Мать задыхалась в трубку: «Афонька…Афонька…» и всхлипывала. Не понять было,
смеется или плачет.
- Мам, да что с тобой? С дядей Вовой все в порядке?
- Да, да. С Вовой в порядке все. Афонька…- снова всхлип, не то смех, не то
слезы, - вернулся…
- То есть как?
***
Кот Афанасий – собственность дяди Вовы, папиного брата. Если я имеею какие
претензии на внимание этого существа – должна испросить разрешения, тогда
будет отведен ограниченный временной промежуток и я смогу насладиться
обществом полосатого чуда под ревнивым взглядом хозяина.
Дядька мне не доверят. И не спроста. Давно было дело, но он помнит. Я тоже
помню, поэтому разрешения полюбезничать с Афанасием прошу с виноватым видом,
показывая, что грех свой готова искупать до самой смерти включительно и еще
немного после.
А грех за мною числится такой.
Был Афоня тогда молодым щеголеватым котиком – усы в стороны, глаза зеленые
пронзительные, полосы и пятна в таких тонах и в таких формах, что владелицы
кошечек на выданье готовы были души прозакладывать за одну ночку.
Соседка как-то увидала и давай меня упрашивать: «Ах, моя Муся скучает.
Чахнет ребеночек. Ей бы котяток. Но где же я для такой красавицы пару найду?
Вот разве что Афанасий. Вы дядю своего попросите. Денька на два пусть
отпустит котика погулять»
Мне идея не нравилась. Видала я соседскую Муську – мутно-рыжего цвета, уши
маленькие, глаза холодные. Комплекс дурнушки, анорексия, навязчивые идеи. Не
ест ничего, сидит целый день на шкафу – не шелохнется. Ноль обаяния,
спонтанность в минусе.
Ну зачем такая Афанасию?
Однако соседские отношения. Обязанности социальные. Поэтому я попросила
дядьку выделить нам Афоню на несколько дней, в целях улучшения местной
породы.
Муся встретила суженного шипением, даже лапой замахнулась.
- Ничего, ничего, - заверещала соседка, - Она же девочка, ей время нужно. Вы
не беспокойтесь, мы вашего сладенького, красавчика вашего в обиду не дадим,
- и выставила меня за дверь.
Неспокойно мне было в ту ночь. И воду пила и к двери соседской ходила,
прислушивалась, все ли в порядке. Утром приходит соседка. Муську свою на
руках держит, в голосе претензия.
- Вы знаете, Зина, Ваш Афанасий сбежал. Не справился с нашей красотулечкой,
лапулечкой, девочкой нашей целомудренной.
«Ну все. Конец. Кранты. Дядька не переживет»
- Когда? – говорю.
- Да мы не знаем точно. Он, наверное, через форточку. Мы за дверью тщательно
следили.
«Так. Пятый этаж» - думаю, пока по лестнице бегу собирать с асфальта мертвое
тело.
Под соседскими окнами все чисто (о, если бы я предполагала тогда, что спустя
несколько лет мне все же придется собирать с асфальта Афонины останки)
- Да Вы не беспокойтесь, Зина, он, наверное, за карнизы цеплялся –
притормозил. Раз не валяется, значит жив остался.
Найти Афоню не удалось. Мы сказали дядь Вове, что мать забрала Афоньку к
себе на недельку, воздухом подышать (родители за городом жили). А сами тем
временем расклеивали объявления, обшаривали подворотни, ходили по рынкам.
Все бестолку. Пропал Афанасий.
Ровно через неделю звонок. Дядька.
- Зина. Где мой кот?
- О, дядь Вова, он же у мамы, Вы его уже забрать хотите?
- Он не у мамы. Он у меня. Без уха. Сидел под дверью.
- Да что Вы говорите, дядь Вова, ну надо же, как такое может быть? – я
бормочу какую-то чушь, чуть не плачу.
Все что угодно. Пусть теперь меня отлучат от семьи. Пусть руки не подадут.
Пусть в лицо плевать станут. Я согласна на все. Спасибо, Господи!
Дядька действительно не разговаривал со мною месяца два. Даже не смотрел в
мою сторону. Потом как-то все само собой постепенно сгладилось, заросло. Вот
только и осталось в качестве наказания – надзор за нашими с Афанасием
взаимными ласками.
***
С того случая прошло три, да нет, пожалуй, четыре года. Наша безумная
семейка поменяла страну проживания. Сначала я. Следом родители. Потом к ним
приехал дядя Вова. Ему шестьдесят пять.
