На геометрию с физикой мы не идём. Ура! Вернее, весь класс идёт (вот несчастные!), а мы с Анькой - нет. Нас отпросили. Сегодня мы едем с концертом в какую-то "женскую колонию ослабленного режима". Да, именно так сказал Игорь Анатольевич, руководитель нашего ансамбля. По-моему, нет
такого названия "ослабленного режима". А если и есть, то это всё равно очень глупо звучит. Такое часто бывает. Наверное, это Игорь Анатольевич сам придумал, чтобы наши родители не испугались за своих детей. Тогда, пожалуй, не стоит рассуждать с ним о том, что "колония ослабленного режима" звучит глупо. Придумал, ну и ладно. Даже Анькина мама ничего не сказала против, отпустила Аньку спокойно...
А у меня мамы нет. Ну, в смысле, она есть, конечно, но с нами не живёт. У неё сейчас другой муж и даже дети есть, мальчишки-двойняшки. И живёт она в другом городе, далеко от нас.
А это ведь всё равно, что её нет, ведь правда же?
Зато у меня есть папа. Папа у меня мировой. Спокойный и добрый. Он - творческая личность и поэтому просто не может себе позволить опускаться до всяких там истерик. Это папа так говорит о себе. И хотя он вроде бы шутит, я-то знаю, что всё это чистая правда. Просто он такой. Плюс,
конечно, та самая творческая жилка.
Поэтому мы с папой никогда не ругаемся. Даже если я вдруг начинаю сама лезть на рожон и возмущаться чем-либо, папа промолчит. Зато посмотрит на меня так, что потом целый день хочется ходить за ним по пятам, прощения просить.
"Сашка, ты это высокохудожественно делаешь" - говорит мне папа, выслушав моё очередное "прощенское" творение.
"Знаю. Потому что от души" - вздыхаю я.
"Вот-вот" - кивает папа, - "Ладно, иди уж. Считай, что простил"
И в этот момент я совсем не знаю, что мне делать. Могу сидеть на кухне и просто смотреть, как папа пьёт чай. Или сесть за пианино, сочинять что-нибудь грустное, непонятное. Как смех сквозь слёзы. Странно, но меня это папино прощение немного даже обижает. Слишком легко получить его. Но
как трудно бывает принять!
На концерт мы едем с оркестром. Вообще-то обычно мы поём без музыки, вот только, как говорит Игорь Анатольевич, народу больше нравится, когда при этом ещё и играют. Я вообще-то не против. Да и все девчонки тоже. Вместе веселее, а всё потому, что в оркестре одни мальчишки.
Однажды мы вместе с оркестром ездили в Суздаль и Владимир, на фестиваль. Целые сутки на автобусе! Мы, наверное, все песни перепели. И нам уже неинтересно было на этом фестивале, потому что очень понравилось вот так просто ехать и ехать, всё равно куда, лишь бы вместе. Ехать и петь. Вот если бы так всю жизнь! Хотя нет, наверное, это нам быстро надоест. Но если ехать вот так, сколько
захочешь, жизнь получилась бы хорошая!
На том фестивале мы стали лауреатами. Главное, что никто из нас и не думал, что это было конкурсное выступление, мы думали, если фестиваль, значит, просто так выступаешь, без всяких званий и призов. Поэтому ни капельки не волновались.
Так что иногда и вправду лучше чего-то не знать.
На концерт в колонию нас везли примерно полтора часа. Я почему-то даже слегка устала. Пейзажик за окном скучноватый - кругом поля, и кусты растут пучками.
И привезли ведь, черти! "Мужская колония строгого режима". Что-то не сходится, подумала я. Я бы даже сказала, что мы совсем не сюда ехали. А Игорь Анатольевич сказал, что всё правильно, сюда и ехали. Это вроде бы мы, девчонки, напридумывали про женскую колонию.
Хрюндель он, наш Игорь Анатольевич!
Вечером я рассказываю папе про колонию.
"Ты испугалась? Когда приехали?" - спрашивает папа и внимательно смотрит на меня.
"Нет. Да. Или не так. Сначала да, а потом нет. Ведь они же тоже люди. И было даже интересно,
потому что я подумала, что не каждой девчонке в жизни доведётся побывать в мужской колонии строгого режима. Потом снова испугалась. Мы все сначала сидели в кабинете начальника. Анька захотела выйти, ну мы и пошли на улицу. Постояли там минут пять, потом вернулись. А этот
начальник как давай на нас кричать: Почему вы выходили без сопровождения? Вы знаете, кто тут живёт? Это же убийцы, звери, они своих детей убивали, им же доверять нельзя!"
Я шмыгаю носом и замолкаю на несколько секунд. Папа тоже молчит, наверное, ждёт, что я буду рассказывать дальше.
