраторше ревматизм лечит. А лечить он умеет! Многие к нему в тайгу хворь снимать ходили. Врачи не могут, а он лечит!
Возле дома Виктора Усов вышел из машины размять ноги. Туча уже закрыла собой почти половину неба, казалось, что наступил вечер. Никогда такой тучи не видел, - размышлял Степан Семенович, задрав голову, - косматая, как шевелюра Эйнштейна, черная как ворон в том придорожном березняке, и так низко. Неожиданно через летнюю, легкую рубашку обожгло зимним холодом.
- Поехали, - Виктор выбежал из калитки, - надо бы до дождя успеть. Смотри, что делается.
Не успели выехать за село, стало темно, как ночью и, даже в свете фар, дорогу было видно не дальше, чем на два-три метра. Туча словно преграждая путь, опустилась на землю.
- Нет, так не пойдет, - Виктор остановил машину, - придется переждать.
- Надолго это? – Спросил Усов.
- А кто его знает?! Может и до утра у нас остаться придется! Тут уж ничего не поделаешь – природа! Она ведь поступает, как ей заблагорассудится. Ну, решай, - Виктор уже развернул машину, и они возвращались, - у нас переждешь, или в гостиницу?
- Давай в гостиницу, - махнул рукой Усов.
- Да ты не расстраивайся! Как только эта катавасия закончится, доставлю тебя в лучшем виде. Ну и темень! Хорошо, что с завязанными глазами могу здесь ездить – каждая колдобина как родная.
В одноэтажной, бревенчатой гостинице – бывшем доме колхозника - с удобствами на улице, нашлось одно свободное место в двуспальном номере. Номер – это, конечно, громко сказано. Узкая комнатка с двумя пружинными кроватями, шкаф с перекошенными, незакрывающимися дверцами, да две тумбочки, втиснутые между кроватей. "Вам еще повезло, - сказала та самая администраторша, которой Никифор лечит ревматизм, - уборочная ведь, могло и этого не быть". Усов поставил сумку в тумбочку и лег на кровать. Ни малейшего сожаления о том, что все так получилось, не было, даже наоборот – какая-то детская радость овладела Степаном Семеновичем и он, безмятежно улыбаясь, смотрел на пыльную, излучающую тусклый свет, лампочку, забавно висящую на полуметровом белом проводе. "Интересно даже, что дальше будет, - подумал Усов, но тут лампочка, дважды мигнув, погасла, - а вот и продолжение! Эх, дикость-то, какая!" Он повернулся на бок, посмотрел в окно, точнее - в его сторону, и ничего не разглядел. Темнота в комнате сливалась с темнотой на улице, даже пальцев собственной руки не было видно. В коридоре скрипнули половицы, через щель дверного косяка на пол упала полоска света. Кто-то шел по коридору, и по мере его приближения к комнате Усова, полоса света становилась ярче и отчетливей. "К нам гости", - подумал Усов, и все же вздрогнул, когда в дверь постучали.
- Да, да, войдите, - Степан Семенович сел на кровати.
В комнату вошла администраторша с "летучей мышью" в руке.
- Ну, как вы тут?! – Весело спросила она, - не соскучились?! А я вот постояльца, соседа вашего до двери проводила. Вдвоем-то, за разговором, веселее в темноте будет. А кто его знает, когда теперь свет дадут – видно опять подстанцию вышибло. Заходи, Никифор, чего ты там топчешься.
Никифор молча обошел администраторшу, прислонил свою палку к изголовью кровати и сел, положив котомку на колени.
- Может вам лампу оставить?
- Нет, спасибо, - неожиданно мягким, чистым баритоном ответил Никифор, - у меня свеча есть.
- Ну, как знаете, если чаю захотите – крикнете, я принесу.
Дверь закрылась, полоска света, постепенно бледнея, исчезла, и в комнате снова стало темно. Усов никак не мог определиться, с чего начать разговор. Словно чувствуя его замешательство, Никифор заговорил первым.
- Ну, здравствуй, Степан Семенович…
- Откуда вы меня знаете? – искренне удивился Усов, - нас, кажется, не представляли друг другу?
