Когда я пришел в себя, вода все еще звенела где-то справа. Я повернул голову, и увидел небольшой фонтан, бьющий из стены и стекающий по каменным листам кувшинок в огромную вазу. В помещении было темно, лишь серебристо-белый шар распространял вокруг слабое свечение, терявшееся среди зеленых и синих драпировок.
Храм Уолена, Лорда Воды и покровителя врачевателей. Я закрыл глаза, и впервые за долгое время мой сон не тревожили кошмары.
Когда я проснулся, возле моей постели сидела девушка в лазурном платье с поясом из мелких ракушек и бусин.
- Наконец-то ты очнулся, - улыбнулась она. – Отец сказал, что если ты выживешь, это будет чудо. Выпей, - она протянула мне кружку с каким-то дурно пахнущим варевом, но после первого же глотка я почувствовал себя гораздо лучше.
- Ты дочь жреца? – спросил я.
Она кивнула.
- А теперь тебе надо отдохнуть.
Еще несколько дней я оставался в храме, и Мария, эта девушка с небесно-голубыми глазами эдерийки, все больше времени проводила со мной. Я сильно привязался к ней, но однажды понял, что должен уходить.
Это случилось вечером, когда мы стояли на балконе, глядя на городские огни, и откуда-то издалека ветер принес многоголосый волчий вой.
- Эти твари опять вышли из лесов, - прошептала Мария, в страхе прижавшись ко мне, словно волки могли выпрыгнуть из тьмы прямо к ее ногам.
На следующее утро я покинул храм. Он стоял на самом берегу реки, и его ступени спускались прямо в воду, а город лежал чуть восточнее.
Немощеные узкие улицы Аквира были пустынны в столь ранний час. Между домами теснились святилища каких-то мелких местных божков, лавки, торгующие лекарствами и ядами, красками и специями, что давала этому городу Эсталийская топь. Больше нигде нельзя было с такой легкостью достать самое смертоносное зелье, причем сделать это совершенно открыто. Странное место, впрочем, не менее странное, чем иные города людей.
Я остановился перед воротами храма Даэркара – черного монолитного здания, прильнувшего к самой земле, и лишь три островерхих шпиля поднимались над крышами окружающих лачуг, затем толкнул выкрашенные черной потрескавшейся краской двери.
Несколько ступеней вели вниз, в обширную лишенную окон залу, освещенную лишь колеблющимся светом факелов. В дальнем ее конце располагался алтарь, за ним – темная статуя в короне, простершая правую руку в повелительном жесте.
- Услышь меня, повелитель, - тихо произнес я и опустился на колени перед алтарем, ожидая.
Пламя факелов на миг угасло, сжавшись в едва тлеющий комок, и вновь разгорелось. На алтаре передо мной лежали темно-синий кристалл, горстка золотых монет и клинок. Такого оружия я еще никогда не видел. Более тонкий, чем большинство мечей, он пламенел во мраке, и по его лезвию бежали руны, чтобы затем причудливым узором обвиться вокруг рукояти.
- Не разочаровывай меня Вессус, - услышал я, и с мертвого каменного лица изваяния на меня взглянули темные глаза – два ледяных осколка ночи.
***
Когда я покинул Аквир, мой путь лежал на восток. Дорога бесцветной лентой убегала вперед, огибая небольшие болотца или ныряя под своды леса, чтобы потом соединиться с Королевским Трактом. Пользовались ей довольно часто, и вдоль нее выросло множество бедных деревушек.
Сначала дорога шла по негостеприимной местности, бесплодной и почти пустынной, затем выскользнула к морю и вилась по скалистому берегу, на котором теснились лачуги рыбаков. Справа волны разбивались о камень, обдавая меня сотнями брызг. С пронзительными криками парили над ними чайки. Мимо проехала запряженная усталым пони телега, и вскоре скрылась из виду.
На следующий день я вышел к Драконьему Клыку, поросшему лесом полуострову, далеко выдающемуся в пасмурное море. Дорога, продолжавшая держаться берега, делала большой крюк, однако едва приметная полузаросшая колея вела напрямик, сквозь самую чащу.
Здесь было темно и очень тихо, лишь шуршали под ногами опавшие листья. Серый мох облеплял стволы исполинских деревьев. Несколько раз до меня доносился волчий вой, но было в нем что-то странное, неуловимое, но в то же время неотступное. Какой-то страх, безнадежность, предчувствие беды, которым было напоено все вокруг. Два дня я пробирался чащей, не решаясь сменить облик - слишком свежи еще были полученные на болотах раны, - прежде чем понял тому причину.
Лесную сумеречную тишину разорвал далекий вой, но ни один волк не воет так, столь сильна и отчетлива была наполняющая его слепая ярость.
Звук повторился, но гораздо ближе, и теперь я безошибочно узнал в нем голос алларита. Вскоре я различил темный силуэт, метнувшийся через освещенную лунным светом прогалину. Он исчез слишком быстро, чтобы я мог его рассмотреть, но мне показалось, что это огромный зверь.
