- Если еще неделю дождя не будет, все погибнет к чертовой матери, - говорил сам себе Михалыч, долбая тяпкой растрескавшуюся землю на своей даче. «Дачей» эти десять соток земли, на которых копался старик, можно было назвать с большой натяжкой, так как дачи, собственно, не было. Почти не было и растительности, что в середине июня выглядело настоящим бедствием. Вся весна простояла засушливая и лишь один раз обрадовала дождиком. Обрадовала, да не порадовала: небрежно бросила горсть дождевых капель на землю и оставила скудную поросль корчиться под безжалостными лучами солнца.
Вдалеке заклубилось облако пыли, и через минуту мимо дачи Михалыча промчался председательский газик. Михалыч выпрямился и посмотрел вслед машине. Словно почувствовав его взгляд, газик остановился и дал задний ход. Дверца распахнулась, и из нее высунулось озабоченное лицо Агафонова.
- Здорово, Михалыч!- крикнул он, вылезая из машины. - Ну, что ты на это скажешь?! А? –cказал он, махнув рукой с зажатым кулаком, словно грозя кому-то.- Я говорю, если еще неделю дождя не будет...
- Так вот дела! - подходя к нему, прищурился Михалыч, явно обрадованный возможности перекинуться словом с понимающим человеком. - Я такого, слушай, и не припомню. В соседнем колхозе молебен служили, - хитро сказал Петров, готовясь посмеяться вместе со своим собеседником, - вот до чего дожились! –и рассыпался мелким смехом.
- Ой, Михалыч, мне не до смеха, мне впору самому с крестом в поле выходить,- расстроенно произнес Агафонов.- Не знаю уже, какому богу молиться. Хоть плачь!
Словно подтверждая его слова, в машине заплакал ребенок.
- Совсем забыл, - спохватился Агафонов.- Вот, Сергей Валентинович Семенихин, новый учитель, прошу любить и жаловать. Со станции везу, только что прибыл.
Петров заглянул в машину. На заднем сиденье, немного сконфуженный, сидел небольшого роста человек с ребенком на руках.
- Петров, - несколько суровым тоном произнес Михалыч, протягивая учителю руку для знакомства. Несмотря на достаточно хилый вид незнакомца, пожатие его было крепким и по-настоящему мужским.
- А мамка-то где?- оттаявшим тоном спросил Михалыч.
- То-то и беда, что мамки нет! - ответил вместо учителя Агафонов.- Вот к бабе Кате везу, чтобы присмотрела за ребенком. Больше просить некого, все к огородам, как рабы к плантациям привязаны. Ну, погода, ядрена корень, я тебе скажу! - снова переключился председатель на наболевшую тему.
- Баба Катя, это хорошо,- словно не слыша его, задумчиво произнес Михалыч.- Эта поможет, эта не откажет, эта точно чего-нибудь придумает. Ничего, вырастит хлопец, - ободряюще улыбнулся он учителю.
- Это девочка, Машенька, - поправил его учитель.
- Тем более мамка нужна!- сказал Михалыч.- Ну, добре, не буду задерживать,- махнул Михалыч Агафонову и напоследок пожал учителю руку еще раз.
У бабы Катиного дома газик засигналил, дескать, принимай , баба Катя, гостей!
- Да ты не смущайся,- подбодрил Сергея Валентиновича председатель.- Это все равно как к себе домой пришли. Так я говорю, баба Катя? –вместо приветствия обратился он к вышедшей встречать гостей старухе.
Баба Катя с любопытством посмотрела на вновь прибывшего, словно прикидывая, не встречались ли они раньше.
- Ну, заходите, заходите,- радушно отозвалась она на слова Агафонова.
- Баба Катя, ты уж извини меня за наглость, но я гостя на тебя оставлю, а сам проскочу в контору. У меня звонок важный из района, сама понимаешь.
Агафонов постарался изобразить очень серьезное лицо, обремененное важной проблемой.
- Давай, давай,- улыбнулась баба Катя.- Беги в контору, пока дождь по разнарядке в другой колхоз не отдали.
- Николай Иванович,- заметно нервничая, обратился к Агафонову учитель.- Может быть, Вы познакомите нас и объясните, так сказать, цель нашего визита?
Агафонов с удивлением посмотрел на Семенихина.
- Что касается цели нашего визита, так можешь мне поверить, что баба Катя уже вчера на кофейной гуще его просчитала, а что до знакомства, так посиди с ней часок, и она тебя не только с тобой познакомит, но и с твоим дедушкой, и с твоей бабушкой и еще с кучей родственников, которых ты, скорее всего и не знаешь.
Сергей Валентинович в растерянности посмотрел на бабу Катю, пытаясь понять, какой эффект произвела не очень умная шутка председателя на старую женщину. Улыбающиеся глаза бабы Кати его успокоили.
- Чего же ты топчешься у порога?- заворчала она.- Заходи уже в дом. Дело делать надо.
«О каком деле она говорит?» - все еще о чем-то тревожась, подумал Семенихин.
В доме пахло травой и лесными цветами.
- Ну, заходи, Сергуня,- сказала вдруг баба Катя, назвав его так, как называла только мать.
«Откуда она знает мое имя?- с возрастающим беспокойством подумал Семенихин. –или и вправду ведьма, как мне рассказывали? Фу, ты, чушь какая!»
- Николай Иванович сказал, - словно прочитав его мысли, пояснила баба Катя.- И про Машеньку все рассказал, так что ты не волнуйся.Ты вот что, слазь-ка ты на чердак, там слева, у окошка, люлечка стояла. В ней не один ребенок вырос! Пусть еще послужит для Маняшки.
Сергей Валентинович без труда нашел в темном чулане лестницу, поднялся по ней до чердачного люка и, отодвинув крышку, просунул голову в неширокий лаз. Несколько секунд он привыкал к полутемному таинству чердака. Здесь все было как раньше.Он почему-то именно так и подумал: здесь было все как раньше.
«Странное чувство,- подумал он,- как будто я все это уже видел».С детской кроваткой на руках он стал медленно спускаться по деревянной лестнице.
