Этим трактатом я попытаюсь открыть цикл научно-популярных статей о животных вообще. А не получится попытка — ну и ладно; трактат и вне цикла кажется мне достаточно цельным и любопытным для тебя, его читатель.
Наверняка ты относишься к одной (реже — и к другой, ещё реже — ко всем) из групп любителей. Некоторые испытывают любовь персонифицировано: к своим собаке Моське, хомячку Фернандесу, лошади Росинанту и т.п. Другие в любви видоспецифичны — любят, например, только мексиканских тушканов. Третьи обожают животных вообще — эти могут без конца наслаждаться зрелищем брачных игр носорогов совершенно так же, как восторгаются устройством ротового аппарата личинки стрекозы (прелюбопытный механизм!), а преданность собаки для них такое же чудо натуры, как назойливость мухи.
Я предлагаю тебе, читатель, на время отнести себя к четвёртой категории. Любить тех животных, что попадаются на глаза — обширность чувств, но есть ещё и обширность мысли. Стало быть, можно любить некую суть, квинтэссенцию, великую сермяжную правду, концепт и принципиальную схему того, что есть животное.
И каждый из нас наверняка давным-давно догадывается, что не спроста в нашем великом и могучем слово это родственно слову «живот» и, более того, от оного происходит.
Действительно, только примитивнейшие среди царства животных губки (и ещё один-два спорных типа) питаются внутриклеточно — каждая из примерно трети клеток их тела поглощает кусочки и капельки пищи ложноножками, снабжая энергией себя и прочие две трети. Любое более сложное животное — да вот, хотя бы, гидра, — имеет кишечную полость. В неё-то пища и попадает.
(Спорный вопрос о том, относятся ли к животным амёбы и прочие инфузории, мы опустили.)
Итак, животное состоит, во-первых, из утробы. Виноват, из брюха. То есть из живота. Ой, нет, конечно же из кишечной полости. Причём только у гидр, медуз и полипов (и ещё у сходных с ними гребневиков), а также у плоских червей эта полость — мешок; у всех прочих она сквозная. Учёные так и говорят: кишечная трубка.
Что же во-вторых? Чем надо снабдить кишечную трубку, чтобы она из оболочки для колбасы превратилась в привычное нам животное?
Второй компонент, как ни странно, не наращивается на колбасную оболочку утробы, а присовокупляется к ней независимым и суверенным образом на правах первого среди равных. Это — система размножения.
Имея этакую химеру, умеющую, как видим, жрать, срать и трахаться, — да и то лишь условно! — попробуем сообразить, чего ей не хватает, чтобы она начала реально работать.
Поскольку пища в кишечную трубку сама, к сожалению, не заплывёт, необходимо нечто, обеспечивающее заплывание её туда. Это может быть, как у актиний, мшанок или морских кольчецов, система мускулистых щупалец, создающая поток воды в сторону рта их обладателя. Чаще это бывает система мышц, вызывающая движение Магомета к горе: значительная доля животных ищет пищу активно. Есть и животные, обеспечивающие поступление пищи в рот не механическим, а физико-химическим путём; таковы глубоководные удильщики, приманивающие еду одинокими фонариками своих удочек. Впрочем, они умеют захлопнуть рот за жертвой, а это уже механика, а значит — мышцы.
Что же, далее, нужно мышце, чтобы она могла работать? Нужны ей питательные вещества, что поставляет кишечная трубка, и кислород. Да, все мы единым кислородом дышим, каждая наша клеточка нуждается в нём — и даже как-то немного жаль, что не до каждой из них он доходит сам.
Кислород имеет по отношению к живому любопытное свойство — проникать самостоятельно на глубину не более одного миллиметра. У бесхитростных медуз и планарий получается быть настолько худосочными (не обманись: медуза, даже и метрового диаметра — лишь пустая перевёрнутая кастрюля, и я, говоря о худосочности, имею в виду стенки кастрюли). Более хитроумные животные обладают системой доставки газа жизни в толщу себя самих, включающей кровеносную систему (она ещё и разносит по телу продукты пищеварения) и органы дыхания.
Упомянув кастрюлю, не могу не заметить, что и в кишечной полости варится некое варево, и даже в каждой клетке. Так вот, если мы запустим в эксплуатацию тот механизм, который умудрились сконструировать, — а он, напомню, состоит из кишки, органов размножения, мышц, крови и дыхательной системы, — то очень быстро обнаружим, что и с этой чудо-кастрюли кто-то должен снимать пену, иначе не варить ей дольше нескольких минут, потому как захлебнутся клетки собственной грязью. Поэтому стоп машина! Срочно встраиваем выделительную систему. Часто главный элемент её — пара почек, но бывают и другие варианты: мальпигиевы сосуды, зелёные железы и проч.
Заодно, обозрев мышечную систему, добавим к ней скелет: оно полезно, поскольку движения усложняет, необходимые для них мышечные группы упрощает, а некоторые органы и защищает.
И вот, кажется, машина в сборе. Нажимаем на кнопку… стоп, а где же кнопка? Где система управления животным???
Начиная с гидр, без системы управления телом, носящей гордое имя нервной системы, не обходится никто. Именно она координирует работу мышц, желез (об этом элементе конструкции я не сказал, упомянул вскользь лишь светильники удильщиков, которые по сути тоже железы, и специалисты найдут ещё две-три обойдённые моим вниманием системы органов; ну да и ладно), именно она, в конечном счёте, влияет посредством тела, в котором находится, на внешний мир. То, что воробей чирикает, а соловей поёт, запрограммировано в их нервных системах. Те пруды среди леса, что запрудили своими плотинами бобры, имеют началом схему (современные психологи сказали бы: ментальную карту) в глубине мозга бобров. И увеличение массовой доли, централизованости и сложности нервной системы было и, надеюсь, остаётся одним из главных направлений эволюции животного мира.
Ну вот… собрали конструкцию… запускаем… ещё попытка…
Эх, ничего-то у нас не получается. А всё потому, что принципиальное устройство животного — эпифеномен, как сказали бы знатоки умных слов, оно вторично по отношению к тонким сущностям жизни.
Но об этом, если не поленюсь — в другой раз.
Автор: Сергей Алхутов