- А это и ни к чему. И можешь обращаться ко мне на "ты" – возраста мы с тобой одного, да и не привык я к такому обращению.
- Ну, хорошо, как хотите… как хочешь, но, все-таки, откуда ты знаешь, как меня звать?!
Никифор не ответил. Послышалось легкое шуршание, ослепительно вспыхнула спичка. Старец, оказавшийся вовсе даже и не старцем, зажег фитиль в небольшой круглой, деревянной плошке, и поставил ее на тумбочку. Мягкий, приятный свет разлился по комнате, но, не освещая стоящие в ней кровать, шкаф, тумбочки, а лишь обозначая их силуэты. Степану Семеновичу показалось, что в обстановке что-то изменилось, но он не сразу понял что именно. "Вроде бы все на месте, но… нет, вот оно! – Усов слегка привстал, наклонившись вперед. – Стена за Никифором не освещается! Забавно! Неужто на гипнотизера попал?! – проносились в голове мысли, - расскажи кому – не поверят!"
- Так все-таки, - Степан Семенович опустился на место и уперся ладонями в колени, - откуда ты знаешь, как меня зовут, - спросил он непринужденно, - это там, на дороге, в машине? Гипноз, да?
- А как же не знать, - заговорил, наконец, Никифор, - я ждал тебя, но не спеши – всему свое время.
- Да? А что, будет еще что-то?
Усова распирало от любопытства, он не ощущал в происходящем ничего таинственного или необъяснимого и чувствовал себя ребенком, требующим объяснения только что увиденного фокуса. Но Никифор молчал. Между тем комната наполнилась едва уловимым незнакомым, пьянящим ароматом. "Что это у него там за смола в плошке, - подумал Степан Семенович, - запах такой приятный". Он протянул руку к тумбочке и замер: тумбочка со стоящей на ней плошкой исчезла, словно растворилась в темноте, а впереди, по направлению вытянутой руки, текла небольшая, шириной не более шести-семи метров, спокойная река. В вечернем сумраке по воде бежала легкая свинцовая рябь. Степан Семенович удивленно огляделся: он стоял на пустынном берегу, покрытом крупной мокрой галькой, за рекой в сырой ржавой листве в лучах заката алели тяжелые кисти рябины, и все это находилось в окружении высоких гор с уходящими в чистое небо остроконечными вершинами, освещенными ярким заходящим солнцем. Степан Семенович поймал себя на том, что он, наверное, глупо выглядит, стоя с вытянутой рукой, опустил руку и глубоко вдохнул. От чистого, влажного воздуха голова слегка кружилась. Слева, шагах в пяти, на большом плоском валуне сидел Никифор.
- Ну что, - спросил, поеживаясь, Усов, - теперь время? Будем говорить? Прохладно здесь.
- Садись, - как-то запросто сказал Никифор, и показал рукой на соседний валун.
Усов подошел. Возле камня на человеческом черепе сидел ворон с таким же зеленоватым отливом, как у того, в придорожном березняке.
- Твой? – Спросил Усов.
Ворон резко вскинул голову, расправил крылья, громко и протяжно каркнул и с силой ударил клювом по лобной кости. Из образовавшейся от удара трещины в большие пустые глазницы потекли темно-красные струйки крови. "Как в кино, - равнодушно подумал Степан Семенович, - интересно, здесь всех так встречают?"
- Уйди, не мешай, - прикрикнул Никифор, и ворон обиженно каркнув, пролетел, расправив широкие крылья, над головой Усова и скрылся в рябиннике на противоположном берегу. – Садись, это он у меня шалит.
Степан Семенович присел на край холодного камня, косясь на окровавленный череп.
– Это не кровь, - усмехнулся Никифор, - это он ягоду лапами раздавил. А череп – так это в прошлом году два старателя здесь слиток золота не поделили.
- Слушай, я, если честно, немного продрог, нельзя где-нибудь в более теплом месте поговорить?
- Здесь в самый раз, да и сдается мне – недолго.
- Что значит – в самый раз?
