Полночь. Старенький будильник монотонно отмеряет время. Секундная стрелка уже завершает который круг. И уходят минуты, часы, месяцы, годы... И вот за перевалом скрылось детство, оставив после себя счастливые и безвозвратные воспоминания, а впереди уже виден порог, переступив через который, ты почувствуешь, что стал взрослым человеком.
Вот только нельзя определить те границы детства, юности, зрелости с точностью до дня. Незаметно, как засыпает солнце, детство сменяется юностью, юность – зрелостью. Только повседневные проблемы благополучно перебираются из одной поры жизни в другую.
В голове – рой беспорядочных мыслей, вопросов, безрезультатные поиски ответов. И рука почти бессознательно выводит на чистом листе бумаги: “Я устала от одиночества. Я больше не хочу быть одной среди множества других людей, которые принимают меня за другую; которые не замечают, сколь неискренняя моя маска веселости; которым неизвестно, что одиночество для меня равносильно смерти. Я хочу любить и быть любимой! Только разве это кому-нибудь нужно? Нужно ли это тому, единственному человеку, жизнь которого сейчас висит на волоске и никто не может ему помочь? Нужно ли это вообще кому-либо? Может Игорю? Нет, я знаю, что ему надо. А как хочется быть по-настоящему любимой”.
Я вспоминаю тот вечер, когда таинственное Нечто снова спустилось с небес поговорить со мной.
– Не надо мучить себя, - пронесся в голове знакомый ветерок мыслей.
= А что мне делать? - подумала я, смахивая внезапно накатившуюся слезу.
– Сейчас ты нужна ему, как никогда, - поведало Нечто. - Его жизнь – в твоих руках.
= Но я не знаю, как ему помочь?!
– Знаешь, если любишь, - голос его становился все тише и тише, - Не дай коридору тьмы поглотить его. И Нечто исчезло, оставив мне вопросы, на которые я не знала ответы, чувство страха и неопределенности.
Сон. В тот же день мне приснился странный сон. Он короткий, как летняя ночь, но память не забывает о нем ни на минуту. Этот сон – сначала страшный коридор, в конце которого я вижу ужас смерти, затягивающий тебя, потом прекрасный – один-единственный твой поцелуй, мой милый человек... Один-единственный, потому что я сразу же проснулась, стараясь понять, было это сном или явью. И когда, наконец, сообразила, что это всего лишь сон, закрыла глаза, чтобы еще раз вспомнить его.
Уже давно со мной происходят странные вещи. Я могу смотреть на человека и вдруг понимаю, как сложится его судьба. К счастью, это бывает редко. Но все то, что я “увижу” в его судьбе – все становится правдой. Не могу разгадать лишь одну судьбу – твою, мой дорогой человек...
Так кто же ты, в конце концов? Кто ты такой, если я не могу разгадать тебя? Почему я вижу в тебе больше, чем того, за кого ты себя выдаешь? Человек ли ты на самом деле? Где же та ниточка, которая выведет меня из этого лабиринта...
Темнота, тишина, тайна... Уже много мгновений, часов, лет, тысячелетий в этом месте не происходило ничего. Казалось, оно привыкло к абсолютному одиночеству под мощной защитой тех, кого когда-то называли Древними. Они создали это место, они вдохнули в него жизнь и заложили в него глубокий смысл – и оно хранило в себе величайшую тайну Мироздания – было его Центром. В глубине пылал источник DELTA-Мира – точка отсчета, относительно которой происходят все движения DELTA-Мира. Если Центр исчезнет, DELTA-Мира не станет. Это пространство заполнит собой пустота. Поэтому Древние надежно защитили его от вмешательства непосвященных и наложили бремя вечности.
Но когда-нибудь это должно было случиться и, в конце концов, произошло. Здесь появился чужой. Но чужой пришел сюда не уничтожать Центр Мироздания, вовсе нет. Он сам не знал, как попал сюда, повинуясь зову мысли. Сознание прошло сквозь монолит древней защиты, даже не заметив её. Почему? В этом тоже была тайна. Оно впитывало в себя мудрость этого места – мудрость Древних.
