Евангелие от люцифера продолжение

Владисандр Люлечкин
ИДЕТ ВЕТЕР К СЕВЕРУ

-Эй, пацан, задремал, что ли? 
Хрипатый голос спрашивавшего совершенно не походил на Яшин.
-Ты бы хоть с солнцепека отошел, обгоришь, а то.
Федор открыл глаза. Вокруг, насколько хватало глаза, простиралась пустыня... и пустыня. Как он попал сюда и откуда взялся сидевший рядом, еще не старый, замотанный в какое-то покрывало мужик с озорными глазами, было совершенно не ясно.
-Где я?
-В пустыне - лицо мужика слегка дернулось, казалось, он сдерживает подступивший смех - оглянись.
-Да оглянулся уже.
-Ну и как?
-Да, чертовщина, какая-то.
-Правильно, она самая и есть. Раньше тут по-другому было. Пока Абрым Яшкой не обзавелся.
-Яшка. Бомж Яшка (в мозгах задергался образ). Это, который себя богом возомнил, мы с ним только что в подвале денотурат пили, он еще про то, как Абрым сына зарезать хотел, рассказывал...
Федор осекся, осознав, вдруг, всю глупость сказанного. Но для мужика, похоже, все прозвучавшее было в порядке вещей.
-Он, он самый. Тока не возомнил, а стал. И сына Абрым, как ты правильно заметил, не дорезал, и сам еще долгие годы прожил. Лучше бы он сдох, зараза...
-Чего так?
-А то, что недорезанный Язяк родил Якоба, а Якоб очень любил баб, и бабы его любили. Лиля и Зельфиа так те вообще торг из-за него устроили, сначала по очереди любили, а потом Лиля еще и вне очереди его у Зельфиы выкупать придумала. Закартошку. Давай говорит, ты мне Иакова на ночь, а я тебе картохи халявной подкину. На том и порешили.
К чему это я? Ах, да, к тому, что у Абрыма и так родни хоть отбавляй, а тут еще больше сделалось.
-И что, Яшка то тут при чем?
-А при том, что учение его, через Абрыма не только в свет вышло, но и среди всего этого многочисленного народа закрепилось.
Сначала, правда народ смеялся больше, типа: "Ну-ну, заливай, придурок". Но потом сообразили, что с помощью Яшки, от всего чего угодно отмазаться можно.
К примеру, Руфа, бабенка ядреная, но бедная (муж-то помер), жила, как придется, и ела, что попало, и как-то родственница ее сказала:
-Иди к Возозу (богатый мужик) он сегодня на току ночует, подойди и открой его снизу и ляг туда, дальше он сам подскажет. Она пошла, открыла, легла, сделала (на вкус солененький оказался, снизу-то) и Возоз разрешил собирать ей колоски на своем поле.  А она всем рассказала, что он на ней женился только тайно, и вообще, что людям судить, если на то божья воля. Отмазалась. Позже из этого не без Возозовых связей обошлось, "святую историю" сделали.
Или Варлаама взять, - ехал он на осле, и пьяный упал с него в канаву. Домой приехал поздно (а может, тоже Руфу за колоски драл, кто его знает). Но жене, сказал (сообразил), что видел ангела (тот его типа домой не пускал), и даже его ослиха видела. А жена, если не поверила, хуже (тупее) ослихи, значит.
 Якоб, сын Абрыма, тоже вовремя сообразил, что базарить с Яшей, теперь вроде как любой может, и тоже свое место под солнцем занять решил. Пришел, как-то, нога вывихнута (наверное за сайгаком по малолетству гонялся), а всем рассказал, что это ему бог сломал (встретились мол в пустыне, бороться стали. Бог, он хилый, победить по честному и не смог, вот и сломал ногу-то. Зато, после этого благословил и значит теперь у Яшки с Якобом, самый, что не на есть прямой контакт налажен!).
В общем Яша в моду вошел. И попробуй, после тех случаев кто сказать, что он - глюк похмельный. Дудочки...


Соответственно, авторитет у Абрышеной семейки вырос даже выше, чем у той бабы, что рассказывала как сына ее братаны в рабство продали, а он в люди выбился (у фараона замом работает) и матери тоже помогает. Вот, фотку свою (всем хвалилась) прислал.
Но какой зам фараона с богом сравнится?

Ну, Абрым, ясно, под это дело, себе дом строить начал.
-Это – говорит – храм, для меня и для Яши.