«Не мог Николай Иванович сказать ей вчера, как зовут Маняшку,- внезапно подумал Сергей,- потому что вчера Николай Иванович еще не имел понятия, что у меня есть ребенок. Он узнал это только сегодня на железнодорожной станции, когда приехал меня встречать!»
- Ну, и что с того,- сказала появившаяся бог весть откуда баба Катя.-Ну, и что с того, - повторила она,- что люлька не новая, зато как раз впору Машеньке,- закончила она, принимая кроватку из рук Сергея Валентиновича.
На столе задребезжал самовар.
- Вот и чай вовремя поспел, - по-домашнему засуетилась баба Катя.- Сейчас я, Сергуня тебя пирогами угощу, какие, может быть, только мать твоя умела делать.Танюша Петрова с утра принесла.
Имя это ничего не говорило Сергею, но если она пекла пироги, как его мать...
- А откуда вы знаете...- Семенихин запнулся, не зная, как ему называть хозяйку,- что моя мать пекла хорошо?
- Зови меня просто –баба Катя, меня так все кличут,- помогла ему баба Катя.- А про мать про твою откуда знаю, так для любого ребенка нет лучше поварихи, чем его мать.
- Это правда,- согласился Сергей Валентинович.- Однако же моя мама действительно пекла пироги лучше всех, верите?
- А чего ж не верить,- согласилась баба Катя, и столько в ее словах было уверенности, что Сергей сразу понял: не просто верит баба Катя –знает наверняка. Но эта мысль его уже не испугала, наоборот, он вдруг почувствовал необыкновенное доверие и симпатию к этой никогда раньше им не знаемой старой женщине. Впервые за много лет он почувствовал себя в безопасности. «Странное чувство,- подумал про себя Сергей.- почему в безопасности? Разве мне раньше что-то угрожало?» И тем не менее факт оставался фактом: он чувствовал себя как дома.
- Мама умерла, когда мне было десять лет,- вдруг сказал он.- Затем был детский дом, потом педагогический институт, а потом я уехал работать в одну из сельских школ по распределению.
Сергей понял, что ему давно надо было выговорить то, что жило в нем годами. Он даже не подозревал, до какой степени ему надо было излить душу хоть кому-нибудь.
- Я всегда был очень замкнутым ребенком,-продолжил он,- может быть потому, что был слишком чувствительным, и всегда боялся, что кто-нибудь узнает о моих чувсвах и будет надо мной смеяться. По ночам я часто вспоминал мою маму, ее пирожки, ее руки, которые гладили меня по голове, ее глаза... У нее были необыкновенные глаза, такого редкого темно-синего цвета...
Сергей посмотрел на бабу Катю. Она сидела задумавшись. Несколько минут они молчали.
- Да,- наконец сказала баба Катя,- жаль, что тебе не встретился никто, похожий на твою мать,- и вопросительно посмотрела на Сергея.
- Мама была необыкновенная: очень мягкая, добрая, понимающая, - согласился Сергей.- Такие вообще редко встречаются.
- Ты ошибаешься,- возразила баба Катя.- Любая женщина по природе по своей нежная и добрая.
Сергей криво улыбнулся.
- Когда я слышу слово «женщина»,- сказал он, - я представляю или воспитателя в детском саде или учителя в школе. Обязательно поучающего и наказующего. Этакое очеловеченное ходячее правило. И у меня как-то не ассоциируется нежность и теплота с понятием «женщина»,- закончил он и посмотрел с вызовом на бабу Катю, вновь напрягшись и ощетинившись.
- Твоя правда,- ответила баба Катя.- Женщине-учителю приходится быть сильной. Это все равно, что в семье мать воспитывает дитя без отца. Поневоле приходится быть и жесткой. Тут не до теплоты,- согласилась она.
Покладистость бабы Кати успокоила Сергея.
- Да как же ты женился, если так женщин любишь?- с любопытством поинтересовалась баба Катя.
- О, это долгая история,- улыбнулся Сергей.
- А мы что, куда-то торопимся?- спросила его баба Катя, разливая по чашкам чай.
Сергей поправил одеялко на спящей Машке и повернулся к бабе Кате.
- Когда я приехал по распределению работать, -начал он свой рассказ,- моя женитьба в течение нескольких лет была главным вопросом в повестке школьного дня. Смешно вспоминать, какие только хитрые пути не прокладывали изобретательные женщины к моему сердцу. Но оно оставалось глухим и слепым. Иногда меня самого злость на себя разбирала. « Что же,-я думал,-я такой упертый? Или,-говорил я самому себе,- тебе нравится одному, как сычу, в своем дупле сидеть? Ни слова ни с кем сказать, ни радостью поделиться, ни горе разделить». Да разве себе что докажешь?
- Да,- согласилась баба Катя.- Для человека нет хуже врага, чем он сам.
- Постепенно на меня махнули рукой,- продолжил Сергей,- и оставили меня прозябать в одиночестве, навечно прикрепив ко мне кличку «бобыль»».
Сергей замолчал. Баба Катя молчала тоже, даже не пытаясь торопить его с воспоминаниями. Сергей сидел, ссутулившись и обхватив чашку с чаем двумя руками, словно отогревая их после долгого холода. Он был похож на рано постаревшего мальчика, пытающегося спрятать свою беспомощность и ранимость за внешнее безразличие к жизни.
- В день, когда мне исполнилось 40 лет, произошло чудо: я влюбился. Первый и, наверное, последний раз в жизни. Это произошло так внезапно и неожиданно для меня самого, что я до сих пор не могу понять, как же это вообще могло случиться. Ее звали Люда, Людочка...-Сергей замолчал.
- Она, конечно, работала не в школе? –спросила баба Катя.