"А ещё у них в колонии есть храм. Маленький настоящий храм. Мы в нём были. Девчонки ставили свечки"
"А ты?"
"А я не захотела. Я вообще храмы не люблю".
Я рассказываю папе про колонию, а сама думаю о том, что сказала мне Анька на обратном пути, по дороге домой.
А она сказала… Как это она сказала? Словно между прочим...
"Знаешь, Сашка, а твой отец встречается с одной подругой моей мамы..."
И замолчала, словно ожидая моей реакции.
"Ещё чего?" - холодно спросила я.
"Ну, не знаю. Если хочешь, спроси что-нибудь" - тихо сказала Анька.
"Очень надо" - ответила я и повернулась к окну.
Ни слова больше об этом. Ни мысли. Не надо.
...Во сне я видела себя гномской феей. Оказывается, гномы выглядят почти как обычные дети. Во всяком случае, мои гномы были здорово похожи на детей. А я умела открывать какие-то сложные волшебные запоры на тяжёлых дубовых дверях. Вместе с гномами мы открыли шесть таких дверей.
С седьмым замком я возилась долго. И вообще, как оказалось, там было два замка. А ключ только один. А гномы прыгали вокруг и бесились от нетерпения, крича мне "быстрей, быстрей!"
Наконец, дверь открылась, и мы буквально вывалились на солнечный луг. За нами внезапно хлынул поток воды.
Одной огромной волной вода то накрывала землю, то вновь отступала. Гномы визжали изо всех сил.
- Посмотри, какая идёт волна ! - завопили они и бросились врассыпную.
Волна, кажется, готовилась к последнему наступлению. Вздохнула, поднялась и ринулась на меня.
- Прости нас, пожалуйста, вода, прости ! - закричала я изо всех сил.
И волна вдруг ушла. Унесла с собой три жёлтых тополиных листочка...
И я проснулась. Не сразу, конечно, как заверещал будильник, но почти тут же.
И, конечно же, сразу вспомнила вчерашнее.
Просто я не могла это не вспомнить.
Сижу на кухне, размазывая ложкой мёд по хлебу. Кажется, что вот так же, как мёд, тянется и время.
Папа уже ушёл. Я чувствую лёгкую досаду. Вот именно сейчас, когда его нет дома, я чувствую себя так ужасно, что, кажется, смогла бы спросить его обо всём напрямик. Или нет? Или всё-таки смогла бы? Наверое, смогла.
"Папа, а это правда, что..."
А если по телефону? Глупо ужасно, смешно, но можно...
Нет, не стану я звонить ему.
Тем более, что именно сейчас кто-то звонит мне.
Почему-то в этот момент я не подумала, что это может звонить папа. А если бы и подумала, то и вовсе растерялась бы.
Но я же сказала, что я об этом не подумала. Просто не успела.
И спокойно так беру трубку.
"Алло"
"Привет"
Анька.
"Ты идёшь сегодня в школу?" - спрашивает она уныло.
"Иду, конечно"
"А я нет" - заявляет она, помолчав немного.
"Чего так?"
"У меня насморк"
"Подумаешь. У кого его нет?"
"Просто у тебя нет такой мамы"
"Ещё чего?"
"Нет, наверное, я всё-таки пойду. Скажу ей, что физику нельзя пропустить. Тогда встретимся?"
"Встретимся"
Мы встречаемся у памятника Пушкину и от него уже идём вместе. Каждый день, ровно в восемь.
Ну, конечно, не каждый день, а только в будние дни. И не всегда ровно в восемь, а двумя-тремя минутами раньше или позже. Но всё равно, это у нас традиция.
Вот и сегодня тоже встретимся.
Я положила трубку.
Пока я разговаривала, ложка, оставленная мною на краю трёхлитровой банки с мёдом, соскользнула с него и опустилась на самое дно. Я нервно хихикнула. Жалко, что я не сумела проследить за её падением - наверное, это было очень красиво.
Придётся теперь как-то доставать оттуда ложку.
Нельзя же оставлять всё так, как есть.
Потом подумаю об этом. Как её достать.
Я подхожу к памятнику Пушкина. Анька уже меня ждёт.
"Привет, больная!"
"Привет..."
"Как дела?"
"А у тебя?"
Молчу.
А ответить надо бы.
Вот только пока не знаю, как.
Физика, конечно, проходит мимо ушей.
Я и не спрашивала ничего у Аньки.
Но она рассказывает сама.
"Она - знакомая моей мамы.
И работает в книжном магазине. В "Радуге". Очень красивая.
Мама говорит, что у неё жизнь не сложилась."
Почти помирились.
После уроков говорю Аньке, что мне нужно заехать к папе на работу.