Он (Абрым) вообще веселый мужик был.
Поехал как-то к Лоху, в Годом и Соморру. А там же все педерасты конченные, и он, чтобы его не трахнули, назвался ангелом - вестником бога (да он и сам в это верил).
Но не помогло, сильно уж у него был красивый зад, выросший после того, как он отрезал себе член. Тогда он предложил им Сару и жену Лоха (хотя Лох был против). Те не взяли, зачем педерастам бабы то? Ну и потерял, значит  наш "ангел" невинность.
А пришел он сказать, что приближается землетрясение (его одна бабка, она ревматизмом такие вещи за месяц чует, послала) и не сказал в отместку, а сам убежал с Лохом и его женой и дочками.
Педерасты в результате погибли, а Лох на горе поселился.
После тех событий, Абрым и сам стал не прочь в попу побаловаться (понравилось) и они с Лохом замочили жену Лоха (чтобы не мешала) в соляном растворе (приколисты).
Потом Абрым поехал домой, а дочки Лоха насмотревшись на папины оргии (малолетки) напоили его и тоже с ним трахались. Визг, писк в пещере, а он лежит, притворялся, что вроде ничего не понимает.

Э-эх, если бы этим все кончилось, все бы ни так страшно было. Но ведь они (Абрым с Яшей) и делами заниматься не забывали.

Началось все, с заповедей. Приволок Абрым к дому-храму камень, а на нем надолблено:

Да не будет у тебя другого Яши
не вздумай рисовать или лепить
не произноси имени Яша попусту
В воскресение отдыхай
почитай папу и маму, а то сам от детишек получишь
не убивай
не ****уй 
не воруй
не ври
не вари козла в молоке матери его
и не приходи ко мне с пустыми руками

Поставил он этот камень в центре деревни, измазал себе голову елеем и хитон надел. Я - говорит - поп (это от того, наверное, что его в Годом-Соморе в попу... ну ясно).
Народ обирать начал (народ, по вышеуказанным причинам этому не противился, они ж все верующие).
"Не ну ты понял, за тот грех быка, за тот курицу, одного агнца приноси утром, а другого вечером, птичку, птичку отдай греховодник". И против ничего не скажешь (все же верующие).
Потом коробку для Яши строить начал, "ковчег завета". Жить, говорит, он там у меня будет.

Голос Яши: "Абрым, у тебя были в детстве хомячки? Так вот, короб, примерно такой же, тока золотом изнутри выложенный. Камнями разными блестяшшыми. Понял?".
-Понял, Господи!
Князь местный, как тот ящик увидел, долго в себя прийти не мог. Завидовал. Потом с Абрымом о чем-то пошептался, и поддерживать начал.
-Религия, - говорит - дело святой государственной важности.
 Выгоду, видно осознал (да пару камней цветных от ящика себе на шею повесил). Ну а куда, как известно князь, туда и грязь, так, и приобрели благоволение в очах твоих, господи...
-А вред-то в чем?
-В том, что, когда, человек на все случаи в жизни отмазку имеет, он (какое бы место не занимал), рано или поздно гадости творить начинает (и другие, на него глядючи). И гадость в такой прогрессии, легко весь мир на колени поставить может, да так, что и возразить, потом невозможно будет. Потому что как возражать сразу всем? (Большинство же люди сообразительные.)

Был и среди этих, один нормальный человек. Веселый. Еклисастом его звали. Встретит, он, бывало Абрыма и говорит:
-Всему свое время. Что было, то и будет.
Или вопрос, какой каверзный задаст: "Что пользы работающему от того, что он трудится?".
Абрым, конечно, в ответ:
-На все воля Яшина.
А тот:
-Все идет в одно место, все вышло из праха и вернется в прах. И звери и человеки, все там будем (что, мол, выпендриваться-то?). И давай Абрыма доставать.
Тут Абрым, по местной традиции, камень хватает (время собирать камни) и прямо в Еклисаста швыряться начинает (время разбрасывать камни).
-В многой мудрости - много печали, - вопит Еклисаст, и бегом оттуда. А потом, все равно, из-за забора высунется и обязательно крикнет: "Выкидыш счастливее тебя", но близко не подходит (живая собака - лучше дохлого льва).
Весело, в общем, разговаривали. Вот только, когда, вслед за Абрымом и другие к Яшиному учению потянулись, Еклисаст шутить перестал. Помрачнел.
-Пиры, - говорит, - конечно, устраивают для удовольствия и за все платит серебро, но, все-таки "Посеешь ветер - пожнешь бурю"
Плюнул на всех, и ушел жить в пещеру. С тех пор многие туда уходили (тоже мудрецами хотели прослыть) да вот только не один не ворачивался. В народе поговаривали, что Абрым недалеко от входа западню вырыл, да проверять то никто не решился. А то вдруг это правдой окажется, что тогда делать? 

