- Это мы оставим здесь, – она приподнялась со скамейки, покачнулась, взяла бутылку, серьезно оглядела ее и поставила обратно.
- Тогда оставим и остатки тоника, – улыбнувшись, сказал я.
Она согласно кивнула и, тщательно подбирая слова, произнесла:
- Но больше н и к а к о г о мусора, там корзинка. И стала сгребать стаканы.
- Постой, один все же оставим, – я водрузил его на горлышко бутылки, - Пошли.
Мы деловито собрались и, пошатываясь, побрели. На секунду появилось желание остановиться и отсалютовать покинутой скамейке – маленький, уютный островок, пригревший нас на парочку часов, но понял, что мне почему-то невыносимо грустно, и нет сил поднести ладонь к голове.
Вышли на освещенную дорожку. Она указала на кафе:
- Интересно, у них есть туалет?
- Странное оказываю воздействие на женщин: мочегонное – стоит побыть в моем обществе несколько часов – ищут туалет.
- Хорошо, что не слабительное.
- И то верно, - кивнул я, - поблизости есть тихий уголок, зайдем? Думаю, нам нужен кофе: домой не доползем.
Она завладела моей рукой:
– Веди.
- Не слишком на меня рассчитывай – могу и нехорошо пошутить.
- Как?
- Нажать на живот, - сказал я, отстранив голову: немудрено было схлопотать заслуженную пощечину.
В кафе было тепло. За соседними столиками кто-то сидел, надрывался модным шлягером телевизор – все это на секунду промелькнуло на периферии сознания и исчезло. Остались только ее живые и пытливые глаза.
- Не смотри на меня так, - попытался пошутить я – ты забыла для чего мы пришли
Она непонимающе уставилась на меня
- Туалет, - улыбнулся я
- Ах да.., – она подозвала официантку, – где у вас туалет? Телевизор почему-то замолк, и ее слова прозвучали громко. Краем глаза уловил веселое шевеление за соседними столиками. Официантка на секунду застыла в замешательстве, а потом махнула в сторону стойки.
Она тяжело поднялась и, пошатываясь, пошла в указанном направлении.
- Удачи, - успел шепнуть я ей вслед.
Полез за сигаретами, и с досадой вспомнил - последнюю выкурил у скамейки. Почему-то вспомнилось начало вечера...
... Я уже беспокоился, когда она вынырнула из сгущающейся темноты - запыхавшаяся - и выпалила:
– Проклятые пробки, все перерыли... не город, а... Ненавижу опаздывать!!!
- Успокойся, - чмокнул в щеку.
Она внимательно посмотрела и вдруг очень резко выговорила:
- А ну пошли отсюда.
- Хорошо, - весело согласился я
Она быстро зашагала. Я еле поспевал за ней. Мы добежали до парка.
- А теперь найди скамейку.
Мне стало смешно:
- Послушай, мы не дети… простынем...
Она обернулась и презрительно отчеканила:
– Освещенную скамейку!!!
Я весь как-то сжался:
– Спокойно…
После десятиминутных блужданий и пуганья разомлевших парочек мы нашли, что искали. Она погладила ладонью скамейку: « Холодновато… ну ничего». Сняла куртку, постелила, села и стала копаться в сумке. Я присел рядом и зачаровано наблюдал за движениями. Мне показалось, что сейчас произойдет чудо, и она извлечет живого кролика или хомячка. Из сумки появилась плоская бутылка
– Вот, - она протянула ее мне. Я прочитал на этикетке – джин…
- Это взятка, – хитро щурясь, сообщила она, - гм… а куда запропастилась?..
В ее руках оказалась маленькая баночка
– А вот и тоник.
Ничего не спрашивая, я внимательно разглядывал ее руки, время от времени ныряющие в сумку.
– Лимон, - она развернула салфетку – аккуратные ряды желтых ломтиков - и положила на скамейку.
Я встал:
– Сбегаю за стаканами.
- Да сиди ты – она достала два пластиковых стаканчика, - Ой!!!
Я присел… что случилось?
- Маслины… забыла зеленые маслины... Она недовольно наморщила лоб и сжала губы.
Я облегченно рассмеялся…
Затем, вырывая друг у друга бутылку, ссорились, как надо разбавлять джин. Наконец, убедил ее, что справлюсь лучше. И не помню первый тост, и другие не помню. Мы медленно пили, замолкали, начинали говорить, перебивая друг друга: воспоминания детства, смешные, грустные и нелепые приключения, веселые и мрачные привидения прошлого...
Очнулся: она подсела к столику и положила голову на скатерть. Погладил ее волосы – как ты?