Мне вообще-то нужно в книжный магазин.
Правда.
Я хочу купить русско-испанский словарь. И обратный тоже. Смешно звучит "обратный словарь". Сама придумала. Не знаю, есть ли такое словосочетание на самом деле.
А лучше, если два словаря будут в одном.
Я снова решила изучать испанский.
В первый раз я решила это полгода назад. Купила интересный учебник, две кассеты для первого класса. В учебнике дошла до сорок пятой страницы. Два раза прослушала первую кассету.
Стало неинтересно.
Тогда в интернете я стала искать испанцев, которые хотят выучить русский.
Через месяц я забросила это гиблое дело. И испанский тоже.
А недавно получила письмо от девочки из Пуэрто-Рико.
Росана Моралес.
Красивое имя. И русский неплохо знает.
Но испанский-то я забросила уже давно.
Всё равно ответила. И стали переписываться.
Электроннный переводчик коряво доносит до меня смысл
испанской речи. Так что письма Росаны я всё-таки кое-как читаю.
А вот отвечать на них сложно. Приходится переводить с русского на английский, потом с английского на испанский. Ужжжас! Просто я не нашла прямого переводчика с русского на испанский.
И, конечно, переводчик иногда врёт.
Однажды я решила его проверить.
И то, что получилось, перевела снова на русский. Опять же электронным переводчиком.
Было: Я очень сожалею о том, что у тебя произошло такое горе.
А что получилось?
"Мне жалко, что вы пришли к такой горе"
Ужжжас!
Поэтому мне нужен словарь.
Я уже говорила вам, что снова собираюсь начать учить испанский язык?
Но Аньке я сказала, что мне нужно заехать к папе на работу.
Не скажу же я, что мне нужно в книжный магазин.
Мало ли что она подумает.
Я люблю книжные магазины.
По имени на карточке я узнала, что это - она.
"Мне нужен испанский словарь"
Только, пожалуйста, без глупых вопросов!
Нет, всё нормально. Спокойный разговор на полуулыбке. Как будто и не дежурные фразы, и не заученные советы.
Я делаю вид, что вся в словарях, а сама замечаю...
Глаза карие, большие. А голос у неё чуть резковатый. И каштановые волосы.
Если бы я случайно встретила её на улице, то она бы мне очень понравилась.
Не потому, что красивая.
Она кажется мне мудрой и спокойной. Словно знает обо всём на свете.
И вдруг мне самой захотелось такой быть.
Хотя бы догадываться о том, что будет в следующий момент. И знать точно, что со всем этим справишься.
Сама.
А словарь я так и не купила.
У меня с собой денег не было.
Не буду я вредничать. Всё-таки у меня хороший папа. Умный и добрый.
Только почему он не понимает такой простой вещи, что я уже взрослая и со мной можно разговаривать по-взрослому?
Я сижу на подоконнике в подъезде, на тринадцатом этаже. На самом деле это всего лишь третий этаж. Наш этаж.
А единичку к тройке пририсовала я.
Так интереснее.
Сижу и думаю.
Домой идти не хочется.
Ну почему папа до сих пор считает меня маленькой девочкой?
Почему он мне не доверяет?
И поняла, что думаю совсем не о том, о чём думала, если бы была взрослой.
Разве можно задавать себе такие дурацкие вопросы?
Взрослые так не думают.
Ведь когда тебе кто-то не доверяет, нельзя обвинять этого человека.
Сама во всём виновата. Ну, не виновата, конечно. Но ведь если я и на самом деле взрослая, значит, всё от меня зависит.
И от этой мысли мне стало так хорошо и легко, что я просто слетела с подоконника и побежала домой.
Вот, значит, как это - взрослой быть. Додумываться до всего самой. Объяснять себе всё, что сначала кажется непонятным.
Мне показалось, что от этой догадки я ещё немного повзрослела. По-настоящему. Или это мне только
показалось?
"Сашка" - позвал меня папа. Услышал, наверное, как я в коридоре гремела ключами. Потому что домой я вошла совершенно бесшумно. Тихо-тихо.
"Иди сюда, я хочу тебе кое-что сказать"
Ну вот, наконец-то...
Я захожу на кухню и встречаю папин лукавый взгляд.
И жду, жду, что же он мне скажет.
Скажет сейчас.
Ну говори же, говори, молю я.
"Сашка, зачем же ты так замучала ложку? Утопленницу из неё сделала."
И я, наверное, очень глупо улыбаюсь. Разочарованно. Но почти сразу же нахожу ответ:
"Зато это было очень красиво"
Не сегодня.
Значит, завтра.
Я подожду.
Ведь я понимаю, как ему трудно рассказать мне об этом.