ПЕРВАЯ ГЛАВА.
На его часах была половина смерти.
Шоколад в оставшейся половине вряд ли предвиделся.
Шестнадцатилетние девчонки ещё строили ему глазки, и это радовало. Пугало то, что то же самое начинали делать конкретные тётки.
«Значит, надо набирать команду головорезов, захватывать корабль, и начинать новую жизнь, - подумал Сашка. – Кажется, так решалась проблема кризиса среднего возраста мужчинами эпохи пиратства».
Его сильный, стильный красавец-джип вызывающе-нейтрального цвета опять не ждал его за дверями метро.
Ну, что ж… Слава Богу, хоть маршрутки – вещь реальная.
Сашка встал в очередь и под нытьё рук, ног и спины начал представлять себе корабль, который он захватит. На корабле были паруса, бом-брамсели, бушприты, реи, юты и каюты.
Больше Сашка ничего о кораблях не знал.
«Да! И никаких баб на корабле! – скомандовал он себе. - Хотя, как же без баб?…».
- Да-а… Без баб – никак… - обернулся стоящий впереди дедок. – Моя вон, померла в прошлом годе, а я погоревал-погоревал, да и снова женился! Ещё моложе нашёл!
Пунцовый Сашка кивал и поддакивал деду, который уже начал вспоминать всех своих баб.
«Громкоговоритель хренов! Находка для шпионов! – клял себя Сашка за редкое умение думать вслух. – Эй, шпионы! Ком цу мир все быренько к мужику с газетой и дурацкой мордой на лице!».
А шпион, между тем, уже приближался к Сашке.
Шпион шёл вдоль очереди, не таясь, не оглядываясь, не сутулясь, и даже раздавал очереди какие-то бесплатно-розовые листки. На шпионе был чёрный берет, лысина на всю голову, прямоугольные тёмные очки, серый плащ и чёрные грязные ботинки под неясного цвета брюками.
Забыв про деда, Сашка заворожённо наблюдал, как бесцеремонно шпионы вербуют бывших советских граждан прямо на территории России, недалеко от станции метро и пузатого милиционера. С некоторыми гражданами шпион успевал перекинуться парой слов.
«Интересно, - подумал Сашка, - там, на бумажках – перечень государственных тайн и адрес, куда можно придти за деньгами, если эти тайны знаешь и желаешь продать? Или уже конкретные вопросы с указанием суммы вознаграждения ответившему? Типа: «Месторасположение ближайшей к Вам атомной бомбы?» – 500 руб. 50 коп, или: «Количество проживающих в вашем доме военных?» – 40 руб. 35 коп.…
От приятных картин своего морального падения и следующего за ним несметного богатства Сашку отвлёк подход шпиона вплотную к нему. Вся впередистоящая очередь уже разглядывала розовые листочки.
- Пожалуйста! – протянул шпион бумажку.
- Спасибо, не надо! – ответил Сашка, решивший быть, не как все.
- Извините, но ВАМ надо! – значительно произнёс настойчивый распространитель будущего мусора.
- Это кто это так решил? – Сашка решил умереть, но не взять провокацию.
- Слышь, говнюк, не морочь мне голову, - бери. У меня ещё работы – не меряно… - вдруг произнёс шпион таким усталым голосом, что Сашка протянул руку, и молча взял эту проклятую бумажку.
«И вдруг в один момент всё изменилось! Исчезла куда-то очередь, словно сквозь землю провалились ларьки с засохшими на них бомжами, маршрутки бзднули выхлопными трубами и растаяли на асфальте…
Дворник Факофкин в ватнике, с кровавым подбоем под левым зелёным глазом, с метлой наперевес, недобро приближался к доброму человеку с последним чириком в кармане…
Утомительная поездка на маршрутке на глазах обещала превратиться в приятную двухчасовую пешеходную прогулку по историческим местам Гражданки…».
Сашка открыл глаза.
Всё было, как прежде, кроме ощущений в спине. Он оглянулся.
В спину толстым кулаком тыкала женщина недовольной наружности. В кулаке была зажата розовая бумажка.
- Молодой человек, – вопрошала женщина, - вы двигаться будете, или мне вас обойти?
- Да двигаюсь я уже! – сделал шаг Сашка, пробурчав под нос, – Помаленьку…
Он обернулся, чтобы увидеть распространителя, но ни одного чёрного берета на верхнем уровне наблюдаемого пейзажа не было.
- Присел, сука, и смылся! – решил Сашка и полез в карман за сигаретами.
Сделать это помешала розовая бумажка. Сашка всунул её между большим пальцем левой руки и газетой, и правой рукой ловко управился с процедурой закуривания.
Курить можно было ещё долго. Очередь на маршрутку явно самовоспроизводилась вегетативным способом. На это указывали одинаковые головные уборы и верхние одежды суровых молчунов, читающих розовые бумажки в жёлтом свете осенне-вечерних фонарей.
«И мне, что ли, почитать?» - подумал Сашка, и начал путешествие в текст Times New Roman, размером 20, местами жирный.
Путешествие, как и ожидал Сашка, оказалось скучным.
Какой-то «Магазин Настоящих Игрушек!!!!!!!» возвещал миру о своём появлении на свет, и приглашал всех желающих придти и сказать: «Ути, какие у нас ушки! Ути, какие у нас глазки!».
