- Хватит спать, - выкрикнула дочка. – Все проспал!!! А я тебя вчера ждала, ждала и уснула... - она разочаровано вздохнула. - Понимаешь, с куклами столько возни… Пап, пап, а тебе не страшно ночью одному возвращаться?
- Почему же мне должно быть страшно?
- Как?! – возмутилась она. - Ты ведь рассказывал... когда на небе полная луна, из-под земли выползает косматое чудище с... - она стала считать на пальцах, запуталась, начала снова, - восьмью глазами и, притаившись, хватает прохожих! А ведь вчера в небе светила полная луна и тебя долго не было.
«Вот дурак, - подумал я, - это же надо было такое наговорить ребенку…» Хотелось успокоить ее, но слов не было. Она теребила мою руку и чутко изучала лицо – совру или нет?
- Ну, видел ты чудовище? – в голосочке послышалось нетерпение.
Наверное, нужно было рассказать, как пришлось убегать от чудища, умело обходя расставленные ловушки, но вдруг что-то подкралось, безразлично обхватило горло цепким, ледяным обручем. Дочка продолжала пристально смотреть, и вспомнилась история, рассказанная отцом. Поднявшись с постели, я вышел из комнаты, нащупал в кармане куртки, висящей на стуле, сигареты, закурил.
Было это в другой жизни... Выдался свободный день и я, беззаботный студент, решил навестить отца. Он как-то по особому обрадовался. Поговорили о пустяках. Я решил: раз уж приехал, пойду навещу и друзей-одноклассников. Отец вышел со мной, сказав, что, пожалуй, тоже прогуляется в ближайшее село и вечерком вернется.
Он вернулся к двум часам ночи, с двумя ведрами, полными спелых, солнечных абрикосов. Ничего не спрашивая, я взялся за фрукты. Ел, будто никогда их и не пробовал. Кое-как оторвавшись спросил:
- Кто же тебя подбросил в такой поздний час?
- Никто, - спокойно ответил отец. - Рад, что тебе понравились фрукты. Специально выбирал.
Отложив надкушенный абрикос, я удивленно произнес:
- Пап, к чему такая спешка? Дождался бы утра, пять километров по безлюдной ночной дороге, бродячие псы. Тебе что, не страшно?
- Нет, наверное, - подумав, ответил он и добавил, - кажется, я давно позабыл, что такое страх.
Мы немного помолчали и отец, с трудом подбирая слова, заговорил.
- Страх… я его потерял там, – он неопределенно махнул рукой и грустно улыбнулся. – Война - странная штука …
Мы попали в окружение. Через несколько часов стало ясно, что большой группой не выбраться. Собрались вокруг костра – не помню, сколько нас осталось - небритых, злых, потрепанных и усталых, - раскурили последние сигареты и каждый пошел своей дорогой.
Я шел, продираясь сквозь лес и кустарники, третьи сутки. Вода была на исходе, последнюю корку хлеба съел утром. Страшное и непередаваемое ощущение – ватная пустота в голове и одиночество. Только полупустой рожок автомата, время от времени больно бьющий по бедру, напоминал о действительности. Я не понимал уже, хожу ли по кругу или выбрал правильное направление. Когда дошел до черты, за которой усталость и голод окончательно притупляют чувство реальности, – знаешь, такое чувство, наверное, у загнанного и израненного зверя, – вдруг понял, что пейзаж изменился. Места пошли знакомые, неподалеку располагалась деревня детства. Но туда не сунуться - село захвачено. Надо было делать длинный крюк, чтобы обойти его.
Осенило. Вспомнил далекое прошлое и старую историю. Маленькую семью – отца и сумасшедшего сына, ушедших из деревни...
Во время очередного припадка сын топором убил мать. Его связали, решили передать властям, но отец упросил оставить – больница ведь все равно не поможет. Село сохранило тайну. Отец собрал нехитрые пожитки, вывел из загона корову, отару овец и потащил связанного сына к пещерам. Там, он вдел в стену крепкое железное кольцо, посадил сумасшедшего на цепь и они... превратились в страшную сказку, которой старики пугали шалунов.