А когда Абрым помер, то у него достойный последователь нашелся – Моняня. Собрал весь народ, да и шасть в Ебапет. Жить, - говорит - тут будем, работать. Ебапптяне поверили. А как попривыклось все - сказал девкам:
-Возьмите у ебаптянок золото (типа праздник у нас), украшения всякие до утра. Взяли. А ночью Моняня поднял всех и бегом из Ебапта. Ограбил и удрал, значит. Царь ихный за ним войско, конечно, послал, да только потопло оно все в море. Прилив-отлив - географию учить надо, понял? Хе-хе!
После этого Яшкины последователи кочевать начали. Ходют-бродют по пустыне, то Ханан вырежут, то еще кого. Типа бомжей. Работать ни-ни. Нам бог подаст, мы избранные.
Они по поводу такой кочевой жизни даже возмущаться не стали, а наоборот, как Яша мыслить начали. Мы говорят, всего достойны, да не ценят нас язычники, мать их ети. Так ругаясь, и разбрелись по свету.
-И что, так и сгинули?
-Да нет, бродят еще, только хреново им нынче. Сейчас здесь, на этих территориях Ромуляне заправляют. Так у тех все жестко, или работай или... ну в общем конкретные ребята.
Был тут на праздники в Иралилиме, встретил знакомца своего старого Еремея (он сейчас у Яшкиных последователей вроде как пророком подвизался), так тоже сидит, плачет.
 -Как плачет?
-А вот так:
"Ай херово-херово, тяжкое рабство. Нет идущих на праздник, все измученны рабством (это он про работу так). Священники вздыхают, нет девичьего смеха, горько-о-о.
Враг простер руку на самое драгоценное. Весь народ вздыхает, ища хлеба, отдает драгоценности за пищу, "Воззри господи и посмотри, как я унижен". Разинули на меня пасть свою все враги, свищут и скрежещут зубами, говорят: только этого и хотим мы". Сердце вопиет к господу: лей ручьем слезы день и ночь не давай себе покоя. Измождил плоть мою и кожу, сокрушил кости мои. Огородил меня и обложил горечью и тяготой. Ты слышал голос мой не закрой уха своего от вопля моего.
Для чего совсем забываешь нас? Неужто ты навсегда отвратил лицо свое от нас. А может, ты умер, а?
А?
Бог умер?
 Бог умер!
Ой горюшко-то...  и мы помрем."
-И что, помрут?
Да нет, в последнее время в народе слух распространился, что придет спаситель и огнем и мечем выжжет врагов. И наступит справедливое царство...
Опять бабы, водка, грабежи и наплевательство на все остальные народы.
-...
Ну ладно, пойду я, да и тебе пора.
-Подожди... А ты сам то кто?
-Еклисастом в народе кличут.
-Жив?
-Жив.
-А с Яшкой что дальше стало?
-Проснешься сам увидишь.
И пошел, приговаривая: "идет ветер к северу, переходит к югу, кружится, кружится и возвращается на круги своя..."
-Что же дальше мне делать? - кричит вслед Федор.
-Все, что может рука твоя, потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышлений, ни мудрости.
Ветер лениво перебирает барханы...

***
Замерз. Снова в тоннеле. Тусклый свет проникает сквозь открытый люк. Рядом скрючилось неподвижное тело бомжа.
- Яшка. Яшка. Ты что вправду умер что ли? Ну! Холодный уже. Мать твою...
Выбираться отсюда скорее надо (черт с ней с лужей) Да, лужа, вода, кстати: "Дух божий носился над водами", интересную фразочку Яшка придумал. Хотя в остальном, как был ты бомжем с ущемленным самолюбием, так им и остался. И людей своим учением только в кабалу загнал.
Нет, Яшка, все же не прав ты был, у меня бы и то лучше получилось.
«Дух божий носился над водою»... заманчиво.
Ладно, черт с ним, с Яшкой, первым делом, надо сообразить в какой части города этот люк на поверхность выходит. Хорошо бы недалеко от дома, а то менты и все такое.
Руки Федора потянулись к ведущей наверх железной лестнице.
-Не ходи.
-Кто здесь? 
Рядом та самая, загорелая девчонка. Только от улыбки на лице и тени не осталось. Глаза серьезные, вроде ждет чего.
-Не ходи, это не твой путь.
-Какой путь? Я домой пошел.
-А как же "Дух божий... над водами...", посмотри в зеркало, Федор.
И правда, прямо перед собой, на грязной стене тоннеля Федя увидел грязный, замусоленный осколок.
-Видишь Феденька?
-Что?
-Яшу...
И точно, отражающиеся в зеркале знакомые с детства черты, при каждом шаге вверх смазывались, менялись, превращаясь в опухшее от денатурата лицо подохшего Яшки. При этом лежащий в низу труп, как бы усыхал, становясь, все более нереальным.
-Не надо...
И уже не только девочка, взгляд, направленный в его спину уже не один – много. Оборачивается Федор и видит, в глубине тоннеля глаза старухи. Из темноты. Изучают. Надежда? Насмешка?
И другие (их не видно, но они все равно есть).
Зачем им это? И кому им? Ведь все же, как надо: страх преодолел, Яшу сменить готов почти (не останутся люди без начальника), что им еще нужно?
-Не ходи...
Неужели есть что-то еще. Что-то, чего мы не знаем. Нет, ясно, что Яша и его дела – вещь довольно поганенькая, но есть же и другие формы руководства (а без руководства, сами знаете - бардак). Ладно, разберемся. К черту лестницу. В воду. Пойду по течению. И не потому, что вы тут уговаривать взялись (глюки долбанные). А потому, что откуда (куда?) лужа бежит, найти надо. Я ведь «смотритель сухости», как-никак.