«Хрен вам! Не приду!» –решил Сашка, но дальше оказалось интересно. Дальше магазин «А также приглашал на работу» ГРУЗЧИКОВ ВРЕДНЫХ ПРИВЫЧЕК.
Сашка всхрапнул и взбрыкнул, как первый боец с тенью по имени Bukephalos, но тут же, подобно знаменитому тёзке, сам себя обуздал.
Причина Сашкиного веселья была не только в прикольной фразе, получившейся благодаря его большому пальцу, закрывшему предлог «БЕЗ».
Она была ещё и в том, что Сашка был грузчиком.
В своей жизни он много, кем успел побывать, и много, чему смог научиться. Даже в тех трёх ВУЗах, которые в первом же семестре расставались с ним без извинений с его стороны, и без сожаления со своей.
Сашка всегда любил учиться только тому, что интересно.
Однажды он даже научился рисовать рисунки.
Это дело ему так понравилось, что он стал ходить по музеям и учиться писать картины.
Он научился писать картины сначала карандашом, потом цветными мелками, потом гуашью, акварелью и маслом.
Он начал учиться с эскизов, потом от натюрмортов перешёл к пейзажам и портретам, а закончил он своё обучение сюрреализмом и абстракцией.
Сашка ни у кого ничего не спрашивал. Он просто смотрел на картины мастеров и старался понять, как и с помощью чего это сделано.
Когда что-то было совсем уж непонятно, Сашка покупал какую-нибудь книжку, из которой запоминал только то, что ему требовалось для дальнейших шагов вперёд.
Научившись всему, что было известно человеческим художникам на этот момент, Сашка вернулся к акварели.
Ему запали в душу слова одного из заочных учителей: «Акварель – это чувство.
Таковы возможности и особенности этого материала – насыщенность и нежность цветов, энергия и плавность мазка, темп в работе.
Они отвечают глубине чувства, оттенкам переживания».
Больше всего Сашке нравился именно «темп в работе». Если работать медленно, нафига тогда вообще работать?
Ему нравилось работать и «по сырому», и «по сухому», и в комбинированной технике. Нравилось работать тонкой кистью по просохшим цветовым пятнам, и чередовать ритмы этих пятен. Нравилось выполнять наброски очень быстрыми мазками в один приём, и в технике разноцветных мелких мазков, напоминающих цветную вышивку.
Шевеля кончиком языка в уголке рта, Сашка использовал разную заливку, постепенно накладывая один красочный слой на другой, или используя почти монохромную акварель.
А уже следующую картинку он делал по очень «сырой» бумаге, добиваясь предельной нечёткости форм путём постоянного перетекания цвета из одного состояния в другое, и с помощью переложения языка в другой ротовой уголок.
Сашке нравились тональные растяжки от светлого к тёмному, следы воскового мелка для рисунка под акварельный этюд на пленэре, и даже многослойные лессировки, хоть они и уступали в очаровании а-ля-приме и отмывкам.
А инструмент?! Инструмент-то!! Краски родного питерского завода «Черная речка» в пластмассовых кюветах, - наборы №1 из двадцати четырёх цветов, и №2 из шестнадцати!
Мягкие и одновременно упругие беличьи и колонковые кисти, а также кисти из новых синтетических материалов!
Плоские №20-22, круглые №14 или №16 и №8 или №6!
Бумага… Сашка пёрся от нового взгляда на бумагу.
Теперь он требовал от неё «хорошую белизну (без оттенков), хорошую проклеенность, достаточную плотность и зернистость»!
После всей этой красоты про палитру, планшет или стиратор, а тем более про «тряпочку или губку для снятия подтёков краски с бумаги и для удаления излишка воды с кистей» упомянуть можно вскользь.
В общем, Сашка, ко всему прочему, был ещё и художником.
Но так, как он всегда учился очередному делу только потому, что его интересовал лишь сам процесс обучения, все его картины лежали дома, на антресолях, в папках с надписями: «Всякая гениальная ерунда».
А в данный момент Сашка был грузчиком.
Эта профессия стала последней каплей любви к нему его жены. Последние капли испаряются заметнее всего, и жена весьма заметно испарилась вместе с их дочкой Машкой и квартирой, отдав Сашке только папки с «такими же чокнутыми надписями, как ты сам!».
Сашке пришлось вернуться к маме, в одну из её комнат в коммуналке на Садовой.
Но и его душевные страдания, и безмолвные переживания его мамы не могли заставить Сашку перестать работать грузчиком.
Потому что у него был особый ВЗГЛЯД на свою нынешнюю работу.
Фирма, в которой работал Сашка, была весёлой и доброй. И работала она с такими же клиентами.
Весёлые добрые люди покупали в Дурции всякое качественное добро, и просили Фирму отвезти всё это добро в Раззию.
Фирма везла это добро в Раззию с любовью и радостью.
В Раззии радостные клиенты Фирмы с любовью встречали своё добро и спешили поделиться им с обычными, нерадостными людьми, чтобы те стали добрее и веселее.
Спешили клиенты Фирмы потому, что Фирма привозила качественное добро из Дурции по-честному - два раза в неделю по любому.
