Он в последний раз сладко причмокнул и уснул. Губки слегка задрожали и расплылись в пока еще бессмысленной, но очень счастливой улыбке. Все это время меня безмерно удивляли и умиляли его малюсенькие пальчики с такими розовыми, словно кукольными, ноготками и с совершенно реальной, живой белой каемочкой у края.
Маленький мой, как же я тебя люблю!
- Мамитька! Сябака бусюссяя, сябака какая!
Собака действительно была «какая» и очень большущая.
- Сябака кусит?
- Не бойся, не укусит. Иди ко мне, мой хороший!
- Ты меня любись?
- Конечно, сынок, люблю!
- Я тебя любу – я тебя пуцую, я тебя позиею – я тебя погьяжу! – маленькая пухлая ладошка нежно провела по моей щеке.
- Ну, что на этот раз? Опять подрался?
- Ну, мам, ну ты же знаешь, что он первый полез…
- Первый-то первый, но к директору вызывают не его маму, а меня!
- Ну, ты же с ней сможешь поговорить и все такое… Ну, мам! А то если ты не придешь, она ж меня до самых каникул поедом есть будет!
- Что с тобой сделаешь, горе ты мое! Ладно, схожу завтра на разборки с твоей директрисой. Тем более, что по большому счету ты действительно прав, нельзя давать кому-то вытирать о себя ноги. Только в следующий раз – без кулаков, а?
- Мам, спасибо! Ты у меня – самая лучшая! А хочешь, я посуду помою? Или чаю тебе сделаю?
- Да ладно тебе, подлиза, - я взъерошила его волосы. Надо же, какие жесткие стали, как у отца!
- Ничего не забыл? – как обычно, мне приходилось немного задирать голову вверх.
- Не волнуйся, все взял. И паспорт, и студенческий с зачеткой и все остальное.
- Может, тебе еще хоть немного денег дать?
- Да хватит мне, не беспокойся. Ладно, пойду я… Скоро посадка уже закончится.
- Да, конечно!
- Ну, не скучай! – он чмокнул меня в щеку, повернулся и, немного сутулясь, пошел к стойке авиакомпании.
«Я люблю тебя, сынок!» - беззвучно шевелились мои горько-соленые губы.
Минск,
14 ноября 2002 г.