Идет Федор, топчет сырость сапожищами. Вот только жаль, вода уже выше колен поднимается. Холодно.
-А ты по верху, Федор, по воде иди, там суше, теплее.
-Че?
Но ноги и вправду уже скользят по водной поверхности, оставляя при этом вполне реальные, рифленые следы монтерских сапог. На душе становится весело.
-Вниз по течению, к истокам, я иду - напевает Федор - по воде иду я, яко по суху-у.
Все правильно. Яша - не мой путь. Я другой, я… спаситель?
Брызги радугой, до самого неба...


СПАСИ БО…

-За-е-ба-али!
С утра батя как клещ вцепился - работай, типа, давай, с обеда мать куском хлеба попрекает. Дебилы! Да кому она нужна их работа? Плотник - почетная профессия? Ага, щас, поверил. Долби деревяшки с утра до вечера, пока сам деревянным не станешь. Нашли почет. Ну и что, что с того, что мне уже тридцать? Не женился? Угла своего нет? И что? А-а-а, опять одно да потому...
И вот так каждый день. А то что я человек другой, возвышенный, им червякам не понять. Они думают, что все так, как они думают. Нет! Я жизнь вижу. Время, говорят, попусту провожу. Нет. Я думаю! Мир он ведь так устроен, что о нем думать, размышлять надо. Вот, например батя, с утра до вечера горбатится (горб - батя), а от его стараний только мозолей и прибывает. Мать, тоже - хлеб жнет, муку мелет, по дому суетится,(жизнь проходит, умрет скоро) и что. Мрак.
Скажете всем так и положено? - Чушь! Было бы положено, все бы и горбатились (и Ефрем, ростовщик толстопузый, и священники), ан нет. Горб только те зарабатывают, кто о жизни думать не хочет.
Да, священники, они - молодцы, сутра до вечера сидят умные слова выговаривают, а люди им за это еду да деньги таскают. Вот бы попом стать, и почет тебе и уважение, и в доме полная чаша. А главное работать не надо (горбатиться). Красота. Только одно плохо, чтобы попом стать, нужно книги поповские (Абрымом завещанные) почти наизусть знать, если забыл чего там, как написано, враз из попов выгонят.
Хотя... мне один ушлый мужик (Ваней зовут) подсказал, если смелости набраться, то можно и не учить не чего. Краткое содержание этой муры, у нас каждый с детства знает, а в остальном и приврать можно. Оно так даже лучше, авторитетней. Поп тебе на это - "не по писанному рекешь", а ты ему – "на то воля Божия, и только я один ее знаю", все сразу и утрясется.
Тока страшно, вот...
Ладно, пока предки вообще не заканали, пойду к Ваньке схожу, базары его хитрые послушаю (у меня от них потенция, творческая, так и поднимается).