- За горами Шамбала.
- Да ну! – Оживился Степан Семенович, - а, может быть, там и поговорим?
- Людям туда нет дороги.
- А я слышал, что это чуть ли не рай, благодать человеческая – попав в нее совершенства достигнуть можно.
- Без костей язык людской, - вздохнул Никифор. – Шамбала – это энергетический центр Земли…
- Но ведь живет же там кто-то, - перебил его Усов.
- Может, кто и живет, но кто – неведомо.
- Ох уж мне эти сказки, - ухмыльнулся Усов, - так откуда ты все-таки знаешь, как меня звать?
- Смотри! – Никифор приподнял череп и отвел руку в сторону.
Череп засветился изнутри зеленоватым светом, из него полились, перемешиваясь, черные, темно-серые, грязно-желто-зеленые тягучие струи. Отдающая смрадом жидкость не касаясь гальки, испарялась, стелясь едва заметной дымкой к воде.
- Что это за гадость? – брезгливо поморщился Степан Семенович.
- Это содержимое его бывшего владельца – его душа. А теперь, смотри сюда! – Никифор отбросил череп в сторону и протянул руку к реке.
Рябь стихла, и в глубине застывшего темного водного зеркала вспыхнуло множество ярко-желтых точек-звездочек. Каждая из них находилась в едва различимой прозрачной, колышущейся, разноцветной оболочке, словно в крошечном мыльном пузырьке. Оболочки расширялись, сливались друг с другом, и постепенно все звездочки оказались как бы внутри одной объемной прозрачной замкнутой радуги, связавшей их между собой своими лучами.
- Красиво, - сказал из вежливости, Усов, - но к чему все это? Зачем мне этот цирк на природе? Я бы предпочел любоваться ею…
- Это живая энергия Вселенной! – тихо произнес Никифор. – Она – необъятное море, в которое тонкими ручейками сливаются энергии разбросанных по всей Вселенной планет. Но это море не только берет, оно и дает – питает энергией планеты, истощившие свою…
Никифор продолжал говорить, но Усов его не слушал. Зажав под мышками озябшие ладони, слегка покачиваясь, он смотрел в глубину развернувшейся перед ним картины, отыскивая самую далекую звездочку, и одновременно пытался понять, что все это значит. Первое и пока единственное, что приходило в голову – он находится под гипнозом. Но зачем, для чего? И потом: сумасшедший не осознает своего состояния, наверное, точно так же и человек, находящийся под гипнозом, не должен этого осознавать. Но если не гипноз, тогда что? Ароматная смола в плошке Никифора – наркотик? Возвращаемся к сумасшедшему!
- А вот это что такое? – Степан Семенович оторвался от своих размышлений и указал рукой на замеченный им одиноко висящий в черной, не охваченной радугой вселенской энергии пустоте матовый, с грязно-желтым оттенком шарик.
- Это Земля.
- Да?! Что-то уж больно она на гнойник похожа.
- Что есть, то - есть, - грустно сказал Никифор. - Энергия Земли настолько негативна, что энергия Вселенной обтекает Землю, не соприкасаясь с ней, чтобы этот негатив не повлиял на энергию других планет. И виной всему – человек! Общая энергетика человечества – это зло, боль, отчаяние и ненависть…
- Какая банальность! – усмехнулся Степан Семенович.
- Являясь частью внешней энергии Земли, энергетика человечества подавила все остальные составляющие, и Земля воспринимается Вселенной именно через нее, через энергетику человека. Злость, агрессия человечества безграничны настолько, что оно заочно наделяет им все и всех во Вселенной, даже ничего не зная о том, что находится за пределами его планеты. Никто не осмеливается вступить в открытый контакт с человечеством, сделавшим Землю прокаженной планетой! Но Земле нужна энергия вселенной – без нее она разрушится… - Никифор замолчал.
Несколько минут в полной тишине Степан Семенович, не отрываясь, смотрел на мутный, действительно чем-то похожий на воспалившийся гнойник, шарик.
- Ну, и дальше-то что? – спросил он несколько раздраженно.
