НОВЫЙ ПАНУРГ
Проходя мимо доски объявлений своего института, я обратил внимание на красочный плакат, который крупными буквами извещал о том, что во вторник в 15-00 в конференц-зале состоится философско-методологический семинар «Об этике научных дискуссий». События такого рода в стенах института бывают крайне редко, и я справился в отделе, о чем будут говорить на семинаре на самом деле.
«Ну как же! - замахал руками Женя, - все знают, а ты не в курсе. Это же академик Некрюков в многотиражке своего института раздолбал нашего академика Лизандрова в хвост и в гриву.
Я знал, что Лизандров занимается геометрией, но в народе больше известен своими лекциями на тему «Наука и нравственность». Суть его основного тезиса состоит в том, что когда сумма знаний человека превысит некоторую «критическую массу», его духовный мир также перестраивается таким образом, что этот человек обязательно становится высоконравственным субъектом. Конечно, это неплохо согласовывалось с тотальной идеологической доктриной Суслова о партийности литературы, философии и вообще всей нашей жизни, вот только в самой жизни систематически попадались образчики, своим поведением прямо опровергающие нравственные установки Лизандрова. Однако, используя ловкий диалектический прием «исключения подтверждают правило», их можно было смело отнести к разряду исключений. Но в целом придираться к этой ерунде, конечно, несерьезно. Мне объяснили, что Некрюков расчехвостил его не за эту галиматью, а в связи с тем, что «гласность» открыла нам совершенно новые горизонты, и теперь копать можно гораздо глубже. Вот Некрюков и кроет главным калибром, что один из бывших прихвостней Сталина, громивший отечественную математику «за формализм», а вкупе с ней и кибернетику, как «зловонное испражнение загнивающей Западной науки», ныне ловко перекрасился и нам же читает с трибуны о нравственности и морали. Да какое он, собака, имеет право читать нам мораль, когда по его наветам лучшие математики России поехали катать тачки на Колыме и сгинули!
Понятно, что это лишь повод,- дотошно пытал я,- а в чем же причина? Причина, - объяснили мне,- в том, что Некрюков метил занять кресло председателя отделения Академии, а его на банановой кожурке и прокатили. Теперь он и сводит счеты с оппонентами. Вот это уже становилось интересным. Суть не в том, что я такой уж любитель околонаучных сплетен, вопрос гораздо серьезнее. Дело в том, что в нашем институте, не знаю уже по какой причине, политические страсти достигают страшных размеров, как ни в каком другом. Может быть оттого, что у нас примерно равные силы собрались на полюсах непримиримых интересов. Одни кучкуются в «жидомасонский фронт», а другие - в антисемитский. Я поначалу тоже думал: «Тебе-то какое дело? Пусть они жмут друг друга в подворотнях, пока не передавят всех», а потом вижу - не получится. Подаешь ты, скажем, статью в сборник трудов института или даже монографию в издательство «Наука», а тот из них, который регулирует это дело, сначала проидентифицирует тебя на предмет «свой - не свой», так что знать нужно наперед куда суешься. К примеру, мою монографию, уже прошедшую утверждение на Ученом Совете, снабженную всеми рецензиями и принятую издательством в редподготовку член-корреспондент Бобрюков три года подряд вычеркивал из плана ровно за неделю до контрольного срока, причем делал это тихо, не ставя меня в известность. А когда я получал рукопись обратно, размахивать руками и выяснять истину бывало уже поздно, так как сроки прошли, и можно пытаться опять включать ее в план, но уже на следующий год. Значит, этот невидимый пароль сработал, как «не свой», чем же еще можно объяснить такую подлость «интеллектуала», у которого масса знаний явно выше критической.