- Нет, в школе,- улыбнулся Сергей Валентинович, -правда, учителем музыки, а для общеобразовательной школы это как бы и не совсем учитель, но тем не менее, именно в школе она и работала. К тому времени, как я в нее влюбился, она проработала у нас почти два года. Я не то чтобы не обращал на нее никакого внимания,- казалось, что Сергей сам для себя пытается что-то понять,- нет, она, конечно, мне нравилась.Она действительно была хорошенькая, и на нее трудно было не обратить внимания. Но я как-то никогда не думал об этом.Ну, во-первых, большая разница в возрасте,- пояснил он бабе Кате,- почти 15 лет, во-вторых, мы и виделись-то в основном только на педсоветах, так что практически не знали друг друга. И вдруг я внезапно понял, что безумно ее люблю и предложил ей стать моей женой. И, как ни странно, она согласилась.
- Любовь всегда приходит вдруг,- поддержала его баба Катя.- Иногда простой взгляд или слово могут перевернуть душу, так?
- Совершенная правда,- согласился Сергей.- Люда спросила только «почему Вы так смотрите?», и я тут же понял, что я просто ее люблю. И через неделю сделал ей предложение.
- И было тебе в тот день ровно 40 лет?-полуутвердительно спросила баба Катя, незаметно подталкивая Сергея Валентиновича к продолжению рассказа.
-Да, исполнилось 40. Помню, иду я на работу, а день такой хороший, солнечный. Я сразу понял, что в такой день обязательно должно произойти что-нибудь хорошее. Я зимой родился, в январе. Иду я , помню, по протоптанной в снегу дорожке, смотрю, как снег блестит, слушаю, как воробьи чирикают, думаю о том, что вот исполнилось мне сегодня 40 лет и чувствую, что сегодня обязательно должно что-нибудь случиться.
Сергей задумался и улыбнулся, словно вспомнив что-то смешное.
-Смотрю, впереди меня, метрах в ста, спешит на урок Людмила Ивановна. И видно, что опаздывает. Одета она в шубку белую с черными разводами, на руках перчатки черные, на головке- шапочка песцовая, а обута в светлые сапожки на высоком каблучке.И вот эти-то сапожки не дают ей придти на урок вовремя, потому что скользят безбожно по обледенелой дороге, покрытой сверху снегом. Я иду сзади, смотрю, как разъезжаются в стороны ее сапожки на каблучках, как она пытается все время удержаться и не упасть, смотрю я на этот спектакль и думаю с любопытством, удасться ли ей дойти в невредимом состоянии до школьного крыльца или нет.
- Ну и как,- вклинилась в воспоминания Сергея баба Катя,- удалось?
- Почти,- засмеялся Сергей.- Уже совсем рядом с перилами была, когда подвел каблучок: подвернулся, негодник. Люда упала. Ударилась больно коленкой об лед, ноты рассыпались по снегу, шапочка на глаза съехала. Сидит она в снегу, от боли стонет и коленку перчаткой трет. Я как увидел все это, в душе у меня все так и оборвалось, что ж я, думаю, за дурак такой старый! Видел же, что ей трудно идти! Почему помощь не предложил?! Подбежал я к ней, ногу ей тру, смотрю, а на коленке чулочек порвался, а под ним кожа такая нежная! Я так и обомлел. Тут я и понял, что люблю ее и жить без нее не смогу. А через неделю и предложение сделал.
- И что дальше?- слегка прищурившись и уже что-то решив про себя, спросила баба Катя.
- Потом мы поженились, через год Машенька родилась, а потом...
- Вы поняли, что вы разные люди и оказались вместе лишь случайно? - вопрос бабы Кати скорее выглядел утверждением, чем вопросом.
- Нет-нет, - запротестовал Сергей Валентинович,- все не так просто, нет. Нам было хорошо вдвоем, но если бы мы встретились на 10 лет раньше! 15 лет, знаете, это слишком много...То есть нет, мне было очень хорошо с ней, я очень благодарен Люде, что она была в моей жизни, и никто не виноват, что так получилось, она не могла знать, что встретит другого и полюбит его. Она очень переживала, правда.- Сергей замолчал.- Я упросил ее оставить мне Машеньку,-спустя некоторое время продолжил он.- В моей жизни вряд ли кто еще будет: старый я, да и потухло во мне все...А она молодая, родит еще, да я уже слышал, что она снова беременна. Я и уехал подальше от тех мест, чтобы ничего о них не слышать, больно ведь...
- Да, - сказала баба Катя,- что поделаешь, Сергуня, это жизнь. Жизнь еще не такие коленца выбрасывает. Ну да ты не переживай так. Вон у тебя дочь какая! В зрелости –радость, в старости- помощь. Это хорошо, что Машенька с тобой: она ведь вся в папку, твоя кровь.
- А я думал, что она на Люду похожа,- с сомнением произнес Сергей Валентинович.
- Ну, не знаю,- покачала головой баба Катя.- Как на мой взгляд, так вылитый ты. Ее-то я не видела,- баба Катя в ожидании посмотрела на Сергея.
- Да осталась у меня одна карточка,- словно оправдываясь, произнес Сергей и бережно вытащил из нагрудного кармана черно-белую фотографию размером 6х9. Миловидная девушка с ямочкой на щеке застенчиво улыбалась с белого листа.
- Дай-ка я у света лучше ее разгляжу,- распорядилась баба Катя и забрала фотографию из рук Сергея.
Баба Катя подошла к самому окну, и по-стариковски отдалив руку от глаз, принялась рассматривать изображение. В этот момент входная дверь распахнулась, и, прежде чем в дом ввалился бесконечно занятый и вечно испытывающий нехватку времени Агафонов, внезапный порыв ветра выхватил фотографию из слабых рук бабы Кати и вынес ее в открытую форточку. Изумленный Сергей Валентинович, еще не веря случившемуся, долгим взглядом проводил фотографию, несколько секунд повисевшую в воздухе за окном, а затем резко взмывшую к небесам и пропавшую за облаками.
- Да что ж ты, медведь такой, наделал!- накинулась на Агафонова баба Катя.
- Не понял,- удивился Николай Иванович,- что-то произошло? Да что случилось-то?!- зарычал он, переводя взгляд с сердитого лица бабы Кати на расстроенного Семенихина.