Любое существо может стать алларитом. И тихий благочестивый фермер, после смерти поднявшийся из могилы, чтобы еще раз увидеть красавицу-жену, и самое страшное из порождений тьмы, тех, что бродят порою в затерянных уголках мира, чудом выжившие во время древних войн.
Я не знал, с кем столкнусь на этот раз.
На следующий день я понял, что зверь идет по моему следу. Я чувствовал его приближение, порою мне казалось, что я вижу мир его глазами, и лишь благодаря этому успел выхватить клинок за миг до того, как зверь прыгнул.
Вспышка серебра, удар, сбивший меня с ног, предсмертный вой.
И все. На меня обрушилась тишина, придавив к земле непосильным гнетом.
Затем вой повторился, но теперь многие голоса сливались в один, тоскливый, мучительный. Казалось, он шел отовсюду, и от его вгрызающейся в мозг мелодии не было спасения.
Тогда я впервые за много дней обернулся волком, лишь в этом облике у меня был шанс; бессмысленно вступать в бой, в котором нельзя победить. Я бежал сквозь тьму и от Тьмы, сквозь лесной мрак, оглашаемый диким воем, звучащим все ближе и ближе.
Охота началась. Я слышал, как, хлопая крыльями, уносились прочь вспугнутые птицы, как звери с шумом продирались сквозь кустарник, стремясь уйти с пути стаи или же, обезумев от ужаса, просто неслись, не разбирая дороги.
Тропа вилась все дальше, иногда совсем исчезая в подлеске. Я не думал ни о чем, всецело положившись на свое чутье и скорость. Порою вой алларитов оглушал меня, но теперь расстояние между нами не сокращалось, возможно, даже наоборот.
Тем временем деревья стали редеть, сквозь листву пробивалось солнце, и как-то неожиданно лес закончился, темной стеной высясь позади, а на меня с небес низвергался поток ярчайшего солнечного света. Он с нестерпимой болью ударил в глаза, и на какой-то миг я ослеп, уже успев от него отвыкнуть.
Я сам не заметил, как вновь стал человеком, и лишь теперь посмел поднять взгляд.
Между деревьями мелькали темные силуэты, но едва один из алларитов, выбежав из-под спасительной тени деревьев, окунулся в слепящее солнечное море, его лапы подкосились, и, рухнув на землю, он покатился по пологому склону холма. Что за этим последует, я знал, и когда его почти человеческий и оттого еще более ужасный то ли вой, то ли крик, стих, на земле была лишь горстка пепла.
Остальные аллариты замерли, скалясь и шумно принюхиваясь; нас разделяло расстояние меньше полета стрелы. Затем с разочарованным завыванием они скрылись в темноте все еще гудевшей растревоженной чащи.
Сквозь которую пробиралось нечто огромное, ломая на пути небольшие деревца. На меня несся огромный, заросший клочковатой серой шерстью зверь, из тех, что обитают в Унланде, а перед ним катилась волна такого зловония, что меня замутило. Крагг – как зовут его унланды - был раза в полтора выше человека и в три шире, и то, что он был напуган, не шло мне на пользу.
Крагг неповоротливо поднял когтистую лапу, но я увернулся от удара, за которым немедля последовал следующий. Несколько раз мне удалось оцарапать, не больше, зверя, но тот не обратил на это внимания. Уворачиваясь от нового удара, я упал, перекатился и поднял меч, предоставляя краггу самому напороться на него. Но чудовище легко отбросило клинок в сторону, и се мое тело отозвалось болью.
Казалось, земля затряслась, когда краг шагнул вперед, и смрадная туша нависла надо мной. Я инстинктивно поднял руки, пытаясь защитить голову.
Чудовище завизжало и бросилось прочь, сметая все на своем пути.
Я огляделся. Между мной и краггом легла густая тень, казалось, вырванная из самого сердца ночи. Там, где зверь коснулся призрачной преграды, земля была опалена.
Пока я разглядывал тень, нечто до боли сверкающее впилось в мой разум орлиными когтями, заглядывая в прошлое, спрашивая и не получая ответа. Затем последовал смех – словно клекот орла, и давление исчезло. Но кто бы ни заинтересовался мною, свое он получил – в этом я не сомневался, и у меня стало на одного врага больше.
- Спасибо, Даэркар, - прошептал я, наблюдая, как тень тает, пока не исчезла совсем.
***
Лишь на первый взгляд города в Вайкарии похожи, как близнецы, но стоит приглядеться к ним, и будет гораздо сложнее найти между ними сходства, чем различия.
Я миновал Морской Айр, шумный порт, окруженными не знавшими ноги человека лесами; город торговцев и бродяг, богачей и нищих, дворцов и лачуг, трактиров и храмов. Город, где сходились истории, правдивые или нет, принесенные со всего мира, порою даже из-за Южного моря. Город, улицы которого дышали запахами свежевыпеченного хлеба и теплого эля, отбросов и благовоний, раскаленных камней давно пропитавшей их морской соли; в чьих тавернах никогда не смолкал шум голосов, и каждый день новые паруса расцвечивали многолюдную гавань. Я сразу полюбил это место, и не смог отказать себе в удовольствии на несколько дней задержаться здесь.
