Когда мы встречаемся идет дождь. Всегда.
Иду по аллее к месту, так скоро ставшему таким "старым". Звоню тебе и говорю: "Встречаемся на старом месте". И вот дождь, аллея... Иду по блестящему асфальту, а рядом идет шум машин большого города, идет дождь.
Все перепуталось, смешалось -- шорох шин, запах прелой листвы, шуршание моей куртки, слезный блеск асфальта. Не прячусь под зонтом, не обхожу лужи и дождь уже прижился в моих дырявых ботинках. Вот "старое" место: клумба, от которой радиально расходятся трещины на асфальте, словно кто-то огромный хотел выбраться здесь из-под земли, да так и не смог.
Во мне растет нечто. Такое же гигантское, как и подземный исполин - мне хочется говорить, говорить. Рассказать, убедить, раскрыться... Меня, что называется, прет. Сейчас лопну.
-- Привет.
Торопливый кивок в ответ.
-- Почему, когда мы встречаемся идет дождь? -- Произношу "дощ".
-- ДоЖДь. - поправляет.
-- Нет, дощ! - настаиваю, - Так меня учили, да это не главное. Когда "щ", то он шуршит, живой, настоящий. А что такое "жд" - бревна с неба летят?
-- Да хер с ним...
-- Вот ты уже отмахнулся, а надо всего-то посмотреть вокруг: падает капля на листок -- неслышный вроде звук, рядом еще и еще - собираются вместе, в одну и срываются вниз -- шлеп по асфальту! И так тысячи капель на тысячи листов, так появляется этот звук "ш" и "щ". А представь, что капли это слезы - каждая слезинка крупица боли и отчаянья. Миллионы крупинок. Можешь представить, как велик должен быть тот, кто плачет? Настолько огромный, чтобы вместить такую боль -- столько капель!
-- Ты подожди, мне позвонить надо. -- Сигает к телефонной будке, набирает номер, слушает. На том конце подымают трубку, спрашивают. Недовольно морщится -- значит Надя дома и мы без "места для встреч". Возвращается.
-- Дома, сучка. Сама телефон берет, Виталя не подпускает.
-- Ну а если б он взял, что бы изменилось? Ты ж без карточки звонил.
-- У нас условный знак. После шестого "Алло" если трубку кладу -- значит он выйдет, ну, как бы за хлебом. -- Улыбается снисходительно. Конспиратор.
-- Да, без тебя мировую революцию не сделаешь.
Он кажется уловил иронию, огрызается:
-- А ты лучше что ли?
-- Я шучу...
Улыбается снисходительно. Вроде: "шутки это хорошо, это мы понимаем".
-- И все-таки, тебе не кажется странным, что когда мы встречаемся, идет дощ?..
Поправляет:
-- Дождь.
Мальчик, мальчик... Отчего ты зацепился за меня. Чего тебе надобно. Я перестану звонить и опять ты вызвонишь, выкопаешь меня из-под земли. Секс тебе нужен? Это странная игрушка. Это моя игрушка. Не играй в мои игрушки, они опасны. Ты рассказываешь, как устроена жизнь для тебя, так послушай, что она есть для меня... И опять мы по разные стороны стены понимания.
Да-да. Говорят "стена непонимания", но это мелочно, это для бытовых вопросов. Есть стена понимания -- знаешь, она как эта бетонная стена завода вдоль которой мы идем - тянется, тянется. Уже изучена нами до трещинок. Еще бы -- раз в два или три дня ходить вдоль нее под дождем два месяца. Ты меня понимаешь, очень хорошо понимаешь, мальчик с большим пенисом... По-своему, по-мальчишески. И я тебя понимаю, понимаю до самых глубин мироздания, "по самые гланды", и могу рассказать твою историю начиная от сотворения мира. И такие наши понимания становятся двумя сторонами стены. Стены нашего понимания.
Там, за поворотом, стена треснула, а заводские мужики, таская через пролом железяки, расширили дыру так, что можно не сгибаясь входить и выходить. Здесь мы войдем на территорию завода и будем обсыхать под бетонными плитами, сваленными как попало.
Так и в нашей стене есть проломы и трещины неизвестно кем и когда разношенные... Там мы занимаемся нашими игрушками. Я же тебя предупреждал, что не надо играть в мои игрушки. Но тебе неймется -- если б ты просто хотел меня трахнуть... Но нет -- ты жить со мной хочешь. То есть берешь меня всего? Целиком, оптом? Возьми, но нужен я тебе? Я не могу отказаться от своих игрушек -- от слова "дощ", от рассказов нараспев, от взглядов глаза в глаза, от разговоров по тонкой ниточке, натянутой от груди к груди...
Дети так играют -- возьмут две пластиковых банки, проткнут донышко, вставят леску или нитку, завяжут узелком; потом отойдут так, чтобы нить натянулась до звона и разговаривают. По нитке звук идет от одной мембраны-банки к другой... Слышимость как у первого телефона - можно ведь просто громко что-то сказать и тебя услышат безо всяких приспособлений. Но нет -- игра важней, важно что не просто так, по-обычному, а по ниточке...
Я не откажусь от своих игрушек. Ты вряд ли откажешься от своих. Теперь я хорошо знаю что такое "плешка", не центральноплощадная, а заурядная, районная. Знаю, какие "тетки" тут обитают, знаю как неимоверно много пьют -- чтобы пацан упился до безразличия, а там и рот и жопа одинаковы... Все больше постигаю вранье. Беспардонное, дикое -- вранье прежде всего самому себе -- иначе как оправдать грязь и вонь туалетов, с которыми у тебя рифмуется "минетов". Полезный опыт. Спасибо.
Ты не откажешься от своих игрушек. Я вряд ли откажусь от своих. Мы гуляем вдоль стены завода. Мы исследуем стену нас сближающую и понимаем, что наш удел - лаз, неизвестно кем и когда пробитый...
Иду по аллее к старому месту. Идет дождь.
-- Привет. Скажи, почему всегда, когда мы встречаемся, идет дощ?
-- ДоЖДь.
© VVS