Она подняла голову, руки широки раскинуты на столе, посмотрела в глаза, улыбнулась – здорово… Потом завладела моими ладонями, накрыла их своими, убрала, внимательно посмотрела на мои пальцы - красивые… Поцеловала, положила на них голову и… заснула. Я старался не шевелиться. Через минут десять-пятнадцать, услышав деликатное покашливание позади, окликнул ее:
– Эй, пора просыпаться...
Она подняла голову, как-то непонимающе оглядела все кругом:
- Почему?
- Мы - последние посетители… Они закрываются.
- Правда?, – она обвела взглядом кафе, - … да… пора…
Расплатившись, мы вышли на холодный воздух.
- Здорово, - сказала она…
- Прежде чем идти домой – еще один круг вокруг парка.
- А я трезвая, как никогда!!!
- Кто-то утверждал обратное?!!, – я грозно огляделся вокруг.
- Видишь, - она мягко рассмеялась.
Я положил руки ей на плечи и прильнул к губам. Она замерла на мгновенье и ответила долгим поцелуем. Мир покачнулся, словно раздумывая, оставаться свидетелем или удалиться, и исчез. Померкли огни города, куда-то впитался шум проезжающих машин, и, наконец, выключились звезды. Время стало теплым покрывалом. В тихой пустоте парили два одиночества, слитые поцелуем. Лишь кончики пальцев ощупывали друг друга, стараясь поймать ускользающую реальность...
Какой-то шорох разбудил нас… Звезды засияли, и город возвратился. Я взял ее руку, уверенно обхватили ее пальцы, и мы молча зашагали. Мыслей не было – хотелось безостановочно шагать, ощущая рядом ее присутствие…
Она решилась – первые слова, произнесенные в новом мире:
- Что стало с нашей бутылкой?
- Еще несколько шагов и скамейка будет видна. Но мы не подойдем к ней. Хорошо?
Справа показался освещенный островок и бутылка, трогательная и неуклюжая, с надвинутым на горлышко стаканчиком – строгий, пожилой часовой охраняющий чей-то покой.
Она удовлетворенно кивнула головой.
Мы прошлись еще немного и наткнулись в темноте на мужчину, который, приложив правую руку на сердце, глядел в звездное небо и что-то бормотал. Обогнув его, поднялись на мостик.
Она осторожно толкнула меня:
- Ты видел? Что он делает?
- Наверное, беседует с альфа звездой созвездия Возничего или очищает ауру города.
Она высвободила руку, недоверчиво посмотрела на меня – не издевайся!!!
Я пожал плечами:
- И не думал… За такие невидимые мелочи и обожаю этот проклятый город.
Мне захотелось вновь почувствовать вкус ее губ. Поцелуй был горячим, она – невероятно податливая и кроткая. Обнявшись, присели на холодные камни, но через миг она осторожно отстранилась:
- Нет, мы сейчас встанем, пойдем домой, и будем хорошими…
Захотелось поспорить, но понял, что послушаюсь.
До дома дошагали в тишине. У подворотни попался нищий, который протянул ладонь и стал что-то гнусаво говорить. Мы проигнорировали его. Перед входом в подворотню она, спохватившись, открыла сумку, что-то достала и торопливо мне что-то дала:
- Возьми, ты же не разменял деньги…
Хотел возмутиться, но она растворилась в ночи.
Я стоял, разинув рот, сжимая купюру, когда в темноте подворотни вдруг появился блестящий шар. Он висел в пустоте, дрожа и переливаясь всеми мыслимыми цветами. Затем качнулся и, разбрасывая горячие брызги, устремился ко мне и взорвался. Я ослеп и вдруг увидел себя со стороны - затравленная, искаженная личина в центре пульсирующего жара. Мне стало жутко - захотелось забиться в темную щель и стать серым кусочком тихой протоплазмы. Стало стыдно: спокойствие, рассудительность и многие другие правила – многочисленные маски, которыми я прикрывал разочарование, усталость, сомнение – опухоли души, увеличивающиеся день ото дня. Но в этой подворотне, залитой светом, весь этот груз был мерзостью, от которой следовало избавляться раз и навсегда. И вдруг я понял, что, несмотря на каждодневные инъекции разъедающих бацилл неверия, чудеса происходили, происходят и будут происходить, удаляя толстую накипь с наших сердец. И захотелось набрать полной грудью колючий воздух и громко пропеть слова любви человеку, которая весь вечер уверенно и спокойно выводила меня из полуразрушенного лабиринта собственного Я. Но не запел, а почему-то вспомнил слова детского стишка: «… забыт давным-давно, а был он слаще меда, пьянее, чем вино...»...
Рассмеявшись, я побежал вслед за нищим, сунул ему в карман купюру и зашагал к освещенной остановке.