Вундеркинд

Алексей Станиславович Петров
Кукольное движение крохотных ручек, глубокий судорожный вздох — и новорожденный закричал. Акушерка Самсоновна – мясистые руки, аморфное тело, густой пух над верхней губой, сеточка морщин возле глаз – облегчённо улыбнулась и сказала:

-Мальчишечка. Крупненький...

-Предполагался вес четыре-триста, – согласился доктор Книжкин. – Пересекайте пуповину. С последом не торопитесь.

И в ординаторскую пошёл.

-Сами с усами, – усмехнулась Самсоновна вслед ему и, отделив от матери, отнесла ребёнка в детскую палату.

Книжкин включил телевизор и налил себе чаю. «Ну, вот и славно. Даст бог, больше родов сегодня не будет. Глядишь, удастся выспаться.» Обычные мысли дежурного врача.

Спустя минут пять в ординаторскую вкатилась изумлённая Самсоновна.

-Что-то не пойму ничего, Николай Фёдорович, – сказала акушерка. – Ребёнок весит тринадцать кило!

-Чепуха! – отмахнулся Книжкин. – Это весы барахлят. Ни одна женщина не способна родить такую тушу.

-Оно-то понятно, только весы сегодня взвешивали исправно. Они в работе-то дня три, не больше. Новые совсем. А ну как мальчонка и впрямь такой...

-Слушайте, не морочьте мне голову, – рассердился доктор. – Я же только что видел его: килограмма на четыре, не больше.

-Это верно, только прошло уже шесть минут...

Под выразительным взглядом Книжкина акушерка осеклась и вышла из ординаторской. «Совсем, должно, очумела, – подумала Самсоновна. – С устатку, видать».

Новорожденный лежал на пеленальном столике и внимательно глядел на акушерку. Самсоновна невольно замедлила шаг, почувствовав морозец по спине.

-Нельзя ли уже накрыть меня чем-нибудь? — поинтересовался младенец. — Всё-таки прохладно, знаете ли. И потом, неловко всё же, должны же вы понимать...

-То есть как? — совсем растерялась акушерка.

-Да так! Эдак и простудиться недолго.

Самсоновна почувствовала, что пол медленно уплывает у неё из-под ног.

-Что ты себе позволяешь? — воскликнула она, пытаясь сосредоточиться. — Молчи! То есть это... кричи...

-А я что? Я ничего, — пожал плечами новорожденный и сел. — Где тут у вас, извиняюсь, туалет?

-Какой ещё туалет?! — замахала руками акушерка. — Лежи, оглашенный!

-Но мне нужно...

-А пелёнки на что? Лежи, говорю.

-Умная, должно быть, женщина, а говорите бог знает что, — возмутился новорожденный. — Не могу же я опускаться до такого скотства!

На секунду замерев, Самсоновна вдруг вскрикнула и побежала к Книжкину.

-Он... он... разговаривает! — задыхаясь, выпалила она в ординаторской. — Он... это... соображает!

-Вот новости! Кто?

-Ну, этот... мальчонка!

-Какой мальчонка?

-Новорождённый.

Книжкин подошёл к Самсоновне и испытующе глянул её в глаза.

-Слушайте, вы что — больны? Переутомились?

-Да точно говорю!

Доктор в досаде цокнул языком и, слегка отодвинув акушерку в сторону, пошёл в детскую. Новорожденный стоял возле электровакуумного аппарата и с интересом рассматривал манометр. Заметив Книжкина, младенец радостно улыбнулся и спросил:

-Здесь давление в паскалях или в атмосферах?

-Вот что, дружок, — решительно сказал дежурный врач. — Здесь роддом, а не передача «Что? Где? Когда?». Так что рекомендую не нарушать установленного режима! Должен предупредить, что подобные фокусы кончаются плохо. Перестань пугать акушерку и немедленно ложись на... мм... пеленальный столик.

-Но это совсем излишне...
-Позволь нам судить самим, что тут лишнее, а что — нет. Чересчур умничаешь. Советую прекратить дискуссию. Всё!

Книжкин повернулся и быстро вышел.

-Он у вас что — психованный? — осведомился новорожденный.

-Тихо ты! — шикнула Самсоновна и испуганно оглянулась.