- Поздно об этом спрашивать, когда дело сделано,- уже спокойно ответила баба Катя.- А может быть, так оно и лучше?- обратилась она к Сергею Валентиновичу.- Не ищи сзади то, что хочешь найти впереди, как думаешь,а?
Сергей Валентинович промолчал. Ему сейчас не хотелось обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было. Он уже жалел, что сказал бабе Кате слишком много, и теперь мысленно просчитывал варианты ответа, который бы позволил ему в дальнейшем выстроить более прохладные отношения с ней. Он был рад, что приход председателя избавил его от необходимости вести дальнейшие разговоры с бабой Катей, и в настоящий момент хотел только одного: побыстрее остаться один на один со своими проблемами в маленьком учительском домике, стоящим на отшибе деревни.
- Раз ничего не хотите объяснять,- обиженно сказал Агафонов,- тогда слушайте сюда. У меня не очень много времени. Давай я быстренько покажу тебе твои апартаменты,- обратился он к Семенихину,- а все остальные вопросы решим позже, лады ?
- А как же...- начал было Сергей Валентинович, но Агафонов взглядом прервал его. «Сейчас мы ее уломаем»,- подмигнул он Семенихину.
- Баба Катя, -широко и радостно улыбаясь, начал председатель,- спасибо тебе за все. За помощь. За доброе сердце. За то, что никогда не откажешь в просьбе. Да-да-да!- не желая слушать вопросов бабы Кати, протестующе загремел он и , чтобы уж совсем сломить возможное сопротивление старушки, облапил ее своей медвежьей хваткой. Но то ли он не рассчитал своей силы, то ли так уж время подошло, да только баба Катя вдруг охнула тихонько и стала медленно оседать на пол.
- Эй-ей-ей!- вначале не поняв в чем дело, прикрикнул на нее Агафонов.- Баба Катя, ты так не шути! Не девушка, небось, чтобы тебя на руках таскать!
Баба Катя молчала и мертвенная бледность начала заливать ее лицо.
- Баба Катя! Баба Катя!- повторял вконец перепуганный Николай Иванович.- Господи, да что ж это такое, ну почему при мне... Эй, Сергей Валентинович, не стой, как вкопанный! Делай что-нибудь! Да если баба Катя не дай бог помрет, нам с тобой тоже лучше не жить!
Вместе с Сергеем Агафонов перетащил бабу Катю к железной кровати и уложил ее на нее, подложив ей под голову большую подушку.
- Воду, воду тащи!- крикнул он Семенихину.
Баба Катя слабо шевельнулась и глубоко вздохнула.
- Господи, живая!!!- взревел Агафонов,- слава богу!- и перекрестился размашисто.
Баба Катя застонала.
- Где болит?! Что болит?!- одновременно наклонились над ней Агафонов с Семенихиным.
- Ой, спина, ой, спина... -чуть слышно прошептала баба Катя и снова закрыла глаза.
- Не иначе, как сердце,- шепотом сказал Агафонову Семенихин.
- Или печенка,- согласился председатель,- она тоже боли в спину дать может.
- Да и почки в общем-то тоже,- поддержал его Семенихин.
- Если бы сердце или печень болели,- рассудительно вмешалась в их полушепот баба Катя, -я бы так и сказала: сердце, или там почки...А у меня спину прихватило, ой-ой-ой...- снова застонала она, -ой, двинуться не могу...
- Видать, Николай Иванович, вы ей позвонки сдвинули, когда обняли,- сказал на ухо Агафонову Сергей Валентинович.
Агафонов крякнул.
- Баба Катя,- виновато произнес он,- может какая растирка, или там массаж...Спину-то у нас правит кто или нет?- взревел он, непонятно на кого злясь.
- Быкову позови,- слабым голосом попросила баба Катя.- Она знает. Она мне как-то правила,- к общей радости вспомнила она.
- Иван!- распахнув дверь, закричал Агафонов.- Быстро за Людмилой Быковой! Тащи ее к бабе Кате в любом виде, живую или мертвую! Бегом!
Иван, задремавший было за баранкой председательского газика, мгновенно повернул ключ и до упора выжав педаль сцепления, с перепугу включил четвертую скорость. Газик взревел, дернулся с места, как ужаленный пчелой поросенок, и намертво прирос к земле, чихнув для приличия еще пару раз. Капот задымился.
- И-эх!- ругнулся про себя председатель.- Сергей Валентинович!- крикнул он в дверь.- Продержись пять минут! Я сейчас огородами сам за Быковой сбегаю!- и побежал, смешно вжимая голову в плечи и неуклюже размахивая руками.
Слово свое председатель сдержал. Ровно через пять минут он ворвался в дом, толкая впереди себя перепуганную Людмилу Быкову.
- Бабушка Катя!- бросилась вновь пришедшая к старухе.- Что случилось, где болит? Говори, показывай!- и стала быстро ощупывать покрытые морщинами руки и лицо.
- Ой, да она вся горит! – испуганно повернулась она к Агафонову.
- Было бы хуже, если бы она была холодная,- резонно заметил председатель.- Ты ей лучше спину посмотри и поправь, что надо.
- Да это ж специалистом надо быть,- смущенно произнесла Людмила.
- Люда, это ты?- баба Катя с трудом приоткрыла глаза, подслеповато вглядываясь в Людмилино лицо.- Ой, Люда, помоги, мне только ты помочь можешь...
- Сейчас, сейчас, бабушка,- заторопилась Людмила.- Мне бы руки чем смазать,- виновато обратилась она к председателю.- А то с огорода, руки как наждачная бумага.
- Да вон, масло постное на столе,- деловито распорядился Агафонов и сам снял с банки плотно сидящую полиэтиленовую крышку с двумя козырьками.
Людмила нерешительно принялась ощупывать бабы Катину спину.
- Ты смелей, смелей,- прикрикнул на нее Агафонов.- Тесто месить умеешь или нет? Эх! Ничего-то вы не можете,- в сердцах сказал он и направился к бабе Кате с явным намерением поправить спину.