С учетом вышесказанного, мне явно стоило посетить объявленное мероприятие, и в назначенное время я устроился в одном из первых рядов, чтобы не пропустить жестов и интонаций, которые часто говорят больше, чем просто слова. Семинар открыл доктор Смирнов. Он начал с того, что гласность, мол, явление безусловно демократическое, но, к сожалению, народ у нас явно не дорос до нее - он невыдержан и невоспитан, просто анархисты какие-то с гармошкой. И вот, вместо здоровой критики мы вынуждены читать грязные пасквили на честных людей. Так, к примеру, некий Некрюков в своей дешевой газетенке шельмует всеми уважаемого академика Лизандрова, называя его «Сталинским прихвостнем». Вот он указывает на работу Лизандрова, опубликованную в Успехах математических наук за 1938 год, я процитирую его высказывание: «...этому лизоблюду недостаточно просто привести мнение Евклида. Он проштудировал все труды Сталина и нашел в них единственное упоминание о Евклиде, после чего ссылка на Евклида звучит у него так: великий вождь, тов. Сталин мудро заметил, что Евклид сказал, что...». Ну и что? Таков был общий стиль газетных и журнальных публикаций того времени. Я вот специально просмотрел труды Лизандрова - он потряс толстой книжкой с множеством закладок - и могу вам точно доложить, что Ленина он цитирует в три раза чаще, чем Сталина. Какое же тут лизоблюдство, извините? А все эти гнусные намеки на доносы во время гонений на «формалистов» - чистейший вымысел. Пусть нам Некрюков покажет эти доносы. Да и были эти, так называемые, «гонения» обычной склокой, никаких массовых репрессий на этом направлении, как известно, не было.
Смирнова сменил Семен Аронович, также доктор наук. Этот был речистее и в интонациях мягче. Прямых грубостей он не допускал. У него также под рукой была стопка журналов с закладками. Он начал спокойно и даже несколько вяло, но в ходе своей речи постепенно набирал обороты, а в ее заключающей фазе уже рубил воздух кулаком, как красный конник-буденовец, отсекающий шашкой башку белой сволочи.
-«Уважаемый оппонент, академик Некрюков совершенно справедливо заметил, что Лизандров в своих статьях обрушивается на таких физиков, как Макс Борн и Шварцкопф. Он, правда, называет их «великими». Не спорю, очень даже может быть, что в чем-то они и были великими. Но ведь всем хорошо известно, что в годы войны Шварцкопф сотрудничал с гитлеровцами. Это ведь с молчаливого согласия таких вот шварцкопфов, как сказал гениальный Ремарк, совершаются на земле самые страшные преступления, такие, например, как тотальное уничтожение евреев. Разве мы здесь расходимся с Лизандровым? Получается, что своей статьей Некрюков косвенно защищает гитлеровских палачей. С Борном ситуация несколько иная. Лизандров обвиняет его в фидеизме, и совершенно справедливо. А разве даже сейчас мы можем примирить принципиальную позицию настоящего ученого, естествоиспытателя с верой в какие-то мистические образы и символы, существующие за рамками подлинно материалистического мировоззрения? Мы говорит решительное «нет»! Советский ученый может быть только последовательным материалистом- диалектиком, как учил великий Ленин».
Дело было в общем-то ясное, и вопросов к докладчикам не оказалось. То есть, вопросы-то, конечно, были, но в приличном обществе их задавать не принято - затопчут коваными сапогами свои же тщательно выбритые интеллигенты в галстуках. Затопчут, затравят, доведут до инфаркта, выгонят из института - да мало ли отработано мер общественного воздействия за годы торжества диктатуры пролетариата? Но когда председатель семинара спросил, нет ли желающих выступить, неожиданно в первые ряды протиснулся какой-то типичный ученый, в неглаженных брюках, худой, с горящим взором. Его выступление оказалось самым интересным. Вопреки ожиданиям масс, он не стал никого сурово клеймить или призывать разбить собачьи головы ревизионистов о пеньки марксистско-ленинского учения. А вместо этого он начал, казалось, совсем о другом:
- Вы знаете, друзья мои, я так редко хожу на философско-методологические семинары. Сейчас присутствую всего лишь второй раз и ничуть не пожалел. Мне почему-то вспомнилось о том, что в детстве у меня была вот таких размеров - он широко развел руки - книга с крупным шрифтом и веселыми картинками, а называлась она «Гаргантюа и Пантагрюэль». Так вот в этой книге есть глава «о том, как Панург в философском диспуте посрамил докторов Сорбонны». Если позволите, я буквально в нескольких фразах напомню содержание этой главы, как я ее запомнил в своем детстве. Панург - это по-франзузски «проходимец». Дело в том, что в средние века в университетах Европы часто устраивались диспуты на самые разные темы, и народ их очень любил. Простые люди, конечно, ни черта не понимали из речей высокоученых мужей, но наблюдать это бесплатное зрелище все равно было интересно, поэтому диспуты собирали огромные толпы зевак. Начинал диспут какой-либо известный авторитет в науке, который, подобно рыцарю на турнире, бросал в толпу вызов. При этом тема диспута не оглашалась ни заранее, ни при вызове. Ее обычно выбирали прямо в начале такого поединка.. И вот однажды после такого вызова из толпы выделился какой-то худой оборванец. Он вышел в центр зала, низко поклонился презрительно взирающей на него шеренге профессоров Сорбонны, которая для ученых была тем же, чем являются Иерусалим, Ватикан и Мекка для верующих. Затем он повернулся лицом к публике, три раза махнул рваной шляпой с пером, присел на корточки, дважды подпрыгнул козликом, с шумом испортил воздух. После чего он приставил большой палец правой руки к носу, к мизинцу же приставил большой палец левой руки, помахал загадочно растопыренными пальцами и сказал: «глом плех брямс, а?». Профессора Сорбонны в растерянности только вращали глазами, они были потрясены и повержены, а народ радостным свистом и улюлюканьем приветствовал победителя.