И если клиенты Фирмы не успевали вовремя поделиться с кем-нибудь качественным дурецким добром, привезённым ранее, то тогда нерадостными становились уже они сами, потому что им становилось некуда девать новое добро, заботливо и регулярно привозимое Фирмой.
И клиенты, и Фирма знали: любое лишнее добро – это зло.
И чтобы зла в этом мире не становилось больше, и те и другие старались делиться добром вовремя, чтобы всем хорошим и добрым людям было удобно и комфортно.
И если кто-нибудь из любимых клиентов переставал любить удобство и комфорт всех остальных людей, Фирма переставала любить этого клиента и доверять ему.
Без любви и доверия Фирмы клиенты сохли и отпадали.
Поэтому каждый из них с радостью старался оправдать любовь, заботу и доверие Фирмы, и поделиться добром вовремя.
Чтобы зло исчезло навсегда.
И чтобы круговорот добра в Раззии был вечным.
Круговорот качественного дурецкого добра.
Сашке было приятно, что он помогает хорошей Фирме грузить неподъёмные мешки добра заботливым, но слабеньким клиентам с животами, распухшими от постоянного желания делиться добром.
Сашка совершенно искренне полагал, что без него зла в мире станет больше.
Он повторял чьи-то слова: «Если не я, то кто же?».
Ему даже было по-настоящему неудобно оттого, что в то время, как он таскал мешки, в каждом из которых было не меньше, чем аж 100 (сто!) кг. добра, кому-то приходилось иметь дело со всякого рода отбросами и дерьмом.
Ему было неловко перед незнакомыми коллегами по тяжёлому, но зато физическому труду.
Поэтому он из принципа не освобождал от такого труда своё мощное тело, учтённое заботливой Фирмой, как №175см-65кг.
Сашка в самом деле был хорошим и добрым, хоть и не всегда умным.
Продлевая полученное удовольствие от закрытого большим пальцем предлога «БЕЗ», он опустил руку с «путешествием», и стал курить, глядя по сторонам… Всё уже было гораздо лучше.
Танцующий чечёточник убеждал Био Кабины хозяйку, что у него нет денег, но у неё должно быть сердце.
Подростки весело пили пиво на перилах вокруг большой стеклянной кабины с буквой «М». В момент прохождения мимо них женщин, похожих на училок, подростки дружно и громко произносили волшебные внешкольные слова, агрессивно ожидая замечаний.
Небольшая группа добровольных секундантов следила за соблюдением правил дуэли между стариком и старухой. Кто кого вызвал на дуэль, было непонятно, но оба дуэлянта выбрали костыли. Костыляние шло за стеклянные останки выбора нового поколения.
- Вечер всё-таки стал добрым! – улыбнулся вслух Сашка, уже никого не стесняясь. Потом посмотрел на полудохлого бычка с затухающим огоньком в единственном глазу, и добил несчастного ногами.
Несмотря на то, что за всё это время не удалось сделать ни одного шага вперёд, Сашка был доволен тем, что у него получилось сделать несколько шагов в сторону.
«При невозможности шагать вперёд, шаги в сторону всяко лучше, чем топтание на месте» – сформулировал он своё настроение, и тут же подумал, что в формуле не хватает шагов назад и прыжков на месте. А также приседаний и вращения вокруг оси.
Сашка долго ломал голову над тем, чего ещё не хватает в формуле хорошего настроения, и перестал думать только тогда, когда левая рука, со всё ещё зажатыми в ней прессой и «путешествием», вдруг резко замёрзла.
«Ну да, правая-то давно в кармане куртки кайфует, а левой обидно!» - догадался Сашка, и решил восстановить в уставшем организме справедливость.
Принесший столько радости подарок шпиона он решил не выбрасывать хотя бы до дома, и положил его в левый карман, взяв газету в правую руку. Потом подумал, и сунул газету подмышку, поместив правую руку тоже в карман. Теперь обе руки находились в относительном тепле, и можно было быть за них спокойным.
Но спокойно, почему-то, не было.
Сашка не любил, когда что-нибудь было «почему-то». Он любил знать «почему именно». То есть, «по какой причине» и «с какой целью». А также, «что будет, если…» и «что сделать, чтобы…».
Поэтому он решил понять, почему ему неспокойно.
Сделав несколько неожиданных шагов вперёд вместе со всей очередью, Сашка вдруг понял, «почему».
Потому что, когда он укладывал «создателя хорошего настроения» в карман, «создатель» царапнул его правый глаз чем-то невидимым. И вот это-то и было неприятностью, создавшей неспокойствие.
Сашка не любил невидимое. Он хотел видеть всё.
Поэтому он осторожно достал смятую розовость, и снова прочитал рекламный текст.
В тексте не было никаких изменений.
Изменения были в том, что Сашка на всякий случай не разрешил своему большому пальцу закрывать какие-нибудь слова. И в данный момент читал текст «без купюр».
В тексте не было никаких изменений.
Последняя фраза весёлого и доброжелательного рекламного текста по-прежнему выглядела так: «А также приглашаем на работу грузчиков вредных привычек».
Почему-то эта фраза уже не показалась Сашке смешной.
Опять «почему-то».
В поисках причины отсутствия радости Сашка посмотрел на подушечку большого пальца. Подушечка с чистой совестью пожала плечами.