-Привет, Вань, как успехи - бомжатина. Что надулся сразу (бомжатина ты и есть) живешь, где попало, жрешь саранчуков, да то, что кто-то на помойку выбросит. Кабы не мысли твои светлые, так ничем бы от обыкновенного бомжа не отличался. Что? Претворять в жизнь? Страшновато мне как-то...
-А ты не бойся, я первым пойду.
-Как это?
-Так, пойду и скажу всем, кто на встречу попадется, что спаситель, которого все ждали уже пришел (а тут и ты следом, вот он мол я).
-Ты что, с ума сошел, чтоб я, да сразу в спасители... может постепенно как?
-Не, в Спасители (пиши с большой буквы) тока сразу и можно. Ну, где ты видел, чтоб хоть один, даже самый умный поп в боги выбился? Нет? То-то же. Богами не становятся - ими рождаются,  а ты у нас, как раз по всем статьям подходишь.
-..?
-Тебя мать от кого родила? Стоп - стоп, не надо с кулаками... я про дело говорю.
-От кого? (хрипло).
-От духа святого - силы господней (за что отец твой бил ее не раз и нещадно). Так значит, ты ОН и есть.
-Кто?
-Верблюд в пальто, сын божий - спаситель. Теперь понял?
-П-понял. Да только страшно все это.
-А ты не боись, или... нет. Короче, мы так сделаем - ровно через неделю, я выхожу и начинаю проповедовать, если ты, дней через десять следом не идешь, то я в Спасители, быстренько нахожу другого.  (Бабки поровну и вся недолга.) Ну что, по рукам?
-По рукам, но...
-И никаких "но".

И пошел Иоан крапитель и вещал о пришествии мессии, а чтобы лучше запомнили, водой обливался. Били Ваню, за дела такие нещадно (и убили после), но слова его, о том, что грядет следом мессия – запомнили.

***
-Вот что ребята, вы можете верить, а можете и не верить, но когда я только начинал, дьявол меня в пустыне мучил - страсть. Мучил, да не замучил, соблазнял да не соблазнил, водил по пустыне да я все едино назад вылез. А почему? Да потому, что я есть самый натуральный сын божий. Сами мы, конечно, не местные (нет пророка в своем отечестве), но это только подтверждает наше высокое происхождение. Ведь святым пророком Иоанном было точно сказано: "Придет в Иерлалаим сын божий", ну вот, я и пришел. И вас по дороге собрал не для того, как ты Петя, все время повторяешь - народ обирать, а для того, чтобы имеющий ухо да услышал. Не понял? Ничего, это потому что я притчами говорю, не каждому понять дано. Хотя, вы понимать-то тренируйтесь, на то вы и апостолы. Глядишь, сами поймете - другим расскажете.
Глядишь в кассе (общаке нашем) динариев поприбавится. Ты, Павел спрашиваешь "Когда тренировку начнем?", а прям сейчас и начнем. Приготовились, хором, три-четыре...
-Подайте, кто сколько может и спасены будете от хреновой жизни. Потому что я есть, (он есть) Царь, только пока что замаскированный, и благо незримое вам даю. И я не твори милостыни перед людьми, а твори в тайне, в темном закоулке. Кто сказал "Как грабитель?" Ну, ты совсем обнаглел. Ща по роже дам. Осознал?
-Да (утирая кровь) о Учитель.
-Темп, темп держите.
-Подай на пропитание сыну божьему и ученикам его.
Что? Сам такой. Сучка в своем глазу не видишь. Делай мне так, как хочешь, чтобы тебе делали. Хочешь богатств земных? Давай-давай (динарии), я еще сегодня не завтракал. Что? Как пошел на ***? Придешь еще ко мне в день судный, там разберемся, кто есть ху... Истинно говорю, быстрее верблюд в игольное ушко пролезет, чем ты, поганец, от меня че хорошего дождешься. Слушаете, тупицы лжепророков разных, а того не разумеете, что сыну человеческому голову преклонить негде. Я (он) вон бурю укрощал, и двоих бесноватых вылечил, боишься? Правильно.
А теперь в полный голос:
-Исцеля-а-яю, воскрешаю недорого. Не получается, говоришь? Это потому, что вера твоя слаба (дай двадцать долларов - полегчает).
Кто там, опять бухтит, что молиться неправильно учу, не так, как у пророков записано? Думаете, текста не выучил? А вот и неправильно. Иуда, ты вчера, сколько под такую молитву собрал? Во! То-то же, а молись ты по писанному, сидел бы сейчас с нищими, да медяки на хлеб подбивал. Так что слушай меня сына божьего, потому что я  лучше знаю, как это делать надо.
Кто со мной, еще не разу без еды и ночлега не оставался. И еще, вот что запомните:
пойдете проповедовать, да собирать именем господним, не берите с собой ничего, ни серебра с золотом, ни сумки, ни двух одежд на дорогу. При хорошем раскладе вам все на месте выдать должны. Придя в город, войди в дом, да ни в какой попало, а  который того достоин, и сразу, с порога говори: "Мир вам". Логика! Ведь если они войны не хотят, то обязательно, гостю, чего-нибудь выделят. Не выделят сразу - проповедовать начинай, найди интересную для хозяина тему и начинай, наобещай ему с три короба властью господней. В грехе уличи (основной грех, то, что денег не дает, любви, значит, в нем нет к господу). А если и это не поможет, и не послушают слов ваших, то выходя из дома отрясите прах с ног своих и (скажите хозяевам) что отраднее будет земле содомской в день судный чем им.
-Кого остерегаться нам, о учитель?
-Остерегайтесь людей, что будут бить вас в домах своих, синагогах и судилищах.
Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой.
-А чего бояться нам, Учитель?
-Ничего не бойтесь, кроме одного (меня), ибо кто отречется от меня перед людьми, от того я отрекусь перед отцом богом (херово, в общем, тебе будет, понял).
-Не надо учитель, с разбитой мордой подают хуже.
-Когда не поверят и не захотят отдать последнее, расскажите что, потом приду Я и накормлю одним хлебом тысячи (делал, мол, уже так).
-А ишо ты по воде ходил (хи-хи-хи).
-Не перебивай, урод (хотя, молодец, что запомнил).
И главное говорите, что все другие учителя – уроды, и все только по-нашему, правда. Соблюдай закон – не соблюдай закон  все едино, по-нашему выйдет. И морду при этом держи увереннее, а не то быстро по ней и получишь.
-Не надо учитель...
-То-то же!

