Мерно катит волны неизбежность. Ровными рядами наваливаются они на берег,
Облизывая бесстыже выставленные напоказ плечи и колени прибрежной гальки.
Пеной взбивают воспоминания и уносят тугой слюной в океан забвения.
Дюна вывалила шершавый язык с полипами багульника, и он лежит упавшим занавесом на спектакле ню.
Июль. Август.
Липкое марево залило всё вокруг. Его дрожащее дыхание баюкает Время.
Шёпот дам в партере— эхо твоего дыхания.
Шлёпанье босых ног— нежное касание ладошкой макушки задремавшего кавалера.
С камня на камень, с камня на камень…
Стрекоза сложила прозрачные крылья, коснувшись ветки колокольчика далёким переливом твоего смеха.
Светом твоих глаз играет янтарь у кромки океана. Моллюск, запутавшийся в шелковистых нитях водорослей, выброшенных на берег, облизнул приоткрытые губы.
Капелькой нектара дрожит на кончике его розового языка желание.
Старый валун удивлённо повернул лицо, онемев от запаха твоего тела.
С волос, струясь меж лопаток, вниз по спине крадётся нежность, п`отом стекает по мраморной лысине.
Задыхаясь в твоих волосах, в оливковой истоме твоего тела, боюсь прикоснуться грубыми ладонями к ласковому шёлку твоей кожи.
Последний лист уронило Время.
Вуалью, сорванной с грусти расставанья, прядью твоих волос касается моей щеки кружево паутины.
Осень.
Катятся волны, смывая твои следы. Забытым сном лопаются пузыри пены. Опавший лист,
прилипший к мокрому валуну, усмехнулся маской бренности на лице Вечности.
Последняя осень.
Из цикла «Лабиринт сообщающихся сосудов», 1994