Много нового узнало сознание, когда тревога обуяла его. Где-то, очень-очень далеко, находилось то, что выносило его, то, что теперь считалось его оболочкой, то, что сейчас было в смертельной опасности. Преодолев миллионы световых лет, сознание вернулось на Землю. Его время еще не настало, поэтому оно спрятало все, что узнало. И вот возвращение началось...
Я резко очутился в курсе каких-то непонятных событий. Черный коридор, в конце которого еле-еле виднеется светлая точка, наверное, выход. В лицо мне дует сильный ветер, который не дает двигаться вперед.
Странный коридор – стены есть, а дотронуться нельзя. Сколько я не пытался ухватиться за них, ничего не выходит. Но мне необходимо выйти из этого коридора. Почему? Я не знаю, но с каждой секундой ветер крепчает, относя меня все дальше и дальше от выхода. В ушах стоит свист этого адского ветра, но... может мне послышалось? Меня кто-то зовет? Точно, я, похоже, узнал её голос. Ира? Что она здесь делает? Кажется, я вижу её там, впереди, возле выхода.
Нет, встать я не могу. Ветер снесет меня назад, если я встану. Я медленно ползу к ней. Так медленно, что сам не замечаю этого. О, нет! Что она делает? Ира идет сюда. Точнее, ветер быстро несет её ко мне. Вот она уже рядом.
– Если мы не выберемся отсюда, то умрем, - сказала она, увидев, что я не собираюсь уходить отсюда.
= Умрем, так умрем, - подумал я.
– Как ты можешь так говорить? - она берет меня за руку, мы встаем и медленно идем вперед.
= А разве я что-нибудь сказал? - опять подумал я.
– Сказал, - ответила она.
= Бред какой-то - коридор, ветер, Ира, да еще и разговариваю, не открывая рта, - мысли у меня были спокойные, медленные и ленивые.
– Пойми же, все это настолько серьезно, что ты не можешь оставаться равнодушным, - сказала она и я заметил слезу на её щеке, которую ветер моментально высушил, не оставив и следа.
= Она плачет. Она – Ира. А кто я? И почему я не могу остаться здесь? Что там сзади?
Я пытаюсь обернуться, но она останавливает меня:
– Только не смотри назад.
= Хорошо, не буду, - не пойму, откуда во мне столько равнодушия в такой критической ситуации? Хорошо, что я это заметил. Значит, еще не все потеряно.
Мы идем, но ветер стеной стоит на пути. Я с трудом переставляю ноги, у меня нет сил, чтобы идти дальше. Она это знает. Знает и то, что в этом коридоре мы не одни. Они – не знаю, кто – постоянно окружают нас. Это они давят на мою психику, я это знаю, но ничего не могу и не хочу делать.
Ира что-то говорит, но свист настолько сильный, что не слышу ни слова. Она тащит меня, хотя вовсе не прошу её об этом.
= Если она боится здесь оставаться, то пусть уходит, я ее не держу. Она, видимо, это услышала, поскольку её усилия стали еще заметнее.
= О, мы почти вышли. - До выхода, откуда льется ослепительно яркий свет, рукой подать. Чем ближе к выходу, тем меньше мне хочется отсюда выходить.
= Почему она это делает?
И вот мы на границе: впереди – свет, позади – тьма. Она переступила её. Странно, но там нет ветра, он существует только в этом черном коридоре.
Ира держит меня за руку и пытается вытащить наружу. Я почему-то сопротивляюсь и ей не удается это сделать. Опять слезы:
– Лешка, проснись... Они пытаются убить тебя. Неужели ты не видишь?
= Кто они? И зачем меня убивать?
Пока я задавал эти вопросы и пытался что-нибудь ответить на них, Ира изо всех сил (я видел, как напрягалось её тело) потянула меня за руку. Через несколько секунд я был на светлой половине – мы упали на пол и долго лежали, не шевелясь. Я помню, как моментально изменились мои мысли и как быстро до меня дошла значимость всего происшедшего.
Спасся! Нет, я тут ни при чем, ведь она спасла меня. Кажется, целую вечность смотрю ей в глаза и понимаю, что не могу найти способа выразить свою благодарность. Но вдруг во мне что-то ломается, многое становится ясным и понятным... Я склоняю голову, мои губы находят её. Я чувствую, как моя душа наполняется её любовью ко мне, превращаясь уже в мою любовь, мою любовь к ней. Нет! Я не могу этого делать! Она понимает это и... исчезает.