Баба Катя при его приближении снова застонала, как бы протестуя против его вмешательства.
- Все, баба Катя, тема закрыта,- отступил Агафонов и в знак поражения поднял обе руки.
Людмила под пристальным взглядом председателя продолжала все так же несмело поглаживать бабы Катину спину.
- Людмила! –не выдержал Агафонов,- ты вообще о массаже хоть какое-то представление имеешь?!
- А как же!- с обидой в голосе произнесла Людмила.- Мы на уроке НВП в десятом классе даже сочинение писали об оказании первой помощи. Там и о массаже что-то было,- неуверенно добавила она.
- Все с тобой ясно,- резюмировал председатель и посмотрел на Людмилу с чувством враждебности.
Несмотря на Людмилину явную некомпетентность в деле массирования пострадавших лиц, баба Катя начинала потихоньку оживать. Сначала легкий румянец покрыл ее щеки, затем и дар речи вернулся к ней.
- Ой спасибо, Люда,- еще слабым голосом сказала баба Катя.- Чтобы я без тебя делала! Просто золотые руки!
От похвалы бабы Кати Людмила покраснела и с вызовом посмотрела на председателя. Движения ее стали уверенные и ловкие. Легкая испарина выступила у нее на лбу. Агафонов, довольный успешным решением проблемы, вальяжно устроился на диване и теперь уже посматривал на Людмилу с любопытством и нескрываемым интересом.
- Людмила,- сказал он,- может, ты и мне массаж сделаешь, а то что-то шея с трудом поворачивается.
- Ты мне женку свою подошли,- подала голос баба Катя,- я ее подучу как тебе массаж делать.
- Понял, не дурак,- мгновенно отреагировал Агафонов и почему-то с гордостью пояснил Людмиле: - Если моя Зинаида свою руку к моей шее приложит, то оная вообще утратит способность поворачиваться. Спасибо, баба Катя, за добрый совет! – обратился он к бабе Кате.- Я вижу, ты уже в полном порядке, и мы тут вроде как и не нужны,- добавил он и повернулся к Сергею Валентиновичу.- Ну что, ты готов?
Только сейчас Людмила заметила незнакомца, все время тихо просидевшего за столом. Она оглядела его без особого любопытства, отметив про себя его несколько криво посаженный рот и напряжение, которое легко прочитывалось в его руках, зажатых в кулаки.
- Вот, Людмила, знакомся, Сергей Валентинович, новый учитель, между прочим, одинокий,- многозначительно подмигнул председатель. -Так что смотри.
От намека Агафонова Людмила вспыхнула и сжалась в маленький комок, приготовившийся к отражению атаки, и одновременно с этим она почувствовала, как напружинился и приготовился к бою Сергей Валентинович.
- Полно тебе смущать людей,- пристыдила Агафонова баба Катя,- идите уже, теперь мы без вас справимся.
- Баба Катя, смотри мне, - пригрозил председатель, - больше так не шути. Помереть ты, конечно, имеешь полное право, но только не при мне! Мне слава председателя Агафонова, при котором баба Катя померла, ну никак не нужна! Мне это темное пятно из моей биографии ничем не вытравить! Ты уж потерпи чуток, мне жить-то немного осталось: каких-нибудь 40-50 лет в лучшем случае!
- Хорошо, хорошо, уговорил,- через силу улыбнулась баба Катя и попыталась приподняться в кровати.
Первой неладное заметила Людмила. То ли лицо бабы Кати снова стало неестественно бледным, то ли руки судорожно сжались, да только все услышали вдруг, как кто-то сурово постучался в дверь и, хочешь- не хочешь, надо было широко распахивать ворота и впускать беду.
Людмила успела только подушку подложить повыше, когда баба Катя глубоко вздохнула, посмотрела на всех ясным и печальным взглядом и, не сказав больше ни слова, рухнула на кровать.
Несколько минут все молчали, не в силах ни поверить в случившееся, ни убедиться в его истинности. Баба Катя была стара как жизнь. В некотором смысле она сама и была жизнью, во всяком случае, ее символом. Представить себе жизнь деревни без бабы Кати было невозможно, как нельзя было представить рыбу без воды, птицу без крыльев или, например, муравья без муравьиной кучи. За бабой Катей стояло что-то очень важное, очень существенное и, главное, очень нужное, просто необходимое для жизни каждого, как воздух, как вода, как...
- Что делать?- растерянно спросил председатель и посмотрел на Людмилу. Сейчас женщина казалась ему важнее и значительнее, потому что она была каким-то образом связанной со смертью. Женщина давала жизнь, бабки-повитухи испокон веков принимали ее на свои руки, и женские же руки обмывали в последний раз уже безжизненную плоть.
- Медсестру позвать надо,- тихо ответила Людмила и посмотрела в окно. Она не ощущала ничего. Было даже немного странно, что она не чувствовала ничего: ни боли, ни потери. Ничего. Пустота.
- Пус-то-та,- по слогам повторила Людмила. Ей вдруг стало жалко себя, свою бесприютную, одинокую, никому не нужную жизнь. Завтра снова в библиотеку, опять один на один с этими скучными книжными полками. Там, на страницах, кипит жизнь. Но она чужая эта жизнь, она Людмилу никак не касается. Никому нет дела до одинокой Людмилиной жизни. Она заплакала.
- Ну-ну,- сказал Агафонов и обнял ее.- Ну, что ж поделать теперь. Это жизнь...- Он похлопал ее по спине.- Люд,-виновато попросил он.- ты побудь здесь. А я сейчас с Сергеем Валентиновичем за Натальей съезжу.
Большой нужды в Семенихине, разумеется, не было, просто Агафонову не хотелось оставаться одному. Вместе они вышли за дверь.
- Подожди чуток,- задержал Семенихина Агафонов. - Давай покурим,- и достал пачку сигарет.
- Я не курю, -отказался Семенихин.
Они молча и думая каждый о своем, направились к машине.
