Это - не мой сын...

Inana
       Елена Асланян

                Занэ


Шамирам сидела в холле «лягушатника», куда водила своего шестилетнегоо сына учиться плавать за приятной беседой со своей новой приятельницей, мамой такого шестилетнего мальчика. Это было для них не просто способом скоротать время, а совершенно принципиальный поворот к цивилизованной жизни после долгих  мрачных лет без электричества, а значит и без телевизора, без тепла, без воды, когда говорить, кроме как о талонах на гуманитарную помощь и очередях, было не о чем, а, вообще-то, и  не хотелось. Особенно тягостно было оказаться тогда  зимним вечером на совершенно пустых тёмных улицах когда-то шумного и наполненного ночными огнями города. Тёмные громады домов, откуда не пробивался ни один лучик света, напоминали фильмы о  Второй мировой войне. Впрочем, шла война, не уступающая той по жестокости. Тем более, приятно было сейчас осознавать себя победительницей вместе со своим народом, потому была там, где был собственный народ, потому что разделяла с ним все трудности, потому что именно в эти страшные годы подарила жизнь двум детям, сыну и дочке, что расценивалось обществом как подвиг, равнозначный воинскому.
       И сейчас, когда жизнь начала возвращаться в нормальное русло,  во многие семьи вернулись смех и благосостояние, но к сожалению не во все. Здесь, в холле бассейна сидели женщины, которые могли себе позволить оплатить занятия плаванием для своих детей. Поэтому, появление седой женщины в изношенных похожих на мужские туфлях и несуразном свитере вызвало негативную реакцию у постоянных клиенток, которая проявлялась в высокомерных взглядах и полном игнорировании. Тут же выяснилось, что приводимый ею ребёнок – «бесплатник», что дало повод посплетничать насчёт «пройдох», так, чтобы это дошло до её ушей. Она сидела в самом конце холле и вязала, ни на кого не глядя, и, казалось, не слыша.
     Шамирам со своей подружкой обсуждали новый номер «Бурды», когда та вдруг спросила:
- Ты случайно не знакома с этой старушенцией? Она как-будто тебя знает, постоянно вскидывает на тебя взгляд.
- Нет. Первый раз вижу.
Шамирам посмотрела на женщину и встретилась с ней взглядом, который та быстро убрала.
Что-то знакомое было в этих глазах, но припомнить  удалось не сразу.
- Знаешь, я, кажется, её узнала. Мы вместе лежали в роддоме, в обсервации. У меня была анемия, а у неё ребёнок был в очень тяжёлом состоянии.
- Ты что-то путаешь, Шами. В шестьдесят лет не рожают.
- Она на год младше меня.
- Этого не может быть. Даже, учитывая, что ты на десять лет выглядишь моложе своего возраста, она тебе годится  даже не в матери – в бабушки.
- У меня фотографическая память.
- Прошло много лет, у тебя тогда всё время была высокая температура, анемия– вещь серьёзная, ты не могла хорошо запомнить. Вот, лучше посмотри на это платье- какая элегантность. И фасон простой, запросто можно будет сшить. Будет в чём тебе встретить мужа из Нидерландов. Надо быть в форме, чтобы не дай бог, европейки не показались лучше нас.
Муж Шамирам вскоре должен был вернуться из длительной  служебной командировки, и она жила ожиданием встречи с ним, страдая от разлуки, но и и гордясь в то же время его успехами. Впрочем, в бытовом плане ей было не трудно, она жила со своими родителями, которые практически делали всю домашнюю работу и помогали ей во всём. Поэтому у неё было время  для себя,  для шейпинга, её фигуре завидовали восемнадцатилетние девушки, а незнакомые люди  путали её со старшеклассницей.
