Было холодно. На улице люди кутали носы в вязаные шарфы и не хотели видеть никого, кроме себя. Он мрачно прошёл мимо них, едва не упав на гладком асфальте, по которому специально рассыпали соль. Он был чужим здесь, и каждый человек был чужим для Него. Сделав двадцать шагов вниз по обшарпанным и серым, как каждый человек, идущий на встречу, ступенькам, Он прошёл мимо размалёванных лотков и окунулся в стеклянную дверь с железной ручкой.
«Выхода нет! Выхода нет!» - шептали двери, когда в них входили, но Он сам прекрасно знал, что есть только один выход, но ему до него ещё далеко – впереди вся жизнь. Он прошёл мимо стальных собак с резиновыми клыками – стражей входа в его будущее, они только мигнули Ему зелёным глазом и пропустили, не закусав до смерти.
Всё здесь было не так, как наверху. Это низ, это жизнь, это реальность – всё, что вверху – всё выдумано теми, кто внизу, и эти «те» всё оставшееся до Конечной Остановки время стараются попасть туда – получается не у всех. Но Он пришёл оттуда, сверху, и не хотел, чтобы хоть кто-то знал об этом, да, в общем-то, всем было всё равно, потому что оттуда, в той или иной степени, были все. Он спустился по Движущейся Лестнице, и окончательно осознал, что обратного пути нет – все мосты сожжены. Но Он пришёл сюда не для того, чтобы сдаваться и отступать, а для того, чтобы познать настоящую жизнь, ту, которой живут все эти люди внизу, ту жизнь, о которой никто не может рассказать, потому что все остальные после смерти отправлялись ещё глубже вниз. Вся эта серая масса мечтала узнать о жизни наверху, мечтала вернуться к ней, а Он уже прекрасно знал её, и наоборот хотел видеть, как живут эти обычные ничем не примечательные людишки.
На большой длинной платформе стояли теперь уже разноцветные люди, все говорили на разных языках, их лица не отличались друг от друга ни на миллиметр – все были угрюмы и заняты делом. Огромные железные звери пожирали их с помощью своих многочисленных ртов и отправлялись дальше в бесконечный жизненный путь от начала и до конца, от конца и до начала, от начала конца и до конца начала, от начала начал и до конца концов.
Он медленно вошёл в одного из таких монстров, который гостеприимно разинул перед ним свой железно-резиновый рот. Он увидел своё пространство, в котором Ему предстоит жить до Конечной Остановки. Он увидел людей, с которыми Ему придётся общаться, дружить, и которых придётся любить. Всматриваясь в лица, которые раньше казались размытыми и не выражающими ничего, кроме пустоты, теперь приобрели для Него какое-то новое значение. В это время зубы железного монстра сомкнулись, и люди понеслись вперёд по замазанным ветхостью и пропахших копотью венам Подземки. За окном понеслась чёрная-чёрная масса из сосудов и стенок, красных фонарей и непонятных табличек с номерами. Время пролетало молниеносно, они неслись вперёд так, что Он ничего не успевал заметить – только перемешанные краски, как будто годовалый ребёнок вылил на лист бумаги банку чёрной гуаши.
Вокруг, в замкнутом пространстве вагона, однако же, было светло, и Он попытался в очередной раз рассмотреть лица сидящих рядом с ним людей. Теперь Он видел в них что-то своё, какую-то неотъемлемую часть себя, частичку души или что-то иное. Самое странное то, что и остальные люди с интересом погладывали друг на друга. Все на подсознательном уровне знали, что они друзья, и по какому-то неопределённому закону заключили, что должны жить вместе, хотя они и так летят вперёд в одной жизни – это ли не повод для сближения? Он наблюдал за ними и посмеивался про себя – никто Его не замечал, потому что Он был не такой, как все, потому что Он был сверху, Он жил Там, а эти люди лишь родились наверху, чтобы жить Здесь, в недрах бесконечной Подземки.
Люди разговаривали, смеялись, грустили, уходили в противоположную часть вагона, обидевшись на
кого-либо, потом снова мирились и опять хохотали. Всё было настолько странно и интересно для Него, что Он смотрел на всё это действо, как в цирке, не отрывая глаз. Люди разбивались на группы, веселились поодиночке, или просто сидели и ничего не делали. В замкнутом пространстве вагона, казалось, было мало места, но люди ни на что не жаловались – у них был собственный объединённый мир, составленный из их душ и ощущений – общая жизнь, общие интересы – они радовались этому, как дети.
Влюблялись, расставались, снова влюблялись и клялись в вечной верности или обижались навсегда и уходили в другую половину вагона к какой-нибудь другой группе людей. Он наблюдал за всеми этими играми до тех пор, пока железный зверь, внутри которого они ехали, не стал замедляться. В конце концов, он окончательно остановился, и тут произошло нечто совсем странное. Человек пять, как зачарованные, вышли из родного вагона и медленно перешли в другой, а одна девушка осталась стоять на платформе с грустным бледным лицом. Она помахала остальным и, медленно повернувшись, пошла прочь. Её светлые волосы развивались на неизвестно откуда взявшемся ветру, все оставшиеся молча стояли и смотрели Ей вслед, даже Он, никак не участвовавший во всех событиях, понял, что видит Её в последний раз. Она вышла из игры, не выдержала даже начала этой бешенной езды, и мир отверг Её, или Она отвергла мир, но, в любом случае, это уже никому не важно. Главное то, что Она ушла навсегда.