Внезапно дверь распахнулась, и Людмила с лихорадочно блестящими глазами выкрикнула голосом, перехваченным радостными спазмами:
- Николай Иванович! Она дышит! Николай Иванович, она дышит!
- Вот, мать твою!- непонятно почему выругался председатель.
- Я же говорил, что это сердце!- обрадованно произнес Семенихин.
- Давай, Сергей Валентинович, командуй здесь!-возбужденно пожимая руку учителю, распорядился Агафонов. Для него само собой разумелось, что в перерыве между жизнью и смертью вся власть без остатка принадлежала мужчине, и только он один имел право распоряжаться и управлять повседневными делами.
– Давай!- повторил он.- А я за Натальей. Без медицинского вмешательства, я чувствую, все равно не обойтись!Я быстро: одна нога здесь, другая там!
Когда Сергей Валентинович вошел в дом, глазам его представилась странная картина: Людмила, с трудом удерживая огромное тяжелое зеркало, снятое со стены, пыталась заглянуть под него, чтобы увидеть следы теплого бабы Катиного дыхания.
- Сергей Валентинович, помогите, пожалуйста,- взмолилась Людмила, но и без ее просьбы было понятно, что помощь нужна, и что Сергей Валентинович ее окажет. Людмила залезла под зеркало и легла рядом с бабой Катей.
- Ну что?- спросил Сергей.
- Да не видно ничего!- громким шепотом ответила Людмила.- Я дышу, а зеркало мутнеет, и я ничего не вижу.
- А слышите?- улыбнувшись, спросил Сергей и убрал зеркало. Баба Катя мирно посапывала и, казалось, спала.
- Да я уже ничему не верю! Ни глазам своим, ни ушам!
- Ой, Людмила, ты нервная сегодня!- баба Катя открыла глаза и с осуждением посмотрела на Людмилу.- Все шарит чего-то, все дергает, не дала отдохнуть старухе!
Людмила онемела и, пытаясь ответить, только шевелила губами и разводила руками.
-Ты бы лучше занавеску поправила,- ворчливо произнесла баба Катя и недовольно отодвинула голову от солнечного луча, настырно ее терроризирующего.
Людмила с готовностью взобралась на железную спинку кровати, ловко переступая через блестящие никелированные набалдашники. Солнечный свет пронзил ее легкое ситцевое платье, беззастенчиво обрисовав по-девичьи стройную фигуру. Сергей Валентинович, слегка ошарашенный представившейся его взору картиной, стыдливо опустил глаза. Людмила, ничего не подозревая, повернулась к бабе Кате, чтоб узнать, так ли она сделала, и то ли от нее требовалось.Баба Катя безжизненно смотрела в одну точку остановившимися глазами. От неожиданности очередного шока Людмила смешалась, потеряла равновесие и нелепо балансируя руками, грохнулась на пол.
- Ой, Сергей Валентинович, помогите, миленький!- застонала она, но еще до ее крика Сергей сорвался с места и бросился к ней.
- Простите, простите, простите меня, Людмила...Люда...Людочка...- повторял он возбужденно, растирая и массируя Людмилину щиколотку. Я должен был помочь, болван старый, неуч невоспитанный...Вот дурак!- сказал он и смутился, посмотрев в широко раскрытые от удивления глаза Людмилы.
- Я имела в виду, бабе Кате помогите,- растерянно сказала Людмила, и они одновременно посмотрели на кровать, откуда на них сурово глядела баба Катя.
- Людмила, что с тобой сегодня?- строго спросила она.
Людмила заплакала и уткнулась носом в подушку бабы Кати. Одновременно с ней заплакала Машка, проснувшись от шума и крика. Людмила, удивленная, подняла голову.
- Это моя,- смущенно произнес Сергей Валентинович и глазами показал на детскую кроватку, стоящую в темном дальнем углу.
Людмила подошла к кроватке и взяла Машку на руки. Машка засмеялась, ухватилась за Людмилин нос и сказала «пи». И шло от Машки тепло дома, и радость жизни шла от этого маленького тельца. И вообще было хорошо.
Людмилин взгляд задержался на детской кроватке.
- Откуда она у Вас...у тебя?- поправилась она под настойчивым взглядом Сергея.
- А баба Катя дала, - с усмешкой ответил Сергей,- наверное, хранила на чердаке специально для этого случая.
Людмила внимательно посмотрела на бабу Катю.
- Бабушка Катя,- спросила она, заранее не надеясь услышать правдивый ответ,- откуда она у тебя?
- Да одни люди отдали,- уклончиво ответила баба Катя.- Кто такие? Ты их все равно не знаешь, это еще до твоего рождения было.
- И ты никому больше эту кроватку не давала? –продолжала допытываться Людмила.
- Да нет, как-то не пришлось,- ответила ничего не подозревающая баба Катя.
Людмила могла поклясться, что видела и не раз эту кроватку. Она подошла к ней и повернула к свету заднюю спинку. На темной мореной поверхности дубовой спинки виднелась царапина.
- Это, наверное, я процарапал, когда по лестнице спускался,- заметив ее замешательство, сказал Сергей.- Ничего, я снова закрашу и лаком покрою, так что ничего не будет видно,- успокоил он бабу Катю, стушевавшуюся под пристальным взглядом Людмилы.
- Вы бы уже шли домой,- раздраженно сказала баба Катя.- Девчонка есть, небось, хочет, да и вам отдохнуть надо. Завтра приходите, если что надо будет,- и устало закрыла глаза.- Идите уже. Дайте старухе отдохнуть.Тяжелый день выдался...
Сергей и Людмила, стараясь не шуметь, тихонько вышли из дома. Людмила несла, прижав к груди, Машку, а Сергей тащил не столько тяжелую, сколько неудобную кроватку. Через несколько метров они остановились, о чем-то переговорили, затем поставили кроватку на землю, посадили в нее Машку, взялись с разных сторон и понесли вместе все разом.
Баба Катя хотела встать с кровати, когда председательский газик вновь взревел у дома. До ее слуха донеcся раскатистый Агафоновский голос, и в ту же секунду дверь отворилась, пропустив в дом сначала самого владельца этого голоса, а затем роскошное создание в белом халате и с белым чемоданчиком.