Я понял, что я есть. Я услышал звуки, почувствовал окружающие меня запахи, ощутил связь с каждой клеточкой своего тела. Непроизвольно начался процесс адаптации – кто я? Картина прошлого вихрем пронеслась в голове. Теперь я знал, кто я. Где я? Для ответа на этот вопрос пришлось анализировать окружающую обстановку. Звуки – монотонное гудение и равномерное пищание непонятного происхождения. Запахи – специфический запах лекарств и аромат свежего воздуха. Зрение – я открыл глаза и сразу же нашел источник звука – прибор, на экране которого зеленой точкой вырисовывалась причудливая синусоида. Я вспомнил, что именно так бьется сердце... Сердце?.. Больница? А что я здесь делаю? На меня нахлынули воспоминания происшедших со мной событий. День рождения, Наташа, ментальная атака, смерть? Нет, какая смерть, если я в реанимации...
Да, капельница, стоящая у изголовья моей кровати, соединялась прозрачной трубкой с моей рукой. Да, только сейчас я почувствовал контактные пластины на голове и груди, снимавшие день и ночь различные показания для умных приборов. Было интересно наблюдать, что со мной сделали врачи.
Я мысленно пробежался по всему телу ещё раз – вроде бы никаких повреждений. Так, а DELTA-потенциал? Я попытался вспомнить свой ключ к DELTA-миру, но в ответ получил ослепительный клубок боли, от которого чуть не потерял сознание. Пищание участилось, что неудивительно после такой боли.
Тут мне показалось, что в комнате кто-то есть. Я мигом закрыл глаза и притворился спящим. Точно, я услышал шаги, потом, чуть приоткрыв глаза, увидел человека, которому они принадлежали. Медсестра в белоснежном халате заносила в книгу показания предательского аппарата. Она стояла ко мне спиной, поэтому я не видел ее лица. Интересно, как она отреагирует, заметив, что я очнулся? Да, а сколько дней я был без сознания? Я осторожно посмотрел на руку, которую порезал тогда на кухне. Шрама не было. Значит, не меньше недели. Ну меня и угораздило, хотя, наверное, легко отделался.
Девушка к тому времени закончила регистрацию. Её взгляд скользнул по мне, я, как мог, улыбнулся и сказал:
= Добрый день...
Лучше бы я ничего не говорил – мой голос был ужасен.
– Доброе... - она долго смотрела на меня, не в силах поверить, что я все-таки пришел в себя... - Слава Богу, очнулся...
Это была первая и последняя фраза, которую я понял. Смысл остальных я так и не разобрал. Месяц, без сознания, никаких надежд, энцефалограмма, живой, парадентеральное кормление, осложнения метаболизма. Потом, когда пришла в себя:
– Ну, как ты себя чувствуешь, мальчик?
= Нормально, - коротко ответил я.
Потом опять последовал несвязный набор слов. День и ночь, кардиограмма, вентиляция легких, двадцать три, кора и подкорка, кризисное состояние, кома, смерть во сне, живой...
= Я ничего не понимаю, - прервал я ее.
Она отдышалась, вытерла ослепительно белым платочком слезы, сказала:
– Ну и хорошо... Я сейчас, доктора позову... - и вышла.
После этого в больнице я пролежал еще две недели. Многое удивило меня, да и не только меня. Самое невероятное – то, что без сознания я пролежал три недели. Из-за плохой усваиваемости препаратов, которые мне давали, за эти три недели я потерял двадцать пять килограмм и, не побоюсь этого слова, стал похож на живой скелет, не мог даже стоять на ногах.
Привезли меня сюда в воскресенье, поздно вечером. Диагноз: потеря сознания. Причина не установлена. В чувства пытались привести различными способами, но все было безуспешно. Сердце билось, кое-как жил, поэтому должен был или прийти в себя, или умереть от неизбежного истощения. На третий день был кризис – я что-то говорил, стонал, ворочался так, что пообрывал все капельницы. Все думали - вот-вот приду в себя, но я продолжал лежать. Родители были на грани помешательства и только надежда на мое выздоровление хранила их. Из друзей тогда ко мне приходили Дима с Леной и Игорь с Ирой, но никого из них не пускали. Только Ире часто удавалось, переодевшись в белый халат, пробираться ко мне и подолгу сидеть возле моего бессознательного тела. Моя сиделка, медсестра Вера, все понимала, поэтому не выгоняла и даже подружилась с ней. Она замечала слезы на её глазах. А Наташа? Странно, но Наташа ни разу не появилась у меня в больнице. Даже когда я очнулся. Что же с ней случилось? Почему она не пришла? Объяснения, которые были наиболее вероятными, мне совсем не нравились. Я вспомнил Наташу, когда я видел её в последний раз. Что же она тогда подумала, увидев мое лицо? Но что бы она ни подумала, я все равно объясню ей правду.
