Эпилог.
Тетя Катя, получив обратно свои болотники, некоторое время все еще пытала меня, привез ли я золото от Хозяйки медной горы. Привез, тетя Катя, привез, отвечал я ей и кивал на кассеты для диктофона, рассыпанные у меня на столе. Всю дорогу, говорил, собирал в них по крупинке, а как на место приехал, так прямо греб лопатой. И включал диктофон. Тетя Катя слышала голоса, записанные под писк и жужжание комаров, потрескивание костра и поскуливание собаки, но ничего не могла понять. Ладно, говорил я ей, не мучься. Узнаешь обо всем из книги.
Только кот ее, великолепный Оскар, похоже, о чем-то догадался. Раньше-то он все на рябине сидел, напротив моих окон. А теперь я у «Лады» его приметил, под липами, а то и на них, на красавицах — то на одной, то на другой. Конечно, это связано и с тем, что сосед мой завел много живности, в том числе и цыплят, вот Ося и посматривает на них с высоты. Но мнится мне, что частенько поглядывает он и наверх, ближе к верхушке одной из лип, и косит потом на меня: знаю, мол, твой секрет, но обещаю молчать. Что делать — я ему верю, как верю и в то, что когда-то я сниму все же этот секрет, так замаскированный у развилок одной из лип, что ни с земли, ни с самой липы его не увидеть. Разве что по запаху отличишь: тут пахнет корой, а тут чем только не пахнет: и металлической фольгой, и целлофаном, и вощеной бумагой, и, наконец, чем-то странным на тряпичной основе, окрашенной противной типографской краской. По запаху это нечто странное похоже на старые географические карты, которые тетя Катя купила в уцененке для внука: показалось дешево — по три копейки за штуку. Невдомек было, что на картах этих — страна, от которой остались лишь долги да воспоминания, разные и очень противоречивые.
Что ж, великолепный Оскар — кот благородный, он обещание не нарушит, и я спокоен за свой секрет. Если от Алексеева так и не будет вестей, я распоряжусь им в своей последней воле. Возможно, я завещаю его тому, кто напишет роман о писателе, отказавшемся от завещанных ему сокровищ. Насколько я знаю, такой сюжет никому еще не приходил в голову. Да и чудака, отказавшегося от сокровищ, тоже, наверное, не было — даже среди писателей.
На компьютерном столике передо мной стоит фигурка медвежонка из селенита — красивого камня, почему-то называемого лунным; я купил его в одном из уральских городов. Но так жаль, что рядом с этой фигуркой нет фото медвежонка с белыми отметинами вокруг глаз — того самого, которого я видел на высокой сосне; кто знает, может, он и в самом деле потомок медведя, ставшего для Алексеева «братом». Такое же фото я послал бы и самому Алексееву — вместе с этой книгой. Я выполнил его последнюю волю.