- Быстро, Наталья,- по-военному коротко командовал Агафонов.- Если с бабой Катей что случится, то сама понимаешь, нам с тобой лучше не жить!
Наталья молча растегнула чемоданчик и достала одноразовый шприц, единственный экземпляр которого хранился у нее уже как год для показательных целей. По лицу Натальи нельзя было догадаться о ее эмоциях, мало того, это самое лицо Натальи напрочь отметало любые сомнения о существовании этих эмоций вообще. Наталья достала ампулу и высосала шприцом ее содержимое. Лекарство произвело неожиданный эффект. Сначала бабе Кате показалось, что внутри нее разорвалась бомба. Она вскинулась, начала жадно и прерывисто дышать, затем вся покрылась красными пятнами. Она попыталась встать с кровати, но, ощутив под собой потерявшие силу ватные ноги, в удивлении замерла на секунду и упала навзничь, на несколько секунд потеряв сознание. Когда слух и зрение вернулись к ней снова, она услышала тревожные крики Агафонова и причитания обычно невозмутимой Натальи.
-Тихо вы, тихо,- прикрикнула на них баба Катя и, с трудом поднявшись и держась за спину, ушибленную при падении, дошаркала до окна и приоткрыла занавеску.По улице, уже прилично отдалясь от бабы Катиного дома, шли два человека, мужчина и женщина. Они несли детскую кроватку.
- Заладится!- уверенно сказала сама себе баба Катя.
- Заладится!- глядя через ее плечо, подтвердил Агафонов и с осуждением посмотрел на бабу Катю.- Баба Катя, что же ты делаешь?! Это ж мне через девять месяцев нового библиотекаря искать надо будет!
- Через семь,- все еще глядя вслед уходящим, поправила баба Катя. Потом, повернувшись к Агафонову, пояснила:
- Не доносит она маленько.- Потом опять посмотрела в окно и добавила с улыбкой,-но мальчонка родится хороший. Петькой назовут.
Агафонов устало опустился на стул.
- Наталья, ну-ка померяй мне давление!- приказал он.
- Ой, не до Вас мне, Николай Иванович,- сказала Наталья, дрожащими руками отсчитывая капли валерьяны на кусочек сахара,- подождите немножко.
- Что ж ты, баба Катя, делаешь!- приходя постепенно в себя, пожурил Агафонов, - двух человек сегодня чуть не угробила! Ты бы подумала о нас сначала! Мы же не вечные, не как некоторые, правильно я говорю, Наталья?
Глядя на Наталью, вслушивающуюся в таинственное проникновение валерианы в ее организм и являющую собой образец живой укоризны, можно было бы со 100-процентной уверенностью сказать, что думает Наталья о сегодняшней выходке бабы Кати. Но она стоически промолчала, только может быть слишком туго обернула жгутом руку председателя и слишком много воздуха пустила вовнутрь этого жгута.
- Наталья,- вмешалась в ее священнодействие баба Катя,- а что это ты такое влила в меня страшное сегодня, что меня аж в жар бросило?
- Это я от волнения ампулы перепутала,- невозмутимо ответила Наталья.- Вместо эуфилина хлористый кальций сделала.
- Ну, специалисты, ядрена корень!- возмутился Агафонов.- Твое счастье, баба Катя, что у нее цианистого калия под рукой не оказалось!
- Ладно, что теперь уж об этом говорить!- отмахнулась баба Катя.- Садитесь, чай пить будем!
Эх, любит народ на Руси почаевничать! Говорят, в Японии тоже целый обряд существует по искусству чаепития. Но там смотрят, как поставить прибор да как чашку взять. Наслаждаются ароматом чая и тишиной. Чинно попили, поклонились и разошлись каждый по своим делам. У нас не так, нет! У нас что чай, что водка нужны, чтобы поговорить, а не напиться. Душу раскрыть, совет послушать, себя зауважать. Эх, любит народ на Руси поговорить!
- Так вот, Наталья, лежали б мы с тобой благодаря бабе Кате, как два голубка,- уже окончательно успокоившись и расслабившись, говорил Агафонов Николай Иванович и улыбался, представляя себя в одном гробу с пышногрудой Натальей.- И превратились бы мы с тобой в прах земной, и никто бы о нас и не вспомнил...Что скажешь на это, баба Катя?
- А откуда ты взял, что человек в прах превращается?- наливая себе очередную чашку чая, отвечала баба Катя.- Тело наше что дождь: водой в землю уходит, паром воскресает, дождем вновь на землю возвращается. Вода колос напоит, колос зерно родит, зерно новой жизни новую плоть даст. А души наши по кругу ходят. Душа себе новое тело выберет и вновь в мир явится.
- Откуда ты знаешь все это, бабушка Катя?- спросила Наталья.
- Да как же мне это не знать, коли я вас все время провожаю да встречаю!- ответила баба Катя.
- Да как же ты нас узнаешь, если, как сама говоришь, мы все время в новом обличье приходим?Может быть, это и не мы вовсе?- Агафонов, задавший свой вопрос, даже чай отставил, так ему интересно было, как же баба Катя выкрутится из этой непростой ситуации. Но баба Катя даже бровью не повела.
- Тело что платье,- ответила она.- Вот ты человека разве по платью узнаешь?
- Нет, конечно, -возразил Агафонов,- по фигуре, по лицу... Да мало ли еще по чему!- закончил он и посмотрел на бабу Катю.
- А постареет человек, фигура сгорбится, лицо морщинами покроется, что, тогда не признаешь?-прищурившись, спросила баба Катя.
- Да сразу, пожалуй, что и нет...- задумался председатель.- А если долго общаться,то, конечно, признаю.
- То-то! Или вот например, встретишь ты в чужедальнем краю старуху, похожую на бабу Катю. Как узнаешь, она это или не она? –продолжала допытываться баба Катя.
- Так спросить же можно,- вмешалась в разговор Наталья,- бабушка, баба Катя ты или не баба Катя?