***
Ученики... они у меня народ, вообще-то сообразительный, только наглый, научишь на свою голову - борзеть начинают. Свое мнение (откуда-то, вдруг) появляется. Потому и шугать, периодически приходится. А то и в морду...
Раз я их вообще здорово напугал, когда только в Ералилим входили. Яблонька там, у ворот росла. Весна, плодов, конечно же - нету. Ну, я так (вроде бы ей) и говорю:
-Не даешь ты мне плодов своих (паузу выдержал) вот, к утру-то и засохнешь. Взял, да и сломал яблоньку. Оглянулся на учеников, глаза добрые сделал, а рука (как бы невзначай) под хитон потянулась (нож у меня там). Незатейливая шуточка, а апостолы мои, потом неделю тише воды ходили. Запомнили слова учителя.
А так - жутко наглый народ, один только сердце радует - Иуда, спокойный покладистый сообразительный, как тень за мной ходит. Молодец. Я даже подумывать начал, наверное, ему и кассу доверю (самому носить уже тяжело).

***
Красив Иралалаим в праздники. Казалось бы захолустье сплошное, скукота, да пыль пустынная по улицам, ан гляди нет. Как только праздник какой намечается, народ со всей округи будто просыпается, так и прет. Да и не только с ближайших мест, с других стран люди приезжают. Купцы в основном. У людей глаза загораются. Оно и понятно, в обычное время, что? Как не крути - ничего. Выпить скучно, к бабенке какой сходить, - нудно, даже украсть-то толком нельзя - поймают. А когда праздники, то совсем другое дело. Ишаки орут, иностранцы по улицам прохаживаются, попы на площадях проповеди, кто на что горазд, произносят. Тут и жить веселее становится. Даже навоз верблюжачий, и тот в праздники по другому пахнет. Благовония, опять же, запах сожженных в жертву животных. Пестрая толпа тычется в поисках ночлега. Шныряют воры, проезжают блестящие солдаты, шлюхи, превзойдя себя в разрисовке лиц табунами вываливают на тротуары. Красиво!!!
И я не я буду, если не оторвусь нынче как надо. Не о том реку, что в праздник блуду и пьянству предамся, о работе. Завтра же вышлю апостолов (хорошее название я им придумал) на все подходы к городу. Народ на праздник деньги тратить едет, и удовольствие за это получать. А что - удовольствия? Бабы - водка? Нет (хотя и это тоже), о таком дома рассказать потом, не того, как-то. А вот про диво заморское...
Этим дивом-то мы им, придуркам богатеньким и послужим (есть, мол, чудо в Иралалаиме, сын божий). Толи жулик, то ли правда сын - неизвестно, но повод для сплетен хороший). Спросит жена дома: "****овал на празднике?" а он ей "Сына божьего слушал". Тут то она про ревность-то и забудет (любопытство женское). За такое, и копеечку - другую дать не жалко. Так что после праздников Иуде помощника давать придется, одному кассу таскать тяжко будет.