«БЕЗ» на ней не было и следа…
Невидимое «БЕЗ» продолжало царапать правый глаз.
Сашка тронул за плечо деда, который уже давно и настырно рассказывал не слушающим его впередистоящим людям о том, как он в первую мировую не жалел фашистских оккупантов.
- Бать, дай бумажку, пожалуйста! – попросил Сашка деда.
- Отстань, засранец! – ответил дед, недовольный тем, что может потерять интерес собеседников к разговору. – Все терпят! Э!… А газеты, значит, уже не хватает?
Ученик Чингизхана уже был готов сделать из Сашки новую жертву своего красноречия, но тот так решительно произнёс: «Посмотреть, говорю, дай, а?», что дед отдал листок, ничего не произнеся при этом.
Сашка взял в руки розовый и уже чем-то засаленный экземпляр учителя Наполеона и понял, что уже знает, ЧТО он прочитает.
Оставалось проверить свою интуицию. Оказалось, что она не врёт. На «создателе настроения» деда тоже не было «БЕЗ».
- Блин, ну вот уроды! – радостно воскликнул Сашка, - Думал, - хулиганы зрения лишают, а это просто в типографии идиоты сидят, опечатки делают! – и вернул бумажку почему-то молчавшему всё это время оратору.
Опять «почему-то»…
Сашка уже не знал, смеяться ему или плакать слезящимся правым глазом.
- А где ты, сынок, видишь опечатку? – почему-то ласковым голосом произнёс повернувшийся к Сашке дед. – Тута никаких очепяток нету. Тута всё правильно написано…
- Ты, дедуля, носил бы очки тогда, что ли! – пожалел дедушку Сашка. – Ты последнюю фразу-то прочти повнимательней! Где ты видел «грузчиков вредных привычек»?
- Я-то много, чего повидал, - с ответной жалостью в голосе ответил старикан, - а вот очки-то ТЕБЕ скоро понадобятся.
- Это почему это? – почему-то похолодел Сашка. – А что там написано?
- Это потому это! – уже откровенно глумился старикашка. – Потому, что здеся напичатано: «грузчики БЕЗ вредных привычков»! И никаких тебе апечаток!
Сашка взял протянутый старой образиной листок, достал из кармана свой, и сличил.
«БЕЗ» по-прежнему не было!
Еле уняв вдруг задрожавшие руки, он обернулся к стоящей сзади толстухе, и только собрался попросить у неё «создатель», как она уже протянула его в Сашкину руку.
- Я всё слышала, - сказала внимательная гадина. - Вы не правы. Прав мужчина. Всё правильно.
Сашка обречённо посмотрел на жабий листок.
Там тоже не было «БЕЗ».
- Да вы что, издеваетесь? – тихо спросил Сашка у обоих шутников.
- Да какие уж тут шутки… - так же тихо сказал ему подошедший неизвестный. – У меня тоже напечатано «БЕЗ»…
Но на протянутом листке неизвестного ТОЖЕ НЕ БЫЛО «БЕЗ»!
Только тут Сашка заметил, что очередь стала совсем маленькой, и вся собралась вокруг него.
Вся очередь показывала ему розовые бумажки и гудела, что опечатки нет.
И на каждой бумажке Сашка НЕ ВИДЕЛ «БЕЗ».
Он уже начал входить в какой-то транс… Он всё слышал, всё понимал, даже, кажется, стал соглашаться с очередью… Кажется… Когда кажется…
- А вот креститься не надо! – сердито сказала очередь. – Вы тут не с чертями разговариваете!
- Братцы! – услышал Сашка чей-то весёлый возглас. - Да он же именно с ними и разговаривает!
- Люди! А ну-ка, отойдите-ка от него подальше! Давайте-ка, давайте-ка! На сто метров по любому! По любому на сто метров!
«Крыла-а-атые каче-ели!» – донеслась из какого-то ларька песня Сашкиного детства. Он вспомнил, что в детстве любил качаться на качелях…
И бегать по любому поводу… А потом на сто метров… Бегать… Бежать… Гнать… Дышать…
И Сашка чесанул.
Он чесанул от очереди так, что у него от воздуха чесались глаза.
Он рвал когти так быстро, что когтям даже не было больно.
Он улепётывал такими зигзагами, что дома его старенькая мама не могла понять его детский лепет. А как иначе назвать обрывки слов и отдельные буквы?
Всё, что мама понимала, - это то, что её мальчику плохо.
Что у него ничего не порвано, нигде нет крови, кажется ничего не сломано и все зубы на месте, но что при всём при этом её единственному сыну ОЧЕНЬ плохо.
Потому что у него лицо белей мелованной бумаги, а правый зрачок больше левого в три раза.
И этот правый глаз – не голубой, как раньше, а почти чёрный…
ВТОРАЯ ГЛАВА.
Настоящему индейцу, и в самом деле, завсегда и везде ништяк.
А самый ништячный ништяк – в России.
Мишка любил Россию не только потому, что был НАСТОЯЩИМ индейцем по имени Майк, но и потому, что она была его родиной.
Мама привезла его в Россию, когда ещё не рухнул проржавевший железный занавес, и когда такие дорогие подарки советским гражданам не позволялись.
Мишку маме подарил один из вождей одного из индейских племён, когда мама была на экскурсии советских граждан в одном из тех мест Америки, где бывшим вождям жилось слаще, чем всем остальным американцам.