     Вечером, дома, она отчётливо всё вспомнила  и была абсолютно уверена, что седая женщина в бассейне была Занэ. У Шамирам и Занэ в один и тот же день родились мальчики, потом их одновременно перевели в обсервацию. Улыбчивое и энергичное лицо Занэ, заметно выделялось среди потухших и бледных лиц. Для радости причин было мало, здесь либо сами женщины были тяжёло больными, либо новорожденные, у многих мужья были на фронте, от мыслей, что всех ждёт завтра и как и на что растить детей в ледяных квартирах, раскалывалась голова.  Занэ ходила по палатам, подсаживалась на кровати, смешила всех фронтовыми байками – она была медсестрой на фронте и участвовала в боевых действиях, и между делом с удовольствием угощалась. В больницах не кормили, и пациенты ели то, что приносили  родственники. К Занэ никто не приходил. Она всем рассказывала о своём муже, полковнике, за которым поехала на войну, и который её очень любит. Но   всем было ясно, никакого мужа у неё нет, и её ребёнок незаконорожденный. Многие на неё косились. Но Шамирам, у которой муж имел броню, считая себя в долгу перед теми, кто не на словах, а на деле проливает кровь на войне, защищая интересы своей родины, поддерживала дружеские отношения с неунывающей Занэ, в глубине души восхищаясь её стойкостью  и понимая, что за задорным смехом кроется женская несложившаяся судьба.
     И однажды, когда Занэ пришла к ней в палату и рассказывала какой-то грубый солдатский анекдот, явно игнорируя смущённые и раздражённые взгляды, вошла медсестра с заплаканными глазами. Девушка, работавшая вместе с ними здесь до того, как уйти добровольно на войну,  погибла.
- Видно, порядочная была девушка, поэтому и погибла. А то некоторые «сестрички» едут только для того, чтобы детей делать с чужими мужиками на дне окопов, где их пуля ни за что не достанет.
Зло сказала одна из пациенток, не сводя с Занэ испепеляюще-презрительного взгляда. Две другие засмеялись. Шамирам сжала руку Занэ, но та вскочила на ноги, как распрямившаяся пружина.
- На дне окопа? А ты хоть одну минуту там  была? А ты видела какие они выходят из боя?!
А вы знаете, как они плачут от боли,  раненные. А вы видели, как они смеются, когда снаряд попадает в друга, сидящего рядом с тобой и говорившего с тобой полсекунды назад, а сейчас превратившегося в кровавое месиво. И ты делаешь всё -  для них для всех! Вылизываешь им раны, чтобы сохранить им жизнь! Отдаёшь всё, что они просят, чтобы они не сошли с ума! Причём, прекрасно понимая, что ни от кого не дождёшься даже простого спасибо. Меня даже мой собственный отец не имеет право осуждать, а уж тем более такая крыса, как ты! Сама, небось, не вылезала с митингов, ночевала на площади у костра – «борьба, борьба до конца». Все вы Жанны д’Арк горланить и митинговать! А как кровь проливать в «борьбе до конца» - так сразу в крыс превращаетесь!
Занэ  ушла. Все сидели подавленные. Шамирам пробрал озноб  в прямом и переносном смысле – у неё резко подскочила температура, и как сквозь туман до неё дошли чьи-то всхлипывания.
На следующий день Занэ выписали. Медсестры, принеся детей, смеясь, стали рассказывать, как Занэ, которую никто не встретил, одна с ребёнком, спеленатым в больничное бельё, пешком пошла к метро. Но, наткнувшись на хмурые взгляды, быстро замолчали.
      События шестилетней давности разволновали Шамирам. Но с другой стороны, ей приятно было вновь увидеть Занэ живой и здоровой, увидеть её сына, красивого мальчика, улыбчивого,  совсем как его мать когда-то. На следующий день придя в бассейн, она подсела к Занэ:
- Здравствуй, Занэ. Помнишь, мы вместе лежали в роддоме. Наши мальчики даже родились в один день, если я не ошибаюсь.
Занэ посмотрела на Шамирам взглядом раненого животного:
- Я не знаю, когда родился мой мальчик. Это – не мой сын. Я его нашла на фронте и усыновила. Он знает, что я – приёмная мать.
Шамирам почувствовала как холодный пот заструился по позвоночнику. Горло как-будто обхватили ледяной рукой и сдавили, она  вдруг заметила, что в холле стоит тишина и все внимательно их слушают.
- Да-да, конечно. Он был тогда очень плох, поэтому вас и привезли к нам. Но сейчас он такой сильный и красивый мальчик.
- Спасибо.
Занэ сложила вязание в сумку, встала и пошла через холл в раздевалку, сквозь строй  насмешливых взглядов и кривых ухмылок  благополучных дам  -  гримасы благодарной Родины за  отстоянную на войне честь, за спасённые жизни своих сыновей, за  рождение  ещё одного сына, который в будущем  для своей страны станет опорой и защитой.
    Шамирам подошла к зеркалу, висящего в конце салона. Увидев в зеркале своё отражение, она в ужасе закрыла глаза. Ей показалось, что десять лет, -  на которые она выглядит моложе, - она украла у Занэ.