Раз в год отец появлялся в селе, менял сыр и мясо на муку и уходил. Или его навещали мы – беспокойные мальчишки, вечно шныряющие по лесу. Как то раз, мы так осмелели, что подошли к пещере вплотную, но войти не посмел никто.
Решено – пойду к ним. Выбираться мне еще дня два-три. Без еды и воды не протяну и останусь в этом проклятом лесу, став легкой добычей врага или шакалов.
К пещерам вышел под вечер. Если бы не знал, что тут кто-то когда-то жил, точно бы прошел мимо зарослей плюща и кустов ежевики, искусно скрывающих массивную деревянную дверь.
Была надежда, что за дверью еще есть жизнь. Нежно погладив ствол автомата, посмеиваясь над нелепостью происходящего, я выдохнул воздух, стараясь отогнать страх, и робко постучал.
Тишина была такая, что, казалось, слышно было, как семенит муравей... Силы иссякали. Я стучал и молился. Бессвязно, зло – услышьте мой стук! Перестал соображать - остановилось время или нет, стучал ли я, шла ли война, или это мой затянувшийся кошмар… Не помню…
За дверью послышался шорох. Затем скрип и загробный голос:
- Кто там?
- Я…
- Кто это - я?!! – знакомые ворчливые нотки.
Я начал что-то сбивчиво объяснять… чей сын, чей внук.
- Подожди, - перебил голос, – что случилось с семьей такого-то летом такого-то?
Покопавшись в измученной памяти, я выдал: в то жаркое лето у них родился первый внук, и старший сын поехал в далекий северный город поступать в институт, не поступил, но там и остался; младшая дочка хорошо пела; в том году развелось много лисиц, и они нагло воровали кур...
Что-то грохнуло и дверь, скрипя, распахнулась. Из проема вышел длиннобородый старик, держа наперевес допотопное ружье.
- Стой и не двигайся, - грозно рявкнул он.
А я и не мог двигаться.
Он придирчиво оглядел меня, неожиданно усмехнулся и ласково сказал:
- А дед твой был редким сукиным сыном. Так и не вернул мне барана. И внук, наверное, такой же. Ты себя видел?
Я попытался улыбнуться и признался, что не помню, когда в последний раз смотрелся в зеркало. Он не ответил, повернулся и исчез в пещере. Стряхнув оцепенение, я побрел за ним. Услышал, как он шарит по стене. Что-то вспыхнуло и мрак, дергаясь тенями, ускользнул в щели – он зажег факел. Еще раз, придирчиво оглядев меня, произнес: “Иди за мной и внимательно смотри под ноги, не то шею свернешь”.
Запах дома. Забытый мир взбитых подушек и спокойных снов.
Проход расширился, и мы вошли в просторный зал. Старик обернулся.
- Пришли.
Он уловил в моих глазах вопрос и спокойно кивнул.
- Да. Он здесь. Но тебе лучше его не видеть. Да и сам он давно ничего не понимает. Я для него всего лишь приносящий еду… и он счастлив, наверное. Ты устал. Поешь и поспи, – он показал в сторону темного стола посреди пещеры.
Ел я медленно. То была лучшая в жизни трапеза. Каждый кусочек казался невероятно вкусным. И будто запах обычной еды я ощущал впервые…
Отец сделал паузу, закурил сигарету и продолжил…
Хотя, может всего этого я и не чувствовал, после домыслил. В тот день, я был голодным и усталым необычайно. Вдумайся в абсурд происходящего: мрачная пещера, таинственные тени на стене, лицо собеседника в дрожащем свете факела, тихое копошение живности или сумасшедшего, прикованного к стене – все это вдруг стало таким обыденным, будто я жил тут вечность... Вышел на секунду, столкнулся с безумным миром, вернулся и больше никогда не покину это спокойное и тихое место. Никогда...
Подождав, пока я утолю голод, старик спросил:
- Ну… как?