***
Вот, вот, так и кормимся. Ну и что, с того, что все, почти как у Яши получается? Ведь суть-то не в этом. Суть, она, может быть, как раз в том, что как бы оно в жизни по правде не выходило, все равно для потомков, лишь благая суть остается. Облагородят потомки, для своих нужд что угодно. Смотри как красиво: "Возлюби ближнего, как самого себя (говорил же, что лучше чем у Яши получится). На эту теорию, люди потом столько хорошего навесят.
-Не навесят, Федь.
-Кто тут опять? Кто отвлекает сына божьего?
-Совесть, Феденька. Я, совесть твоя, пришла, и (извините) отвлекаю. Ты как рассудил: я, мол, поворую, но истины добрые расскажу, пусть люди по ним, потом (после меня) лучше жить станут. А не подумал, что воровством рожденное, в воровство и выйдет. А уж если оно при этом хорошими (честными) словами прикрывается, то, как не крути (даже если само хорошим стать захочет) - воровством и останется. Но ведь если ты так, то и тебе, и потомкам твоим, после того век придется, воровать, да на лучшую жизнь (для детей своих) надеяться?
-Черт. Прав ты, однако (кто бы ты ни был). Что ж делать-то теперь? А ниче, я же еще жив, вот пойду и все сам на корню и исправлю.

***
-Эй братаны! Братаны, ученички, апостолы! Слушай сюда. Да что вы мечетесь, как будто с ума посходили? Что? Как, легионеры сюда идут? Почему?
Что-о-о?
Петя, Петя, неужели это ты власть ромульскую ругать осмелился? Нет? Что? Иуда? Да чтоб тебя... самый умный же вроде бы был. Почему был? А сейчас придут, увидишь. Как это сам увидишь? Куда вы это все разбегаетесь? А ну стоять... стоять, кому говорю. Не было еще случая, чтобы учитель ваш из дурной ситуации не выбрался.
Черт, убежали все. Один Петр со мной остался. Ты Петь извини, что я на тебя так, ты парень крепкий, серьезный, фанатик, своего рода. Нет, не надо, ты ножичек-то убери, им против шлюх на рынке махать будешь, а против легионеров, я уж, как-нибудь сам, словами отобьюсь. Даст бог (вот ляпнул то) пронесет.
Вот они, близко уже, слышь.
Эй, истинно говорю вам: "Не убий, да не убитым будешь". Руки убери от сына божьего. О-о-ой, ну зачем же сразу по морде?

 ***
И пришли менты на гору,
 и пришли менты в долину
Дело сделалося споро
Повязали всю малину

А ученики его – разбегаются.
Их ловят, а они отпираются.

Это, говорят, все он,
Злой, противный гегемон
Он нас силой заставлял,
Бил, кусал, щипал, пинал,
И все деньги отбирал. 

***
В общем, все, так, как и должно было (в отсутствии демократии), закончилось – учеников постращав, отпустили, а самого атамана-спасителя по ромульскому обычаю на столб с перекладиной, что посреди всех дорог ведущих в Ромулию стоит, сушиться повесили.

***
-Висю. Жарко. Охранники вокруг табунком расположились. Рожи свирепые, чую – точно убьют к вечеру. Эй, дядька, дай водички. Че ж ты гад, сразу копьем по зубам норовишь. Да ладно (марку держать надо) прощаю, сегодня я добрый.
А отомстить-то (тихо, про себя), я вам, конечно же, отомщу.
По черному отомщу.
Как?
А вот так:
-Слушайте сына божьего, невинно убиваемого, слушайте проповедь агнца закланного добрейшего. За зло – добром заплачу, и вам так же заповедую. Ведь если злом, зло побеждать начнешь то в конце зло и получишь. А чтобы добро получить, надо за зло добром платить. Тебе по морде, а ты – конфету. И когда все так думать начнут, то тут-то радость всеобщая и настанет. И еще, абсолютно добрые пойдут за мной в царствие небесное. А там не боли тебе не страха, ни обидчиков. И еще, если в этом мире ты лохом был, то в том обязательно самым наикрутейшим окажешься. Так что вперед, за мной, к всеобщему процветанию на земле и на небе. Понял? Что понял? То, что эту замечательную мысль жене, чтобы слушалась внушить надо, молодец. И рабам своим, и соседям внуши. Прикинь здорово: ты их грабишь, а они тебе добро делают. То-то ж ты над ними поизмываешься. А если не поверят тебе? Что? Сыном божьим сказано? Ну вот и вы меня сыном божьим признали. Молодцы, уверовали. Дай водички-то. Зачем сразу за копье хватаешься? Как убить? Чтоб чего обратного не сказал? Не… А-а-а. Нет, уже не больно.

