Дело

                Моим родителям посвящается

                Д Е Л О

     Журавский проснулся в шесть часов утра и как ни пытался заснуть
снова - ничего не получалось. Вставать было рано и он продолжал лежать
с закрытыми глазами, прислушиваясь к шуму проходящих под окном машин.
Вчера он впервые после летнего отпуска вышел на работу и, хотя сам
отпуск прошел не больно-то весело, воспоминания о первом рабочем дне
только добавили ему неудовлетворенности и даже обиды, которые и копоши-
лись где-то в голове всю ночь.
     Хотя и обижаться вроде было не на кого. Разве что на своего приятеля
Виталия, который уговорил его провести отпуск вместе с ним в Крыму,
обещая всяческие услады и прелести, если отправятся они туда на старом
"Жигуленке" Журавского. Оказалось же, что представления Виталия о райской
жизни сильно отличались от его собственных. Что ж теперь вспоминать?....
Отпуск закончился. Хотя деньги, выделенные для этого, все равно закончи-
лись раньше.
     И вот снова работа до следующего лета. Увы, она тоже не приносит
пока большого удовлетворения. Вот уже чуть больше года он работает
адвокатом в одной районной конторе. А до этого почти десять лет был
следователем в городской прокуратуре. И хотя там тоже были свои обиды и
трудности, но по своему характеру, воспитанию и мироощущению он с гораздо
большим удовольствием готов был бороться с ворами, бандитами и взяточни-
ками, чем защищать их от правосудия.
     Не зря говорила его бывшая жена Катерина, что его характер - это его
судьба. Из прокуратуры пришлось уйти после того, как его непосредственный
начальник - городской прокурор Кравченко - сказал ему прямо в лицо, что
если он считает, так называемую, принципиальность и твердолобость главными
составляющими прокурорской карьеры, то он очень ошибается. И тут же пред-
ложил посодействовать с переходом в адвокатуру, если Журавский сделает это
"по собственному желанию". После развода с Катериной, который состоялся не-
задолго до этого, это было уже второе жизненное крушение.
     Стрелки настенных часов, на которые он поглядывал иногда одним глазом,
показали семь. Что ж, пора вставать. В девять надо быть в районном суде,
где он должен познакомиться с делом, которое ему вчера навесил
заведующий их конторой. Правда, потом он узнал, что мать обвиняемого
договорилась еще месяц тому назад о защите своего сына с коллегой Слуцким -
гордостью и славой городской адвокатуры, но Борис Абрамович как раз в это
время оказался занят другими делами и вот теперь в суд надо ехать ему. Ох,
уж этот Б.А. Как хорошо он чувствует дела, не приносящие ни славы, ни до-
хода. Собственно, это и испортило вчера ему настроение на весь остаток дня.
     Позавтракав геркулесовой кашей, которую после язвы желудка рекомендо-
вал ему есть каждое утро лечащий врач, и полукопченой колбасой, которую
он ел назло этому врачу, Журавский вымыл посуду, наскоро прибрал в комнате,
вытащил из шкафа темносиний костюм, который одевал всегда, когда собирался
быть в суде, и вышел к тролейбусной остановке.
     Здесь он сыграл в обычную игру, которая заключалась в следующем.
Гараж, в котором он держал свой "Жигуль", находился недалеко от конечной
остановки тролейбуса, до которой надо было ехать минут пятнадцать. На рабо-
ту же он должен был ехать в обратную сторону. Почти каждое утро он брал ма-
шину или целый день обходился без нее в зависимости от того, какой тролей-
бус приходил первым. На этот раз первым пришел тролейбус, который направ-
лялся к центру, и Журавский впервые за утро удовлетворенно хмыкнул, т.к.
ездить в автомобиле по городу не любил, а сэкономленное с помощью машины
время слихвой перекрывалось стоимостью потраченного за день бензина.
     В начале десятого он был уже в суде. Получил у секретаря - еще не
старой, но очень серьезной и значительной женщины - дело Петрова и принялся
его читать. Да.. Борис Абрамович был как всегда прав. Защищать таких подсу-
димых и Журавскому нравилось меньше всего. Кратко версия следствия была
такова. Обвиняемый Петров, то ли маньяк, то ли просто отморозок без тор-
мозов, получив в кафе от двадцатилетней Лены Завадской отказ на предложение
потанцевать с ним, не нашел ничего лучшего для успокоения оскорбленного
самолюбия, как дождаться ее выхода из кафе и затем убить двумя ударами
ножа, один из которых попал прямо в сердце.
     Кабы его воля, он бы не защищал таких выродков, а сам бы стрелял их.
Вот только надо подумать из чего лучше. Из пистолета - как бы не было по-
хоже на тридцать седьмой год. Из автомата - того и гляди кого-то из неви-
новных зацепишь. Пожалуй, лучше всего из винтовки с оптическим прицелом.
Вот выходит такой подонок из кафе, пьяный, самодовольный, считающий, что
ему все позволено. А ты его из чердачного окна напротив прямо в компании
таких же друзей и приятелей бац ... И девушка будет жить еще долго-долго.
Выйдет замуж, родит сына. Потом начнет регулярно ссориться с мужем. И муж,
того и гляди, сам кинется на нее с ножом... Ну, ладно. Хватит фантазий.
Тем более, что они опять привели его к Катерине.
     Он знакомился с делом почти до обеденного перерыва и чем больше читал,
тем сильнее охватывала его смутная тревога. Что-то ему все больше и больше
не нравилось. Он еще и сам не понимал, что именно, но его прошлый следова-
тельский опыт настораживал и вызывал все большее беспокойство. Перевалив
через середину тома следственных материалов, он со злостью отодвинул папку
и решил разобраться в собственных ощущениях.
     Итак, что же ему все таки не нравится? Во-первых, не нравится эта-
кая "разноплановость" следствия. Вначале следователь представляет Петрова
попросту маньяком в стиле голливудских традиций. Это видно и по протоколам
первых допросов, и по тому как выстраивается им само преступление. Вот
Петров загодя покупает в магазине кухонный нож, загодя заостряет и точит
его. Потом выходит на "охоту", не зная, кто станет его жертвой. А вот
вопросы или "намеки" следоватедя, который явно пытается "повесить" на
Петрова еще два убийства, случившиеся более года тому назад в те времена,
когда сам Журавский служил в прокуратуре. Тогда с интервалом в месяц
были найдены задушенными две молоденькие проститутки, промышлявшие на
малой окружной дороге. Те убийства так и остались нераскрытыми и вот
теперь следователь пытается "раскрыть" их с помощью Петрова, хотя любому
участковому ясно, что там у преступников был совсем другой почерк и,
видимо, совсем другие цели. Может быть следователь профан? Но что-то
не похоже. Скорее, ему просто без разницы, кто в действительности убил
тех девушек - главное "столкнуть глухаря". И это особенно насторожило
Журавского.
     Потом, где-то с середины тома начинает проступать новая модель:
Петров убил Завадскую случайно из чувства мести и преступной распущен-
ности, будучи пьяным и морально готовым к любому преступлению. "Такое
впечатление - подумал про себя Журавский, - что следователь, чувствуя
слабость первой версии, на всякий случай, оставляет для суда и запасную".
     Во-вторых, из многочисленных материалов, подколотых к делу, совер-
шенно не видно, чтобы следствие рассматривало какие-то другие версии. Да,
поимка маньяка, серийного убийцы - самое трудное и неблагодарное, что
может быть в следственной работе. Но есть, есть у этой медали и другая
сторона, о которой Журавский, как бывший следователь, тоже хорошо знал.
     Вот, предположим, Вася как будто бы убил своего приятеля Колю или
подружку Веру, которых знал год, два, а то и пять. Но если Вася не хочет
признаваться в содеянном и нет прямых свидетелей этого преступления, то
ох как тяжело убедить суд в правоте обвинения, если следователь не пред-
ставит хорошо доказанных причин и мотивов, побудивших вышеуказанного
Васю пойти на убийство. Не помогут ни отпечатки пальцев, ни пятна крови
на васиной рубашке - приятелей и подружек просто так не убивают. 
     Еще хуже, если убийство связано с деньгами, работой или, как теперь
говорят, бизнесом потерпевшего. Приходилось и ему в свое время перелопа-
чивать тонны доверенностей, накладных, чеков и другой финансовой макула-
туры, чтобы доказать суду, что гражданин Васильев действительно брал в
долг у Николаева нигде не оприходованные солидные суммы в долларах или в
наших деревянных, которые обязательно пришлось бы вернуть, если бы Нико-
лаев остался живым. Потому-то так долго тянуться следствия по финансовым
махинациям и заказным убийствам и так плачевны результаты этих титаничес-
ких усилий.
     То ли дело маньяк-параноик. Он убивает без всяких причин, просто так,
потому что выродок. Под его нож или удавку может попасть любой человек.
Между прочим, и вы, граждане судьи, и вы гражданин адвокат. И не надо
искать каких-то причин и мотивов преступления. Были бы какие-никакие
свидетели, улики, отпечатки и любой прокурор готов с жаром доказывать
в суде его виновность.
     Возможно, все это и не относится к данному делу и мысли эти пронеслись
в голове Журавского просто так? Но нет, все же было в этом ворохе свидетель-
ских показаний, допросов и заключений что-то такое, что заставило его вспом-
нить свою прошлую службу. Интересно, обратил бы на это внимание Борис
Абрамович, у которого, не смотря на всю его славу, за спиной кроме адвокат-
ской практики больше ничего не было? И Журавский немного погордился своим
разносторонним опытом, а затем вновь придвинул папку и внимательно прочитал
ее теперь уже до конца, делая у себя в блокноте всякие пометки и ссылки.
     И еще одна деталь в работе следствия не понравилась ему. Хотя это на-
верное заметил бы и Борис Абрамович. И в своей прежней, и в нынешней дея-
тельности для проверки правоты собственных выводов о виновности или не-
виновности обвиняемого он использовал одну простую методу, которую можно
было бы назвать "Соответствие действий обвиняемого образу, выбранному для
него следователем". Вот и в этом деле Петров либо убил Завадскую, и тогда
он преступник-убийца и все, что он сделал и что стало известно следствию
должно соответствовать этому образу. Либо он не убивал ее, и он невинный
человек, который должен вести себя так, как и большинство людей его воз-
раста и положения.
     Что же следует из материалов дела? Петров как-будто бы убийца, может
быть даже маньяк. Но свою жертву он выбирает почему-то в кафе, которое
посещает систематически где-то раз в неделю. И именно поэтому бармен легко
узнает Петрова по словесному портрету, нарисованному со слов свидетеля
преступления. Более того, совершенное им убийство отнюдь не уменьшило в
нем любовь к этому заведению, и он продолжает его посещать, в результате
чего и оказывается за решеткой.   
     Конечно, в жизни может быть все, что угодно - даже маньяк, который
еще и кретин. Это Журавский тоже успел понять за время своей работы. Но
все же в подавляющем большинстве случаев убийцы не подстерегают свои
жертвы в местах, где их легко могут опознать окружающие. Есть, правда,
еще состояние аффекта, выпивка до потери рассудка и т.д., но об этом в
деле ничего не сказано.
     Что ж, пора подводить итог прочитанному. Вот, что предлагается суду
следствием и что было записано им в записную книжку. В 0.45 12.06... года
вблизи кафе "Золотая рыбка" была найдена убитой Е. Завадская, работавшая
продавцом в одном из киосков оптового продовольственного рынка. Единствен-
ный свидетель преступления - 70-ти летняя пенсионерка М.И.Тарновская -
как раз в это время встала с кровати и открыла свое окно в доме напротив
кафе, т.к. у нее во сне заболело сердце. Она-то и видела, как из кафе вы-
шли мужчина и женщина, как они прошли вместе метров 30, когда вдруг мужчина
бегом вернулся обратно в кафе. А женщина осталась ждать его возле скамейки,
хорошо освещенная фонарем. Вдруг откуда-то из темноты вынырнул еще один
мужчина, по мнению Тарновской, лет тридцати, высокий, плотный, с темными
волосами, стриженными по моде - под уголовника. Между ними как будто бы
произошел короткий разговор, после чего мужчина на несколько секунд вплот-
ную придвинулся к женщине, затем резко отстранился от нее и исчез в темной
боковой улице. А женщина как-то осела на скамейку, где и оставалась до
возвращения первого мужчины. Он то и поднял тревогу. Свидетеля Тарновскую
работники уголовного розыска обнаружили, когда подряд опрашивали всех жите-
лей дома напротив.
      Одним из мотивов преступления решено было считать любовную ссору,
которая началась еще в кафе, поэтому после составления портрета убийцы,
его показали некоторым служащим этого заведения. Тогда-то бармен и опознал
в нем одного из своих клиентов. Но места проживания его бармен не знал и
следователям пришлось бы еще долго его искать, если бы где-то через неде-
лю тот, как ни в чем не бывало, не появился в кафе снова. Очевидно из-за
этой наглости его и не арестовали сразу, а, проследив, выяснили место
жительства, место работы, имя и т.д.
     Арестовали его только через 5 дней, проведя за это время "большую
следственную работу". Здесь и записи бесед с его соседями, и с коллегами
по работе (оказалось, что он добывал себе хлеб, работая таксистом на
собственной машине в некой фирме) и даже приятелями. Тут были и выписка
из его карточки в поликлинике, и справка из районного отделения милиции,
из которой следовало, что Петрова там вообще не знали. ("Зачем вся эта
дребедень, и почему все же его не арестовали сразу?"- удивился Журавский).
Наконец, он был препроважден в КПЗ и на следующий день опознан Тарновской
среди восьми мужчин примерно одного с ним возраста.
     В деле была и фотография орудия убийства - обычного кухонного ножа.
Сотрудники угро, правильно рассудив, что вряд ли преступник будет идти
по городу с окровавленным ножом, нашли его в баке для муссора во дворе
четвертого от угла дома. Журавский грустно и ностальгически усмехнулся,
представив себе сколько муссорников пришлось перерыть этим ребятам, пока
была найдена одна из важнейших улик.
     Где-то на третьем году его следовательской работы он с товарищами вот
также рылся всю ночь в муссорных баках, пытаясь найти пистолет, которым
только что был убит не то новый банкир, не то старый партийный функционер.
Тогда заказные убийства были еще большой редкостью и городское начальство
стояло на ушах, требуя немедленно найти преступника. Увы, им повезло тогда
куда меньше: не удалось найти ни пистолета, ни киллера, ни заказчика. А
когда, усталый и злой, он пришел под утро домой, Катерина, не слушая его
об"яснений и брезгливо принюхиваясь к запаху, исходившему от его одежды,
долго ходила кругами вокруг стола, за которым он вяло жевал поджаренную
еще вечером картошку, и с большой экспрессией говорила все, что думала о
нем, о его работе, о его отношении к ней и даже, почему-то, о его роди-
телях. Впрочем, с чего бы она не начинала, заканчивался каждый выпад одной
из двух сентенций: либо "пить надо меньше", либо "не стоило заканчивать
университет, чтобы по ночам рыться в муссорниках". Когда и та и другая идея
были высказаны с десяток раз, он не выдержал, спихнул со стола сковородку,
хлопнул дверью и заперся в ванной. Кажется это была первая серьезная ссора
между ними. Журавский испуганно тряхнул головой:"Господи, о чем это я ?"