- Шамбала, отвечающая за общую внешнюю энергию Земли - именно через нее осуществляется связь с энергией Вселенной – приняла решение уничтожить человечество как источник негативной энергетики…
- И кто же ее назначил ответственной?! – Степан Семенович не скрывал иронии.
- Никто, так устроена Земля, так сложилось в момент ее образования. Ты мне не веришь,… но ведь ты же видел начало! – в голосе Никифора слышалось отчаяние. – Ни заклинания шаманов, ни мольбы отшельников, ни призывы муэдзинов не убедили Шамбалу – решение осталось неизменным…
Степан Семенович уже понял, какая ему отводится роль. Даже если это и сказка, в представлении которой он стал невольным участником, пусть даже и красивая сказка, все равно – как-то неудобно получается, хотя и приятно.
- Это что же, - смущенно начал он, подковырнув носком тяжелый широкий гладыш, - на меня последняя надежда, так что ли? Что-то вроде избранника?
- Нет, - покачал головой Никифор, - хотя надежда у меня небольшая и есть. Я просил Шамбалу обратиться к людям, рассказать им обо всем, но… разве мало было подобных призывов? Да только всех, кто призывал людей образумиться, считали убогими, блаженными, не от мира сего, а то и вовсе сумасшедшими…
- А ты, то есть – тебя и других таких же, тоже уничтожат?
- Нет, но что мы - одни?! Я вышел к людям рассказать о том, что их ждет, чтобы, если уж и суждено им умереть, пусть умрут не в неведении. Неделю я рассказывал о приближающемся последнем дне, но в ответ слышал только усмешки. Тогда я попросил Шамбалу дать мне встретиться с человеком, понимающим природу, с таким, который не примет меня за сумасшедшего. От ворона, а он не просто ворон – он из Шамбалы, так вот, от него я узнал о твоем, как тебе кажется случайном приезде. Он летел за тобой всю дорогу. Это ворон сказал мне кто ты, и как тебя зовут. Ты много знаешь, умеешь говорить, ты любишь природу, и я вижу, что твое отношение к природе искренне. Мне показалось, что ты сможешь найти довод, который убедит Шамбалу отказаться от принятого решения…
- Я?! – удивился Степан Семенович. – Ни отшельники, ни шаманы, ни… как их там еще… не смогли, а я смогу?!
- Наш удел – просить, это эмоции. Но скажи, что ты думаешь о том, что увидел и услышал.
- Подожди, скажи сначала ты мне: во-первых, это уже началось, во-вторых, даже если я и найду такой довод - как его услышат? Я попаду в Шамбалу?
- Нет, но Шамбала слышит меня, даже если я молчу.
- Ладно, допустим. – Степан Семенович на минуту задумался. – Энергетика человечества, говоришь, негативная,… а какого человечества? Того, что есть на Земле сейчас?
- Нет, не только. Когда человек умирает, его энергия, можешь называть ее биополем, аурой, душой – вливается во внешнюю энергию Земли, не растворяется в ней, нет…
- Тогда какой же смысл уничтожать тех, кто живет сейчас? – прерывая Никифора воскликнул Усов, разведя руками. – Ведь энергетика тех, кто был, все равно останется. Нет, тут твоя Шамбала не права! – Степан Семенович встал с камня и с удовольствием потянулся. – Если общая энергетика человечества формировалась тысячелетиями, то и существует она независимо от ныне живущих. Другое дело, что те, кто живет сейчас, начнут поставлять в этот, - Усов усмехнулся, - образно выражаясь, котел положительную энергетику. Тогда изменится и общее ее состояние. То есть, нужно чтобы изменился человек, а с ним и его энергетика, но для этого – человечество должно жить! Ну, нет больше человечества – а энергия Земли все равно негативная, что дальше? Разрушить Землю?…
Усов замолчал – с противоположного берега, громко каркая, низко над водой летел ворон. Под его крыльями вода вновь покрывалась свинцовой рябью. Перелетев реку, ворон взмыл вверх и, сложив крылья, словно ястреб, камнем упал на Усова.