-Да не бойтесь, ушёл ваш начальничек, — ухмыльнулся мальчик.

-Ты, парень, вот что... — помялась акушерка. — Ты всё-таки не очень-то...

-Ладно, ладно.

-Звать-то тебя как, аксельрат?

-Честно говоря, не знаю. С матерью не успел ещё познакомиться. Можете звать меня просто: Род Стюарт.

-Ты, малый, должно быть не в себе...

-А что? Почему это, скажите на милость, кто-то может иметь такое симпатичное имя, а я — нет?

-Но ты же, кажись, русский.

-Как знать, как знать... «Не властны мы в самих себе...»

Самсоновна внимательно посмотрела на мальчика.

-Однако чудной ты какой-то, Родик. И вообще... Откровенно скажу: такого быть не может... не должно. Сел, встал, заговорил — и всё в течение каких-то десяти минут от роду.   

-Ничего тут странного нет. Я делаю то, к чему чувствую внутреннюю потребность. Такой уж уродился.

-А ведь я мамаше твоей говорила: не перенашивай, иди в роддом, там сделают всё, как надо, — проворчала акушерка. — А она заладила, как попугай: «Ещё не срок, ещё не срок...» Вот и дождалась. Как теперь покажешь ей тебя? Струхнёт...

-Кризис экономики породил недоверие к официальной государственной медицине, – согласился мальчик.

-Интересный ты малый, – задумчиво произнесла Самсоновна.

-Ещё бы! — оживился новорожденный. — Ведь мужчина интересен своим будущим, тогда как женщина — прошлым.

-Ты лучше скажи: что мне теперь с тобой делать, умник?

-Это уж вы сами решайте. Только поскорее. Жизнь так коротка, хочется многое успеть.
-Понукать всегда легко! — рассердилась вдруг акушерка. — А вот, к примеру, доктор наш дежурный, кажется, так и не понял ничего. Теперь всё самой, всё самой...

-Никогда не берите на себя необдуманные инициативы, — посоветовал Род Стюарт. – У вас есть зав. отделением.

Самсоновна радостно хлопнула себя ладонью по лбу.

-И то верно. Позвоню-ка, хотя вроде бы не полагается. Да делать нечего. Коль уж доктор Книжкин о больничном режиме заговорил, его теперь с этой дорожки до утра не свернёшь: очень любит об этом.

Она несмело набрала телефонный номер и, озираясь, сказала:

-Я сильно извиняюсь, Валентин Семёныч, но тут такое дело...

-Кто это? Алевтина Самсоновна, ты, что ль? — удивился заведующий.

-Да, да, — заторопилась акушерка. — Вот Николай Фёдорович не поверил, а, стало быть, и не делает ничего, а я так скажу: это чистая правда, и нужно торопиться, а то он тут скоро весь роддом взбаламутит.

-Кто взбаламутит? Книжкин?

-Да нет, Книжкин уже спи, поди.

-А кто же?

-Да парнишка тут один, Род Стюарт.

-Тяжёлый? — забеспокоился Валентин Семёныч. — Его по дежурству передавали?

-Нет, не успели ещё. Дело в том, что у него мозги, видать, не такие, как у всех. Уж больно странный мальчик.

-А я тут при чём? Пригласите педиатра, новорожденные — это его забота. Гм... мозги... Травматик, что ль?

-Не похоже, — устало произнесла акушерка.

-Ну, тогда ничего, — успокоился заведующий. — Ничего страшного.

-Что же мне с ним делать? — взмолилась Самсоновна. — Не могу же я брать на себя... это... необдуманную инициативу.

-Ты только не паникуй, Самсоновна, — сказал Валентин Семёныч. — Времена теперь другие, пора учиться принимать самостоятельные решения. И помни: никаких поблажек. Будь хозяйкой. А то они там совсем распетушились, свободу почуяли. А вести себя не научились. Поняла?

-Поняла, — пролепетала акушерка, хотя абсолютно ничего не поняла.

-Ну, вот и хорошо, — подвёл итог заведующий. — Действуй.

И положил трубку.

Алевтина Самсоновна ещё минуту послушала короткие гудки отбоя и медленно опустила трубку на рычаг. Мысли акушерки разбегались, предстоящая ночь вырисовывалась смутно.

Новорожденный потянул Самсоновну за рукав халата.