     Итак, орудие убийства со следами крови Завадской, но без отпечатков
пальцев преступника. Наверное, он стер их носовым платком, который найти
не удалось. Были на ноже возле ручки в очень малом количестве и следы
крови другой группы. Следователь решил, что это кровь с руки убийцы, кото-
рая соскользнула на лезвие ножа в момент удара. К несчастью для Петрова,
его кровь была именно этой  группы.
     В деле среди прочих бумаг находился и тот портрет, что был сделан со
слов Тарновской и по которому бармен узнал Петрова. С него на Журавского
смотрел широко открытыми глазами некий суб"ект с анемичным лицом и расче-
санными на пробор темными волосами. Интересно, насколько этот смоделиро-
ванный следствием портрет действительно похож на Петрова. Ну, это ему еще
предстоит выяснить.
     Вот такая модель преступления, освобожденная Журавским от всего лиш-
него и основанная только на достойных внимания показаниях свидетелей и
уликах, что предлагались суду следствием,  была записана в блокнот адво-
ката. Все остальное, что находилось в папке, было подшито к делу, по его
мнению, скорее всего, так, на всякий случай. И какой же вывод из всего
этого должен сделать защитник Петрова? А вывод такой: хотя следствие
проведено и не лучшим образом и кое что в нем у непредвзятого профес-
сионала может вызвать удивление, тем не менее, обвинение Петрова в убий-
стве выглядит достаточно убедительным, потому что базируется на непроти-
воречивых свидетельских показаниях (прежде всего пенсионерки и бармена),
уликах и заключениях экспертов (нож, группа крови и т.д.), указывающих на
его виновность.
     И как же в этом случае строить защиту? Ведь об уменьшении вины или
смягчении наказания говорить не приходится. Петров либо убил Завадскую и
тогда должен ответить по всей строгости закона, либо не убивал ее и тогда
он совершенно невиновен и должен быть оправдан судом. Вот только кто же он
на самом деле? Трудно из представленного суду маньяка сделать невиновного.
И если это и возможно, то только в том случае, если сам Журавский сначала
поверит в эту невиновность.
     Он закрыл папку и наконец прочитал на титульном листе фамилию следова-
теля. Наверное, все обычные адвокаты с этого начинают знакомство с делом.
Но Журавский - необычный адвокат. Почти всех следователей, своих бывших
коллег, он хорошо знал. Знал их возможности и, мягко говоря, особенности.
Поэтому после первых двух-трех дел он решил для об"ективности и непред-
взятости знакомства узнавать имя следователя только в конце. Значит Сыр-
цов Александр Евгеньевич - следователь по особо важным преступлениям. Ого!
Ай да Шурик! Вот так ты быстро раскрыл убийство, потрясшее весь город.
Молодец! Ну, уж тебя-то Кравченко из прокуратуры не выставит. И Журавский
положил еще одну песчинку на невидимую чашу весов правосудия в пользу не-
виновности Петрова. Хотя, если и поверить в это, ох как трудно будет дока-
зать эту невиновность в суде. Если только... Если только на самом слушании
не удастся выявить какие-то новые обстоятельства или хотя бы новые подроб-
ности происшедшего.
     А слушание дела Петрова должно было состояться через неделю. Есть
еще немного времени, чтобы все же попытаться добыть какие-то новые доказа-
тельства его невиновности. Вопрос - где их можно найти. Во-первых, надо
встретиться с ним самим. Во-вторых, встретиться с его матерью, чтобы полу-
чить официальное разрешение на защиту  сына и , может быть, узнать что-
нибудь новое о случившемся. В-третьих, еще раз необходимо поговорить с кол-
легами Петрова - имеющиеся в деле протоколы бесед с ними, по-существу, ниче-
го не дают ни обвинению, ни защите. В-четвертых, надо узнать у матери или
у коллег была ли у Петрова жена или близкая подруга и поговорить с ней
("Интересно, что именно при таких обстоятельствах рассказала бы обо мне
Катерина?"). В-пятых, надо пару раз поужинать (нет, лучше пообедать) в
"Золотой рыбке" и попытаться поговорить о случившемся с обслугой. Больше
пока в голову ничего не приходило.
     Рабочий день подходил к концу. Значит начинать будем завтра. А сегод-
ня надо успеть забежать в юридическую консультацию - вдруг заведующий на-
шел для него еще пару таких же .....  дел. Сегодня же надо оплатить квитан-
ции за телефонные переговоры, которые скопились за время отпуска - потом
будет не до них. Затем зайти на рынок и в гастроном за продуктами на неделю.
А вечером можно позвонить Катерине. Узнать забрали ли Лешку у бабки, как
он себя чувствует и вообще, как у них там с новым отцом семейства. Кажется,
они собирались ехать к морю в бархатный сезон. Вот, если б удалось угово-
рить Катерину оставить Лешку на это время с ним. Только, пожалуй, не оста-
вит -"Ты дурно влияешь на его воспитание". Сказал бы я, кто на него дурно
влияет. Но уж тогда точно не оставит. Разве сначала позвонить бывшей теще
и договориться о поддержке. Странно, но и раньше, и теперь теща чаще под-
держивала Журавского, чем Екатерину. Увы, обычно это ему мало помогало.

     На следующий день он уже с девяти часов был в адвокатуре. Только
успел обменяться с коллегами несколькими фразами о порученом деле, как
появилась мать Петрова - худая женщина с обиженым лицом, нервными дви-
жениями рук и беспокойным взглядом. Вчера заведующий консультацией пообе-
щал ему предупредить ее по телефону о замене защитника.
     -Мне поручили защищать вашего сына, но если у вас есть какие-то
другие соображения на этот счет, то вы можете обсудить их с заведующим.
     -Нет, нет. Мне сказали, что вы хороший адвокат. И еще сказали, что
вы бывший прокурор и знаете там многих. Поверьте, я все готова сделать
для своего сына.
     Переход был резкий, но Журавский уже давно решил просто не обращать
внимания на подобного рода намеки.
    -Скажите, вы виделись с сыном 12 или 13 июня?
    -Нет, мы живем в разных районах города и последнее время видимся
гораздо  реже, чем мне бы хотелось. Мы разменяли квартиру после смерти
отца Миши ("Миша - это Петров"- подумал про себя Журавский).
     Далее пошла длинная история о счастливой семейной жизни, о любящем
муже и умном, добром и послушном сыне. Журавский по опыту знал, что
такие истории лучше не прерывать, если не хочешь потерять контакт с со-
беседником. Наконец, он не выдержал.
    -Эту машину, на которой сын работал таксистом, он купил сам?
    -Нет, она ему досталась по наследству от отца. Представляете, он умер
через год после того, как купил ее.   
    -А как вы считаете, сын зарабатывал на ней достаточно?
    -Ну, не знаю. Во всяком случае у меня денег он не просил.
    -Сейчас вашему сыну 35 лет. Он женат?
    -Был женат, но развелся. Мы тогда жили еще все вместе. Боже мой, как
я натерпелась от этого брака.
    -Давно развелся?
    -Да уж года четыре.
    -А как сейчас?
    -Вы имеете в виду женщин? Ну, живет сейчас с какой-то, Валентиной
зовут. Знаете, так живет, по новому. Без оформления. Не понимаю все же я
этого: хочешь с кем-то жить - женись или там, выходи замуж. 
     И дальше последовало пространное отступление о падающей морали, о
жизни без обязательств и т.д. Все это тоже пришлось выслушать. Вдруг из
ее глаз покатились слезы, лицо исказила грмаса и она стала судорожно
всхлипывать.
    -Не убивал он. Не убивал. Поверьте матери - не мог он этого сделать.
Это все какая-то ужасная ошибка.
     Слезы и всхлипывания продолжались до конца беседы, пока он не понял,
что никаких новых подробностей больше от нее не узнает. После этого он
еще долго успокаивал ее, приносил воды, пытался обнадежить. На прощанье
он все же спросил:
    -А где можно найти эту Валентину?
    -Да она, наверное, живет в его квартире.
    -Нет, квартира опечатана.
    -Ну, не знаю. Разве что на службе. Он, кажется, говорил, что она ра-
ботает в какой-то фирме не то секретарем, не то референтом.
    -А как найти эту фирму?
    -Знаете многоэтажный дом на Бассейной? Там сейчас полно всяких фирм.
Так вот, она, кажется, в той что занимается сельским хозяйством ("Ну да,
картошку, наверное, сажают, а потом окучивают, пропалывают регулярно"-
хмыкнул про себя Журавский).
     Он стал прощаться, провожая ее к выходу и осторожно поддерживая
за локоть. Она вдруг с жаром схватила его за руку.
    -Поверьте, я не пожалею никаких денег. Если нужно - продам квартиру.
Я все - все сделаю, только скажите.
     Он почувствовал, что  выдержка его заканчивается.
    -Лучше помогите мне доказать, что ваш сын действительно не виновен.
Вспомните еще хоть какие-нибудь подробности тех злополучных дней. И если
что, сразу же звоните мне. Вот мой телефон и рабочий, и домашний.
     "Ну, кажется, все. Ох, как тяжело разговаривать с матерями подслед-
ственных. Сын может быть рецидивистом, а мать вспоминает о том как он
разводил голубей и плакал в детстве над подстреленной птицей. Ладно.
Теперь в тюрьму на встречу с 35-летним послушным мальчиком Мишей. Да и
подружку его как-то сыскать нужно. Пройтись по Бассейной, что ли?"

     Пропуск в тюрьму был заказан на завтра, поэтому у Журавского был
выбор: то ли пойти пообедать в "Золотую рыбку", то ли поискать какое-
нибудь общепитовское заведение вблизи Бассейной. В конце концов он вы-
брал второе и через часа два стоял перед входом в какое-то бывшее зна-
чительное государственное учреждение, которое за последние десять лет
изрядно порастеряло свою значительность, а, может быть, и государст-
венность. Зато теперь на его парадном входе красовалось более десятка
малых и больших деревяных и мраморных дощечек с самыми неожиданными
именами фирм, деятельность которых тоже могла оказаться не менее
неожиданой.
     И кто же тут занимается сельским хозяйством? Он вошел в простор-
ный вестибюль. Слева за стекляной перегородкой была видна пожилая
женщина: то ли вахтер, то ли дежурная, главной обязанностью которой,
как понял Журавский, было демонстрировать связь времен и которая си-
дела за этой перегородкой, наверное, уже лет двадцать. Справа начина-
лась мраморная лестница, у основания которой, очевидно, вместо мрамор-
ного льва, сидел мордатый молодой человек в черной одежде с утомленным
от скуки лицом. Он явно представлял сегодняшнее время и потому смотрел
на всех входящих с подозрением и слегка пренебрежительно. Журавский
не задумываясь повернул налево.
    -Меня направили к вам на Бассейную из сельхозкооперации. Нам нужно
сдать свою продукцию какой-то фирме, но название ее я забыл пока искал
вас. Вы не подскажите какая из ваших фирм может интересоваться сельско-
хозяйственной продукцией?
     Ничуть не удивившись расплывчатости вопроса, женщина слегка поду-
мала и сказала:
    -Вам скорее всего нужен либо "Карпольинвест", либо "Мерикона". Если
первый, то на третий этаж. Если вторая - то на пятый.
     По всему было видно, что именно на такие вопросы женщина отвечала
все двадцать лет своей службы и именно в этом видела свое назначение.
Журавский секунд пять подумал и решил, что сначала все таки лучше под-
няться на третий этаж и смело пошел на набычившегося штурмовика.
    -Я в "Карпольинвест" к Луговому.
     Почему он назвал именно эту фамилию Журавский и сам не знал. Но
легкий кивок стриженой головы подтвердил, что играет он по правилам и
поэтому может ступить на мраморную лестницу. Похоже, что этот бугай
как раз-то и не знал зачем вообще сюда посажен. Ну, да это его
трудности.
     На третьем этаже длинный коридор уводил от лестницы влево к дале-
кому запыленному окну. Уже на пятой двери справа он прочитал надпись:
"Карпольинвест". За дверью окзалась обыкновенная небольшая комната, с
десятком обыкновенных стульев под стеной, обыкновенным письменным
столом, стоящим торцом к окну, за которым сидела обыкновенная киевская
леди в возрасте от двадцати пяти до сорока  лет. Точнее определить
возраст было сложно из-за большого количества парфюмерии и косметики,
втертой и вмазанной в лицо леди.
     Необыкновенными в комнате были лишь навороченный компьютер, на
экране которого переплетались какие-то разноцветные трубы, и густой
запах раздавленных свежих огурцов, который последнее время почему-то
отождествлялся с французскими духами. "Неопределяемость возраста,
огурцовый запах и обыкновенные стулья говорят бывшему следователю о
том, что треть (а то и половина) зарплаты этой леди уходит в загра-
ничную парфюмерию"- подумал про себя Журавский, еще раз принюхался и
добавил: "Конечно в том случае, если французские духи не выделываются
из наших огурцов, приобретаемых "Карпольинвестом" в наших же окрест-
ных селах. Тогда этот запах лишь прибавка к ее жалованью".
     -Добрый день.
     -Добрый.- Леди подняла голову от компьютера и долгим взглядом по-
смотрела куда-то за голову Журавского.
     -Я ищу референта Валентину, которая работает в фирме, занимающейся
сельским хозяйством.
     -Наша фирма имеет отношение к сельскому хозяйству, а меня как раз
зовут Валентиной. -Она замолчала и продолжала спокойно смотреть за Жу-
равского. На ее лице не было ни любопытства, ни нетерпения.
     -Если вы та Валентина, которую я ищу, то вы должны знать некоего
Михаила Петрова.
     После длинной паузы, ничего не изменив в лице, она ответила: -Да
среди моих знакомых был некто Михаил Петров, но все, что я знала о нем,
я уже сказала следователю.
     "Ага, значит Шурик Сырцов все-таки беседовал с ней, и то что он не
подшил эту беседу в дело - хороший признак. Посмотрим, что будет дальше".
     -Я не следователь, а как раз наоборот: так уж получилось, что мне
предстоит защищать в суде вашего знакомого. Вот моя визитка.
     Она опустила глаза и теперь долгим взглядом рассматривала визитную
карточку. -И чем же я могу вам помочь? -Вопрос был только в голосе,
лицо и взгляд оставались такими же задумчиво-невыразительными.
     -Вы ведь знаете - его обвиняют в страшном преступлении, а я должен
защищать его. Но я просто не знаю, как себя вести в суде,- вдруг сознал-
ся Журавский. Очевидно ее тягучий бестрепетный взгляд вывел его из рав-
новесия. -Я ведь адвокат, поэтому позвольте мне задать вам несколько
нескромных вопросов. 