Для общественности я придумал следующую версию: за день до праздника я ночевал у Наташи, но мне не спалось, поэтому всю ночь я читал книгу. А на дне рождения я слегка выпил и мне резко захотелось спать. Не в силах совладать с собой, я уснул. Причем так крепко, что заодно сознание потерял. Доктор поверил в мою историю, но сказал, что такого в его практике еще не было. Родители и все ребята, кроме одного, тоже поверили мне (они видели, как меня тогда шатало). А вот Дима опять что-то заподозрил. Когда все ушли, они с Леной остались поговорить со мной:
– Леха, я понимаю, что это тайна. Но я – твой друг, поэтому хочу быть в курсе дел.
Я покосился на Лену. Она быстро сообразила, что к чему:
– Ты, Димочка, давай выведывай, а я тебя подожду в коридоре, – я заметил, что она обиделась, хотя и скрывала это. Дима кивнул, Лена вышла. Теперь я мог объяснить ему суть вопроса:
= Понимаешь... Произошло что-то похожее, что и на прошлом дне рождения, только в более тяжелом виде. Нельзя мне много пить, нельзя, – я слегка повернул к официальной версии.
– Тогда это было только с тобой, а сейчас с обоими. А с Наташей тогда что?
= Не знаю... Я отрубился тогда, на кухне и больше ничего не помню. Да, кстати, расскажи, как вы меня нашли? Кто скорую вызвал? Вообще, как все было?
– Нашел вас я. Заглянул на кухню – два трупа. Один на полу, другой на стуле.
= Наташа тоже была без сознания? - эта весть меня ужаснула.
– Да, но после нашатыря пришла в себя. А на тебя не подействовало. Ира скорую вызвала, а моя – в истерику. Пока её успокаивал, они приехали, забрали тебя. Хотели еще и Наташу, но та сказала, что с ней все в порядке. Игорек бедняга расстроился. Нет, ну понятно, тебе бы так день рождения испортили. Одна Ира молодцом держалась.
= А с Наташей что было? - теперь этот вопрос задавал ему я.
– С Наташей? - Дима задумался. - Черт возьми, да у нее глаза поменялись... Что-то ты темнишь. Тогда у тебя позеленели, теперь у нее. Все, хватит мозги пудрить, давай выкладывай все начистоту.
Я решил умерить его пыл раскопать это дело:
= Дима, пойми. Если ты хочешь так, как я, месяц в больнице проваляться, в лучшем случае, а в худшем - вообще травкой порасти, то я расскажу. Только ты потом на меня не обижайся. Это настолько серьезно, что я не могу никем рисковать. Удивляюсь, как сам жив остался. А Наташа? Вообще чудом уцелела!
Он был не на шутку озадачен:
– Ну ты, мужик, даешь... Все, я – пас, больше никаких вопросов, - он собрался уходить.
= Постой... Одна маленькая просьба. Позвони Наташе, скажи, что... – его лицо стало таким, будто он откусил пол-лимона.
– Лех... Ты не расстраивайся, но я ей еще позавчера, как ты очнулся, звонил. Не знаю, но что-то с ней не так... Даже голос изменился. Немного... Думаю бесполезно еще раз звонить... Нет, если ты настаиваешь, я конечно позвоню. Могу даже сходить, но...
Так, так, так... Все-таки менталы ударили по ней. Именно этого я и боялся.
= Хорошо, не надо. Я сам, потом, когда выздоровлю...