Мама знала, что это чистая правда, ведь не может же хозяин дома переезжать жить в чулан, когда к нему приезжают погостить родственники. Тем более, если они приехали надолго.
Примерно об этом же рассказывал Мишкиной маме красивый, высокий индейский вождь с длинными иссиня-чёрными волосами, который завёл её в какой-то шикарный одноэтажный дом с тремя комнатами. Половина кладовки в этом дворце была больше, чем комната Мишкиной мамы в ленинградской коммуналке напротив Железнодорожного Музея.
Вождь рассказывал ей о своём народе на каком-то непонятном языке, точно не английском, потому что английский мама отличала от других благодаря карманному разговорнику с фразами типа: «Как пройти к советскому посольству?», или «Нет, спасибо, мне не нужны доллары».
Этот непонятный, но очень красивый язык так завораживающе подействовал на Мишкину маму, что она почти не запомнила, как получила самый дорогой в своей жизни подарок.
Когда они вернулись к маминой группе, которая укоризненно волновалась, бегая по всему индейскому городу, вождь снял со своей шеи чьи-то зубы на кожаной верёвочке, и подарил их Мишкиной маме. Кто-то из группы попытался было проверить необычную вещь на предмет идеологии, но вождь так рыкнул на энтузиаста, что тот аж присел.
- Во, медведь-то! – только и смогла сказать группа советских товарищей. «Миша… Мишенька…» подумала Мишкина мама, и поняла, как зовут вождя.
Свой подарок она тогда же решила назвать в честь его отца.
Уезжая из красивого города, она долго махала вождю рукой из окна автобуса, и думала, почему она так уверена, что подарок получен?…
У неё не было никаких сомнений и в том, что советское государство будет против таких дорогих подарков рядовым советским гражданам, которые, чего доброго, ещё привыкнут к ним.
Поэтому Мишкина мама не стала заносить Мишку в декларацию и показывать на таможенном досмотре.
Она единственный раз в жизни нарушила советские законы, став контрабандисткой, - пособницей международного империализма и чуждых нам элементов.
Чуждый совгражданам подарок оказался слишком большим, и в определённое время разорвал упаковку не так, как надо. Речь пошла о спасении кого-нибудь одного. Спрашивать разрешения, и просить о решающем выборе было некого, поэтому женщины-врачи сделали правильный выбор.
Если бы Мишкина мама была в сознании, она сказала бы им: «Спасибо, родненькие…».
Так подарок индейского вождя Мишкиной маме стал подарком для всех, а Мишкой он стал потому, что никак не хотел кричать, и когда сестричке пришлось шлёпнуть этого «упрямого медвежонка» по сморщенной попке, он недовольно и пискливо, но всё-таки рыкнул.
Русскому индейцу Мишке нравилась зима.
Может, потому, что он родился, когда был снег.
Может, потому, что она научила его грызть сухари и сосать лапу в детдоме, который научил его не просить об одолжениях, и дарить другим то, что необходимо самому.
А может, потому, что родился он в День Первого Хорошего Тумака одного маленького, но гордого Королевства другому Королевству – большому, и поэтому наглому.
Большое Королевство когда-то тоже было маленьким, гордым и независимым настолько, что даже убежало от мамы-королевства искать себе новую землю, где можно было бы жить гордо и независимо.
Такой землёй оказалась земля, открытая первым, но названная в честь второго. Такие вещи первым по барабану, но только, если они – Настоящие Первые…
И вот маленькое Королевство начало перестраивать свою маленькую независимость в большую, чтобы бороться с кем-нибудь за справедливость на земле, названной в честь второоткрывателя.
Но оно начало делать это с Неправильного Первого Шага.
Оно начало строить свою большую Независимость на костях маленькой Независимости маленького Королевства, которое, оказывается, жило там до него.
Это маленькое королевство тоже было гордым, и не хотело отдавать кости своей маленькой, но отдельной независимости, для фундамента Независимости Большой, но общей.
Бывшее маленькое, но успевшее быстро вырасти и стать Большим, Королевство обиделось на такое непонимание святых целей, и стало вырывать из маленького Королевства кости Независимости прямо с мясом.
Мясо тоже не пропадало.
Его давали на закуску тем жителям маленького Королевства, которым давали пить Святую Воду, необходимую для устранения помех на дороге к Святым целям Большого Королевства. Святая Вода была правильным инструментом для решения Святых Задач на пути к этим целям.
От этой воды большая гордость жителей маленького королевства становилась всё меньше и меньше, а потом становилась невидимой, хотя всё ещё и была.
Но то, что становилось невидимым, Большое Королевство, естественно, не замечало. Первая Цель была достигнута, т.к. Первая Задача была решена.
Оставалась ещё одна задача – решить, кто из жителей Большого Королевства более независим.
Дело в том, что некоторая часть борцов за независимость никак не хотела расставаться с друзьями, которых покупали на специальных рынках друзей.
На этих рынках не задорого можно было купить себе отличного, крепкого друга с такой белозубой улыбкой, что просто сердце радовалось и душа пела.
Правда, иногда у друзей уже были свои семьи. Если хватало денег, покупалась вся семья, если не хватало, - извини, друг, придётся потерпеть, - всё-таки дружба лучше, чем семья!