     Ее лицо и взгляд не изменились и, поскольку ни возмущения, ни
возражения не последовало, Журавский спросил:
     -Вы не могли бы сказать, хотя бы примерно, сколько времени вы зна-
ли Петрова?
     -Примерно....? Один год, два месяца и двенадцать дней.
     "Хорошо, что я не попросил ее вспомнить по-точнее"- зло подумал
Журавский. -Мать Петрова сказала мне, что вы были близки и жили вместе.
Не вспомните ли, тоже приблизительно, как долго это продолжалось?
     -Я переехала к нему третьего июня того года, а рассталась с ним вто-
рого мая этого. С тех пор я его не видела.
     "Вот кому бы быть свидетелем"- с грустью подумал Журавский.   
     -А не расскажете почему вы расстались?
     Опять ни удивления, ни возмущения.
     -Мне надоело отстирывать грязь с его костюма. -Увы, Журавский не
смог скрыть ни удивления, ни улыбки. Куда ему до этой милой дамы.
     -А почему, извините, вам приходилось заниматься этим вообще? -Он
уже почувствовал куда клонится дело.
     -Потому что ваш подзащитный - большой любитель напиваться до осви-
нения. Ну а где и в какой грязи он вываливается потом, вы уж лучше его
спросите.
     -И часто с ним бывало такое за ....за время вашей совместной жизни?
-Он хотел подсчитать месяцы и дни, но понял, что до Валентины ему дей-
ствительно далеко.
     -Я ушла от него после третьего раза.
     -Может три раза за ...- он замялся - ну, почти за год для русского
человека не так уж и много? -(Все-таки она его разозлила).
     -Ну, у каждого свои пределы терпения.
     Разговор никак не поворачивал в нужную ему сторону. Поэтому
он опять решил говорить с ней прямо.
     -Конечно упивание до свинского состояния не назовешь хорошей при-
вычкой, но меня ведь интересует другое: мог ли Петров в трезвом или
скотском состоянии кинуться на человека с ножом? Что вы думаете по
этому поводу? Ведь год вы жили в одной комнате и встречались ежедневно.
     Воспоминания о стирке костюма на какие-то секунды вдохнули жизнь
в ее непроницаемое лицо. Но теперь оно опять вернулось к прежнему
состоянию, а взгляд опять уперся в стену за затылком Журавского.
     -Насчет ножа ничего не могу сказать, но на меня в этом самом, как
вы сказали, скотском состоянии руку поднимать он пытался.
    - И вы сказали это следователю? -Он искренне удивился, конечно, не
сказанному, а тому, что Шурик не внес это в материалы дела.
    -Нет, следователю я рассказала только про костюм. -Журавский опять
не смог удержать улыбку. Злость на эту закованную в броню женщину нео-
жиданно прошла и он еще раз спросил.
     -Но все же прошу вас ответьте, мог он убить человека или нет?
     Каким-то восьмым чувством она уловила смену его отношения
к ней, наконец посмотрела ему в глаза и чуть охрипшим голосом ска-
 зала:
     -Не знаю. Я сама об этом на раз думала. Но, если он мог ударить
меня кулаком, может быть мог и ножом. Боже, если б вы знали, каким он
становился ужасным, когда напивался.
     -Спасибо за беседу. Может быть я как-нибудь навещу вас еще. А пока
до свиданья.
     -До свиданья. Заходите, но лучше по каким-нибудь другим вопросам.
     -Может быть по поводу повышения урожайности бобовых или борьбы с
колорадским жуком?
     -Может быть. Но тогда вам придется говорить с моими боссами.-Теперь
она смотрела ему в глаза и выглядела даже милой.
     "Наверное, я притерпелся к огурцовому запаху"- подумал он, по-
клонился и закрыл за собой дверь.
      "И какой же вывод можно сделать из этой беседы? Пожалуй, к делу
не стану подшивать ее и я. Из Валентины, не смотря на все ее способ-
ности, свидетель защиты - тоже никакой. Посмотрим, что даст мне встре-
ча с самим обвиняемым".
     Он спускался по мраморной лестнице и думал о том, как понятны и
просты причины разъезда Валентины и Петрова, и как трудно было бы найти
стороннему наблюдателю причины его собственного развода с Катериной.
Все говорили, что они были так похожи и так подходили друг для друга.
Когда же и почему впервые появилась та маленькая трещина в их взаимо-
отношениях, которая чуть ли не с каждым днем становилась все шире и
глубже, пока не превратилась в широкую и бездонную пропасть? И самое
печальное в этом то, что и сейчас ему иногда кажется, что он все же
смог бы перемахнуть ее даже без большого разбега. Одно плохо: на той
стороне его никто не ждет.

     В половине одиннадцатого утра следующего дня Журавский был уже в
тюрьме. Пятнадцать минут ушло на выполнение всяких формальностей, и вот
он уже сидит в комнате для свиданий с подследственными, куда вот-вот
должны привести Петрова. Он выложил на стол блокнот и стал проссматри-
вать свои записи, время от времени с любопытством поглядывая на дверь.
     Минут через десять за ней послышались шаги и на пороге появился
конвоир с румяным лицом и каменным взглядом.
    -Подследственный Петров приведен для свидания с адвокатом.
    -Спасибо. Можете идти. Где-нибудь через час я вас вызову.
     Конвоир вышел, прогрохотав замком, и Журавский смог наконец,
внимательно посмотреть на предполагаемого убийцу. Давно известоно и
много раз говорено еще на студенческой скамье о том, что внешний вид
человека совсем не жестко связан с его моральным обликом.
     Университетский преподаватель, рассказывая о подобных вещах
на очередной лекции, принес с собой штук десять фотографических
портретов и предложил студентам, глядя на лица, определить: кто из них
преступник, а кто нет. Журавскому вспомнились сейчас два их них. На од-
ном был изображен белокурый ясноглазый парень с открытым лицом и весе-
лой улыбкой, которого вся аудитория единогласно признала комсомольским
поэтом, а он оказался серийным убийцей, фотографию которого шутник-доцент
вырезал из английского журнала.
     На втором был изображен зрелый мужчина с маленькими и злыми глазами,
низким лбом и квадратной челюстью, которого все также единогласно призна-
ли опасным рецидивистом, и который в действительности оказался заведующим
одной из кафедр соседнего филологического факультета. Этот портрет попал
в коллекцию в качестве подарка от такого же шутника студента, который,
наслушавшись лекций нашего преподавателя, случайно забрел к филологам и
стащил там фотокарточку с доски почета.
     И все же Журавский и в качестве седователя и в качестае адвоката
всегда с волнением и любопытством ожидал первого свидания с обвиняе-
мыми и так и не смог полностью выйти из под влияния, которые они на
него оказывали.
     Но сегодня, увидав Петрова, он прежде всего не смог скрыть своего
удивления. А удивился он сходству, которое явно просматривалось между
нарисованным со слов свидетельницы портретом и стоящим перед ним ориги-
налом. То же маловыразительное лицо с чуть расширенными глазами, только
теперь слегка растерянное или скорее перепуганное. Тот же пробор в тем-
ных волосах, только теперь взлохмаченный и тоже как-будто перепуганный.
"Ай да техника, ай да художник",- почему-то с неодобрением подумал
Журавский и показал на стул с противоположной стороны стола:
    -Садитесь пожалуйста. Я ваш адвокат. Зовут меня Журавский Андрей
Петрович. А вы значит Петров Михаил Иванович?
     Петров какое-то время непонимающе смотрел на него, наконец сел и
охрипшим голосом скзал "Да". Потом откашлялся, еще раз повторил:"Да"
и уставился в какую-то точку на столе.
    -Вы знаете в чем вас обвиняют?
    -Да.
    -Вы знакомились с делом?
    -Да.-Тут он резко поднял голову, схватился руками за край стола так
что побелели пальцы, и почему-то шепотом, сбивчиво и с какой-то нена-
вистью глядя в глаза Журавскому заговорил:
    -Это все подстроено следователем. Это все чушь собачья. Я никого не
убивал, а эту девку я вообще никогда не видел.
     Он продолжал говорить что-то еще, но Журавский перебил его:
    -Хорошо, хорошо, но давайте теперь подумаем как нам с вами убедить
в этом суд. Давайте, если можно спокойно, рассмотрим каждое обвинение и
попробуем его опровергнуть.
    -Хорошо вам говорить "Спокойно...". А эти сволочи повесили на меня
убийство и вот уже три месяца я ошиваюсь возле параши и меня даже слу-
шать никто не хочет.
    -Ну я то как раз здесь для того, чтобы выслушать вас. Только поймите
и вы, что криком и бранью в суде мы ничего не докажем. Так что давайте
возьмем себя в руки и вдвоем серьезно поработаем.
     Петров тяжело дышал, пытаясь успокоиться, а Журавский, глядя на
него, думал о том, что была в его следовательской жизни такая же первая
встреча с обвиняемым, который кусал до крови губы, обливался слезами и
чуть ли не бился головой об стол, доказывая, что он не мог убить собст-
венного друга, который дважды спасал ему жизнь и который был ему ближе
родного брата, еще не зная о том, что друг или брат этот все таки остал-
ся живым, не смотря на три пули в груди и четвертую-контрольную, которую
он выпустил ему в голову и которая прошла через череп не задев мозга. 
     Выждав еще некторое время, он как можно спокойнее продолжил:
    -По моим представлениям обвинение строится на следующих фактах:
первое, два знакомых Елены Завадской видели, как вы пытались пригласить
ее танцевать и как она отказала вам.
     Петров дернулся, но Журавский поднял руку и резко сказал:
    -Подождите, дайте окончить, потом по каждому эпизоду вы расскажите
мне свою версию.
    -Да не версия, не версия это, а правда, которую никто не хочет
слушать. Не приглашал я никого. Понимаете, не при-гла-шал.
     Журавский всерцах хлопнул рукой по столу:
    -Поймите и вы. Так у нас ничего не получится. То, что я говорю
сейчас придумано не мной. Все это записано в деле и вы об этом хорошо
знаете. Так что возьмите себя в руки и выслушайте до конца.
     Он помолчал секунд десять и продолжил:
    -Второе, бармен в кафе видел вас в тот вечер и узнал по фотографии,
которую нарисовали со слов свидетельницы.
     Петров закрыл лицо руками и молча сидел за столом раскачиваясь из
стороны в сторону. "Ладно, качайся, только молчи и слушай"-подумал Жу-
равский и продолжил:
    -Третье, свидетельница Тарновская видела человека, похожего на вас,
из окна напротив, который при выходе Завадской из кафе ударил ее ножом.
Четвертое, эта же Тарновская на опознании выбрала именно вас из восьми
мужчин, как наиболее похожего на убийцу.
     При этих словах Петров стал всхлиповать и раскачиваться еще сильнее.
Журавский из под бровей посмотрел на него, но не стал останавливаться:
    -Наконец пятое, на ноже, которым была убита Завадская, обнаружена и
капля крови вашей группы. Ну вот, на мой взгляд, это главные свидетель-
ства обвинения. Все остальное не так важно и о них можно поговорить
потом. А теперь давайте по порядку о каждом в отдельности. Значит вы
говорите, что не подходили и даже не видели Завадскую. Тогда расскажите
пожалуйста, как вообще в этот вечер вы попали в кафе. Или вы там вообще
не были?
    -Нет, в кафе я был. Мы пришли с товарищем часов в девять послушать
музыку, посмотреть. Ну, в общем, делать нам было нечего, а хотелось еще
выпить. Не пить же на скамейках в детском садике.
    -А до этого вы уже пили?
    -Ну, выпили немного. Это же не преступление. Да в это кафе трезвым
вообще никто не ходит. Там и музыка ерундовая и танцевать негде. Зато
пиво дешевое. Почти без ресторанной наценки.
     " Так вот чем об"ясняется любовь к этому заведению моего подзащит-
ного",-грустно усмехнулся про себя Журавский.
    -Ну, а как все же доказать суду, что вы не подходили к Завадской?
Вы были с приятелем все время? Ушли вы тоже вместе?
    -Нет, он ушел раньше, часов в десять. Выпил пару пива и ушел.
У него жена дома, поэтому он не хотел сидеть допоздна. А меня
никто не ждет, гуляю сколько хочу,- вдруг криво улыбнулся Петров.
    -Так вы были до закрытия, что-ли?
    - Да нет. Скушно там было. Девченки сопливые скачут как сумасшед-
шие под идиотскую музыку. Я еще пару выпил и ушел домой. Часов в 11.
    -Значит опровергнуть свидетельские показания тех двоих мы не
можем,- полувопросительно, полуутвердительно подытожил Журавский.
    -А я еще раз повторяю: никого я не приглашал в тот вечер. А те
двое просто куплены.
     Журавский задумавшись, внимательно смотрел не Петрова и молчал.
"Если все же подходил, то зачем он врет? А если врут те двое, зачем
они это делают? Не Сырцов же их купил в самом деле? Нет, скорее все
же врет мой подзащитный. А если так, значит....". И все же что-то
мешало ему сделать окончательный вывод о виновности Петрова. Может
быть его внешний вид, а может быть поведение? Нет, ни то, ни другое.
Было что-то еще, что чувствовал он подкоркой или спинным мозгом, но
пока не мог понять разумом.
     -Остальные обстоятельства обвинения можно не обсуждать:
ни бармена, ни свидетельницу, ни тем более лабораторный анализ вы
опровергать не будете?
    -Почему не буду? - Вдруг встрепенулся Петров.- Если это моя кровь
на ноже, то где порез на руке?
     Действительно, в деле не было никакой справки о порезе на руке,
и хотя арестовали Петрова где-то дней через 15, все равно лаборатор-
ные исследования запросто могли бы подтвердить наличие такого пореза.
    -Это вы хорошо придумали. Но особенно радоваться не стоит. Сле-
дователь скажет, что просто во время не вспомнили об этом или еще
что-нибудь.-Он помолчал.-Ну а где найти контраргументы против дру-
гих обвинений?
    -Вы - адвокат, вот вы и ищите. Только придумайте что-нибудь,
иначе они сгноят меня здесь. Слышите - сгноят! Или вам там на
свободе это понять трудно.
     Теперь он почти кричал, и Журавский понял, что должен как-то
успокоить, обнадежить своего подзащитного перед уходом.
    -Послушайте, если правда, что свидетели врут или не понимают,
что говорят, то это обязательно обнаружится на слушании, когда каж-
дому из них придется повторить свои показания перед судом, в присут-
ствии нас с вами. Нам нужно только внимательно слушать и не упустить
своего шанса.
     А про себя подумал:"Конечно, если ты действительно не виноват,
а вот в это до конца поверить даже я никак не могу".

     Весь день после возвращения из тюрьмы Журавскому пришлось зани-
маться текущими делами: принимать посетителей, оформлять какие-то
справки, доверенности. Но снова и снова в голове его всплывали отрыв-
ки разговора с Петровым и ощущение того, что чего-то в этом деле он
пока так и не понял становилось все более сильным.