За неделю я здорово окреп. Родители, захватив из больницы неслабое количество лекарств, забрали меня домой. Понятно, что дома выздоравливать несравненно лучше – под рукой телевизор, магнитофон, книги, наконец, телефон и свободное посещение. С едой, правда, туговато, но это мелочи. Утром, уходя на работу, мама делала уколы. Это не особенно приятно, но катастрофическую нехватку витаминов и белков в организме надо компенсировать.
Мне было предписано лежать, но я уже не считал это необходимым. Днем, когда никого не было, занимаясь спортом, постепенно приводил себя в порядок. До былой формы было еще далеко, но уже тогда я выжимал две трети того, что делал раньше. Конечно, радоваться тут нечему, ведь даже тогда я был похож на узника какого-нибудь концлагеря. А ведь я чуть было не расстался с этим миром навсегда...
Главное - что жив... И это много значит. Менталы ничего не имели против, иначе сейчас я не писал бы эти строки. С DELTA-Миром покончено – я не могу переключиться из-за мучительной боли, которая возникает всякий раз при попытке это сделать. Ничего, это даже к лучшему. Я не представляю больше для НИХ никакой ценности – DELTA-человека из меня не получилось, а всему тому, что я о них знаю, никто не поверит.
Родители уже подали мои документы. Через месяц вступительные экзамены, и я начал активную подготовку. Ребята снабдили меня свежими пособиями для поступающих. Интересно было замечать, как просты для меня были примеры и задачи (после DELTA-подготовки я ни разу не занимался математикой). А сейчас любые задания я щелкал, как орешки, даже не переводя на них бумагу. С географией было примерно то же самое. Теперь-то я понял, что меня притягивала не сама экономика, а отдельная её часть, которая скрывалась под оригинальным названием – “экономическая кибернетика”. Я всерьез собирался связать свое будущее с этой специальностью.
Да, кстати, о жизни. О личной жизни. Другими словами о Наташе... Когда я думал о ней, о том, что с ней могло произойти, мне становилось жутко. Я звонил ей много раз, но она, словно специально, не снимала трубку. Поговорить мне удалось только с ее мамой. Светлана Андреевна никак не могла объяснить её поведение, говорила, что после именин Игоря с Наташей что-то случилось – разговаривает мало, почти не ест, спит по пять часов в день, совсем не слушается. Хотела к врачам обратиться, но дочь закатила такой скандал, что теперь их и близко подпускать боится.
Все эти факты нерушимо складывались в моей голове в одну ясную, но безрадостную картину. Наихудший вариант – я мог потерять Наташу совсем (но это, как оказалось потом, был еще не самый худший). Я должен был действовать и, чем быстрее, тем лучше, и когда, наконец, смог самостоятельно ходить, рискнул.
И вот я был у нее, нам предстоял важный разговор, от которого зависело все наше будущее...
Я позвонил. Дверь открылась, на пороге стояла ОНА. Когда наши глаза встретились, я почувствовал волну страха и ненависти, исходящую из её зеленых глаз. Эта волна была настолько сильна, что мне стало не по себе. Наташа, ты ли это? Что они с тобой сделали? Цвет её глаз не вызывал никаких сомнений в своем происхождении.
Но нет! Я должен поговорить с тобой! Я не дал двери закрыться перед собой. Наташа была одна. Она забилась в угол, не сводя с меня глаз. Почему она так меня боится?
= Наташа, что с тобой? - я подошел ближе.
– Не подходи ко мне, - дрожь пробежала по её телу.
= Почему? Чем я испугал тебя? - я протянул ей руку.
– Не прикасайся ко мне! - она ещё сильнее втиснулась в свой угол. Тут я подумал, что...
= Ты меня не узнаешь? - это была последняя надежда. В ответ она промолчала. Я понял, что это не так. Она меня прекрасно знала. Вопрос - с какой стороны?
Наташа все молчала. Словно затравленный зверь в безвыходном положении, она ждала от охотника милости – отказаться от добычи, оставив ей свободу. Но я не могу так просто уйти. Я должен переубедить её.
= Если хочешь, я отойду... Но давай поговорим, тебе нужно меня выслушать.
Она опять не ответила, но когда я отошёл, ей стало немного легче. Воздух между нами был словно наэлектризован. Казалось, я вижу искры и слышу их треск. Я сформулировал задачу: “что с ней могло произойти” и запустил процесс её решения.