И вот некоторой части строителей Независимости стало казаться, что это какая-то неправильная дружба.
Хотя чего здесь неправильного? Один друг говорит другому другу:
- Поработай, пожалуйста, за меня от зари до заката на моём огороде! Во, как надо! – и проводит пальцем по горлу, который после этого случайно показывает на каких-то посторонних людей почему-то с ружьями.
- Отчего же не помочь другу-то! – белозубой улыбкой отвечает кудрявый друг. – А ты мне не можешь помочь?
- Да-да, конечно, дружище! Что я могу для тебя сделать?
- Пусть кто-нибудь следит за тем, чтобы я старался сделать для тебя как можно больше, ладно? Пусть не дают мне поблажек и спуску! Ведь ты своими деньгами заплатил за нашу дружбу, и теперь я за неё в ответе!
- Конечно, послежу, дружище, ты прямо-таки читаешь мои мысли! А что-нибудь ещё тебе нужно?
- Пусть меня не так обильно кормят, и пусть не дают много спать. На полный желудок и ясную голову дружба получается хуже.
- Ты что, действительно, читаешь мои мысли?…
И вот эта-то крепкая настоящая мужская дружба некоторым стала казаться Неправильной Независимостью.
Прикол с тупыми и острыми концами яиц был уже известен, поэтому в качестве инструмента для названия партий, на которые пришлось разделить Независимость, были выбраны стороны света.
И Партия Дружбы стала называться «Горячая Кровь», а Партия Независимости - «Холодный Рассудок».
Дружба – это лучше, чем независимость. Когда дружишь, - делаешь всё для друга, а он – всё для тебя.
А независимость – это, когда делаешь всё для себя.
Но Партия Дружбы сделала единственную, но роковую для себя ошибку, - она выбрала неудачное название.
Ведь тогда ещё некому было оказывать консалтинг и придумывать нейминг.
А в Партии Независимости нашлись независимые специалисты, которые придумали правильное название не за деньги, а за главные места в Независимости.
И победил, конечно же, Холодный Рассудок.
Дружбе пришёл конец, и началось, наконец, строительство самой большой Независимости в мире.
Мишка инстинктивно не любил эту независимость. И, помня о дне, в который он родился, чувствовал себя самураем.
Он считал, что каждый Настоящий Индеец должен быть Настоящим Самураем.
Потому что Большое Королевство отомстило Маленькому Королевству таким нечестным и подлым способом, что в Маленьком Королевстве до сих пор рождаются дети со смирением вместо гордости.
Мишка считал, что самурай не должен быть смиренным, чтобы там ни говорили сами самураи.
Он считал, что настоящий самурай не смирится ни с кем и ни с чем.
Поэтому он считал себя Настоящим Индейским Самураем.
Русским Индейским Самураем.
Пружина из сухожилий и мышц высотой 205см. с длинными иссиня-чёрными волосами, забранными в косичку, работала копирайтером в Рекламном Агентстве Архинаиполнейшего Цикла. Мишке очень нравилась работа в Агентстве, потому что у него получалось дарить Агентству то, что оно у него просило.
В данный момент Мишка курил, задрав ноги на стол и читая очередную увлекательную просьбу Агентства формата А4 почему-то розового цвета.
Он с удовольствием получал от арт-директора брифы, вымученные манагерами вместе с хорошими, но недалёкими клиентами, и превращал их в легко читаемые, и поэтому легко представляемые сценарии видео-аудиороликов.
Он легко и просто мог написать любую статью на заданную тему, сочинить любой привлекательный заголовок и придумать любое оригинальное название для товара, услуги или брэнда.
Даже, если брэндом был человек-политик.
Он мог, не напрягаясь, написать несколько вариантов стратегии продвижения любого брэнда на любой рынок, мог сходу написать любое нужное количество легенд и мифов про этот брэнд, а также придумать всех персонажей этих легенд, необходимых для увеличения жизненного цикла брэнда хоть до тысячи лет.
Включая брэнда-человека-политика.
И всё это он мог делать ещё на многих языках, не считая русского.
Он даже умел воплощать всё придуманное в картинку на экране монитора. Это было совсем просто.
Так же просто, как воплощение придуманного в разнообразные мелодии, голоса, звуки и шумы, со всех FM-частот убеждающие озверевших в часовых пробках водителей, что тем надо перестать беспокоиться и начать жить.
Начать жить с ощущением, что только очередной Золотой Майонез «Чти семью – отца и мать твою» поможет водителю справиться с пробковым стрессом.
Мишка не был вундеркиндом, просто в детдоме, в котором он рос, было мало интересных игрушек, и ему приходилось придумывать игры для всех своих друзей, количество которых выражалось цифрой «весьдетдом».
Все выдуманные игры он тут же дарил своим друзьям, которые, разбившись на группы, начинали в эти игры играть, превращаясь в рыцарей, фей, леших, красных, индейцев, королев, партизан, пиратов, и много ещё в кого, включая разных животных, - от медведя до единорога.
А в скудной библиотеке, откуда он брал будущих героев своих игр, кроме сказок, были ещё самоучители разных языков и книжки со словами к этим языкам.
Единственная игра, в которую не хотел играть ни один из Мишкиных друзей, называлась «Выучи другой язык».