     Вечером, после ужина, развалившись на своем узеньком диване и
равнодушно глядя в телевизор, он в очередной раз в течение часа стал
перебирать в памяти материалы этого дела, но единственным результатом
всех оценок, сравнений, обращений к прошлому опыту и мысленных вопро-
сов к следствию было решение о том, что завтра же, во-первых, надо
обязательно побывать в "Золотой рыбке" и осмотреть ее окрестности, и,
во-вторых, надо обязательно зайти в суд и еще раз внимательно просмо-
треть документы подшитые к делу Петрова.
     На том порешив и слегка успокоившись, он более осмысленно стал
переключать телевизионные программы, в очередной раз убеждаясь в том,
что Голливуд - единственная киностудия, признанная на постсоветском
пространстве, что все американцы - дураки, а мы, бывшие советские, -
самые интеллигентные и самые романтичные люди в мире. За этим патри-
отическим занятием его и застала полночь.

      Следующий рабочий день был такой же загруженный и бестолковый как
и предыдущий, но ему, тем не меннее, удалось полностью воплотить в жизнь
намеченную вчера программу. Так что вечером он развалился на своем ди-
ване с большим удовлетворением и, не включая проклятого телевизора, стал
заполнять новыми записями блокнот, думая о том, что из записанного может
пригодиться ему в суде. Так, он записал отмеченное сегодня наблюдение,
что в первом свидетельском показании Николая Федулко (парня, который
выходил с Завадской из кафе), сделанном в ночь убийства прямо в отде-
лении милиции, совершенно не упоминается его приятель, с которым он
там как будто бы был.
    А на прямой вопрос, кто, по его мнению мог убить его подружку, Фе-
дулко стал клясть проклятых кавказцев, которыми в тот вечер была
чуть ли не переполнена "Золотая рыбка", что-то говорить о возможной
попытке изнасилования, и ни слова о неудавшемся приглашении и танцах
вообще. Все это появилось в его показаниях в последующих допросах, дней
через двадцать, когда следователем по делу уже был назначен Сырцов, а
Петров уже сидел в КПЗ. Там же были подколоты и показания его приятеля
Руслана Рахманова, с которым он теперь уже как будто бы вместе появился
в кафе.
     При более тщательном чтении оказалось, что и Завадская пришла в
кафе не одна, а со своей подружкой Оксаной Телибко, которая, к не-
счастью, ушла оттуда с каими-то знакомыми часа за два до происшедших
событий. Побывал Журавский и в самой "Рыбке" и походил вокруг нее,
пытаясь вычислить окно Тарновской. Кое что, записанное вечером в блок-
нот, было результатом и этой прогулки. И делая все эти записи, он вдруг
снова почувствовал себя следователем, а не адвокатом. И в сердце у него
снова загорелся огонек азарта и нетерпения, и как-будто какая-то завеса
стала понемногу приоткрываться перед ним. И ему захотелось, чтобы
день суда наступил как можно быстрее.   


      И он наступил - этот день. Начало заседания было назначено на
десять часов утра и Журавский снова проснулся с восходом солнца и
все думал о том, что он должен сделать в суде, какие вопросы он задаст
каждому из свидетелей и насколько судья будет терпим к этим вопросам.          
Он пытался предугадать возможные повороты в ходе заседания и пытался
заранее найти свою реакцию на них. Так продолжалось до семи часов.
     Потом он встал, долго мылся холодной водой, пытаясь снова взбод-
рить свой мозг, утомленный утренними размышлениями, кое как затолкал
в себя кашу и колбасу, тщательно вымыл посуду и убрал в комнате.
Ему казалось, что если он все хорошо уберет, все вымоет, ничего не
забудет и спокойно загодя выйдет из дому, то и в суде будет все
нормально.
      И вот он уже в зале заседаний. Вот привели и заперли за решет-
кой Петрова. Он подошел к нему, пытаясь успокоить, просил быть внима-
тельным к тому, что говорят свидетели. Пообещал все время следить за
ним и за его знаками, которыми он захочет обратить его внимание.
Наконец появился прокурор, секретарь и через минут пять за свой стол
сел судья. Заседание началось.
       Первой, как и просил Журавский, была вызвана Оксана Телибко.
Миловидная девушка с желто белыми волосами и несколько вульгарной
раскраской вошла в зал и села на место свиделеля. Вскинула ресницы,
посмотрела куда-то в задние ряды, потом на прокурора, на адвоката.
Кокетливо посмотрела на судью и снова опустила глаза. На вопросы
прокурора отвечала не сразу, а как будто сначала прислушиваясь к ним 
каким-то внутренним ухом. В общем-то, она повторила то что уже
было записано в деле:
        Где-то после девяти они с Леной зашли в "Золотую рыбку".
И хотя сказано это не было, но зашли они, как понял Журавский,
в надежде встретить кого-нибудь из знакомых. Надежды оправдались -
за одним из столиков они увидали трех молодых людей, как теперь
говорят, кавказской национальности, которые по каким-то своим делам
иногда приезжали на рынок, где работала Лена.
     Нет, Оксана их не знала. Это были Ленины знакомые. Да, они при-
гласили их сесть за свой столик, купили бутылку шампанского, шутили,
смеялись. Потом Оксана увидала Николая Федулко. Он стоял возле стойки
бара, улыбался и грозил им пальцем. Потом он куда-то исчез. Потом
появился снова. Оксана заметила его, когда тот подошел к их столику
и попросил Лену отойти с ним к стойке бара. Нет, кавказцы никак на это
не отреагировали.
     Но они хотели уехать в другой ресторан. Им тут не нравилось.
Она пошла звать с собой и Лену, но Федулко не хотел ее отпускать. Они
долго спорили друг с другом, пока кавказцам не надоело ее ждать и они,
забрав Оксану, уехали в другой более шикарный ресторан, в котором и
оставались часов до двенадцати. А потом, взяв такси, они проводили ее
домой.
      Об убийстве Лены она узнала только на следующий день. Нет,
все три кавказца были с ней все время где-то до половины первого.
Вот и все. Больше она ничего не знает. После этого судья предоставил
Журавскому возможность задать свои вопросы свидетелю.
     -Вы давно знаете Завадскую?
     -Года три, наверное.
     -Вы познакомились на работе?
     -Нет, я никогда не работала на этом рынке. У нас оказались общие
знакомые.
     -Когда вы встретились с Завадской в тот злополучный день?
     -Ну, .... часов в восемь, наверное.
     -Вы встретились случайно или заранее договорились о встречи?
     Телибко несколько раз вскинула ресницы, посмотрела куда-то в окно,
потом в зал, потом на судью. И лицо ее стало каким-то растерянным, а
выражение такое, как-будто она хотела спросить: "Ну, какого ответа вы
от меня ждете? Вы только намекните, а я все скажу как вы хотите".
     "Отчего она занервничала? Почему она так бойко отвечала на общие во-
просы, а первый же конкретный заставил ее так заволноваться? Ведь никто
не сомневается в ее алиби."
      Если бы Журавский был охотничьим псом, то замер бы на месте,
вытянув хвост и подняв переднюю лапу. И хоть был он человек да еще и
адвокат, но видно что-то от сеттера или гончей живет в каждом следова-
теле. Даже бывшем. И сердце его забилось чуть быстрее, и зрачки сузи-
лись, так что он скорее прикрыл глаза и зачем-то даже зевнул.
      Он не знал где и как ему удасться ухватиться за нить, которая
поможет распутать весь клубок. Однако свято верил, что если и можно
поймать свидетеля или обвиняемого на вранье во время слушанья, то
лишь задавая много мелких и как-будто бы ничего не значащих вопросов.
И он собирался задавать их каждому свидетелю столько, сколько позволит
судья. Сначала наугад, а потом, почувствовав растерянность или неуве-
ренность отвечающего, бить и бить в одно место, пока не выплывет что-
то о чем он пока не знал, но вдруг почувствовал еще тогда, когда
последний раз читал это дело.   
     Наконец она неуверенно ответила:-Ну, мы сначала созвонились по
телефону и договорились встретиться возле "Золотой рыбки". Почему
там? Да потому что я живу неподалеку.
     -Это что, ваше постоянное место встречи?
     -Почему постоянное? - снова заволновалась Телибко. -Мы и в дру-
гих местах встречаемся.
     -А как вы оказались внутри кафе?
     -Вдвоем гулять скучно. Да и водички выпить захотелось. -Теперь
она строила глазки Журавскому.
     -Ну, компанию там вы, кажется, нашли быстро. А кроме тех троих
в кафе никого из знакомых больше не было?
     -Не было. - Она быстро успокаивалась. Что-то неприятное или даже
опасное для нее опять прошло мимо. Журавский чувствовал это и ничего не
мог поделать. Судья от таких вопросов кажется начинал скучать и вот-вот
мог вмешаться в его диалог со свидетельницей. И все же ничего не остава-
лось, как продолжать задавать вопросы.
     -А как вы об"ясните тот факт, что знакомые были Завадской, а ушли
с ними вы?
     И тут опять взмахи ресниц, взгляды по сторонам и неуверенность в
голосе.
     -Ну, мы уже успели познакомиться. А тут еще этот Федулко появился.
     -А что, Федулко, как бы это сказать,... был парнем Завадской?
     Последние вопросы ей явно не нравились. Она стала крутить
головой, поднимать глаза к потолку, пару раз казалось, что вот-вот
ответит. Но сказать что-либо определенное никак не решалась. Этими
ужимками ей наконец удалось заинтересовать даже судью.
     -Гражданка Телибко, вас, кажется, о чем-то спросили.
     -Я вам помогу, - вмешался Журавский. -В деле в своих показаниях
Федулко на тот же вопрос следователя ответил, что знал Завадскую толь-
ко по совместной работе, встречался с ней до того только на рынке, а
провожал домой вообще первый и, как оказалось, последний раз в жизни.
Вы думаете он говорил правду?
     -Да, я уверена, что это чистая правда. - Она явно обрадовалась
тому, что не нужно что-то решать самой, что и на этот раз невидимая
для присутствующих туча прошла мимо. Однако Журавский так не думал и,
кажется, уже понял, как все таки сможет испортить настроение этой то
ли слегка хитроватой, то ли слегка перепуганой девице.
     -Вы сказали, что живете недалеко от "Рыбки". Не в тех ли шест-
надцати этажных домах на Перовской? - Вообще-то, ее адрес он посмотрел
еще когда знакомился с составом свидетелей, но ему было нужно, чтобы
она назвала его сама.
     -Да, именно в одном из этих домов.
     -Там живет мой приятель, с которым я недавно разговаривал. Он
очень хвалил эти дома. И особенно ему нравится, что в каждом таком
доме есть конс"ерж. Там для него даже помещение специальное преду-
смотрено. Постороннему войти не просто.
     -Конс"ерж есть и в нашем доме, - с гордостью подтвердила эти
воспоминания Телибко.
     Судья недоуменно смотрел то на адвоката, то на свидетельницу и,
кажется, опять собирался вмешаться в эту светскую беседу. Но теперь
Журавского это почти не волновало.
     -А в какой именно ресторан вы поехали с вашими случайными знако-
мыми? Только вспомните, пожалуйста, по-точнее, потому что я собираюсь
это проверить. - Конечно для проверки у него не было ни сил, ни
средств, но рыбка  заглотнула крючок и теперь уже без всякого
ломанья молча и перепугано смотрела на адвоката, не решаясь произнести
название ресторана.
      -Я не помню, - наконец выдавила она из себя, удивив и, кажется,
даже рассердив этим судью.
     -Вы так часто ходите по ресторанам с тремя малоизвестными вам
мужчинами, что названия их просто путаются у вас в голове? Только я
хочу напомнить вам, что сейчас вы присутствуете в судебном заседании
в качестве свидетеля и даже сокрытие правды ведет за собой уголовную
ответственность. - И Журавский значительным и уважительным взглядом
посмотрел на судью. Тот также многозначительно медленно кивнул головой
и зачем-то сдвинул брови.
     Для Телибко этого было больше, чем достаточно. -Он называется
"Космос", - тихим голосом сказала она, глядя на Журавского как кролик
на удава.
     -Это там, где гостинница "Космос"?
     -Да.
     -Товарищ судья, если понадобится вызвать в качестве дополни-
тельных свидетелей конс"ержа из дома, где проживает свидетельница,
и дежурного гостинтцы "Космос", мы можем это сделать?
     Судья, кажется, тоже начинал о чем-то догадываться и, кажется,
ему, наконец, стало просто интересно узнать, чем все это закончится.
Поэтому с тем же значительным видом он просто сазал:"Разумеется".
     -Мой приятель рассказал мне также, что в обязанности конс"ержа
в ваших домах входит закрывать входные двери после полуночи. Поэтому
я еще раз спрашиваю вас, когда вы вернулись домой из этого, так на-
зываемого, ресторана?
     -Я совершеннолетняя и могу возвращаться домой, когда хочу.
-Теперь она уже не боялась, она ненавидела Журавского. Куда девались ее
кокетливые взгяды из под ресниц и невинная растерянность. Перед судом
и зрителями в кресле для свидетелей сидела обыкновенная шлюха с
презрительной улыбкой и вульгарным лицом.
      -А вы все таки скажите время вашего возвращения. А заодно уж
назовите и место вашей работы за ... ну, хотя бы последние полгода.
Или теперь нам в суд придется вызывать еще и участкового?
     -Послушайте, гражданин судья, чего хочет от меня этот человек?
Это меня что ли подозревают в убийстве? Что он мне тут шьет аморалку?
Чего ему от меня надо?
     Судья опять не выдержал. - Отвечайте, когда вас спрашивают:
В каком часу вы вернулись домой?
     -А хоть бы и в десять часов следующего дня. Какое это имеет отно-
шение к смерти моей подруги?
     Судья повернулся к Журавскому и на лице у него как будто было
написано: "А действительно, какое?"
     И Журавский задал последние два вопроса: - А если бы не появился
Федулко и Завадская ушла из кафе вместе с вами, она тоже вернулась бы
домой в десять?
     -Ну уж нет. Она бы пришла в девять, потому что в десять ей надо
было бы быть в ее вонючем киоске.
     -А может она и без Федулко с вами не пошла бы?
     -Как же, не пошла. Это ведь она договаривалась о встрече с этими
абреками. Договориться-то договорилась, а потом в кусты. Федулко, ви-
дите ли, не разрешает. Путана сопливая.
     -У меня больше нет вопросов к свидетельнице,- и Журавский устало
опустился на стул.
     Что ж, убита не невинная девочка, а одна из представительниц
древнейшей профессии. Хотя чем это могло помочь его подзащитному? 
Разве убийство проститутки менее тяжкое преступление, чем убийство
обычного человека? И все же начало есть, а как пойдут дела дальше -
посмотрим. Но именно сейчас он понял, что защищает невинного человека.