-Милая женщина, картошечки бы жареной...

-Где ж я тебе её возьму сейчас? — всплеснула руками акушерка. — Мамку сосать надоть, а не картошечку кушать.

-Какой анахронизм! — возмутился мальчик. — Ваше мышление абсолютно неоригинально, ваши поступки стереотипны и довольно бессмысленны...

-Много себе позволяешь, малец! — вспылила Самсоновна. — У меня и без тебя голова пухнет.

-Перед вами личность, индивидуум, незаурядное явление, а вы — «мамку сосать», — брезгливо процедил Род Стюарт и сплюнул на пол. — Нет ли у вас хоть велосипеда какого завалящего или книжки поинтереснее — Камю там или Гессе хотя бы?

-Всё, конец моему терпению! — окончательно разозлилась акушерка, которую плевок  новорожденного совсем доконал. — Пошли!

Она схватила Рода за руку и повела по коридору.

-Куда вы меня тащите? — забеспокоился малыш. — Это насилие! Я буду жаловаться в ЮНИСЕФ! Как вам не стыдно!

-Твоё место в детской! — злорадно сказала акушерка. — Вот и будь любезен. Нечего по коридорам шататься.

-Но ведь это глупо, — попробовал возразить мальчик. — Моё развитие позволяет...

-Тебе всего час от роду, — перебила его Самсоновна. — А потому лягай в кроватку и соси рожок с глюкозкой.

-Бред! Бред сивой кобылы! — вскричал новорожденный.

-Что? — насторожилась акушерка. — Кто тут «сивая кобыла»? Я?

-Да нет, — попробовал загладить ситуацию Род. — Это всего лишь идиоматическое выражение.

-Что бы там ни было, а выражаться, тем более так... гм... идиотически, в приличном заведении я не позволю. Мне заведующим нашим, Валентином Семёнычем, власть дадена, так что изволь подчиниться. А нет — враз милицию кликну!

Род Стюарт вздохнул.

-Тёмная вы женщина...

-Лягай, лягай. Ишь, почуял свободу, ирод, распетушился. А вести себя, между прочим, так и не научился.

-Когда ж я успел бы? — с иронией спросил новорожденный. — Мне ведь только час от роду...

Он ещё раз вздохнул и лёг на пеленальный столик.

-«Пьета», не иначе, — съязвил новорожденный, — кисти Боттичелли.

-Чего?

-Ничего. Вам не понять.

Самсоновна тщательно спеленала малыша, потом сделала шаг назад, прищурившись, полюбовалась своей работой и удовлетворённо сказала:

-Ну, вот так-то будет лучше.

-Хоть радио включите, — сделал последнюю попытку Род. — Нельзя же лежать просто так, чурбан чурбаном, и пялиться в потолок.

-Лежи, лежи... Вундеркинд!

Самсоновна вышла из детской и отправилась на пост. Делов ещё по горло, а тут возись с этим... Стюартом, будь он неладен. Умник чёртов!

Отчаянный детский рёв отвлёк акушерку от раздумий. Так кричать мог только Род, больше некому: уж больно басовит. Самсоновна вбежала в детскую.

-Ну, что ещё? Почему скандалишь?

-Где моё молоко? — сварливо поинтересовался младенец. — Отдайте мою соску! Я хочу быть как все! Где моя мама-а-а?!

Новорожденный явно капризничал, следовало б ему нашлёпать, но акушерке вдруг стало жалко его: мальчишка всё-таки, несмышлёныш...

-Ладно, ладно, не ори, Родик. Будет тебе белка, будет и свисток.

Лишь к утру успокоился мальчонка, уснул. Самсоновна медленно опустилась на табурет, стоявший возле кроватки, и внимательно посмотрела на Рода. А всё же славный мальчуган. Жаль только, умничает много. Ну, ничего. Оботрётся. Не таких обламывали... Эх, устала!

...На следующий день делал обход сам Валентин Семёныч. Он подошёл к кроватке с новорожденным Стюартом, заглянул ему в лицо, добродушно усмехнулся и сказал:

-Ну, что, вундеркинд? Чем нас ещё поразишь?

Малыш посмотрел на заведующего пустыми бессмысленными глазами и, как и полагается новорожденным, громко заплакал.