Поэтому он играл в неё один.
В то время, когда все остальные играли в придуманные им игры.
Так что никаким вундеркиндом Мишка не был.
Но точно так же он и не был недотёпой, который со всеми своими способностями и своими не маленькими уже годами занимал должность всего лишь копирки.
Просто всегда находились коллеги, которым очередное, одно на всех, повышение по службе с прилагаемой к нему новой зарплатой было гораздо нужней, чем Мишке.
У коллег были жёны, дети, пожилые родители, бабушки и дедушки, родные и двоюродные братья и сёстры, племянники и дяди-тёти, а также куча хоть и дальних, но всё-таки родственников.
И коллеги каждый раз перед назначением нового арт/креатив-директора или манагера уводили Мишку в курилку, где, теребя от смущения его талисман, – чьи-то зубы на кожаной верёвочке, - и путаясь в словах, которыми они обычно владели прекрасно, напоминали Мишке, что ему не надо кормить никого из вышеперечисленного списка.
Надо сказать, что Мишке каждый раз было неудобно за очередного коллегу, потому что он и так прекрасно понимал, что другим повышение гораздо нужней, чем ему.
Ну, действительно, - зачем сироте без жены и детей столько денег?!…
Он и жениться-то никак не мог решиться, боясь обидеть очередного коллегу, уже начавшего рассчитывать на его, Мишкин, очередной подарок.
Поэтому Мишка всегда заканчивал мучительные для обеих сторон переговоры на первой же минуте, от всей души и бескорыстно даря просящему просимое.
И большинство своих идей он потом тоже безвозмездно продолжал дарить коллегам, получившим его повышение, считая, что если уж подарил «А», то тогда дари и «Б», и «В», и «Г»…
И вот теперь Мишка курил, глядел на розовый А4 с иностранными, но понятными ему словами и, напевая: «Тридцать три подарка, тридцать три подарка…», думал, почему манагер слепил такой идиотский бриф. Думать сегодня было лень, и Мишка пошёл с этим вопросом к арт-директору.
- Да Петрович здесь ни при чём, - ответил ему арт-директор по имени Артур Арутюнян, которого Мишка однажды превратил в Артора, соединив имя с должностью, - клиент сам принёс то, что сам сочинил. Причём убедительной суммой настоял на том, чтобы его лизали везде. Ты ж понимаешь…
Мишка, действительно, понимал. Некоторые дремуче-ископаемые рудименты, действительно, всё ещё любили сочинять брифы сами.
Но больше всего такие редкие экземпляры рекламодателей любили сочинять сценарии аудио-видео- и анима-роликов.
Дни, когда эти атавизмы пережитков прошлого приносили своё творчество в Агентство, объявлялись праздничными.
Со всеми отсюда вытекающими: общим собранием трудового коллектива, торжественным зачтением самодиагноза клиента, выборами агнца, обречённого на придумку фантика для куска фантазии клиента, и финальным распитием спиртного напитка «Спирт» по разным кабинетам.
Мишкин организм абсолютно не переносил алкоголь, и поэтому он всегда соглашался стать жертвенным агнцем, чтобы, никого не обидев, покинуть непонятный ему способ веселья со словами: «Прямо щас иду домой, буду думать дома».
Дома он, конечно же, не начинал сразу думать, а ужинал вместе с котом, потом фыркал под душем, потом отдыхал, а потом залезал в Интернет, где его всегда-всегда ждали товарищи по каждому новому его увлечению.
На данном участке выданной ему во временное пользование жизни его увлечением был дизайн вэба.
Но сейчас, перед круглым столом Артора, у него появилось новое мимолётное увлечение. Ему захотелось представить человека, сочинившего ТАКОЙ бриф.
Он начал представлять, но впервые за долгие годы у него это не получилось.
- Курить надо меньше, и больше гулять, - решил Мишка.
- Кому? – удивился Артор.
- Вот я про это и говорю, - заржал Мишка. – Мне, кому ж ещё? А как он выглядел?
- Кто? – опять удивился Артор, но тут же догадался. – Да никак. Обыкновенно. Портфель у него был такой… такой… И куча баблоидов!
- Портфель из оранжевого крокодила? – спросил Мишка.
- Точно! Слабохарактерный! – процитировал Артор и удивился в третий раз. – А когда ты его увидел?
- Только что, - уже на ходу ответил Мишка, и на выходе из кабинета подумал: «Но только портфель… Всё! Домой, нафиг!». И, никого не уведомляя, покинул работу до завтра.
Благодаря огромному количеству подарков, его никто никогда не спрашивал, куда он ушёл и когда придёт…
Приходя домой, Мишка обычно отрывал от ног радостного Макса и тискал муршистого зверя, нежно приговаривая: «Ну, что, сволочь, оголодал?», после чего сначала вываливал в котячью миску то, что Бог послал в железную банку, а уж потом разогревал в микроволновке то, что покупал себе сам.
Благодарный Макс никогда не забывал рассказать Мишке, что именно ему послано.
- Мя-я-ясо!! – говорил Макс, не вынимая морду из миски. Или, - Ку-уррра!!
- Ну, лопай, лопай! – отвечал ему Мишка, доставая из печки свою долю.