      Cледующим по желанию прокурора должен был давать свидетельские
показания бармен кафе "Золотая рыбка". Его вклад в раскрытие преступ-
ления сводился к тому, что в портрете преступника, сделаном с помощью
автомата и свидетельницы Тарновской, он узнал одного из своих клиентов,
которого и показал представителям прокуратуры через неделю.
     Звали бармена Эдуард Трофимович Целищев. Это был мужчина средих
лет с лицом завязавшего алкоголика. По тому, как он вошел в зал, как
сел, как посмотрел на судью и как ответил на все дежурные вопросы
стало понятно, что пришел он сюда честно выполнить свой гражданский
долг.
     -Знаком ли вам кто-либо из присутствующих здесь? - с некоторой
торженственностью задал свой первый вопрос прокурор.
     Прочувствовав ситуацию, Целищев стал пристально м строго огля-
дывать собравшихся, не пропуская даже судью.
     -Вот этот человек обедал в нашем кафе дней пять тому назад, а
потом еще задавал мне всякие вопросы о том, что случилось вблизи на-
шего заведения 12 июня, - не упустив возможнсти наябедничать, законо-
послушный бармен указал на Журавского.
     Все в зале, включая обвиняемого и охрану, с любопытством и подо-
зрением уставились на адвоката. Похоже, прокурор не ожидал такого отве-
та и слегка растерялся.
     -Ну, а обвиняемого вам приходилось встречать в вашем, как вы го-
ворите, заведении? - уже напрямую спросил он.
     -Приходилось, но давно, - честно признался свидетель.
     - Ничего удивительного - он уже болеее трех месяцев сидит под
стражей, - решил внести и свою лепту в церемонию допроса судья.
     -12-го июня этот человек был в вашем кафе? - продолжил прокурор.
     -Был.
     -Вы можете назвать время, когда он появился у вас и когда ушел?
     -Нет, это я затрудняюсь.
     -А что он делал в кафе?
     Бармен нахмурился, немного подумал, потом уверенно ответил: -
-Пиво пил.
     -А как он вел себя? Подходил к кому-нибудь, танцевал? А может
был пьян, дебоширил?
     -Насколько я помню, был такой же как все, - презрительно скривив
губы ответил бармен, и было непонятно, одобряет он такое поведение
или нет. -А про танцы ничего не могу сказать, я ведь смотрю на тех,
в основном, кто стоит у стойки.
     -В деле записано, что преступника опознали с вашей помощью. Это
так?
     -Это так, - с достоинством подтвердил Целищев. -У меня хорошая
память на лица.
     -А вы не видели с кем он разговаривал или кто к нему обращался?
     -Нет, этого я не видел.
     -Спасибо. У меня больше нет вопросов к свидетелю.
     Судья перевел взгляд на адвоката и рукой показал, что передает
свидетеля в его распоряжение.
     -Из материалов следствия известно, что обвиняемый был опознан
по портрету, составленному с помощью свидетеля Тарновской. Вы, когда
увидели этот портрет, сразу поняли кто именно из ваших клиентов на
нем изображен? - начал Журавский.
     - Да нет, - с огорчением сознался свидетель.
     -Вы же сказали, что у вас хорошая память на лица.
     -Да, но на живые лица. А тут меня сначала предупредили,что
портрет нарисован автоматом, поэтому ожидать большого сходства нельзя.
А без сходства этот портрет был похож на десяток наших клиентов.
Поэтому я и не решился назвать прямо кого-нибудь.
     Журавский вспомнил, какое впечатление произвело на него сходство
между Петровым и его фотороботом, и с благодарностью оценил осторож-
ность бармена.
     -Тогда раскажите нам по-подробнее как все же удалось опознать
обвиняемого по этому фотороботу?
     -А мы договорились с милицией, что я только буду показывать им
всех мужиков, которые были в тот вечер и пришли к нам опять. А они
сами будут решать - похожи они на портрет или нет, - с невинным
простодушием ответил Целищев.
     Журавский с удивлением посмотрел на свидетеля, а затем на судью.
"Так вот, оказывается, как бармен "опознал преступника".
     -А вы не боялись, что можете назвать кого-нибудь, кто был у вас
за день или даже за два до этих событий?
     -Я сначала тоже этого боялся, но они сказали мне, что тут беспо-
коиться нечего, т.к. они все равно всех потом проверят.
     -Кто, они?
     -Ну, эти из милиции, которые каждый вечер сидели у нас в кафе.
     -И скольких же клиентов "Золотой рыбки" вы передали в руки право-
судия?
     Тон адвоката явно не понравился Целищеву, но он так же с досто-
инством ответил: -Человек десять - двенадцать.
     -Вы их показывали милиции и после того, как передали им обвиня-
емого Петрова?
     -Да, еще трех или даже четырех.
     Журавский повернулся к судье: -Я прошу разрешения прочитать
выдержку из обвинительного заключения на Петрова, составленного
следователем Сырцовым. -Сейчас он не без удвольствия назвал эту
фамилию.
     -Читайте, - буркнул судья, которому тоже, кажется, не слишком
понравились такие следственные эксперименты, и передал лежащий перед
ним том секретарю суда.
     Она хотела отнести его Журавскому, но тот рукой остановил ее и
попросил: -Найдите, пожалуйста, в конце тома обвинительное заключение
и там где-то прямо на первой страничке найдите абзац, где написано о
том кто и как опознал обвиняемого по портрету. Прочтите это место,
пожалуйста.
     Секретарь недовольно посмотрела на адвоката, потом на судью и все
же, пробежав взглядом несколько страниц дела, начала читать:
     ".....В составленном с помощью свидетеля М.И.Тарновской фоторо-
боте преступника бармен кафе "Золотая рыбка" Э.Т.Целищев узнал
обвиняемого Петрова и показал его следственным органам, как только он
появился в кафе снова".
     -Достаточно, спасибо, - остановил Журавский чтение и, повернув-
шись к судье, продолжил: -Я прошу суд отметить в стенограмме заседа-
ния, что свидетель Целищев отрицает свое участие в опознании преступ-
ника по фотороботу. Так называемое, опознание по портрету было прове-
дено исключительно сотрудниками прокуратуры.
     Судья повернулся к свидетелю, -Вы слышали, что сазал адвокат?
Кто узнал в фотороботе преступника вы или кто-то другой?
     -Никого я не узнавал. Я же сказал, что только показывал милиции
тех посетителей, которые были у нас вечером 12-го июня, - стал волно-
ваться бармен.
     Теперь судья повернулся к секретарю: -Отметьте в стенограмме
заявление свидетеля. А вы можете быть свободны, -это уже в сторону
Целищева.
     -Одну минуту. - заторопился Журавский. -Я прошу свидетеля не по-
кидать заседания, т.к. не исключено, что нам еще понадобятся его
показания по другим вопросам.
     -Хорошо. Прошу вас, гражданин Целищев не покидать здания суда.
     "Ну что ж, кажется и с этим свидетелем все закончилось благо-
получно" - подумал про себя Журавский. Но почему-то большого
удовлетворения не почувствовал. Скорее всего потому, что так и не
смог об"яснить для себя, почему Целищев сразу не узнал, или не за-
хотел узнать в фотороботе Петрова. И это при его ответственном под-
ходе к гражданскому долгу.
     "Нет, что-то здесь все-таки не так. И как бы это "что-то" не
всплыло на процессе в самый неожиданный момент".
    

     Маргарита Иосифовна Тарновская - главный свидетель обвинения,
женщина, которая своими глазами видела, как произошло убийство, была
приглашена в зал третьей. Она вошла в боковую дверь и долго, перева-
ливаясь, шла к свидетельскому креслу, прижимая к животу чорную жен-
скую сумочку. Потом она долго устраивалась в нем, недовольно погля-
дывая на судью и что-то бормоча себе под нос. Наконец она затихла,
глядя прямо перед собой через головы собравшихся в дальний конец зала.
     С первого взгляда она показалась Журавскому похожей на одесскую
тетю Соню, образ которой утвердила на сцене Клара Новикова. Та же
полнота, та же неряшливость в одежде, то же самоуверенно-недовольное
лицо. Только это была тетя Соня после семидесяти. И может поэтому в
ней было всего чуть побольше. Больше полноты, больше неряшливости и
больше неудовольствия от жизни.
     -Вы готовы? - спросил судья.
     -Я давно готова,- ответила тетя Соня, а прозвучало это как "Когда
же вы, наконец, начнете".
     Потом были обычные вопросы к свидетелю о том, кто она, где живет,
чем занимается, знает ли об ответственности. И отвечала она на них так,
что весь состав суда, включая Журавского, почувствовал себя перед нею
в чем-то виноватым.
     Тем не менее, прокурор задал свой первый вопрос: -Расскажите, что
вы видели поздно вечером 12-го июня?
     -Вообще-то, поздно вечером я сплю, - начала Тарновская, - но
12-го после обеда я была у домоуправа. И это был уже третий раз, когда
я у него была. У меня на кухне сильно потек кран. Так я позвонила
управдому, чтобы пришел слесарь. И знаете, он сразу пришел. Но я
хотела, чтобы он его починил, а он его просто забил. Просто вставил
туда какую-то железную пробку и все. И теперь вода в кухне не течет.
Мне нужно помыть крупу или набрать чайник, а я всякий раз должна
бежать в совмещенный санузел. И это можно так жить каждый день?
     Вообще-то, вопрос был адресован прокурору, но вмешаться почему-
то решил судья: - А вы не могли бы прямо перейти к описанию того, как
было совершено преступление?
     Лучше бы он не вмешивался, потому что тетя Соня перестала гово-
рить и стала долго поворачиваться в сторону судьи. Потом долго осуж-
дающе на него смотрела и, наконец, произнесла:
     -Если я сразу начну говорить о преступлении, то вы меня тут же
спросите, что я делала возле окна в 12 часов ночи. Вы что, думаете
я только и делаю ночью, что смотрю из окна на улицу? Нет, я подошла к
окну, чтобы его открыть. Потому что управдом вместо три часа пришел
в полпятого. И все это время я сидела в маленьком коридорчике возле
его кабинета в такой духоте, что мне трудно вам сказать. А потом он
стал кричать, что сейчас они кран чинить не могут, потому что у
слесаря чего-то нет. Значит железная пробка у него есть, а чего надо
- у него нет.
     -А все же, нельзя ли покороче? - еле сдерживаясь, снова вмешался
судья.
     -Хорошо, короче, я пришла домой только в шесть часов. И все, что
я потом делала дома, я лечила свои нервы и сердце, потому что этот
управдом сделал меня совсем больной. Остальное сделала жара. Так что,
когда я лягла спать, мое сердце уже не билось, а прыгало, как Розочка
через скакалку. Полчаса я еще имела надежду, что оно успокоится, но
потом я решила, что что-то надо делать. И я встала с кровати, чтобы
открыть окно и выпить еще тридцать капель корвалола. Вот когда я стала
открывать окно, я и увидела то, что вы хотели.
     Тут она замолчала. И молчала так долго, как-будто самое главное
было ею уже сказано и дальше давать свидетельские показания было без
надобности.
     -Так может вы нам все же расскажите, как это произошло. - У судьи
нервы были явно слабее, чем у прокурора, поэтому обязанность опрашивать
свидетеля как-то сама собой перешла к нему.
     -Вы знаете, у нас напротив есть кафе "Золотая рыбка" .... и дальше
на удивление лаконично она почти слово-в-слово повторила то, что
Журавский уже успел прочитать в деле Петрова.
     -Сколько было примерно времени, когда это случилось? - снова
рискнул задать вопрос прокурор.
     -Я думаю где-то хорошо после одиннадцати.
     -Опишите еще раз внешность того мужчины, который, по вашему,
убил Елену Завадскую.
     Тарновская немного помолчала, несколько раз вздохнула и начала
говорить как-то совсем иначе - раздумчиво, тщательно подбирая слова
почти без еврейских интонаций.
     -Это был мужчина. Скорее всего, молодой. Высокий, плотный. На нем
был светлый костюм. Такой, знаете, летний, легкий. Волосы были темные.
Голова круглая. Плечи широкие. Когда подходил к девушке, держал руки
в карманах брюк. Он подошел так, что она его сначала не видела. А
когда увидела, хотела быстро уйти назад в кафе. Но он ее сразу догнал
и развернул за плечи к себе лицом. Мне показалось, что он все время
держал ее за плечи, пока они говорили. Минуты две.Потом толкнул на
скамейку,а сам быстро пошел по тротуару, пока не завернул за угол дома.
Вы знаете, мне и в голову не пришло, что он ее зарезал. Я думала, она
просто решила посидеть на скамейке. Поэтому я пошла, наконец, в кухню
пить свой карвалол. И только на следующий день, когда ваш молодой че-
ловек пришел и стал говорить, что вчера напротив нашего дома убили
девушку в розовом платье, и не видела ли я чего-нибудь между один-
надцатью и двенадцатью часами, я поняла, что видела убийство.
     -Этого мужчину с темными волосами вы узнали потом в милиции
среди десяти других мужчин?
     -Их было только восемь. Но я бы его узнала, даже если бы их было
двадцать. Эта девушка в розовом платье - она мне снится почти каждую
ночь. Если бы я встретила этого убийцу на улице, даю вам слово, я бы
сама притащила его в милицию. Это нужно быть чудовищем, чтобы просто
так убить молодую девушку.
     -Скажите, свидетель, подсудимый, которого вы видите перед собой,
это тот мужчина?
     -Да, это он.
     -Спасибо. У меня больше вопросов нет, - и прокурор с чувством
выполненнго долга сел на свое место.
     Судья молча перевел хмурый взгляд со свидетельницы на адвоката.
А весь вид его словно говорил: "Неужели вы будете выгораживать убийцу
и дальше мучать вопросами старую больную женщину?"
     Пожалуй за все время слушания это были для Журавского самые
драматические секунды. Вернее, самые драматические для Петрова.
Тарновская была искренней. Она действительно все видела своими гла-
зами и хотела лишь возмездия. Возмездия за убийство невинного чело-
века. Ну что ж, с этого, пожалуй, и начнем.
     -Вас зовут Маргарита Иосифовна Тарновская, - выходя из-за стола
протянул он.   
     -Да, меня так зовут.
     -То, что вы видели ночью из своего окна - это действительно
ужасно. Убить человека, да еще невинного - может ли быть преступле-
ние более тяжкое.
     -Я рада, что вы тоже так думаете,- она смотрела прямо ему в гла-
за, чуть-чуть улыбаясь, пренебрежительно и вместе с тем понимающе:
что с него возьмешь - адвокат должен выгораживать даже убийцу.
     Ему нравилась эта старая и, судя по всему, неглупая женщина. Но
ее тон, взгляд и скрытая в нем насмешка начинали его раздражать и,
возможно, это было к лучшему.
     -А вы, Маргарита Иосифовна не боитесь, в какой-то мере, оказать-
ся похожей на этого преступника, когда без всяких сомнений называете
убийцей человека, которого и разглядеть-то толком не имели возможости?
