«Странная штука жизнь, попыхивая сигаретой, подумал старый Пахом, -- хрен кто знает, что она и для чего она. Хоть я прожил немало, повидал всякого в своей жизни, но ставлю сто бабок против одного, что про жизнь знаю столько же, сколько мой внучок-сорванец. Да что там я, всякие ученые зоологи-биологи знают столько же, сколько и все». Вообще-то Пахом редко задумывался над такими вещами. Ему больше приходилось думать о том, как ловчее прибить гвоздь, о том, сколько надо заготовить дров, чтобы прожить зиму. Но когда дождь начинал накрапывать в тот момент, когда делать особо было нечего (а такое случалось довольно редко), разные бесполезные думы, вроде этой, донимали его седую голову. Дождь стучал по крыше, и кроме этого шума не было ничего. Благодать.
«Богатый до неприличия» -- именно под таким эпитетом знали Пахома его многочисленные завистники. Действительно, было чему завидовать – добротный дом, сложенный из крепких лиственничных бревен со всеми надворными постройками, дрова, которые никогда не переводились, огород, озеро с рыбами и даже... Эх, да что там говорить, имея такие средства, разве не поживешь всласть, в свое удовольствие! Ходили слухи, что старик постоянно курит сигареты, и не какие ни будь, а «Честерфилд» в мягкой упаковке. Тут не верящих было, конечно, больше чем верящих. В конце концов, не все ведь можно купить за деньги!
...Пахом, вступив на берег, не спеша начал вынимать из верши средней величины рыбины. Улыбался молча своим мыслям. Дождь, когда заканчивается, оставляет такую свежесть после себя, а особенно заметно это около леса, возле его озера. Чвиркнула какая- то птичка, вздрогнул кустик -- упорхнула. Сидя у костра, старик порылся в кармане и достал пачку «Честерфилда», извлек сигаретину, чиркнул зажигалкой, глубоко и с наслаждением затянулся. Потом начал рассматривать замысловатые узоры зажигалки. Сперва, когда эту безделушку подарил ему внук, она ему не понравилась – тяжеловатая, да и узоры эти бля... новомодные... Но потом постепенно свыкся, и сейчас даже нравится ощущать ее тяжесть в нагрудном кармане комбинезона. А когда начинал рассматривать мягкие узоры на платиновом боку зажигалки, слово «Картье» напоминало ему его внука Харитона. Далеко внучок, и никак не найдет времени ни приехать, ни позвонить. Да, прав был тот, кто говорил что, мол, разлука измеряется не километрами. И не парсеками. Чтоб им пусто было. Пора домой, однако, завечерело. Ушицы сварю. То-то заебись будет.
Между тем в необозримых пустынях Европы и в болотах северной Африки миллионы рядовых сотрудников мегаконцерна «Пахом и Ко.» трудились, принося ему ежесекундно огромные доходы, питались синтетедой («почти ничем не уступающей натуральной!»), жили в квартирах с суперкондиционеро-звуконепроницаемо-комфортабельной начинкой, отдыхали, засыпая на неделю в салонах псевдореальности («достоверность событий, в том числе ощущения от занятия сексом, употребления никотина, алкоголя, мескалина и прочего -- 99,999%!!! И при этом вы не нарушаете закон!!!») и глухо завидовали тем, кто имеет столько денег и связей, чтобы отдыхать в зеленых лесах Гренландии, курить настоящий табак. А Пахому, который купил квадратный километр с лесом, полем и озером и жил там, покуривая антикварный табак, завидовало все человечество. Эх, вот блин, как можно жить, имея деньги! Тем более такие.
Старик во сне тяжко вздохнул, а потом улыбнулся. Наверное, внука увидел. Летний теплый дождь все так же тихо шелестел по крыше дома. Приятного сна.