На место ушедших в другой вагон пришли новые люди, в которых всем остальным предстояло снова найти что-то своё, что-то общее. В это время Он продолжал думать о Ней – о девушке, которая вышла. Сначала Он успокаивал себя тем, что, может быть, на следующей остановке Она снова войдёт, но потом резко отмёл всё это. Теперь Он стал потихоньку постигать смысл этой жизни – она бежит почти безостановочно, и если ты вышел, то её уже не догнать. С другой стороны, не все выходят на остановках по своей воле, но такова судьба – кто-то всегда должен быть крайним, даже в таком вопросе. И не всегда им бывает самый слабый – иногда и очень сильный боец покидает римский легион на поле боя только потому, что какой-то не понюхавший пороху новичок попал в ветерана случайно слетевшим с рук копьём – всё решает не сам человек, всё решает его судьба.
Те, кто появился в маленьком мире большого вагона, прижились не сразу. Сначала их гоняли и не принимали всерьёз, считали чужаками, и они вынуждены были жить собственным миром в мире – это было обычное человеческое явление, теперь Он стал на подсознательном уровне понимать это. Но через некоторое время всё, как всегда, уладилось. Старые же друзья, которые вынуждены были разойтись по разным жизням, смотрели друг на друга сквозь прозрачное стекло между вагонами-мирами гладили его, в надежде дотронуться до той прошлой жизни. Они что-то шептали друг другу, но ничего, конечно, не слышали.
Кто-то плакал и горевал, ходил в чёрных тонах, а кто-то наоборот даже немного радовался, что эти люди ушли. «Что ж, каждый имеет право на своё мнение», - подумал Он, кривая улыбка не сходила с его лица.
А они продолжали нестись на бешеной скорости к неопределённой цели. Чем дольше бежал вперёд поезд жизни, тем яснее Он начал замечать какие-то перемены в людях, окружающих Его. Они как будто стали другими, стали старше и, может быть, даже умнее. И хотя они продолжали беситься с невероятной силой, в их движениях Он видел больше достоинства и взрослой важности, чего не сумел заметить раньше, до первой остановки. Однако внешне почти всё осталось неизменным: люди так же обижались и мирились, плевали друг другу в лицо, а потом улыбались и обнимались, как дети, которыми они, хотя бы в глубине души, были.
Главное, что он заметил, это то, что теперь некоторые люди стали с задумчивым видом смотреть в чёрную бесконечную темень окна. Большинство, конечно, не замечало, или не хотело замечать, что они живут в ограниченном пространстве и что за окном снаружи ничего не видать. Они радовались тому, что у них есть, и, в общем-то, по Его мнению, правильно делали, если у них действительно было чему веселиться и ради чего жить. Те, кто смотрели в окна и не видели там ничего, разговаривали между собой. О чём они говорили, Он не мог слышать из-за шума в ушах, заглушающего всех и вся, но было понятно, что люди обсуждают то, что с ними будет дальше.
Железный зверь стал снова замедляться. Он не хотел, чтобы мир ещё раз останавливался, но понимал, что это неизбежно. Сейчас снова будут потери, снова кто-то будет плакать и грустить, а кто-то радоваться, но в любом случае, и те и другие окажутся в проигрыше. В один момент все вздрогнули, и всё остановилось. Первым буквально выбежал какой-то парень, он направился не в другой вагон, а на платформу – все поняли, что это означало. Он ушёл, потому что хотел уйти, он поставил жирную точку на своём листе в клеточку, он дописал предложение своей жизни и, видимо, ничего другого не хотел. «Может быть, так для него будет лучше», - прозвучало в Его голове – мозг додумывал сам и часто не желал подчиняться воле хозяина.
Большинство остальных разбрелось по разным вагонам, оставив около Него лишь немногих. Люди почти полностью сменились: кто-то попал в новый вагон, а кто-то остался в своём и встретил множество незнакомых лиц. В любом случае, каждому пришлось начинать всё заново. Почти все сильно переживали, многие долгое время отсиживались в уголках поодиночке. Поезд тем временем тронулся, и гонка продолжилась. Люди понимали, что ничего поделать уже нельзя – так определили высшие силы, значит надо принимать всё, как должное. Постепенно незнакомые друг для друга люди построили новые отношения – Он с интересом наблюдал за всем этим.