- преодолевая возникшее к ней расположение, жестко произнес Журавский.
     Тарновская широко открыла глаза, на дряблых старческих щеках вы-
ступил румянец. Судья вскинул голову и тоже недобро посмотрел на ад-
воката.
     -Молодой человек, я в жизни не зарезала даже курицы, - с негодо-
ваниеми и с достоинством отпарировала она.
     -Ну да, потому что курицу надо резать своими руками, а здесь до-
статочно сказать: "Я видела этого человека" - и остальное сделает су-
дебная машина. Только мне бы хотелось, чтобы вы все время помнили о
том, что осужденного в этом деле, скорее всего, как и ту курицу, ждет
высшая мера.
     -Вам кажется, что для убийцы - это слишком суровое наказание? Вы
всегда такой жалостливый или вам жалко только тех преступников, кото-
рых вы защищаете? - она тоже начинала злиться и от этого становилась
еще ядовитее.   
     Чуть ранее судья хотел сделать замечание Журавскому, но услышав
быстрый и едкий ответ Тарновской, тоже ограничился лишь ехидной улыб-
кой, решив, что эта женщина и сама сможет поставить на место самона-
деяного адвоката.
     -Убийц я ненавижу так же, как и вы, - просто и тихо сазал Журав-
ский, тоже глядя ей прямо в глаза. -Но сейчас мне бы хотелось, чтобы
наше общее желание во что бы то ни стало наказать зло, обязательно
уравновешивалось осторожностью, с которой мы будем определять винов-
ного. А мне кажется, Маргарита Иосифовна, что об осторожности вы-то
и забыли. Возможно потому, что думаете: "В этом поиске преступника
участвуют еще и много других людей, знающих, профессионально подго-
товленных для этого. И если я скажу что-то лишнее или неточное, они
все равно разберуться и поправят меня". Только так уж получилось,
что в этом деле именно ваше слово оказалось решающим и от него за-
висит судьба, а может быть и жизнь этого человека за решеткой.
     -А вы не могли бы найти кого-нибудь помоложе для такого ответ-
ственного дела?
     -Увы, Маргарита Иосифовна, судьба выбрала вас.
     -Тогда мне ничего не остается, как повторить, что 12-го ночью
я видела именно этого человека, - она еще посмеивалась над ним, но
было видно, что его слова не оставили ее равнодушной.
     -А вот в этом давайте разберемся еще раз вместе. И если после
этого разбирательства вы также уверенно укажите на моего подзащитного,
то будем считать, что вы честно выполнили свой долг.
     -Давайте. Только я пока плохо понимаю, как вы можете изменить
картину, которую я уже увидала.
     -Картину мы менять не будем. Я только попрошу вас рассказать,
как именно с вашей помощью следователи определили, что человек, ко-
торый находится сейчас за решеткой, и есть тот самый преступник. И
если вы не возражаете, давайте начнем с фоторобота.
     -Какого робота?
     -Ну, с того портрета, которой был сделан в милиции на следующий
день с вашей помощью.
     -А ....с портрета. Ну, у них там есть такая машина, которая то
нос на картинке покажет, то глаза разные, а я только выбирала, что
больше подходит.
     -Знаем, знаем, - он помолчал немного, потом, прищурившись и как-
то по-новому взглянув на нее, вдруг сказал: -А вот интересно, Марга-
рита Иосифовна, что вы можете сказать о моем носе?
     -А что я могу сказать. Нос, как нос.
     -А все же. Длинный он или короткий? Толстый или тонкий? А может
у него есть какие-нибудь индивидуальные особенности?
     Тарновская недоуменно повернулсь к судье, как бы ища у него за-
щиты от неудачных шуток адвоката. Потом прищурила глаза и стала при-
стально всматриваться в Журавского. Вглядываясь, она автоматически
открыла сумочку и достала футляр с очками.
     -Одну минуту, Маргарита Иосифовна, Вы ведь саказали, что подошли
к окну не смотреть на улицу, а открыть его. Неужели по дороге вы все
же одели очки?
     -Ничего я не одевала, - Тарновская рассержено бросила футляр
обратно в сумочку. -Я и без очков вижу, что нос у вас так себе, ниче-
го особенного. Я привыкла к другим. - Она была недовольна этим
экспериментом, чувствовала себя задетой и как бы в чем-то уличенной.
     -Я сейчас увидал у вас очки. Сколько в них диоптрий?
     -Значит с вашим носом мы закончили? А очки у меня плюс два с
половиной.
     -Это когда читаете или когда смотрите телевизор?
     -Когда смотрю телевизор, - с вызовом ответила Тарновская.
     Журавский опять немного помолчал. -Знаете, Маргарита Иосифовна,
в субботу вечером я прошелся по вашей улице. Видел тот фонарь, под ко-
торым разыгралась трагедия, нашел ваше окно. Если не ошибся, оно на
втором этаже второе от левого угла дома. До него от фонаря не менее
тридцати метров. А ведь была ночь, и света от того фонаря было куда
меньше, чем сейчас в зале. Тем не менее, вы так ничего определенного
и не смогли сказать о моем носе, хотя от него до вас всего
метров десять. А он у меня, между прочим, поломаный, да и маленьким
его никак не назовешь. Извините, но я никак не могу поверить в то,
что нос, который вы приделали фотороботу, был действительно похож на
нос преступника. Подозреваю, что также было и с глазами, и с подбо-
родком. Маргарита Иосифовна, что же вы молчите?
     -Что ж, молодой человек, я действительно не Айвазовский. Но ведь
другого портрета нет. И между прочим, это не я захотела вдруг стать
художником. Это следователи просили меня помочь хоть чем-нибудь. Ведь
надо было искать убийцу. И если портрет получился не слишком хорошим,
извините. Но ваши претензии вы лучше скажите тем милиционерам.
     Журавский ничего не ответил, продолжая задумчиво смотреть на
Тарновскую. Что-то все же не складывалось в истории с фотороботом.
Наконец, он продолжил:
     -В том-то и дело, что в этом плане у нас претензий к следовате-
лям быть не может, потому что самое странное как раз и заключается в
том, что сделанный с вашей помощью портрет на самом деле похож на
обвиняемого Петрова.
     -Ага. Что же вы мне так долго голову морочили? - обрадованно
почти выкрикнула Тарновская.
     Журавский грустно усмехнулся: -А вам, Маргарита Иосифовна,
после всех наших экспериментов это не кажется странным ?   
     Судья за столом, прислушиваясь к их диалогу, перелистывал лежа-
щее перед ним дело, пока не нашел вшитый в него фоторобот-портрет.
Заседатели, заглядывая с обеих сторон, тоже склонились над столом.
     -Гражданин Петров, встаньте пожалуйста и подойдите к решетке
как можно ближе, - обратился Журавский к обвиняемому. Тот встал,
подошел к решетке и взялся за нее обеими руками. Допрос Тарновской
бросал его то в жар , то в холод и сейчас он, совсем обалдевший,
широко открытыми глазами смотрел то на Журавского, то на судью,
не представляя чем может все это закончится.
     Судья и заседатели несколько раз поднимали и опускали головы,
сравнивая Петрова с фотороботом, и по их лицам было видно, что
сходство и ими не осталось не замеченным.
     -Значит портрет у меня получился? - не то радуясь, не то удивля-
ясь, снова подала голос Тарновская.
     -Вот это-то и удивительно, - многозначительно протянул Журавский.
-Без очков, при свете одного фонаря, посмотрев с 30-метров всего лишь
пару минут на оригинал. Куда до вас Айвазовскому. Думаю, что и у Серова
с Глазуновым вряд ли в этих условиях получилось бы лучше. Даже если бы
они рисовали вдвоем.
     Тарновская, успокоившись, хмуро смотрела на адвоката, видно
пытаясь вспомнить, кто эти двое, которых он только что упомянул. 
Потом перевела взгляд на судью:
     -А можно мне самой посмотреть еще раз на этот портрет? - неу-
веренно, как будто что-то подозревая, обратилась она к нему.
     -Конечно же можно, не правда ли, товарищ судья? - подхалимским
голосом поддержал ее просьбу Журавский.
     Судья, слегка обескураженный ходом допроса, никак не мог решить-
ся его прервать, хотя желание это появилось у него давно.
     -Товарищ секретарь, покажите пожалуйста свидетелю фоторобот из
дела Петрова, - не ожидая решения судьи, обратился Журавский к секре-
тарю. И та, недовольно скривив губы и не обращая внимания на колеба-
ния судьи, подошла к его столу, потянула к себе толстый том следст-
венных материалов, открытых на нужной странице, и молча положила его
перед Тарновской.
     -Вот теперь, Маргарита Иосифовна, обязательно оденьте очки, -
еле скрывая волнение попросил ее Журавский.
     -Без вас знаю, - коротко глянув на него, пробормотала Тарнов-
ская, не спеша открыла сумочку, достала футляр, вынула из него очки,
медленно одела их на нос и уставилась в открытую книгу. Зал, как-
будто что-то предчувствуя, замер в ожидании. Так прошла целая минута.
Наконец Тарновская подняла голову и впервые посмотрела на адвоката
каким-то удивленно-растерянным взглядом.
     -Но это не тот портрет, который мы сделали вместе с машиной.
     По залу прокатился вздох. Судья непонимающе смотрел на свиде-
теля: -А что же за портрет перед вами? - Он ею был явно недоволен.
     -А я откуда знаю, - почти зло ответила Тарновская, тоже подо-
зревая в чем-то как раз судью.
     -Товарищ судья, я прошу разрешения снова вызвать сюда свидетеля
Целищева. Он должен быть где-то тут в суде. Ведь он тоже видел тот
портрет, что был нарисован со слов Завадской, - поторопился вме-
шаться Журавский в назревающий конфликт.
     -Пригласите сюда свидетеля Целищева, - куда-то в зал сказал
судья, и уже через полминуты Целищев стоял перед ним.
     -Посмотрите на портрет предполагаемого убийцы. Это тот фоторобот
который вам показывали следователи, когда впервые беседовали с вами?
     Целищев, как бы проникаясь ответственностью, несколько секунд
стоял неподвижно, уважительно глядя на судью. Потом, откликаясь на
приглашение Журавского, подошел к Тарновской и повернул к себе ле-
жащий перед ней том. Кажется, у него действительно была хорошая па-
мять на лица, потому что, только взглянув на фоторобот, он тут же
поднял голову и уверенно отрапортовал:
     -Нет, это не тот портрет. На том человек был стрижен под машин-
ку, а здесь у него, извините, пробор. Да и фэйс был более крутой.
Если бы я увидел этот портрет тогда, я б сразу узнал клиента.
     -И что же это все значит? - ни к кому не обращаясь тихо сазал
судья. В шуме зала его услышал только Журавский.
     -Я могу сказать, что это значит. Это значит, что этот портрет
появился в деле гораздо позже. Возможно, уже после ареста Петрова,
вместо того первого, который был нарисован с помощью свидетельницы.
А вот как это случилось, лучше спросить у следователя Сырцова.
Сейчас же я только прошу обязательно включить в стенграмму нащего
заседания показания свидетелей Тарновской и Целищева о том, что
подшитый к делу Петрова словесный портрет преступника они увидали
впервые здесь в суде. И это не тот портрет, который был сделан с
помощью Тарновской, и не тот, который был пред"явлен Целищеву для
опознания убийцы.
      -Конечно же, это будет отмечено. Однако мне бы хотелось услы-
шать и мнение прокурора по этому поводу, - сказал судья, поворвчива-
ясь к опоненту Журавского.
     -Мы обязательно проверим, каким образом могло возникнуть это
недоразумение. Но, честно говоря, я не очень понимаю, почему адвокат
так много времени уделяет оценки художественных талантов свидетеля
Тарновской, пытаясь привлечь внимание суда не к преступнику, а к его
портрету. Тот это портрет, или не тот - это же не главное, в конце
концов. Главное заключается в том, что когда свидетелю Тарновской на
опознании показали восемь мужчин, она не колеблясь, указала именно
на Петрова, как на убийцу Завадской. Вот это, по-моему, и следует
прежде всего учитывать суду.
     -Вы позволите ответить на реплику прокурора? - Журавский смотрел
только на судью и старался выглядеть совершенно спокойным.
     -Отвечайте.
     -Прокурору не ясно, почему я так много внимания уделяю худо-
жественным талантам свидетеля? Но если мы сейчас захотим определить
по материалам дела, каким путем следствию удалось найти убийцу, то
этот путь окажется следующим. Семидесятилетняя женщина, которая и
телевизор-то смотрит в солидных очках, на расстоянии тридцати метров
при свете фонаря видит убийцу. В милиции ее уговаривают составить
хоть какой-нибудь портрет этого человека. К сожалению, тот портрет
из дела исчезает и нам сейчас трудно представить на кого он был
все-таки похож. Но именно по портрету следователи (подчерки-
ваю - именно следователи, а не бармен кафе) находят, так называемого,
преступника. Таким образом, совершенно понятно, что именно благодаря
талантам Тарновской следствие назвало Петрова убийцей Завадской.
Я даже не могу представить по какому бы пути пошло следствие, если
бы Тарновская все же отказалась участвовать в создании портрета.
Поэтому и следствию и прокурору, который его здесь представляет,
следовало бы с гораздо большим уважением относится к художественным
возможностям этого свидетеля. С другой стороны, ничего удивительного
нет в том, что защита пытается более точно установить как пределы
этих возможностей, так и обстоятельства появления в деле другого
портрета, так похожего на Петрова. Я даже могу сказать, почему
исчез тот первый. Да просто потому, что он не капли не был похож
на обвиняемого. И мне странно, что прокурор этого не понимает.
     В процессе этой небольшой речи Журавский все же разволновался
и забыл о решимости оставаться спокойным. В голосе его чувствовались
и гнев, и пафос, и даже нотки презрения к тем методам, которыми ве-
лось следствие и которые все отчетливее проступали здесь в суде.
     В зале воцарилась тишина. Прокурор с каменным лицом уставился
на разбросанные по его столу бумаги. Судья же наоброт, подняв голову
смотрел куда-то в дальний угол потолка и лицо его было каким-то
задумчиво мечтательным. Наконец, прокурор резко поднял голову и
повернулся к судье. Тот, не ожидая его обращения, также быстро
поднял руку и, как бы успокаивающе мягко сказал: -Прения у нас будут
потом. А пока, - он повернулся к Журавскому - Пока не менее важным
остается то, что свидетель Тарновская все же узнала в обвиняемом
Петрове убийцу.
     Прокурор наклоном головы и всем своим видом показал, что имен-
но это он и хотел сказать. Разволновавшийся Журавский никак не мог
сосредоточиться и собрать в порядок свои мысли и планы по этому
эпизоду. Да, даже праведные гнев и волнение - не помощники адвокату
в суде. Теперь он злился на себя, потому что переходить к этой части
показаний Тарновской тоже надо было не менее осторожно, чтобы не
испортить того, что уже удалось сделать. А теперь найти безошибочную
линиию дальнейшего опроса свидетеля он никак не мог.