Как известно, более двух тысяч лет назад еще мудрецами древних греков были сформулированы основные правила диспута или спора. Они дошли до нас в рукописном виде, хотя тиражи, сами понимаете, были не такие, как сейчас. Но сегодня, слушая наших достопочтенных докторов, я пришел к выводу, что достижения древних греков либо совершенно им неизвестны, либо напрочь игнорируются ими. В этом зале сидят люди, так или иначе связанные с наукой. Казалось бы, любовь к строгому логическому выводу должна быть внутренне присуща каждому из них, но... Вспомним первого из наших докладчиков. С гораздо лучшим мастерством, нежели логикой, он владеет дубинкой идеологических авторитетов крупнейших партийных лидеров, буквально разя наповал воображаемых оппонентов, которых, кстати, сегодня в этом зале нет. Мне, конечно, тоже пришлось читать кое-какие работы Ленина, поскольку я обучался в университете, и я помню, к примеру, его знаменитую фразу о том, что «электрон также неисчерпаем, как и атом». Я даже допускаю, что в этой фразе кроется особый философский смысл, но, имея физическое образование, я не стесняюсь заявить, что, с точки зрения физика, эта фраза является обыкновенной тарабарщиной и абракадаброй, и лучше бы Ленин обращался почаще к Гегелю с Фейербахом или к Марксу, нежели порождал бы лозунги, которые администраторы от физики начинали малевать аршинными буквами на кумачовых полотнах и вывешивать эту «мудрость» у входа в институты. Мне лично глубоко наплевать, кого Лизандров чаще цитировал - Сталина, Ленина или Маркса. Гораздо интереснее другой вопрос: почему он цитирует Маркса там, где нужно цитировать Евклида или, на худой конец, Коперника, а еще лучше призвать строгую логику для анализа имеющихся фактов и концепций?
Что же касается второго докладчика, тут ситуация сложнее, ибо все цитируемые первым докладчиком авторитеты давно умерли, оставив бледные тени жалких эпигонов, а вот вопрос о фидеизме с каждым днем набирает акутальность. Докладчик, видимо, потерял политический нюх и не улавливает, что гонения на верующих и массированная антирелигиозная пропаганда, вдохновленная в свое время словами Ленина о том, что «всякий идеализм - это прямая дорога в мракобесие и поповщину», ныне напрочь исчезли в нашей жизни. Но в то же время и восславление Яхве, Христа или Магомета отсутствует на страницах газет, в программах радио и телевидения. Так вот, главная цель, с которой я вышел к вам, состоит в том, что я хочу сделать прогноз развития основных тенденций общества на ближайшие 5 лет. Все то время, что я слушал уважаемых докладчиков, два маленьких чертенка боролись во мне. Один кричал: «Ты же знаешь истину. Пойди и скажи ее людям, стань хоть на час человеком, преодолев свое быдловое прошлое». А другой возражал: «Да, ты это знаешь, но еще лучше ты знаешь, что народ не готов услышать эту истину, и тебя, без сомнения, затопчут или даже разорвут». Какой из чертенят победил, вы сами поймете. Так вот, мой прогноз состоит в том, что не пройдет и двух лет, как в общественном сознании пройдет значительный переворот, и то, что люди давно уже думают про себя, выплеснется на страницы газет. Тогда для большинства людей сочетание «верующий человек» станет синонимом слов «честный человек», а у слова «коммунист» появятся синонимы «проходимец», «болван» и «палач». Я даже не исключаю, что над КПСС будет затеян суд, как над преступной организацией, но кончится он ничем, поскольку в годы Советской власти судей выбирали только из членов КПСС.
«Доктора Сорбонны» выслушали Панурга молча, поскольку они и сами понимали, что вокруг многое меняется, и ожидать можно сейчас чего угодно.
Новосибирск, март 1997