Затем дорога, незаслуженно носящая высокопарное название Королевский Тракт, данное, судя по всему, в те дни, когда королевство переживало пору своего расцвета, а это, если судить по состоянию дороги, было довольно давно, привела меня в Нейр. Этот город – лишь разросшаяся и обнесенная двумя рядами стен деревня, в которой нет ничего примечательного, если не считать аромата, следствия почтенной традиции жителей выливать помои прямо из окон.
Далеко к северу лежал Вайкр, столица Вайкарии, полная роскоши, погрязшая в пороке и потрясающая своим великолепием, к которому, впрочем, не стоит присматриваться внимательно. Проходя мимо храма Треча, я невольно задумался, а знают ли поклоняющиеся ему люди, что сам Лорд Огня был развоплощен семнадцать лет назад, а его сыновья давно сложили головы под Торреатом, и некому поднять из руин Башню Факела.
Я не сразу обратил внимание, что магический кристалл, который я держал в руке, сильно нагрелся - исходящий от него жар я ощущал даже сквозь перчатку, - и его глубины больше не были беспросветно темными. В толще синего камня возникла серебряная искра, сначала беспорядочно метавшаяся в своей темнице, а затем вытянувшаяся и затрепетавшая, как лента на ветру, или как лунная дорожка на воде, вытянувшись в направлении юго-запада.
Без раздумий я свернул туда, вскоре покинув город. Во мне проснулось до поры дремавшее любопытство, и я гадал, чем обернется странное задание Даэркара, о котором, в сущности, на протяжении всего пути я почти не задумывался.
Кристалл привел меня на болота, разительно отличающиеся от Эсталийской Топи. Не столь обширные и туманные, они еще хранили следы человека. Тут и там из темных вод поднимались почерневшие остовы зданий, поблескивал шлем или заржавленный клинок, увитый стеблями ползучих растений. Вдалеке, четко вырисовываясь на фоне уже по-осеннему не яркого неба, виднелись курганы, а еще дальше, почти неразличимый отсюда, лежал Лес Эллая, единственное место в мире, которое еще не покинул эльфийский народ.
Солнце уже клонилось за горизонт, заливая багрянцем каменные круги на вершинах курганов. От них исходила недвусмысленная угроза, росшая по мере того, как угасал свет дня. Резко похолодало, и я плотнее запахнулся в плащ. Краем глаза я уловил какое-то движение, и мгновенно обернулся в ту сторону.
Меж камней пробиралась небольшая фигурка закутанная в серый (хотя, может быть, при дневном свете он был иного цвета) плащ. Низко надвинутый капюшон скрывал лицо. До меня донеслось неясное причитание. Она – теперь я различал, что фигура женская – несла факел, горевший бледным мертвенным светом, то и дело наклоняясь к самой земле и рассматривая что-то.
- Кто вы? – спросил я, когда она прошла совсем рядом.
Капюшон повернулся ко мне, и я отпрянул. Пустые выцарапанные глазницы на полуистлевшем лице смотрели на меня, не видя. Фигура двинулась вперед, и край блеклого одеяния задел мою руку. Могильный холод на миг пронизал меня, и я увидел, что все вокруг усеяно трупами, и кровь на их клинках и доспехах еще не успела засохнуть. Существо склонялось над каждым трупом и внимательно рассматривало его, беспрестанно повторяя чье-то имя.
Видение исчезло, но теперь меня окружало множество подобных фигур. Никто не обращал на меня внимания, словно меня здесь не было, лишь светились бледные венцы курганов.
Следуя за светом кристалла, я приблизился к самым могильникам. Из-под земли шли едва различимые звуки, то ли пение, то ли плач, которому вторили причитания вечных плакальщиц, искавших кто убитого сына, кто мужа, отца или брата. Я был лишним здесь и поспешил покинуть место жуткого представления.
Кристалл привел меня к старому обветшавшему строению, словно зверь сгорбившемуся на островке посреди непроглядного маслянисто-черного озера. Довольно высокое, сложенное из агатового цвета камня, облепленного жизнерадостно-зеленым мхом, оно казалось давно заброшенным, но в одном из верхних окон мерцал огонь факела.
Я поднял голову, всматриваясь в причудливую игру тени и света.
Она стояла у окна, и ее задумчивый взгляд был устремлен куда-то вдаль. Она была еще прекрасней, чем ее образ в чаше, но на ее бледном лице отражалось смятение чувств, печаль, тревога, скорбь.
Затем, словно почувствовав устремленные к ней мысли, она стала вглядываться в окружающую ночь. На миг наши глаза встретились, но я отступил в тень, которая немедля скрыла меня. Девушка отвернулась.
Я выполнил первую часть поручения Даэркара, но оставалась еще вторая. Что мне следовало делать теперь? Я обернулся волком и устремился во мрак, потому что думать сейчас о чем-либо было выше моих сил.