***
Вот, все ушли. Один тут теперь, под крестом валяюсь. Живот копьем распороли, сдохну скоро. Ну, ничего, судя по скорости и степени усвоения преподанного материала, те, кто в живых останутся еще не раз мне мертвому позавидуют. И не только, те, кто послабее, но и те, кто сегодня себя сильными чувствуют и оружие (под маркой данного учения) на других поднять собираются. Вот только два-три поколения под моей правдой вырастет – увидите. Мораль-то хорошая, добрая (для усталых удобная), она (точно знаю) из за страха перед трудностями в народе приживется. А раз приживется, то они и детей своих так же учить начнут (подвластного всегда по своему образу и подобию лепят, чтобы чмом себя не чувствовать), и тогда они прямо с детства слабыми без воли к жизни становиться будут. Устают все, а значит рано или поздно, все под эту безвольную идею попадут (а где большинство там и закон, опять же правителям такие люди удобны), и все. Те же, кто своим умом и тем паче силой (будут и такие) жить попробуют (по морде-то с улыбочкой получать не все захотят), тех преступниками (противозаконными) объявят. Вот и получится: по морде получать – плохо (больно), отбиваться – плохо (грешно, останешься без царствия небесного). В общем, куда не кинь – всюду клин. Вот так, в борьбе с собой, да с надежей на то чего не будет, совсем человек ослабнет, и при этом силу (мазохистскую) в себе почувствует. Я мол, все это добровольно делаю, и потому – герой. А как совсем запутается – одну лишь прямую дорогу увидит, ту по которой я сейчас ухожу.
Вот так-то. Зря выходит, обидели вы меня...
Больно, черт. Все кишки как огнем горят. А это еще кто там шевелится?

-Учитель. Учитель, это я Иуда.
-Ты?
-Да, я. Я все время здесь, не далеко был, все слышал. Хана теперь им – недоразвитым.
Велик ты, Учитель.
Всех наших легионеры, почти сразу повязали, и на допросах все от тебя отреклись. Сейчас, те, кого отпустили, бегут, куда попало не оглядываясь. Один я к тебе пришел.
-Молодец, правильно, что пришел. За это и будешь главным моим преемником. А чтоб народ тебя признал и поклонился, сделай следующее: возьми при свидетелях тело мое и съешь и кровь выпей, и тогда дух мой в тебя перейдет. Понял?
-Понял, Учитель, все, как ты сказал – сделаю.

***
Слава Мессии, поют попы. Помните, что он говорил: искупайте свой грех, несите нам то, что у вас есть, слушайтесь, покоряйтесь насилию и получите взамен царствие...
-Индульгенции, недорого-о-о!

***
И сказал спаситель: ешьте хлеб-тело мое, и пейте вино-кровь мою, и покорились ему апостолы.
Знаете ли вы, дорогие мои детишечки, почему придя во гроб, не обнаружили женщины тела Спасителя? Да потому, что апостолы, еще вечером, уволокли труп, и согласно завету божьему, съели, а кровь выпили.

И перешла на них святость господня, и когда померли они, то их трупы были мощами названы. И лежат мощи (с тех пор) по монастырям (подвалам), и отцы святые, надев черные одеяния, спускаются по ночам открывают гробы и целуют (лижут) те мощи. И святость господня к ним приходит.

А тем собратиям, у коих собственных мощей не имеется, отцы (отломив кусочек трупа), могут послать (чтобы, тоже, к чему приложится (помусолить), было).

А Иуда? Иуду свои же замочили. Выслушали ученики Спасителевы его наглые, на святость и лидерство притязания, взяли, да и повесили Иуду за шею на дереве (сам, типа, повесился предатель), а тело Учителя вытащили и сожрали (всем поровну).
Спаси Бо…

И НЫНЕ И ПРИСНА И ВО ВЕКИ ВЕКОВ

-Холодно. Только что в кишках огонь горел – не унять, а теперь холод ледяной всего сковывает. Да и не удивительно, вода в тоннеле уже почти по пояс. Да, хреновый спаситель из тебя, Федор получился, погаже Яшки. Ну, ничего, река подземная еще бежит – не останавливается. Пойду. Может еще все не так плохо. Ведь не могут же люди веками ерундой маяться. Авось, кто-нибудь и исправил все. Холодно, вот, только. Вода уж по грудь, плетусь тут, как бурлак на Волге. Песню, что ли затянуть. Ту, например, что Иуда, возле меня помирающего подвывал.
Свя-я-ятый сла-а-ався во ве-е-еки…
Чу! Подпевает, что ль кто? Точно подпевает. И свет впереди, будто факелы в стенах натыканы.

ОКОНЧАНИЕ ПОВЕСТИ СМ. НА: http://www.proza.ru/2002/12/03-48