- Спасибо, - ответил я… Мне бы поспать…
- Конечно, конечно, - засуетился он… - сейчас постелю…. Правда, будет жестковато…
- Не переживай… - секунду я колебался, как мне его назвать – по имени или как было принято… Потом решил, что лучше будет, как раньше: Дед.
Было слышно, как он ловко двигается по пещере. Что-то в темноте заскрипело, хлопнуло. Сундук… Он вынырнул из черного зева, неся в руках матрас и одеяло.
- Возьми… - видимо из-за того, что давно не разговаривал, он с осторожностью подбирал слова, пугаясь собственного голоса.
Я стал устраиваться. Он стоял недвижно, словно раздумывая, говорить или нет. Прошла вечность, прежде чем старик произнес:
- А как там? - он показал в темноту.
- Война, Дед, - позевывая, ответил я. После сытного обеда я снова стал тем, кем и был - циничным солдатом. - Бегаем по горам, стреляем, убиваем друг друга… Война…
- Война… - эхом отозвался он, зашевелил губами, словно пробуя на вкус пульсирующее смертью слово, - война…
- Извини, Дед, устал я, поговорим завтра.
Он будто только сейчас увидел меня и, очнувшись, пробормотал:
– Да, да, конечно… поспи, - и растворился в темноте.
Я вскочил от какого-то воя и рванулся к автомату. Кругом мрак и на секунду показалось, что нас накрыло в окопе прямым попаданием. Кто-то ранен, в рот забилась влажная земля. Я пошевелил рукой и, повинуясь непонятному импульсу, ущипнул ногу. Боль оживила память - я в пещере. Сколько же проспал?
Вой оборвался... Я приподнялся и тихо позвал:
– Дед?!
Вокруг - гнетущая тишина. Я думал кликнуть еще раз, когда рядом раздался хриплый, глухой кашель.
- Это он кричал? - поеживаясь, спросил я.
Тишина. Минуты, часы, годы темноты и молчания.
- Да…
Я представил, как он шевелит губами, пытаясь вспомнить слова, но это было все, что он произнес...
Я вытянулся на матраце, сжался, снова вытянулся, разгоняя кровь по затекшему телу.
- Когда пойдешь? – спросила темнота.
От неожиданности я вздрогнул.
- Ну ты здоров людей пугать, Дед, - рассмеявшись, ответил я. - Надеюсь, дашь поесть и пойду.
- Конечно…
Я лежал и думал о предстоящей дороге, сколько еще идти, пару-тройку дней, неделю. Теперь это не казалось страшным: я отдохнул, все вернулось на свои места. Война так война – поиграем.
Поели молча. Я начал собираться. Старик приподнялся, бесшумно исчез в темноте, так же неслышно появился и положил к моему рюкзаку котомку.
- Там… - он на секунду задумался. Невыносимая пауза, – сыр. Хороший, - неожиданно улыбнувшись, добавил он.
- Спасибо, - ответил я, - ну… выводи из лабиринта.
Старик подошел к стене, взял факел и повел меня по пещере. Дошли быстро, минуты за три. Он грохнул железной щеколдой и дверь распахнулась. Я вышел. Вечерело. Закрыл глаза и вобрал полной грудью лесные запахи. Растягивая удовольствие, подышал свежим воздухом, осторожно приоткрыл глаза и повернулся к нему.
- Будем прощаться? – с откуда-то нахлынувшей нежностью спросил я.
- Да…
В сумерках отчетливо виднелась фигура сгорбленного, взлохмаченного старика, со слезящимися полуслепыми глазами. Мы обнялись, я повернулся и пошел. Пройдя немного, обернулся. Он стоял, застыв в проеме. Подчиняясь давно забытому порыву, я подбежал к нему, осторожно, словно боясь, что он вот-вот развалится, обнял за плечи и, глядя в глаза, спросил:
- А как ты услышал мой стук? Ведь комната далеко.
Старик улыбнулся, провел рукой по длинным, слипшимся волосам и часто моргая, произнес.