Путь продолжался, и Он стал замечать, что люди стали необыкновенно серьёзными. Они занимались только своими делами, заботились о своей карьере и жизни, не замечая подчас ничего. Он понимал, что сейчас по-другому нормально жить невозможно, надо отпихивать других, чтобы завоевать место под солнцем – откуда Он это знал, не понимал сам, как будто всю жизнь прожил с этим чувством. А люди продолжали жить слишком серьёзно. Боролись за всё, что угодно, спорили из-за всяких мелочей и думали только о будущем, не видя настоящего.
Кто-то растолкал друзей и получил всё, что хотел, но потом захотелось большего. Колесо общества подминало под себя самых слабых, которыми попеременно оказывались то одни, то другие, и катилось дальше. Он был совершенно поражён такими страшными изменениями, хотя прекрасно понимал этих
людей – они поступали так, как диктовала им жизнь и никак иначе, потому что выйти из законов жизни практически невозможно, она всегда будет заставлять поступать так, как ей надо. Он уже не мог смотреть на этих людей и с нетерпением ждал следующей остановки, на которой, может быть, всё изменится. Он терпел ещё долго, пока в привычно чёрных окнах не показалась третья по счёту платформа.
На этой остановке никто не вышел из Его вагона. Он понимал, что есть и другие вагоны, сцепленные с тем, в котором Он сейчас едет, так что вполне возможным было то, что из других вагонов кто-то и вышел для того, чтобы куда-то перейти, или навсегда. Но Он не хотел задумываться над этим – Ему хватало своего маленького узкого мира с мягкими креслами и прозрачными дверями.
Железный зверь набирал скорость, теперь уже, как понимали абсолютно все, в последний раз. Предстояла ещё одна Конечная Остановка, на которой выходил каждый, хотел он этого или нет. Люди стали замечать глубокие морщины на руках и лице, стали медленнее ходить и почти не веселились, видимо, не хватало сил.
Он заметил, что люди порядком обветшали, от них уже даже чуть-чуть несло гнилью. Они уже почти не поднимались со своих мест и не разговаривали – им предстоял последний пусть, который они должны были пройти с достоинством, что и старались сделать.
На их глазах появились очки с толстыми линзами, волосы выпали, как старые листья осенью, и образовали на полу странный седой узор, сквозь который едва просматривался бардовый пол. Руки скрючились и с трудом держали неизвестно откуда взявшиеся палки и костыли. Было ясно, что пришла пора прощаться друг с другом, потому что потом такого шанса не будет…потом вообще ничего не будет.
Все вздрогнули, как от удара молнии. За окном блёклым огоньком забрезжил свет – тот свет, который любой из сидящих людей с огромной радостью готов был обменять на вечную темноту несущегося вперёд окна.
Вот она – Конечная Остановка, момент, который многие люди воспринимают со страхом, а некоторые мечтают попасть наверх и зажить другой жизнью. Зря надеются – то, что наверху давным-давно выдумано каким-то умным человеком, впрочем, как и то, что внизу, и то, чем до последнего времени жили все эти люди.
«Просьба освободить вагоны!» - медленно и с усмешкой проговорил женский голос, - «При выходе из поезда, не забывайте свои души», - голос показался Ему чрезвычайно знакомым. Он хлопнул себя по лбу – это был голос той женщины, с которой Он уже много раз встречался. С которой они часто целыми днями просиживали Наверху в кабаке за кружкой тёплого эля и говорили по душам. Это был голос той, которая перерождает жизнь. Это был голос Смерти…
- Эх, молодёжь, молодёжь, - прошептала она, склоняясь над Его ухом, - Вечно у вас какие-то заморочки, не хотите спокойно на облачке с арфой сидеть, вам бы в этой тухлятине копаться. Ну, чего ты здесь нашёл, а? Шёл бы ты лучше домой, амброзию жрать! Ну, что ты на меня так смотришь? – её пустые глазницы не выражали никаких чувств, но было ясно, что, будь у неё брови, она подняла бы их сейчас.
- Ты не понимаешь, - ответил Он, опустив глаза, - Мне надоело жить наверху, там нет ничего, кроме грудастых фей, там нет жизни. Вернее, есть, но она бесконечна, а внизу она коротка, и хочется прожить её как можно лучше, я просто хочу понять их, тех, кого ты забираешь. Я понимаю, что слишком много философствую, но правда есть правда. Может, обсудим это в кабаке, как всегда? – всё, что Он смог выжать из себя сейчас, было кривой ничего не выражающей улыбкой.
- Нет, мне нельзя, - Смерть тоже попыталась улыбнуться, но это у неё не особо получилась, - Я всё-таки на работе, – улыбка вдруг перешла в оскал, - А ты марш домой, я кому сказала! Вон и так все крылья измазюкал, отстирывать тебя теперь полдня! И не дай бог, твой отец будет меня обвинять в том, что я «ребёнка испортила»! – кричала она уже вслед, но Он её не слышал.
Он знал, что пока Он будет пить амброзию и бегать за красивыми феями, на Конечную Остановку придёт ещё один поезд, а потом ещё и ещё. Но это будет совсем другой мир, это будет совсем другая жизнь.