- Ты чего это, ты чего?!
Усов попытался увернуться, но ворон все-таки, расправив крылья, сильно ударил его в плечо. Падая, Степан Семенович хотел, развернувшись, схватить птицу, но лишь выдернул из крыла перо. Не успев подняться, он почувствовал еще один сильный удар в спину и упал на гальку, закрыв голову руками. Еще один удар в спину…
- Эй! Просыпайся!
Степан Семенович рывком перевернулся. Рядом с кроватью, улыбаясь, стоял Виктор, комнату заливал солнечный свет.
- Ну, ты и здоров спать! – Виктор засмеялся. – Хотя оно и не мудрено – на свежем воздухе-то. Утро уже – поехали в Белокуриху!
Степан Семенович сел.
- А где Никифор? – спросил он, глядя на аккуратно заправленную кровать у противоположной стены.
- Так еще с первой зорькой ушел. К нам зашел, над младшенькой нашей поколдовал что-то – кашель как рукой сняло. Я смотрю у тебя перо в руке от ворона – видно приглянулся ты отшельнику, раз он тебе память о себе оставил. А я хотел тебя еще вчера отвезти. Туча та исчезла враз, как будто ее и небывало, даже землю не намочило. Я к тебе, а ты так крепко спал, что решил уж не будить до утра. Поедем?
- Поехали.
Степан Семенович достал из тумбочки сумку и остановился, с удивлением рассматривая перо.
- Ничего себе, приглянулся! – тихо проговорил он, - так это, значит, он с радости пообниматься хотел, что ли? Вот так приласкал!
- Что ты говоришь?
- Да нет, это я так, просебя.
- Точно, его перо, - Виктор провел по оперенью двумя пальцами, - ишь, с зелена отдает – я у других такого никогда не видел. Ворон, он какой – черный, что те сажа! Ну, поехали! Там у меня в машине молоко парное, да пироги. В дороге перекусим.
- Такой сон кошмарный видел, - сказал Усов и внимательно посмотрел на Виктора, - вот с этим самым вороном.
- Цветной сон?
- Цветной.
- Так я же говорю – это от свежего воздуха! Зато выспался!
- Ну да, выспался, - сказал Степан Семенович. Он действительно чувствовал себя отдохнувшим, но вот ощущения того, что спал – не было…
В просторном зале с высокими потолками, над столом президиума на широком белом полотнище большими зелеными буквами был выведен девиз конференции: "Экология природы – приоритет дальнейшего развития человечества!" Доклад Степана Семеновича значился в программе конференции последним. Выйдя на трибуну, он посмотрел в зал: на лицах коллег читалось откровенное желание поскорее закончить текущее мероприятие, проголосовать за резолюцию и приступить к завершающему конференцию банкету. Степан Семенович закрыл папку с текстом своего доклада, который собирался прочесть, и глубоко вздохнул.
- Уважаемые коллеги! – начал он твердым, уверенным голосом. – Мы с вами занимаемся очень важным делом, и актуальность нашей работы не может быть подвергнута сомнениям! –Усов замолчал: - "О чем я говорю?! К чему весь этот официоз?! – замелькали в голове мысли. – Проще надо, проще и не о том!"
Перед глазами Степана Семеновича всплыло водное зеркало, падающий на него с распростертыми крыльями ворон…
– Друзья, - продолжил он, видя, что некоторые из сидящих в зале, заерзали в удобных креслах, явно собираясь встать и выйти, - мы сейчас находимся в одном из красивейших, уникальнейших мест нашей планеты. Безусловно, одна из главных задач экологии, как науки, – наша с вами задача – сохранение таких мест… Но – зачем?! Для чего?! Для кого?! Ведь сохранение этого и других подобных уголков природы сводится к защите их от человека! Парадокс! Спасаем природу для того, кто ее губит! Я повторяю – мы пытаемся сохранить природу, защитить ее от воздействия именно человека! Но, согласитесь, это то же самое, что устранять симптомы болезни, не затрагивая ее причину.
Усов замолчал, взял стакан с минеральной водой, но, не сделав ни глотка, поставил его на место.