     И тут вдруг Тарновская, как прилежная школьница подняла руку и
обратилась к судье: -Товарищ судья, я бы тоже хотела сказать свои
несколько слов. Можно?
     -Ну, говорите.
     -После всего, что тут говорили и адвокат, и прокурор я бы хотела
еще раз ответить на его вопрос. Пусть он меня спросит.
     -Какой вопрос? Кто спросит? - судья недоумевающе смотрел на
Тарновскую.
     -Ну, товарищь прокурор. Пусть он спросит.
     -Свидетель, вы не можете говорить яснее?
     -Пусть прокурор еще раз спросит меня или я знаю этого человека,
который сидит за решеткой, - Она поджала губы и выжидающе смотрела
на прокурора.
     -Гражданка Тарновская - вы не в театре, - прокурор почуял не-
ладное и всю свою досаду за плохо проведенное следствие, за нару-
шения, которые одно за другим вскрывались в суде, готов был пере-
нести на свидетельницу.
     -Именно потому что мы не в театре, я и хочу сказать еше раз.
Задайте мне свой вопрос, молодой человек.
     -Я не молодой человек, а прокурор, которому поручено вести это
дело.
     -А я всего лишь старая женщина, которой скоро придется держать
ответ перед моим богом. И я очень хочу, чтобы поймали убийцу. Но я
не хочу быть виноватой за то, что поймают кого-нибудь другого, - она
спокойно смотрела на прокурора и стало понятно, что если эта женщина
на что-нибудь решилась, то по выбранному пути пройдет до конца.
     -Хорошо, свидетель Тарновская. Я вас спрошу еще раз, - решил
разрядить обстановку судья. -Кто, по-вашему, сидит на скамье под-
судимых?   
     -Это человек, которого я видела в милиции, когда надо было из
восьми выбрать одного.
     -И что означает эта ваша фраза? - все также досадливо спросил
прокурор.
     -А означает она вот что. Когда меня вызвал в милицию этот бело-
брысый следователь, который все время хихикает, то он мне сказал:
Убийцу поймали. Его, слава богу, видели и узнали другие люди. Но
поскольку я тоже его видела, то по закону я тоже должна его
узнать среди нескольких мужчин. И когда мне показали тех восьмерых,
то среди них был единственный темный, и, более менее, высокий, и
не лысый, как тот, что стоял слева от него. И раз мне сказали, что
среди них обязательно есть убийца, я и показала на этого за решеткой.
Все равно ведь лица того настоящего я толком не видела.
     -Свидетель, вы отдаете себе отчет, что либо тогда, либо сейчас
вы говорите неправду? Вас ведь предупреждали об ответственности,
которую несут свидетели за дачу ложных показаний, - прокурор, видно,
решил, что так просто выкрутиться из щекотливого положения он ей не
даст.
     -Ничего ложного я не говорю. И тогда , и сейчас я говорю то,
что считаю правдой. Только теперь я вижу, что тогда скорее всего
ошиблась, потому что поверила этому белобрысому.
     "Похоже, что блондинов она никогда не любила и Сырцову тут
явно не повезло" - подумал про себя Журавский, глядя на Тарновскую
почти влюбленными глазами. "Интересно, как она относится к шатенам?
И как во-время она взяла инициативу в свои руки. Ай да тетя Соня.
И все же здесь надо поставить окончательную точку".   
     -Можно мне, - обратилсй он к судье.
     -Ну, у нас прямо перекрестный допрос какой-то получается. Го-
ворите уж, - милостиво разрешил тот Журавскому.
     -Вы помните, Маргарита Иосифовна, когда мы начали наш разговор,
то договорились, что в конце вы опять внимательно посмотрите на
обвиняемого и ответите еще раз только на один вопрос: этот человек
за решеткой - тот, который на ваших глазах убил молодую девушку?
     Тарновская устало посмотрела на адвоката, потом повернулась к
судье и каким-то растроганным голосом сказала: -Я не знаю.
     -Как это не знаете?! - взвился со своего места прокурор. -Сна-
чала вы перед всем залом заявляете, что узнали бы в нем убийцу даже
среди двадцати человек. А теперь, достаточно было адвокату слегка 
надавить на вас, и вы уже готовы сказать, что следователь чуть ли
не заставил вас выбрать именно этого типа при опознании. Вы хоть
представляете, как это выглядит и как это называется? Да это просто
не солидно для вашего возраста. 
     Пожалуй обвинитель имел право быть резким - Журавский сам всег-
да бесился, когда свидетель вдруг изменял свои показания в суде. Но
в данной ситуации все же права была Тарновская. Тогда при опознании
она совершила ошибку, сейчас это было понятно любому непредвзятому
слушателю в зале, и теперь она нашла в себе силы исправить ее. Надо
как-то защитить ее от взбешенного прокурора, но он не успел взять
слово. Тарновская задрала подбородок и драматическим голосом произ-
несла:
     -Оставьте в покое адвоката и мой возраст. Они оба делают свое
дело и, кажется, у них это неплохо получается.
     И это он хотел ее защищать?! Нет, она не нуждалась в защите.
Более того, она явно решила, что защищать нужно его. Ну что ж, давай
дорогая моя старушка, защити нас от беззаконий, от бессовестных
следователей, от продажных судей, от взяточников, воров и от всего
темного, дикого, грязного, что почти каждый день заглядывает нам в
глаза.
     -Я действительно слишком стара, чтобы бояться и вас и того
белобрысого следователя. А адвокату спасибо за то, что напомнил
мне о том, что слова "знаю" и "кажется" это две большие разницы.
Особенно когда ты в милиции или в суде. Так что извините, граж-
дане судьи, но про этого человека за решетной я ничего не могу
сказать. Может это страшный убийца, а скорее всего что нет. Раз-
бирайтесь сами, а я устала, позвольте мне уйти.
     -Идите уже, - только и смог пробормотать судья и Тарновская,
также прижимая к животу свою черную семочку, медленно удалилась
из зала.
     Нет, прокурор тоже был прав. Это был театр. Даже не театр, а
бенефис. И все они в меру сил лишь подыгрывали приме.

     Что ж, вот и финишная прямая. В принцнпе, можно и не вызывать
оставшихся двух свидетелей Федулко и Рахманова. Самое большее, что
они могли сделать, это сказать, что Петров пытался пригласить
Завадскую танцевать.
     По лицу прокурора было видно, что он это понимает и готов пре-
кратить слушание хоть сейчас. Да и судья уже несколько раз задумчиво
посматривал на часы. Журавский встал со своего места.
     -Товарищ судья, я понимаю, что оставшиеся свидетели, как сле-
дует из материалов дела, вряд ли смогут добавить что-либо серьезное
обвинеию или защите. И все же я прошу вызвать их обоих еще до пере-
рыва. Мне кажется, это не займет у нас много времени.
     Судья посмотрел на обвинителя, тот пожал плечами:"Ну, если так
хочет адвокат....", повернулся к милиционеру у двери и сказал:
     -Пригласите свидетеля Федулко.
     Вот кто, если верить описаниям Тарновской, должен был бы сейчас
сидеть здесь за решеткой. Молодой (даже слишком), высокий, темново-
лосый, с круглой головой и широкими плечами. Его даже стричь было не
нужно - хоть сейчас в колонию строгого режима. Он шел к свидетель-
скому креслу широкими шагами, чуть покачиваясь и плотно ступая, и
остановить его вообще мог разве что средний танк. Резко и быстро сел,
положив руки на стол перед собой и, набычившись, стал смотреть в зал,
медленно переводя взгляд с одних зрителей на других. Как понял Журав-
ский, все это должно было выражать силу и уверенность в себе.
     Опять дежурные вопросы и ответы. Наконец встал прокурор и как-то
вяло стал опрашивать его, медленно подводя к главному: подходил к
Завадской Петров или нет.
     Он также скушно отвечал, повтроряя то, что было записано в его
последних показаниях в деле. Сказал, что служит охранником на рынке,
где работала Завадская, что часов ы десять того вечера вместе с прия-
телем Рахмановым зашел в "Золотую рыбку" выпить пива. Увидал за сто-
лом с тремя кавказцами Лену и стал уговаривать ее бросить кавказцев
и провести вечер с ними. Она, в конце концов, согласилась, после
чего они втроем веселились в кафе до закрытия.Потом они вышли из
кафе, но тут он вспомнил, что забыл там кепку. Попросил ее немного
подождать и бегом вернулся назад. Когда снова прибежал к фонарю,
под которым оставил свою подружку, то увидел, что Лена полулежит на
скамейке, а на ее розовом платье под грудью проступают два красных
пятна. Уже секунд через десять он понял, что случилось, побежал
снова в кафе, стал звать на помощь, а минут через пятнадцать при-
ехала милиция.
     Кто мог убить Лену он не знает. Сначала думал на тех кавказцев,
но в милиции ему потом сказали, что у них есть алиби. Потом убийцу
нашли и, когда он его увидел, то вспомнил, что этот тип подходил к
ним и приглашал Лену танцевать. А она не пошла. Он был очень пьяный
и наглый. Если б не они с Рахмановым, он, возможно, ударил бы ее
ножом уже тогда.
      Все было рассказано так, как записано в последних протоколах
допросов. И конечно же не ради этих рассказов настоял Журавский на
вызове Федулко в суд. Сделал же он это ради проверки одной гипоте-
зы, которая вначале показалось емо мало правдоподобной, но стано-
вилась все привлекательней и реальней по мере того ,как невинов-
ность Петрова проступала все очевиднее. Она появилась у Журавского
во время встречи с Петровым в тюрьме и основывалась на, казалось
бы, не слишком важных для следствия и защиты фактах, рассказанных
Федулко.
     В своих показаниях, правда, сделанных уже после задержания
Петрова, он говорил, что тот подходил к Завадской и пытался при-
гласить ее на танец. Петров же на всех своих допросах утверждал,
что и не думал о танцах и ни к кому не подходил в кафе. Разно-
гласия в показаниях свидетеля и обвиняемого, в общем-то, триви-
альные, однако, если прав Федулко, у следствия появляется хоть
какое-то объяснение жуткому поступку Петрова. Если же правда на
стороне обвиняемого, тогда не только исчезает видимая причина
преступления, но и возникает естественный вопрос: зачем Федулко
врет?
     Получить на него ответ и хотел сейчас Журавский. Бывшему сле-
дователю было совершенно ясно, что просто так ради красного словца
врать Федулко не стал бы. А если не просто так, то для чего? М тут
вывод напрашивался сам собой: цель у него могла быть только одна –
бросить тень на случайного человека, укрепить возникшее к нему
подозрение следствия и тем самым отвести его от настоящего преступ-
ника.
     Но если Федулко взялся за это малопочтенное и даже рискован-
ное предприятие, то, во-первых, преступник был ему знаком, а во-
вторых, имел над ним определенную власть. С этой же целью, чтобы
произвести на следствие большее впечатление, за уши был притянут
еще один «свидетель» неудачного танцевального ангажемента – еще
один охранник рынка Рахманов, такой же накаченный молокосос с
узеньким лбом и широкими плечами.
     Когда весь этот логический ряд выстроился в голове у Журав-
ского, как же захотелось ему очутиться на месте Сырцова. Уж тогда
бы он точно поставил на место этих самоуверенных бычков. И за ре-
шеткой сидел бы сейчас не Петров, а кто-то другой, наверняка более
похожий на тот «утерянный» следователями фоторобот Тарновской. К
сожалению он только адвокат, и единственное, что может он сейчас,
это показать суду, что Федулко врет.
     Как и предполагал Журавский, это было не слишком трудно. Не
так-то просто врать в суде даже для более опытных и проженных лже-
свидетелей.Как только вопросы адвоката касались его приятеля Рах-
манова или обвиняемого Петрова, Федулко начинал путаться, противо-
речить самому себе и, в конце-концов, в очередной раз бормотал себе
под нос: «Не помню».
     Он, например, никак не мог показать, как именно сидели они
втроем за столом в кафе. Не мог вспомнить во что был одет Петров,
когда подходил к Завадской, танцевал с ней Рахманов или нет и т.д.
В общем, уже через 15 минут все присутствующие в зале знали, что
в показаниях Федулко было правдой, а что ложью. И допрос его можно
было на этом и прекратить, если бы в сбивчивых и путанных ответах
этого свидетеля не промелькнуло вдруг нечто, заставившее снова на-
сторожить уши дремлющего где-то в уголке сердца Журавского охотни-
чего пса.
     Первый раз это случилось тогда, когда он, просто для того,
чтобы расставить все точки над «і», спросил, куда выходил Федулко
из кафе.
     -Никуда я не выходил,- как-то через чур быстро и резко
ответил тот.
     -Но из показаний свидетельницы Телибко мы знаем, что
поздоровавшись с Завадской, вы на какое-то время из кафе исчезли.
     -Это ей приснилось. Никуда я не исчезал,- также почти не
задумываясь повторил Федулко.
     Журавский не ожидал чего-то особенного от этого вопроса, но
такое неожиданно резкое отрицание как-то не соответствовало ситуации.
Ну, сказал бы, что ходил в туалет, или просто вяло ответил, что
Телибко ошиблась. Показалось, что этот вопрос был для него не только
неожиданен, но и чем-то опасен. На ходу придумать что-то путное
этот недозревший шкаф с шаром для боулинга вместо головы ничего не
смог. Отсюда такая неадекватная реакция.
     Второй раз повторилось почти то же самое, когда Журавский
спросил, сколько, примерно, времени оставалась Завадская одна после
выхода из кафе. Федулко покраснел от напряжения, пытаясь подсчитать
это время, и наконец, выдавил:
     -Минуту, наверное.
     -А не больше?
     И тут он опять уперся. И даже стал вслух подсчитывать, что
двадцать метров до кафе он пробежал за 1о-15 секунд, столько же обратно
и полминуты ушло на то, чтобы найти кепку, которая осталася лежать
на столе.
     -А вот по рассказу Тарновской получается не менее трех, а то и
пяти минут.
     -Нет, не более минуты,- опять пробубнил он, даже не пытаясь
как-то подстроиться под ее показания.
     Что-то за этим все же стояло, и, честное слово, это стоило
выяснить. Но тут судья жестом подозвал к себе адвокатка и прокурора.
     -Слушай, Андрей Петрович, что ты прицепился к этому Федулке?
Ну врет, врет он и про Рахманова и про Петрова. Давайте уже
заканчивать. Ей богу, суду и так все ясно. Ну, чего ты еще хочешь?
     -Степан Лукьяныч, вы же сами говорите, что врет. А почему? Вы
же понимаете почему – он прикрывает кого-то. А этот кто-то – убийца.
     -Все я понимаю. Но именно потому, что дело серьезное, считаю,
что и заниматься им нужно серьезно. Отправим дело на доследование
и пускай этого Федулку следователи и раскручивают. Ну, прокурор,
хоть ты скажи.