А Афоньке пять. Пожирел, заматерел, ленивым стал. Но усы-то торчат
по-прежнему и глаза, аж дух захватывает. Теперь Афанасий гулять не бегает.
Уходит с достоинством и тем же достоинством возвращается. Дядька, в конце
концов, перестал с этими отлучками бороться.
- Ну, что я могу сделать? Ну, мужик он. Буду ждать, - как-то обреченно
поклялся он, выпив на голодный, после целого дня поисков в незнакомом
городе, желудок рюмку водки.
И ждал. И всегда дожидался. И тратил чужестранные деньги на лечение
новоприобретенных чужестранных болезней, такие, какие на себя в жизни не
тратил и не потратил бы никогда. И ночами не спал, если Афанасий есть
отказывался. И покупал самое лучшее заморское (ну, теперь то уже для нас не
заморское, но все равно дорогое) кошачье питание. И все как-то катилось,
привычные страхи, привычные проблемы. Пока не случилось самое страшное.
Я узнала об этом от Митьки, дядь Вовиного сына, моего двоюродного брата.
- Зин. Там, перед домом у родителей. Афанасий. На дороге лежит,
раздавленный.
Я немею.
- Дядя Вова знает?
- Нет. Надо скорее его оттуда убрать, а то вдруг в окошко выглянет или мимо
пойдет. Беги.
Бегу. Соображаю.
«Так, кота убираем, ничего не говорим. Ну, потерялся, ну, того и следовало
ожидать. Ну, еще вернется. Хоть надежда останется»
Я опоздала. Вся семья стояла на обочине дороги. Дядя Вова сидел на
поребрике, обхватив голову руками, прямо перед ним лежало то, что некогда
было Афанасием. Мимо ехали машины.
Мы с Митькой собрали все, что там было в полиэтиленовый пакет. Закопали во
дворе. Дядя не сказал ни слова. Сидел так на поребрике, машины мимо ехали.
Потом встал и домой пошел. В комнате закрылся.
Отец купил водки. Сигарет. Выманили дядьку из комнаты и справили поминки. Он
плакал. И заснул, всхлипывая и икая на диване, перед телевизором, в который
мы все, пьяные, пялились.
Я пошла к себе часу в первом ночи. Мать смотрела любовную драму, мужики
спали. И вот звонок:
- Афонька!
- Мам, да что с тобой? С дядей Вовой все в порядке?
- Да, да. С Вовой в порядке все. Афонька…- снова всхлип, не то смех, не то
слезы, - он вернулся…
- То есть как?
- А вот так. Смотрю «Грозовой перевал», вдруг слышу, под окном мяукает. Ну,
думаю, напилась старуха, голоса покойников слышать стала. Стараюсь внимания
не обращать. А оно все мяукает. Громко, отчетливо.
Мать набралась смелости и выглянула в окошко. Я бы ни за что не решилась.
Еще водки выпила и уснула бы. Но мать у меня смелая. Выглянула и увидела
приведение. Приведение мяукало, как живое и выглядело тоже вполне живым.
Мы так до конца и не поняли природы произошедшего. Афанасий вернулся.
Вскрытие могилы показало полное наличие помещенного туда ранее содержимого
идентичной Афанасию масти (вот ведь интересно, при жизни у Афанасия никогда
не было двойников, он был абсолютно единственный и неповторимый). Дядька
немножко сошел с ума от счастья и твердил с похмелья: "Он бессмертный, он
навсегда"
Наша жизнь продолжается, как и раньше. И мне осталось только сказать, как
Афонька появился и дяди Вовы, и, пожалуй, можно ставить точку.
***
Афонька появился у дяди Вовы через три месяца после смерти тети Вали,
дядиной жены. Она умерла дома, на дядькиных руках, потому что в больницах
уже не было смысла.
Афонька был с тонюсенькой шейкой и с косоглазием, отчего ходил немножко
боком. Дядька брал его с собой в кровать и как-то утром Афонька выцарапал
дядьке глаз. Он был маленький и глупый. Какое счастье, что он тогда ничего
не понял, и эта трагедия не испортила его характера.
Что за чудо такое, человеческая привязанность? Для чего она нужна? Ниточка
ведь, тоненькая, того и гляди, порвется, а нет, вот, держимся, хватаемся
обеими руками и любим, и надеемся и даже верим иногда.