- Так что, получается - экология это напрасное дело? – осторожно спросил кто-то из зала.
- Ни в коем случае! Приоритет экологии несомненен! – Степан Семенович поперхнулся, отпил из стакана воды. – Но мне кажется, что необходимо уточнить этот приоритет, сделать в нем акцент. Я говорю о человеке. Ведь человек – это тоже природа, это ее часть, и не такая уж неотъемлемая. На данный момент приоритетом должна стать экология человека! Сейчас все чаще можно услышать об экологии мышления, но экология человека – это несколько иное понятие. И заниматься ею надо ради сохранения самого человека! Ведь до сих пор нет единого мнения о том, что такое человек…
- Это уже философия, или социология!.. – крикнул кто-то в зале.
- Нет! – Воскликнул Усов тоном, не терпящим возражений. – Человек – часть природы, он порожден природой, и именно мы – экологи, должны заниматься человеком, изучать его, помогать ему адаптироваться в среде его существования без ущерба для этой среды и для него самого. Если этого не делать, то все усилия по сохранению природы, без изменения уничтожающего ее человека, будут напрасны…
В зале поднялся шум. Кто-то аплодировал, кто-то возмущенно кричал, что доклад не по теме и выводы совершенно необоснованны. Степан Семенович спустился с трибуны и вернулся на свое место, на ходу пожимая протягиваемые руки и не реагируя на возмущенные возгласы. "А что это такое – экология человека? С чем это едят? – кричал кто-то за спиной, - что это за понятие такое?" "Это новое направление науки! – заступался за Степанова Семеновича невидимый его сторонник, - понятия определим! Цели и задачи сформулируем!" "Да я же и не спорю! Но сдается мне, что сначала надо будет разобраться с экологией тех, кто будет этой экологией человека заниматься!"
Чувствовал Усов себя ужасно. Он понимал, что не сказал всего того, что должен был сказать. "Но я ведь и не готовился к такому докладу, - оправдывался Степан Семенович перед собой, - конечно, за те два дня до начала конференции, что я провел в горах, можно было все обдумать. Дернуло же меня отказаться от чтения заготовленного текста и пуститься в экспромт!" Хорошее настроение вернулось к Степану Семеновичу только на трапе самолета, поднимаясь по которому он увидел внизу, на желтой разметочной полосе, черного с зеленым отливом ворона. Как и там, в березняке, ворон слегка наклонил голову и смотрел на Усова. "Все нормально, - крикнул ему Степан Семенович, - будем жить, ну и работать, конечно! Передай привет Никифору! И Шамбале!" Ворон чуть приоткрыл, словно улыбнувшись, клюв. С минуту они смотрели друг на друга, затем ворон подмигнул, громко каркнув, взлетел и, сделав круг над самолетом, полетел к далекому чистому горизонту…
Никому, кроме своих родных, Степан Семенович Усов, мой далекий предок, не рассказывал про Никифора и его ворона, и потому эта история передавалась в нашем роду из поколения в поколение как легенда. Ни у кого из нас никогда не возникало сомнений в ее реальности. Но так случилось, что мне некому передать устную родовую реликвию и я решил изложить ее на бумаге, придав ей, как сумел, литературную форму. Сейчас, когда я пишу эти строки, в середине третьего тысячелетия, экология человека – такой же обычный школьный предмет, как и математика. И человечество до сих пор существует! Значит, приоритет был обозначен верный! Что стоило утверждение этого приоритета в сознании людей – это отдельная, другая история… За окном на листьях рябины проступил первый едва заметный багрянец – моя "любимая пора". Но я уже стар: сто двадцать восемь лет - много, даже по нынешним меркам. Кто знает, может быть наступила моя последняя осень. Я уйду, и все, что останется после меня – эта история, черное с зеленым отливом перо ворона, запаянное в слегка помутневший от времени пластик, и мой вклад в общую энергетику земли – надеюсь, что положительный. По крайней мере, я старался, чтобы он был положительным, ведь это - главный приоритет всей моей жизни.
29.11.02г.