- А она, как на грех, тоже баба Катя. Тогда как?- чувствовалось, что баба Катя гнет свою линию и медленно подводит своих собеседников к единственно правильному решению вопроса. Но Наталья не хотела сдаваться :
- Так еще спросить что-нибудь можно, например, а знаешь ли ты, бабушка медсестру Наталью из деревни такой-то?
- А у бабушки, как нарочно, диагноз – ретроградная амнезия,- предположил Агафонов, начавший постигать логику бабы Катиных рассуждений.- И что тогда?
- Нет,- сказала Наталья,- что хотите говорите, а бабу Катю я всегда узнаю. Мне и имя не надо спрашивать. Я по глазам узнаю!
Баба Катя улыбнулась:
- Это потому, что душа через глаза человеческие на мир смотрит.
Мысль о вечном делала жизнь значительнее и интереснее. Но и вопросов рождалось много. И вопросы были очень важные, потому что от их решения зависело качество жизни.
-Что ж, наши души по кругу ходят и ходят, а смысл в чем? – не унимался Николай Иванович.
- Не дано нам понять премудрости породившего нас,- отвечала баба Катя.- Да только если душа от грязи земной очистится, станет она легкой и полетит. И перейдет в новый круг жизни. Что там? Не знаю я. Не удостоили меня еще.
- Да если мы не первый раз живем, что ж мы ничего не помним?-продолжал ей не верить Николай Иванович.
- Почему не помним?- возразила баба Катя.- Душа твоя все помнит, все твои ошибки и мысли, и знания , и дела. А телу твоему зачем помнить о прошлом? Бог милосерден. Он отбирает память у тела. Ведь жизнь наша в основном из потерь состоит. Боль и беда душу закаляют, несчастья взращивают ее. Горе человеку во благо дается. Зачем тебе об этом помнить? Ты в мир приходишь и снова живешь мечтой о счастье. В этом и состоит мудрость жизни.
...
- Ну-ка, Иван, остановись,- распорядился Агафонов и вышел из машины. Мысли об утреннем разговоре все еще бередили его.
- Иван, как ты думаешь, ты летать сможешь?- спросил Николай Иванович, оглядывая пожухлые ростки на колхозном поле.
- Не знаю,- ответил, ничуть не удивившись вопросу, Иван.- Иногда мне кажется, что могу. Во сне я часто летаю,- застенчиво улыбаясь, добавил он.
- Молодой ты, растешь во сне, потому и летаешь,- объяснил Агафонов. Потом посмотрел вслед Ивану и задумчиво произнес:
- Да ты, может, и полетишь...- Он немного постоял, о чем-то думая, потом несколько раз приподнялся и опустился на носки, будто измеряя земное притяжение, и, решившись наконец, подпрыгнул, подняв вокруг себя облако дорожной пыли.
- Тяжелый я,- смущенно объяснил он Ивану, с удивлением посмотревшего на него. И тут же радостно добавил:
- Держит меня земля, Иван, не отпускает! Да-а,- добавил с удовлетворением он,- видать, мне еще не раз дождем на землю пролиться!
Немного помолчав, Агафонов вновь обратился к Ивану:
- Главное, Иван, ну откуда ей, старой, знать, что человек на 80 или на 90? процентов из воды состоит?! Так во что же мы после смерти превращаемся? В воду, конечно! А для воды преград нет.Она или под землю уйдет, рекой вытечет, или паром поднимется, дождем выпадет. Пусть моя душа по кругу ходит, но и тело не хочется в темнице держать. А когда знаешь, что и тело твое после смерти свободным будет, так и помирать не страшно!- Агафонов посмотрел на выцветшее небо, на котором не было ни единой тучки и мечтательно добавил:
- Эх, кабы мой дед да на мое поле выпал!
- А чем Ваш дед знаменит был?- спросил Иван.
- Плодовитый мой дед был,- с гордостью ответил председатель,- Шестерых детей имел и все живы по сей день. В 94 года второй раз женился, через год после смерти моей бабки. Молодую взял...
- Как молодую?- не понял Иван.
- Относительно, конечно, но таки на 20 лет моложе его! Хвалился, что живет с ней как молодой. Умер в 96. Прожил бы и больше, кабы в пьяном виде на скаку коню под ноги не свалился.
- Да, знатный дед!- с завистью произнес Иван.- Дай мне бог,- добавил он,- в 96 лет в трезвом виде на коня взобраться!- Иван посмотрел на Агафонова и вдруг весь изменился в лице. Радость и испуг попеременно сменялись на нем.
- Николай Иванович,- почему-то шепотом произнес он.- Вы только посмотрите...
Агафонов оглянулся назад. С запада, быстро надвигаясь, шла темно-синяя грозовая туча.
- Ну, Иван, заводи машину!-радостно закричал Николай Иванович.- Если это мой дед мои молитвы услышал- мало не покажется!
Газик взревел и, помчался, подгоняемый крепчающим ветром.
Облако пыли, вздымленное исчезающей вдали машиной, постепенно рассеялось, ветер стих. Особая, физически ощущаемая тишина, повисла над миром. Небо все ниже и ниже опускалось над землей, медленно меняя оттенки от темно-синего к фиолетовому, словно пронизанному кровавыми прожилками. Ожидание сделалось нестерпимо жгучим, наполнив атмосферу тяжелым магнетизмом.
И когда напряжение достигло пика, сверкающий столб молнии криво раскроил небо и вошел в землю. Страстным и знойным дыханием давно заждавшейся женщины ответила земля, задрожала, сраженная победным грохотом торжествующего неба, и, обессиленная от долгого томления, покорно предоставила свое тело бесстыдным ласкам дождевых струй.
Падали с неба прошлые и будущие жизни, закипала и пенилась бурлящими водоворотами живительная влага. Чья-то кровь, чьи-то слезы и пот сливались в единый поток и наполняли своей силой и энергией земную плоть, заставляя прорастать зерно и плодоносить дерево.
Продолжался вечный круговорот жизни в природе...