Потом отошел еще дальше и сел на пол. Теперь наши глаза были на одном уровне. На Наташу было больно смотреть – за эти дни с ней произошло слишком много всего. Она заметно похудела. Лицо побледнело, а его черты стали более острыми. Губы превратились в бледно - розовую полоску.
Я опустил глаза. Нет, я не могу на это смотреть. Вдруг до меня дошло – всё это время я боялся, боялся именно того, что сейчас произошло. Этот страх скрывался где-то глубоко во мне, а я делал вид, что не замечаю этого. Менталы не забыли испробовать на нас всё, что могло принести вред. А теперь - поздно... Стоп! Как это поздно!?
Девушка воспользовалась моим замешательством, резко встала и, покинув ненадежное убежище, заперлась в своей комнате. Это вывело меня из оцепенения. Я попробовал войти, но она держала дверь.
= Наташа, пойми, мне нужно только поговорить с тобой. Слышишь ты или нет?
– Нам не о чем с тобой говорить, - она ответила! – это был первый шаг навстречу друг другу.
= Почему? Месяц назад мы с тобой были счастливы. Почему сейчас все изменилось?
– Ты предал нас, – я услышал, что она плачет.
Каждое её слово добавлялось к условиям той первостепенной задачи, которая решалась в моей голове. Я чувствовал, что скоро найду ответ.
= Как предал? Я не понимаю, объясни? - я пытался втянуть её в разговор.
– Ты обманул меня, ты уже давно был... был одним из них.
Всё. Ответ есть. Я один из них. Я убил её отца. Я разыграл ментальную атаку. Я хотел убить её за то, что она нашла конверт. Она видела мое лицо. Значит, значит, значит, враг?!...
– Ты всё об этом знал, всё знал заранее…
= Но это же только фантастика...
– Ложь. Нет таких книг – я проверяла. Отец всё рассказал о тебе перед... смертью.
= Что я вернусь не тем человеком?
– Да. И я это сразу заметила. Ты не тот, за кого себя выдаешь. Ты – один из этих мерзких созданий.
= НЕТ! - я почти кричал, - Нет же. О, господи. Что я должен сделать, чтобы ты мне поверила?!
Наташа молчала. Голова раскалывалась и я уже не думал о том, что говорю.
= Пойми, они настроили тебя против. И ты им поверила... Почему им, а не мне... Проснись. Наташа, я всё ещё тот, кем был раньше. Я один здесь... Я люблю тебя, а ты... Ты убиваешь меня...
В ответ я услышал только всхлипывания. Сердце колотилось бешеным темпом. Пульс отдавался глухими ударами в голове, которая, казалось, разрывалась от боли.
Я попытался открыть дверь, она поддалась. Девушка сидела на полу и рыдала. Увидев меня, она стала отползать в глубь комнаты, отталкиваясь руками и ногами. Её влажные глаза были уже не такие зеленые, но она по-прежнему меня боялась. Я вспомнил ответ: я – враг. Я и враг означает для неё одно и то же. Мой образ – образ человека, которого она все еще любила, обладал в её сознании большим эмоциональным зарядом. Абстрактный образ врага обладал таким же зарядом, но с противоположным знаком.
Эти понятия как-то уравновешивали друг друга, но это равновесие было настолько шатким, что малейшее колебание в одну из сторон вызывали сильнейшие душевные волнения. Это называется ментальной спайкой образов. Как её разрядить? Макс говорил, что надо произнести фразу, лексически выражающую суть спайки, тогда заряды взаимно уничтожат друг друга. Не было никакой уверенности, что угадаю. Но другого выхода у меня не было – я должен был спешить. Не успев как следует подумать, я сказал:
= Наташа, я – враг.
Глаза её потемнели – именно эта спайка. Я хотел подойти, но даже не успел коснуться её, как девушка потеряла сознание. Далее действовал скорее интуитивно, чем рационально.
Я вышел из квартиры, не закрывая дверь. Все было кончено. Теперь Наташа не знала человека с моим именем, не знала ни менталов, ни письма. Всё связанное со мной и с ними безвозвратно ушло из её памяти. Наташа была свободна... В голове шумело. Жизнь опротивела. А я шел, шел неизвестно куда...
Р.S.: А где-то кто-то с интересом наблюдал за всем этим. И был очень доволен таким поворотом событий.