Мишка научился понимать котов ещё в детдоме, в учебнике про дверь в лето. После этого он научился понимать любую животинку, даже рыб, черепах, пауков и гусениц. Это было ещё проще, чем учить очередной язык людей.
Но сегодняшнего поведения Макса Мишка не понял.
Чёрно-белый непородистый сиамец ни откуда не появился, выговаривая другу за свою скуку и отсутствие сотрапезника.
Мишка даже посмотрел на джинсы, - не висит ли Макс на них уже давно, - но хвостатый ниндзя куда-то конкретно спрятался.
Индеец разделся, прошёл на кухню, и обеспечил едой себя и брата, после чего издал все положенные для приветствия котов звуки.
Игроумный Мяугли явно забил и на друга, и на ужин.
- Ладно, ладно, дедулечка! Вот выпадут у тебя зубы, я тебе хлебушек жевать не буду! – предупредил кота Мишка, и стал уплетать калории. Очередные «Пельмени нашего района» только так и можно было назвать.
Самые настоящие калории.
- Одно слово, - pele-mele! – буркнул набитым ртом Мишка, и добавил ещё чуток кетчупа прямо в рупор.
Помыв посуду и покыс-кыскав, Мишка пошёл смывать с себя усталость и впечатление от пельменей.
Уже вытираясь, он вспомнил, что у него сегодня есть, над чем поработать, кроме Сети и птичек.
Кстати, о птичках.
Дело в том, что у Мишки была ещё одна, но пламенная страсть, – он обожал творить оригами.
Причём его большие руки почему-то выпускали в жизнь только птиц. Он догадывался, почему.
Во сне Мишка всегда летал. Каждую ночь. И его рост опровергал всякие сомнения в том, что люди растут в полётах.
Макс уважал труд друга и никогда не раздирал белых бумажных птичек, из которых одну, кажется, даже любил.
Макс раздирал только живых птиц.
Выйдя из ванной, Мишка достал из сумки розовый бриф, упал в кресло, закурил и, не включая ничего из бытовой отвлекательной техники, стал внимательно вчитываться в текст брифа.
Минут через десять его руки сами слепили птичку из тех. задания, – необычную птичку, непонятную. Никогда раньше Мишкины руки таких птичек не сотворяли…
Мишка так удивился, что даже выронил оригами из рук, успев подумать, что не зря он это сделал, потому что когда ещё так удивишься два раза подряд.
А второй раз он удивился потому, что оригами полетела.
Не строго вниз, от тяжести, и не в сторону-вниз, от своих аэродинамических свойств, а вверх!
«Какой хороший денёк выдался!» – подумал Мишка, удивившись в третий раз.
Это он так отреагировал на появление Макса.
Не потому, что тот появился, - ну, вылез откуда-то, и вылез, в первый раз, что ли…
Мишка удивился тому, что Макс откуда-то тоже вылетел.
Причём траектория его полёта, судя по всему, была просчитана им заранее.
Потому что Макс и оригами встретились в воздухе, в 30 см. от потолка, к юго-востоку от люстры.
Вернее, они не просто встретились. Они показали Мишке фантастический боевик-катастрофу. Точнее, показывал только кот, а птичка была статистом-тренажёром.
Через две секунды после начала своего старта Макс приземлился на палас.
Ещё через две секунды на Макса посыпалась розовая перхоть.
Мишка, естественно, не смотрел на секундомер, потому что у него в руках была только вторая сигарета, а секундомера в них не было, кажется, никогда.
Не потому, что Мишка думал о секундах свысока, а наоборот, - потому, что хорошо знал им цену.
Копирайтеры живут не завтрашним днём, и не днём сегодняшним, и вообще не днями. Они имеют дело с секундами, поэтому Мишка точно знал, что весь мультик-триллер занял ровно четыре секунды.
Приземлившийся Макс внимательно посмотрел на Мишку и молча пошёл на кухню питаться.
Мишка проводил Макса стеклянным взглядом и прожёг джинсы выроненной сигаретой.
Боль убедила его в том, что всё увиденное– чистая правда, в которой он начал уже сомневаться, потому что ошмётки розовой бумажной птички как-то сразу разлетелись по комнате от интенсивного дыхания двух друзей.
И уже ничего не напоминало о происшедшем в небе под потолком.
Только тот факт, что Мишка помнил текст технического задания для креативного творчества. В переводе на русский, текст выглядел так:
1. Составить следующий рекламный текст: ( Далее шёл текст, УЖЕ ПРИДУМАННЫЙ И НАПИСАННЫЙ КЛИЕНТОМ).
- А нафига придумывать то, что уже придумано? – вслух удивился Мишка, но решил вспомнить ещё и последний пункт.
Последний второй пункт читался так и только так:
2. НЕ НАЗЫВАТЬ НЕНАЗЫВАЕМОЕ.
- А не выпить ли мне водочки? – опять же вслух произнёс Мишка, удивился тому, что произнёс, но гостевую водку принёс и выпил всю.
- А не лечь ли мне поспать? – мямлевато добавил он и упал лицом вниз. Кажется, прямо в пол.
Проснувшись, Мишка "составил" требуемый текст.
Но с того дня он перестал придумывать игры. У него перестало это получаться.
И он сразу стал никому не нужен.
(с)Макс-кс,2002.