     Судья был лет на пятнадцать, двадцать старше, давно знал их
обоих и мог позволить такое обращение. Прокурор, Вячеслав
Владимирович Картушев пришел в прокуратуру из того же университета
через пять лет после Журавского и года четыре они работали вместе.
Среди коллег он держался как-то незаметно, делал свое дело может
быть и без блеска, но и без грубых ошибок. Видимо, за эти качества
он и был недавно назначен одним из городских прокуроров. Он
повернулся к Журавскому.
     -Андрей, хоть нам скажи, чего ты, в самом деле, хочешь?
     -Я хочу снова вызвать для дачи свидетельских показаний Целищева.
     Судья всплеснул руками и закатил глаза к потолку. Прокурор
наоборот прищурил их и внимательно посмотрел на Журавского, как бы
пытаясь просветить его мысли.
     -Для чего?- Это было сказано дуэтом.
     -Скажи пожалуйста, какой универсальный свидетель защиты объявился.
Его Журавский чуть ли не по каждому эпизоду вызывает,- добавил судья
уже соло.
     -Ну, неужели вы не видите, что Федулко еще что-то пытается скрыть.
Давайте это выясним – и доследование пройдет проще. А то ведь кто его
знает, что будет, если дело опять к Сырцову попадет,- взмолился
Журавский выразительно глядя на прокурора.
     -А что, Степан Лукьяныч, давайте еще раз послушаем этого
правдолюбца.- Это было сказано уже прокурором.
     Судья серьезно и внимательн посмотрел на обоих. –А не напартачите,
бывшие следователи?
     -Я не бывший. Я и сейчас с преступниками борюсь,- прокурор с
вызовом бросил взгляд на адвоката.
     -Ну, с преступниками у нас Сырцов борется. Одно плохо – у
адвокатов после этого работы много,- не стал принимать вызов
Журавский.
     -Хорошо, еще раз Целищев и все. Теперь по местам. Прошу пригласить
свидетеля Целищева.
     Он вышел из зала уверенным шагом, подошел к длинному столу, за
которым сидел судья, и лицо у него было сосредоточенное и деловое,
как будто давать свидетельские показания для него стало второй
профессией.
     -Вы знаете  человека, который сидит в кресле для свидетелей?-
обратился к нему Журавский.         
     -Ну да.Это тот парень,что был с убитой девушкой. А потом он еще и
тревогу поднял.
     -Вы можете сказать,когда он появился в кафе и с кем?
     -Наверное, где-то между девятью и десятью часами. И сначала девушки с
ним не было.
     -Вы в этом уверены?
     -Конечно уверен. Его-то я в тот вечер хорошо запомнил.Тем более,
что он долго стоял возле стойки.А был ли он один или с приятелями
сказать не могу.
     -И как долго?
     -Сначала взял бутылку пива, потом стал спрашивать у меня, есть ли у
нас  телефон. Я сказал, что автомат висит у входа. Он пошел звонить, а
потом опять стоял у стойки уже с девушкой.
     -Федулко, вопрос к Вам. Значит, Вы все-таки выходили звонить по
телефону? Скажите, кому Вы звонили ?
     -Никому я не звонил. А от стойки, может, на два шага отошел – вот
он и  подумал, что я ходил звонить,- Федулко, сжавшись и,как бы, влившись
в кресло, затравлено зыркал глазами то на Целищева, то на Журавского.
     -Но про телефон-то все-таки спрашивали?
     -Ну спрашивал. Так, на всякий случай. Вдруг кому-нибудь позвонить
захочется,- он опять врал , и опять это было всем видно.
     -Хорошо.Пока оставим это. Целищев, а теперь опять к Вам: вы видели,
когда Федулко возвратился снова после того, как ушул с Завадской из кафе?
     -Как и когда они уходили я не видел.Но где-то перед закрытием он
снова появился у стойки и попросил еще одну бутылку пива. Я это хорошо помню,
потому что как раз убирал все и у стойки было мало народу.
     -Он что, взял эту бутылку с собой?
     -Нет. Он сначала сказал, что пиво теплое и заставил принести из подсобки,
где стоит наш большой холодильник, другую бутылку. А потом
там же у стойки ее и пил. Еще был не доволен, говорил, что пиво не
свежее. А у нас, вообще, пиво летом больше двух дней не задерживается.
     -Не вспомните, сколько времени на все это ушло?
     -Ну, пока я ходил в подсобку, потом и пил он не торопясь.Думаю, что
минут пять, не меньше. Вот когда он еще раз прибежал, то, наверное, и
минуты не прошло.Стал кричать: «Вызывайте скорую помощь!» А потом все и
закрутилось.
     -Вы слышали, Федулко? Вы на пять минут оставили Завадскую одну.Зачем,
для чего?
     -Никого я не оставил. Он пену гонит. Я за кепкой бегал, а не за пивом.
Он врет все,- Федулко кричал почти фальцетом, подскакивая в кресле и вертя
головой в разные стороны.
     Прокурор медленно встал из-за стола и ровным металлическим голосом
произнес: -Федулко, вы понимаете, что сейчас происходит?
     -А что происходит? Вот лепит мне горбатого ваш свидетель. Чего это –
ему верят, а мне нет.
     -Нет, вы не понимаете,- также, акцентируя каждое слово, продолжил
прокурор. –Вы лжете суду, вы путаете следствие, вы явно прикрываете
преступника. Более того, это вы привели жертву в назначенное место и
поставили ее под нож. Вы не свидетель, вы – соучастник преступления.
И я данным мне правом сейчас выписываю ордер на ваш арест. Прошу распо-
рядиться, чтобы этого человека взяли под стражу прямо в зале суда.
     Зал затих и замер. Неожиданно, где-то в последних рядах встал человек
и стал пробираться к выходу, буквально перешагивая через людей, сидевших в
его ряду.Издали он был здорово похож на Федулко, только, наверное, лет на
десять старше. Прокурор все еще смотрел на бывшего свидетеля, который уже
не кричал, а визжал как поросенок:
     -Я не убивал.Вы же слышали, я пиво пил. Я ничего не знал. Он сказал,
что хочет только побазарить с ней. Откуда же я знал? Какой я соучастник?
     Адвокат, не скрывая удивления и восхищения, смотрел на прокурора. Они
не могли видеть пробирающегося по ряду человека. Но зато его хорошо видел
судья, у которого весь зал был перед глазами.
     -Охрана, ну-ка закройте входную дверь на ключ и никого не выпускайте из
зала,- крикнул он сидящему у дверей милиционеру. –Прошу всех оставаться на
местах.
     В общем-то, никто больше и не вставал. Только тот человек метался теперь
уже по проходу между рядами. Вот он повернул к боковой двери, через которую
входили свидетели и возле которой тоже стоял милиционер, и быстры-
ми шагами двинулся к ней. Милиционер растерялся и как-то неловко пытался
не пропустить его. Мгновенье, и милционер полетел в зал, где его подхвати-
ли спешащие на помощь два охранника, сидевшие возле клетки с Петровым.
Человек же рывком открыл дверь и скрылся в комнате для свидетелей.
     -За ним, скорее. Остановите его,-это командовал милицией судья.
-Быстро за ним, свидетельская снаружи заперта. Поторопитесь, а то он дверь
выломает.
     Три милиционера исчезли за дверью и в комнате для свидетелей началась
какая-то возня, прерываемая глухими возгасами и стуком падающей мебели.
Наконец, минуты через три дверь снова распахнулось и милиционеры буквально
выволокли в зал здоровенного детину. Из носа у него текла кровь, а у одного
из охранников был оторван рукав, который болтался теперь где-то у пояса. Но
самое главное, на руках у детины были наручники, очевидно те, в которых
привели Петрова. Глаза у него были налиты кровью,рот дергался, но, кажется,
он уже и сам понял, что из зала суда ему не уйти.
     -Вы кто? Вы что хулиганите в суде?- Судья говорил с какими-то передышками,
как-будто сам одевал наручники на верзилу.
     Тот не отвечал, лишь время от времени дергал плечами, пытаясь освободить
руки от повисших на них милиционеров.
     -Ладно, потом разберемся. Отведите его в комнату для обвиняемых и закройте
пока там. А вы, Федулко оставайтесь на месте, где сидите. И не вздумайте тоже
выкинуть какой-нибудь фортель. Кстати, может вы нам скажите, кто этот человек?-
Судья быстро успокаивался и теперь в голосе его слышались уверенность и властность.
     -Это наш начальник охраны, Котенко Борис Федорович,- глядя на судью проборматал
тихим голосом Федулко.
     -По телефону вы ему звонили?- Продолжал ковать железо судья.
     -Ему,- еще тише и жалобнее пролепетал тот. –Но он сказал, что хочет
только побазарить с Леной. Откуда же я знал, что он ее мочить собирается.
     -Понятно.- Судья повернулся к прокурору и вдруг улыбнулся: -Целищев,
а вы что там за прокурора прячетесь? Можете вернуться в зал, сегодня вас
вряд ли еще побеспокоят.   
     Только теперь все заметили, что забытый свидетель, стараясь держаться
подальше от свалки, как-то незаметно перебрался за стол прокурора, который
теперь с недоумением смотрел на неожиданного соседа.
     -Вячеслав Владимирович, свяжитесь с прокуратурой и разберитесь с
этими двумя,- кивнул головой судья в сторону Федулко. –Ну, а сегодняшнее
заседание, наверое, будем заканчивать. Остались выступления обвинителя и
защитника. Перед ними обычно делается перерыв. Но сегодня у нас какое-то
необычное дело. Может обойдемся без него? Что скажите, товарищ прокурор?
     -Мне кажется, что открывшиеся во время слушания новые обстоятельства
требуют единственного решения суда. Сегодня приговора не выносить, а дело
отправить на новое рассмотрение.
     -Мнение прокурора понятно. Ну, а что скажет адвокат?
     Журавский встал, немного подумал и решился:
     -Я тоже не буду повторять всего, что стало известно суду во
время сегодняшнего слушания. Безусловно это дело требует нового рассмотрения.
Однако обращаю внимание суда на то, что все о чем нам стало известно
сегодня по факту убийства Елены Завадской к моему подзащитному не имеет
никакого отношения. Поэтому в своем решении суд должен признать его
невиновным и освободить из под стражи за отсутствием состава преступления.
Есть еще и третий пункт, который, по моему мнению, должен быть отмечен в
решении суда. Мы сегдня не раз смогли убедиться в том, как недоброссовестно,
с какими нарушениями было проведено следствие по этому делу. В этом причина
того, что сейчас за решеткой сидит невиновный человек, а настоящий преступник
вообще мог остаться на свободе. Вот и все, что я хотел сказать в своем
выступлении.
     -Что ж, и мнение адвоката понятно. Подсудимый, а вы что-нибудь хотите
сказать?
     Петров встал. Опять взялся за решетку обеими руками и , глядя на судью
ширико открытыми глазами, тихо сказал:
     -Я никого не убивал, честное члово.А танцевать я вообще не умею, хоть
у моей бывшей жены спросите. Поэтому выпустите меня из этой клетки,
пожалуйста.
     В зале кто-то захихикал.Судья сдвинул брови и сурово посмотрел в ту
сторону.
     -Ну что ж. На том объявляю перерыв. Суд удаляется для принятия решения
по данному делу.- Он обвел глазами свой стол, вспоминая ничего ли не забыл,
закрыл лежащий перед ним том, взял его под руку вместе со своими записями и
вышел вместе с заседателями через небольшую дверь, расположенную у него
за спиной.
     Прокурор тоже встал и ушел из зала, наверное, разбираться с новыми
обвиняемыми. Зрители в зале кто потянулся к выходу покурить и размяться,
кто остался на своих местах, переговариваясь и жестикулируя. И в коридоре
и в зале слышались разговоры о том, как ловко прокурор сделал из свидетеля
обвиняемого. И этим заставил выдать себя, скорее всего, настоящего убийцу,
который, оказываетя, все время сидел вместе с ними.
     Другие говорили о том, какой молодец судья, единственный не потерявший
самообладания в неожиданно вспыхнувшей заварухе, как он с помощью милиции
не дал скрыться преступнику. В общем, разговоров не было только об адвокате.
А он, уставший и опусташенный, стоял спиной к залу, собирая в портфель бумаги,
и думал о том, что желудок ноет от голода уже больше часа,а перекусить чего–
нибудь вряд ли удасться, т.к. судья может вернуться в любую  минуту.   
     Кто-то тронул его сзади за плечо. Он обернлся. Перед ним стояла секретарь
суда, едва здерживающая легкую усмешку.
     -Хотите кофе, Андрей Петрович?
     -А может у вас и чай есть?
     -Есть и чай. Ступайте за мной в приемную.
     Они вышли из зала в дверь, через которую только что удалился судья,
прошли небольшой темный коридор и очутились в приемной. Здесь на боковом
столике стоял красивый электрический заморский чайник. «Интересно,за
какую услугу он был подарен нашей замечательной секретарше?»- не смог
остановить себя Журавский. Она же поставила чашки и подвинула коробку
с чаем и сахаром.
     -Берите, делайте себе по вкусу.
     Он бросил в чашку пакетик с чаем, залил его кипятком, положил две
ложки сахара и тут же сделал большой глоток. Нытье под ложечкой сразу
утихло, по всей груди разошлось блаженное тепло. Он откинулся на спинку
стула и стал ждать, когда чай настоится.
     -А вы молодец, Андрей Петрович.
     -Правда? Спасибо. А уж если я такой молодец, то может у вас найдется
и какой-нибудь завалящий сухарик?
     -Что сухарик. Я вам половину своего бутерброда отдам.
     -Ну, Анна Сергеевна, вы меня просто от смерти спасете.
     -Для такого молодца и целого бутерброда не жалко. Я то вначале думала,
что Степан Лукьяныч за полчаса разберется с вашим бандитом. А вы весь
состав суда перевербовали.
     -И вас, Анна Сергеевна?
     -Ну, меня первую. А вот жене вашей передайте, что юридическая
общественность ею недовольна. Такого адвоката надо кормить лучше.
     -Боюсь, не смогу выполнить ваше поручение.  Я уже почти три года в разводе.
     -А вот это мы быстро исправим. Мы вам новую жену найдем, лучше прежней.
     -Интересно, как же вы это сделаете?
     -Конечно же с помощью судебных исполнителей.
     -А ваши судебные исполнители не могут вернуть мне как раз прежнюю?
     -Ах, вот оно что... Тогда мне скорее всего придется брать с собой двойные
бутерброды всякий раз, когда вы будете выступать у нас в суде.
     Улыбаясь друг другу, они доедали свои бутерброды, прихлебывая чай и кофе.
Усталость как-то сама собой прошла и даже появилось доступное только мужчинам
удовлетворение от честно выполненного служебного долга. На сердце у Журавского
было легко и грустно.
     «Вот было б здорово, если б среди зрителей сегодня была и Катерина»,-
мечтательно подумал он, допил свой чай, еще раз поблагодарил секретаря и
пошел в зал дожидаться решения судьи.

                К о н е ц