- Весь день у двери сижу. Внутри… - он умолк и казалось, больше ничего не скажет. Но он выдавил, - страшно…
Захотелось взять этого щуплого деда на руки, унести из темноты, пропитанной безумным воем. Но я отпустил его плечи и, быстро развернувшись, зашагал в лес...
Отец раскурил потухшую сигарету.
- Странно, пап, почему ты не рассказывал этого раньше?
- Не знаю… - он выпустил струю дыма, закашлял и продолжил.
Через некоторое время я перестал думать о старике. Вернулся к действительности, в окружающий меня вечерний лес. Казалось, ничто – ни близкая война, ни смерть - никогда не изменят этот невероятный покой и вековое равнодушие. Шел и думал не сбиться бы с правильного курса. Небо было чистым. Разыскал полярную звезду и углубился в чащу. Путь предстоял не из легких, но еды и воды хватило бы на неделю.
- На четвертую ночь, осторожно ступая по горбатым корягам, я услышал знакомые, но совершенно неуместные в ночном лесу звуки, - продолжал свой рассказ отец. - Боясь поверить услышанному, замер. Нет, твердил я себе, судорожно сжимая автомат, этого не может быть! В ночном лесу громко и надрывно плакал ребенок. Преодолевая накатившую слабость, я осторожно двинулся вперед, убеждаясь: нет, это не галлюцинация - обычные всхлипывания ребенка...
Под темной елью что-то белело. Последние метры он прошел не дыша. И тогда же, с поразительной отчетливостью понял, что значит слышать собственное сердце – казалось, весь лес заполнен только ритмичным постукиванием, исходящим из груди, и прерывающимся плачем ребенка.
Прислонившись к стволу, с полуоткрытым ртом спала женщина. На коленях плакал ребенок. Наклонившись, он осторожно взял ее за плечо и потряс. Она задрожала, сжалась, потом открыла глаза и испуганно посмотрела на него.
- Ребенок... Наверное, голоден, - прошептал он.
Она продолжала смотреть на него, и испуг в ее глазах сменился изумлением. Ее глаза наполнились слезами. Она порывисто обняла его и зарыдала. Он осторожно прижал ее к груди.Усталость, скопившаяся боль, которую он нес все эти дни – просилось наружу. Он заплакал…
Отец замолчал, достал сигарету. Зажег спичку, потом о чем-то задумавшись, погасил ее, положил сигарету на стол.
Я нарушил тишину:
- А дальше?
- Дальше? - он посмотрел на меня и улыбнулся. - Следующей ночью мы выбрались. Вот собственно и все.
- Что стало с женщиной и ребенком?
- Не знаю… Мы не успели попрощаться…
- Это был мальчик или девочка?
Отец удивленно посмотрел на меня.
- Знаешь, я забыл спросить…
Прошли годы. Не уверен, сохранила ли память все, рассказанное в тот день отцом, но одна картинка из всего повествования видится во всех деталях: забытые всеми божествами три существа – отец, женщина и ребенок, плачущие в бескрайнем лесу каждый о своем и взлохмаченный, полуслепой старик с ружьем на пороге пещеры. ...И что-то бесформенное и липкое, уползающее в лес, чтоб никогда уже не вернуться...
…Через год после нашего разговора отец снова ушел в те леса... Навсегда...
...Дочка стояла рядом и теребила руку:
- Ну, пап, так тебе было страшно вчера ночью?..
Я наклонился к ней, подхватил на руки и спросил:
- Знаешь, почему я опоздал?
- Нет, - прощебетала она.
- Вчера вечером я встретил доброго волшебника. Он научил меня чудесным словам. Стоит их произнести и зло исчезает. По дороге домой я читал заклинания.
- Пап, пап, ты научишь меня волшебству?
- Чудовищ уже нет и никогда не будет.
- Правда?
Я снова заглянул в ее бездонные, доверчивые бусинки и сказал то, во что несколько секунд назад поверил сам.
- Правда.
__________________________________________________________
Под редакцией Teo Jer:
http://www.stihi.ru/author.html?teo_jer